Они остановились на пороге. Cолнечная дорожка, по которой они шли, исчезла. Тяжёлые двери за ними захлопнулись наглухо, и они оказались во тьме.

– Ой! – визгнула Мэг и цепко ухватилась за обоих спутников. – Голова поехала!

Но поехала не голова, это закружилась, уходя вниз, башня, и вдруг остановилась, и впереди вспыхнул свет. Они пошли на свет. Было очень холодно. В небольшой зале, куда они вошли, окон не было, и повсюду горели длинные розовые и голубые свечи в золотых канделябрах. Свечи были не живые, жаркие, а какие-то мёртвые, холодные.

– Это, как его? Иллистричество, – шепнул Метьер, – искусственный огонь, у нас его Гаспар изобрёл, а тут… – о н пожал плечами.

А посреди залы, на возвышении, стоял гроб из зелёного дерева миш. Оно растёт только в стране Рэш, и по твёрдости не уступит мрамору. И стены залы были зелёные, тоже из этого дерева. У гроба на зелёном троне сидел принц Чалтык в зелёном же богатом халате, украшенном розовыми и голубыми, под цвет свечей, драконами. По щекам принца – или колдуна – текли… нет, не зелёные, а самые обыкновенные слёзы, впрочем, тоже разноцветно посверкивающие. Во всём был какой-то перебор, и смешливый Метьер глупо хихикнул. Тут же принц вскочил, гневно вскинув брови, но, сдержав себя, снова присел на трон. Метьеру померещилось, что в усах его тоже мелькнула усмешка, даже наверняка померещилось, потому что было видно, в каком он нешуточном горе. Он махнул рукой, приглашая друзей ближе к гробу. Они поднялись по ступенькам и… долой лишние слова! Под тонким хрустальным стеклом в гробу лежала принцесса Кэт.

Она была в таком же жёлтом платье, как тогда, когда Алекс увидел её в первый раз, и на устах её была такая же улыбка, которая свела с ума юного принца, заставила его бежать от своей королевской доли в поисках украденной прекрасной дамы, и превратила в лицедея и скитальца Гистриона. Злоба и слёзы подступили к горлу, и он, сжав кулаки, резко развернулся в сторону Чалтыка. Метьер натянул тетиву.

– Я не виноват, – кротко сказал, поднимаясь, колдун, и выставил вперёд ладонь. – Не совсем виноват, – поправился он.

И тут вмешалась Мэг. Как вы думаете, что испытывает человек, увидев в гробу самого себя?

– Подлый фокусник! – зашипела она. – Не верьте ему, он… – пена пошла у неё изо рта, и она забилась на полу.

– А, злобная колдунья Мэг! – закричал Чалтык, как бы в исступлении. – Это она, она умертвила Кэт! – он громко свистнул, и два чудовища, похожие на сильно увеличенных летучих мышей, явившись неведомо откуда, уволокли несчастную Мэг в какую-то дыру. А Чалтык усадил Гистриона вместо себя на трон.

– Послушай, Алекс, да, я виноват, – с сердечной сокрушением говорил он, как бы не замечая направленной в него стрелы Колобриоля. – Я силой чародейства увёл за собой Кэт. Ну что же! Каждый добивается победы, как умеет! Но я забыл про козни злобной и очень сильной колдуньи Мэг. Она давно покушалась на мои чародейские книги, на мой замок, и на самую мою жизнь. Но я не думал, что она влюблена в меня. Да-да, это страшилище смело на что-то надеяться! – (Не забывай, читатель, что колдун был в молодом обличии, и довольно хорош собой!)

– Она желала за меня замуж – ха-ха-ха! – продолжал он. – Но я наотрез отказал ей, и прогнал её! И тогда, с помощью своей бабки и её жутких чар, она проникла сюда в моё отсутствие и отравила Кэт от ревности ко мне, и сама призналась, что противоядия этой отраве нет! И вот теперь она привела вас, вероятно, чтобы вы убили меня, – он указал рукою на Метьера. – А я… я ни в чём не виноват, мне так же горько, как и тебе, Алекс, ведь я тоже любил её больше жизни! – и он затрясся, и, склонившись на гистрионово плечо, принялся орошать его обильными слезами. – Давай, дорогой Алекс, продолжал он сквозь слёзы, – подвесим эту Мэг за ноги на цепях к днищу этой залы, ведь мой замок висит в воздухе, и она будет болтаться над пропастью вечно, а? Хорошо я придумал? – и он истерически захохотал.

Алекс брезгливо отстранился от него.

– Я, – сказал он горестно, – я ничего не знаю. Жизнь моя потеряла смысл. Делайте, что хотите. – Он встал и склонился над трупом своей безвозвратно потерянной Кэт.

– Как что хотите? – вскричал Метьер, – тут надо разобраться!

– Ты кто такой?! Я тебя не знаю и не звал, – зарычал Чалтык. – Хей-гоп! – гаркнул он, и из каких-то верхних скрытых люков снова появились летучие страшила. Метьер не был бы победителем Робина Гуда, если б не успел пустить в одного из них стрелу, но она отскочила прочь, будто тот был железный. Чудовищные мыши подхватили Метьера и унеслись куда-то в потолочные люки. Бедный Гистрион этого не заметил. В каком-то бесчувственном оцепенении он склонился над мёртвой невестой, неотрывно глядя на её улыбку и почти не понимая, кто он, где находится, и что с ним происходит. Тут кто-то слегка ударил его по плечу.

– Поверь, Алекс, ради нашей дружбы, – сказал Чалтык, и Гистрион стал вяло соображать: кто перед ним и когда это они дружили? – Поверь, я любил её, может быть, не меньше тебя, да-да, но что же делать? Не отрекаюсь, что я колдун, и довольно сносный э-э специялист – вот, иностранное словцо выучил – ха-ха! В общем, я многое умею по своей профессии, но воскрешать – нет, не умею. Честно. И не знаю, кто умеет, не знаю. Советую тебе кончать весь этот маскарад, – он дёрнул струну висевшей на спине Гистриона лютни, на секунду выпустив длинные когти и опять спрятав их в подушки пальцев. Гистрион содрогнулся.

– В общем, поезжай домой и спокойно правь своим королевством. Тебя давно ждут. Ведь наследника-то другого нет.

– Хорошо, – сказал начавший соображать Гистрион, – но Кэт я возьму с собой. А где Метьер?

А Метьер, сверкая своей обворожительной улыбкой, против которой не мог устоять никто, в это время обучал летучих мышей стрелять из лука, и они так полюбили его, что, получив мысленный приказ хозяина, никак не хотели его отпускать.

А Чалтык никак не хотел отдавать гроб с телом Кэт, он упирался, кричал, что сам, своими руками похоронит её во внутреннем саду, там тепло и хорошо, почему он должен отдавать её в холодный склеп на далёкий север?!

Тут встрял принесённый мышами Колобриоль.

– Минуточку. А кто из вас её муж?

Оказалось, никто из них не муж.

– А значит, – сказал Метьер, – надо отдать её родителям, и пусть хоронят её в родовом замке. У неё же есть родители?

– Отец. Смешной король. Прозвище такое, – прошептал обескураженный Гистрион: про то, что надо сообщить отцу, ему и в голову не пришло.

– Ну вот. Надо послать гонца. Ясно? И второе: надо разобраться с Мэг. В самом деле она виновата, или это клевета? Туда, куда носили меня эти мышеобразные ребята, – сказал он, кивнув на двух крылатых чудищ, почему-то застрявших здесь и умильно на него смотрящих, – я её не наблюдал. Где она? – обратился он и к Чалтыку и к ним. Мыши выразили готовность ответить, а может и принести Мэг сюда, но тут колдун взорвался.

– Кышь отседа, уроды! – завопил он, и они во мгновенье исчезли, а он продолжал орать.

Он орал о том, что отдаёт им гроб, какого им ещё рожна! Этот волосатый, как обезьяна, стрелок пусть скажет спасибо, что уходит отсюда живым, а то разевает пасть про каких-то гонцов! А что касается Мэг, то не их свинячье дело, у него с ней свои счёты!

– Всё, всё, всё! Хватит лясы точить! Никаких Мэг! Никаких Смешных королей! Пошли вон! – и молодой Чалтык тут же превратился в старика, то есть принял свой настоящий облик. «И чем я его так рассердил?» – недоумевал Метьер.

Но недоумевал он потом, а сейчас зелёные колонны, державшие свод зала, зашатались, стали трястись, отделились от пола и потолка, причём он не обрушился. У колонн выросли короткие крепкие ноги и загребучие руки с цепкими пальцами. Две колонны схватили гроб, а две – Гистриона и Колобриоля, и, кружась, понесли их к выходу. Колонны размахнулись, прокричали что-то типа «Три-четыре!» – так вспоминал потом Метьер, и перешвырнули друзей и гроб туда, откуда они явились. На удивление мягко опустились друзья на камни, рядом плавно приземлился гроб, а замок колдуна Чалтыка ушёл вниз, в пропасть. И туман сомкнулся над ним.

Гистрион взглянул на Кэт. Она лежала так же ровно и ни один волос не был потревожен. И вдруг ему померещилось, что у неё на щеках выступил румянец, будто от стремительного перелёта. Ужас окатил его с ног до головы, он моргнул раз, моргнул второй – и румянец исчез. Спасаясь от жары, друзья перенесли гроб в пещеру, найденную Метьером и поставили ближе к выходу, к свету, чтоб Гистрион мог видеть лицо своей несостоявшейся жены.

– Вот я и нашёл тебя, наконец, – сказал он, обращаясь к Кэт, сел на камне возле гроба и впал в оцепенение: ни на какие вопросы не отвечал и вообще перестал участвовать в жизни. «Временно сошёл с ума», – как потом определил его состояние Метьер. А сам он стал активно думать, что делать дальше – с гробом, с Алексом и вообще. Мысли крутились прежде всего возле Книгочея. Ведь он бы, наверное, мог воскресить Кэт. Но как его вызвать, ведь он появлялся только тогда, когда сам этого желал. И второе: плохо, что не разобрались, действительно ли Мэг отравила Кэт, или колдун её оклеветал. Но как тогда ей помочь, ведь замок спустился в пропасть, не кидаться же туда вниз головой. Так, размышляя, Метьер потихоньку задрёмывал, солнце горело, и день пока длился.

А в замке Чалтыка в это время происходило вот что: в одном из подвалов, или чердаков – кто их разберёт, если всё подвешено в воздухе! Пусть будет подвал. Так вот, в одном из подвалов, где было всё, чему полагается быть у колдуна: сушёные змеи, ящерки, крокодилы – одни висели под потолком, другие кипели и булькали вместе с травами в четырёх котлах… (Впрочем, этим занимался не сам Чалтык, а его двойник, который сейчас отсутствовал. У самого Чалтыка были дела поважнее, чем изготавливать яды.) Так вот, посерёдке подвала на кольцах, прикованных к потолку, с вывернутыми назад руками висела Мэг, и лицо её было ещё более обезображено болью, а пот и слёзы казались кровавыми от отблесков горящих под котлами костров. Возле неё стоял Чалтык в молодом обличии: так у него было больше сил пытать жертву. В руке, одетой в особую перчатку, он держал раскалённую докрасна металлическую кочергу. Пытка длилась долго.

– Так говори же, противная уродка, на чём держится Мироздание, в чём его секрет, ну? – и он ожёг её кочергой.

– А! А! – застонала обессиленная и не могущая кричать Мэг. – Я уже го-во-ри-ла… это зна-ет только ба-буш-ка… – И она потеряла сознание.

…Очнулась она в том же подвале на вонючей подстилке. Вокруг и по ней ползали и прыгали предназначенные в котёл насекомые и всякие змеи-лягушки. Напротив её глаз сидела и шевелила усами большая крыса. Но у Мэг – пока она в этом обличье, будем её называть так – не было сил ни кричать, ни отстраниться. И это благополучная всего несколько лет назад принцесса, папина доченька, капризуля и неженка лежала сейчас оборванная, грязная, в ожогах и в облике страшилища! Мыслимое ли дело, как могло это случится с ней, почему с ней?! Невероятно! Немыслимо! Но это случилось, и заметь, читатель: случиться э т о, как, впрочем, и всё другое, может с каждым и в любое время. Я подчёркиваю В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ И С КАЖДЫМ! Со мной тоже, знаете, бывало… Но не будем о личном!

Итак, Мэг открыла глаза. Над ней склонился старик в халате. С его жёлтых клыков капала горячая от злобы слюна и прожигала подстилку насквозь! Чалтык скинул все маски приличия.

– Что же твоя бабка не спасёт тебя, а? Или не возвратит прежний облик? Силёнок не хватает? Конечно, откуда у светлых сил – сила? Ха-ха-ха! Сила-то вся у нас, у тёмных! – он захохотал и стегнул принцессу кнутом, но она не пошевелилась.

– А может, спасёшь себя сама? Сумела же дорожку из луча протянуть! Что? Не спасёшь? Ладно. Замуж я такую страхолюдину не приглашаю, – сказал горбатый, с двумя клыками во рту, урод. – Превратить тебя снова в Кэт может только поцелуй принца Алекса, но он вскоре будет править королевством с другой королевой, если только мой дурак – двойник, принявший облик Кэт, не заскучает в гробу и не воскреснет по дороге, и твой женишок не повернёт назад. Хотя не исключено, что он и вовсе не доберётся до дома: из пустыни вылетел ветер сирокко, он сжигает всё живое на своём пути. Сейчас я превращу тебя в птицу, и можешь лететь… куда хочешь. Не погибнешь в потоке ветра – твоё первое счастье. Сумеешь отыскать Алекса и ПОЖАЛЕЕТ он тебя, птицу, превратишься… нет, нет… ха-ха-ха! Снова в безобразную Мэг – это будет твоё второе счастье. А дальше он должен полюбить Мэг и поцеловать ЕЁ – и ты станешь Кэт, это будет третье счастье, но ты уже будешь старушонкой к тому времени, и К э т, конечно, тоже, так что не тяните с поцелуями! А то ваше третье счастье сгниёт в могиле! – и мерзкий колдун загыгыкал, довольный.

И вдруг стал серьёзен, склонился над Мэг и сказал тихо:

– Но есть всего одно счастье, зато такое огромное, что застилает собою все три. Ты узнаешь у своей бабки Феи тайну Мироздания, а я – уж будь спок! – сумею найти способ сделать тебя снова молодой и красивой. Сам я приму облик прекрасного принца – хочешь, он будет немного похож на Алекса? – сказал он без тени улыбки и даже как-то просительно. – Мы поженимся и будем вечно молодыми. А главное, благодаря тайне Мироздания, мы будем властвовать и править всем миром. Вдвоём! А, что скажешь? – и вожделенная слюна снова закапала с его клыков.

– Даже если я буду знать… эту тайну… ты её не узнаешь… никогда, – с трудом произнесла Мэг.

– Ну что же: ты разменяла одно большое несомненное счастье на три маленьких сомнительных, – Чалтык зачерпнул ковшом из кипящего котла сильно вонючую жидкость и плеснул на Мэг. Если бы она и закричала, то никто бы этого не услышал, потому что она мгновенно растворилась, а на подстилке сидела мокрая птица.

– Вот кто получился у нас, – произнёс Чалтык удивлённо, будто сам не знал, что выйдет. – Ну, нечего рассиживаться: сирокко приближается! – Он загрёб квёлую птицу в ковш, и, открыв подобие форточки, вытряхнул вон. – Сирокко тебя высушит, упрямая девчонка!

Потом он растолкал спящую у котла гориллу и послал в хлев покормить летучих жирафа, слона и страуса, чтобы когда промчится ужасный ветер, прошвырнуться в мир и посмотреть на последствия его разрушительного полёта.