Двери лифта открылись, как только Максим нажал кнопку вызова. Услужливо, не в пример утреннему нерасторопному родственнику. Он выбрал нужный этаж, и пока полупрозрачная кабина ползла вверх, достал из сумки укрытую от следствия электронную читалку.

Развернул, включил и стал читать проступивший на гибком экране текст.

"Метеорит Ходжс.

1954 год. Осень. Алабама. Сладкую диванную дрёму Анны Ходжс прервал… метеорит. Пробив крышу дома, огненный шар упал на ногу домохозяйки. Четырёхкилограммовый привет из космоса. В каком-то роде, даже счастливый лотерейный билет – Анна Ходжс, отделавшаяся лишь повреждениями ноги, мгновенно обрела известность. А метеорит отправился в Музей естественной истории Алабамы.

Другие случаи падения метеоритов на людей:

– Метеорит размером с горошину упал на немецкого школьника…"

Лифт замер, сообщив об остановке мелодичным переливом, Максим выключил электронный лист.

Что ж, метеорит или пуля, нога или грудь. Когда в твою жизнь врывается что-то опасное, любая статистика и вероятность события идёт к чёрту. Тебе либо везёт, либо нет. Если не считать везением каждый прожитый день. В котором, возможно, ты даёшь себе ответ на вопрос "Ты хочешь измениться?"

И этот ответ: "Нет. Я не хочу меняться".

АЛЬЕНДЕ

Я не ищу, я – нахожу.

Сальвадор Дали

1

Однажды в четвёртом или пятом классе, Макса оставили убирать классную комнату, чью роль выполнял кабинет географии. Внеплановое дежурство досталось по случаю хулиганской выходки: Дюзову и его другу Пашке хватило одного урока, чтобы заметно преобразить парту и бледно-серый линолеум на заднем ряду. Две шариковые ручки породили многочисленные машинки, вертолёты и танки; при участии десятка пешеходов всё это "искусство" вылилось в симбиоз кровавого дорожно-транспортного происшествия и небольшого вооружённого конфликта. Назвали: "Битва за Донбасс". На Тараканова, усатого географа, творчество начинающих баталистов не произвело впечатления, и он потребовал удалить художества. Отмывать линолеум от шариковой ручки – задача не из лёгких. Друзей оставили после уроков.

Вдвоём в огромном классе. Сначала они устроили гонки на стульях, затем сыграли в футбол пластиковыми заглушками от стульев, а кульминацией отрыва стал заезд на огромной тумбе под проектор. Вооружившийся указкой, Макс продирался на "квадратном коне" сквозь тесные ряды, сзади толкал Пашка, с парт сыпались стулья, звучал дружный смех. Затем они выудили из шкафа огромный, дырявый глобус, и, объявив его "Глобусом Грузии", раздербанили до совершенного непотребства.

Когда Макс снял с головы "Грузию", взору открылась печальная картина кабинетного постапокалипсиса. Мог ли Таракан представить, во что выльется их внеплановое дежурство? Могли ли друзья вернуть классу хотя бы подобие былого порядка и избежать ещё большего наказания?

Вопросы, заданные в прошлое, подразумевают не ответы, а ностальгию. И немного сослагательной фантазии. Эх, если бы…

Вот если бы у Макса тогда была возможность восстановить кабинет географии из резервной копии.

***

Дюзов встретил волны памяти доброй улыбкой, качнулся на них и с удивлением осмотрел кабинет профессора.

– Так что, располагайтесь, зовите меня, если что, я тут рядом буду, в пятьсот четвёртом. А до вас здесь ещё никого, ночью восстановили, никто не был… да и зачем… – Мариута Аргентиновна шмыгнула носом и, открыв рот, провела платочком под сливовым макияжем глаза.

– Спасибо, если понадобитесь, вызову… эм-м, найду.

– Обязательно. Всем, чем можем, так сказать. – Начальник кафедры затолкала платочек в рукав и исчезла в коридорном течении.

Максим дёрнул бровями. Если бы не табличка на входе, он бы ни за что не поверил, что находится в помещении, где пару дней назад чернел превращённый в "мангал" системный блок, а из стены, будто из творожного пирога, отщипнули кусочек бетона. Максим присел, провёл рукой по ровной поверхности и, почувствовав идущее от краски странное тепло, немного надавил. Под пальцами словно треснула скорлупа пустого яйца. На пол посыпалась бетонная крошка. Максим "вскрыл" прежнее углубление. Выемка, обнаруженная криминалистом на прошлой неделе, никуда не делась – её лишь прикрыл тонкий слой восстановленной отделки. Видимо, копирующее устройство не проникает глубоко в стены.

Дюзов начал задумчиво очищать края от облоя. Вот так и с людьми – не заживают раны, не зарастают, а только прячутся от безучастного и поверхностного взгляда окружающих. Потери, утраты остаются навсегда, даже если кажутся забытым. Выкинул из головы, избавился, забетонировал, а тронешь – болит. Внутрення пустота ноет под тонкой маской социального благополучия. И заполнить эту пустоту может лишь что-то важное, сложное, объёмное и настоящее, имеющее собственный вес, а не обман увесистости.

Вспомнилась байка про отца, заставившего сына вбивать в забор гвозди. "Это обиды, которые ты наносишь окружающим", – сказал отец. А когда сын справился с заданием, приказал выдернуть все гвозди. "Это твои извинения, попытка исправить". Извлекать гвозди из досок оказалось значительно сложнее, чем забивать. Да и дырки остались. Навсегда.

Максим покрутил в пальцах кусочек бетона и зачем-то спрятал в карман. Потом закрыл дверь, собираясь приступить к работе, но вспомнил о понятых. Точнее, об их отсутствии.

Максим прошвырнулся по коридору, но с "незаинтересованными в исходе уголовного дела лицами" возник неожиданный дефицит. Несколько институтских сотрудников поспешно отказались, сославшись на занятость, один, в мятом бледно-оранжевом халате, даже не обернулся на отклик, скатившись по лестнице, как просоленный морем матрос по трапу. Более-менее статичная фигура попалась в тупике отданного кафедре этажа, у терминала справа от двери с электронной табличкой "Склад".

– Здравствуйте, – приблизился Максим, – Следователь Дюзов Максим. У вас тут случилось по соседству на этаже, надо побыть понятым.

Фигура застыла и промямлила в ответ что-то нечленораздельное.

– Вы кем работаете?

– Лаборант второй категории, – настороженно, но не без гордости ответил парень.

– Отлично. Ну что, поможете?

– Но, я… Извините, подтвержу возврат. – Он повернулся к терминалу и быстро закончил общение с сенсорным экраном. Напоследок приложил карточку, немного поспешно, потянув сам себя за шнурок на шее.

– Спасибо, что согласились, – поблагодарил Максим и, не давая лаборанту опомниться, развернулся и зашагал в сторону кабинета профессора. – Это не долго, минут на десять. – Успокаивающая ложь, на которую приходится идти практически каждый раз. Он знал, что осмотр займёт минимум час. Издержки должности.

– Хочу предупредить, что вас может проверить процессуальный контроль, – сказал Максим уже в кабинете.

– Зачем?

– Работа у них такая. Звонят иногда понятым, просят рассказать, где были, что видели, от начала и до конца. Что было до этого. Присутствовал ли ответственный за кабинет, в нашем случае, руководитель кафедры.

Лаборант показательно осмотрел кабинет.

– И что мне отвечать?

– Что была. Открыла, впустила, присутствовала при осмотре. Просто сейчас Мариута Аргентиновна занята, сами понимаете, вы же работаете здесь… А у меня своя работа, и тоже ждать не может. Так что представим, что начальник кафедры с нами, как и второй понятой. К тому же ваша начальница не самая приятная женщина, понимаете меня?

Максим посмотрел на парня – не попался ли дотошный правдолюб? Тот кивнул. Похоже, всё в порядке: с присутствием при осмотре "ответственного за кабинет" справится воображение. На кивок лаборанта легко вешалась бирка: "Всё что угодно, только побыстрее".

"А вот этого не обещаю, – подумал Дюзов. – Уж извини".

– Вы присаживайтесь, а я приступлю.

Лаборант обречённо опустился на стоящий у стены стул и выудил из кармана смартфон, лицо озарилось глуповатой улыбкой. Максим тут же забыл про него, переключился.

Аккуратный, чистый кабинет, если не считать только что разворошенной прорехи. Как и прежде, на предметах заклеены шильдики, книжки стройными рядами застыли на полках. Порядок, не придерёшься. Максим сел за стол и пробормотал:

– Удачной охоты, Каа.

Так, для начала – ящики. Достал стопки бумаг, скреплённые зажимами и честным словом, полистал огромные неудобные блокноты, исписанные формулами и вычислениями. Похоже, профессор Булгарин был слеплен из странного теста: не доверял электронике, а компьютеров, видимо, даже побаивался. Максим отъехал на стуле и заглянул под стол: вот он, будущий "мангал", целый и дьявольски пыльный, как бутылка вина из Наполеонского погреба. Зачем было жечь, если им никто не пользовался? Или пользовался?

Максим подкатил к столу, взял клавиатуру, включил компьютер – "введите пароль"… ну конечно. Покурить электроника не предложит… Он повернул голову в сторону понятого – увлечён "карманной игрушкой" и вряд ли поможет с никотином. Да и стрелять у такого стыдно.

Нельзя думать о сигаретах. Но поздно, как не думать, когда уже озвучил в голове? Это как "садись в мешок и не думай об обезьяне" из "Ходжи Насреддина". Возникшая мысль уже упрямо ворочалась в голове – пробудившийся от спячки медведь, неугомонная обезьяна. "Может, профессор курил?" В поисках доказательств Максим двинулся к окну. Пепельница, пустая пачка, зажигалка – ничего этого не было, зато на белом пластике подоконника нашлась записка, косо обрезанная на границе восстановления. Дюзов хмыкнул: окно, значит, тоже "старое". Провёл пальцем по стеклу, понюхал: копоть.

На бумаге извивались рукописные буковки фамилий. Максим узнал почерк Булгарина, тот же, что и в тяжёлых безразмерных блокнотах.

…он Викторович

…адий Ефремович

…итрий Константинович

…ов Кир Хромович

Ни о чём не говорящие имена и отчества, часть из которых была зачёркнута.

…азанцев Илья Сергеевич

Тот ли это Казанцев, в которого стреляли сегодня утром? Имя и отчество совпадают. Фамилия? Какие ещё варианты? "Базанцев", "Вазанцев", "Газанцев", "Фазанцев"? Максим почесал подбородок. После "…азанцева" шло пять фамилий, одна из которых была зачёркнута: Зарицкий Вадим Юрьевич.

Максим нахмурился, зажмурился и вдохнул сквозь зубы. Знакомо… где он уже встречался с этой "зарицей"? Мелькала фамилия, вот, совсем недавно… Чёрт бы её, почему зачёркнута? Где же это было?

– Ладно, само всплывёт, – вздохнув, заключил Максим и спрятал записку в карман. – Хоть что-то.

– Что? – встрепенулся понятой. – Всё?

– Нет, ещё не всё. Потерпите.

Список не отпускал. Странное дело: какая могла быть связь между Булгариным и Казанцевым (если это действительно Казанцев, а не Дазанцев или Чазанцев), чиновником, получившим две пуле в грудь? Причём не где-нибудь, а здесь, недалеко от "Сколковского пикника".

Дюзов вернулся за стол, тронул мышь и бессмысленным взглядом, точно лбом в стену, упёрся в запрос пароля. Нет, порыться в компьютере стоило, может, вскроется мотив "шашлыка". Зачем кому-то жечь этот громоздкий ящик?

– Я сейчас отойду на минутку, никуда не уходите и ничего не трогайте.

– Угу, – согласился понятой и, не отрывая взгляд от экранчика, полез в карман за наушниками.

Максим вышел из кабинета, дважды измерял коридор шагами в поисках "пятьсотчетвёртого". Нашёл-таки, открыл дверь. Мариута Аргентиновна красила ногти, прижав телефон плечом к уху. Максим жестом показал, что будет ждать, она кивнула, и он вернулся в кабинет.

Роль мусорного ведра в кабинете Булгарина выполнял пустой цветочный горшок с греческим орнаментом вдоль кромки. Максим склонился над мятыми бумажками и принюхался: хотелось убедиться в отсутствии испорченных объедков или чего-то в том же духе. Поверхностный осмотр не выявил пищевых отходов, но Дюзов решил не рисковать и просто вытряхнул горшок на пол.

Скомканные бумажки оказались всевозможными чеками из аптеки и супермаркета, квитанциями, проездными билетами и так далее. Судя по датам, все они появились в горшке за один единственный день: значит, в кабинете часто убирают. "Надо допросить уборщицу", – подумал Максим. Хотя зачем? "Вы убирали мусор в кабинете Булгарина?" "Убирала". "А не находили ли вы в мусоре что-нибудь странное, что могло раскрыть причину его исчезновения?" "Конечно находила – чек за литровую бутылку текилы…". Максим усмехнулся, продолжая ворочать бумажки карандашом.

И всё же он нашёл что-то интересное. Странное – вот более правильное слово. Разорванное на куски заявление лаборанта Захаркина с просьбой предоставить место в рабочей группе проекта "Воронка". Дюзова заинтересовали сразу две вещи: знакомая фамилия практиканта и необычное название – "Воронка". Причём, о втором мог рассказать первый. Дюзов оставил расправленные клочки на столе и вернулся к мусору.

Иррациональная надежда найти недобитую сигаретную пачку таяла, но не отпускала.

Бесшумно, как кошка, возникла в двери Мариута Аргентиновна. При виде дырки в стене, разбросанных по полу бумажек и опрокинутого горшка, лицо её вытянулось.

– А что это вы тут… А это ещё кто?

Максим вздрогнул и повернулся к женщине лицом:

– А-а. Мариута Аргентиновна, это понятой, лаборант, кстати, вашей кафедры. А вы мне нужны. – Он указал на монитор. – Тут пароль спрашивает.

– Конечно, – брезгливо поджав губы, начальник кафедры перешагнула мусор, села за стол, дёрнула мышку и отстучала на клавиатуре пароль.

– Вот.

– Будьте любезны, запишите мне, чтобы каждый раз не беспокоить.

– Где?

– Да где-нибудь…

– Вот тут, на рваной, можно?

– Да, конечно.

Мариута Аргентиновна пододвинула ярко-алым ногтём клочок заявления Захаркина, написала на полях пароль, пробежала глазами по тексту, насупилась, пододвинула остальные клочки, прочитала и побледнела. Дёрнула головой и спросила резко:

– Что-то ещё?

– Нет, пожалуй, – отозвался Максим, разворачивая обёртку от батончика "Шоколеттка". – Хотя… вы случайно не слышали про проект с названием "Воронка"?

– Нет! – обрезала Мариута Аргентиновна.

– А мне почему-то кажется, что слышали, – задумчиво произнёс Максим, опуская обёртку на кучку с чеками и квитанциями. – Может, мне Захаркина вызвать?

– Не выйдет!

– Это почему? – поднял голову Максим.

– Нет Захаркина.

– И где же он?

– Уехал. Что-то ещё?

– Куда?

– Домой, в Барнаул!

– Шутите? – помрачнел Дюзов.

– Удачи! – снова отрезала начальник кафедры и вынырнула из кабинета.

– Да уж, спасибо, – процедил Максим, садясь за компьютер. – Стойте!

– Что-то ещё? – тут же заглянула женщина, словно выжидала за дверью.

– Да. У меня мобильник садится, забыл вчера… ну, вы понимаете. Могу я к вашей сетке… присосаться?

– Можете, – по-барски позволила Мариута Аргентиновна. Вид у неё при этом был такой, что у Максима возникло стойкое ощущения, будто начальник кафедры лишь усилием воли не присовокупила к этому разрешению эпитет "пиявка".

– А как?

– Сеть называется номером этажа, пароль номер кабинета. Что-то ещё?

"Не повторяйте каждый раз "что-то ещё?". Но вслух он сказал другое:

– Странно… а зачем тогда вообще пароль нужен, если?…

– Понятия не имею. Это всё?

"Вот, хоть какое-то разнообразие".

– Да, пожалуй, спасибо, вы мне очень… – Начальник кафедры исчезла за дверью, не успел Максим договорить, -…помогли.

Охватив беглым взглядом рабочий стол "Виндовс", Максим едко усмехнулся. Психологический портрет профессора начал проясняться – компьютер кишмя кишел разными мерзостями: половину экрана занимало окно, кислотным разноцветием призывавшее срочно заплатить денег за то, чтобы оно же и исчезло. Его то и дело перекрывало другое, о недоступности какого-то сетевого диска, плодившее ещё более мелкие окна. Третье, четвёртое, пятое – окна роились, мигали, переливались, громоздились друг на друга, пытаясь привлечь внимание пользователя к себе и отвлечь от конкурента. Часть из них демонстрировала порно-фото, часть требовала где-то зарегистрироваться, под чем-то подписаться, куда-то ввести пароль и на что-то получить доступ. Всё это напоминало фразу из одного британского сериала про айти-специалистов: "если бы это был человек, я бы выстрелил ему в лицо".

Да, пожалуй, "костёр справедливости" просто не мог пройти мимо подобного балагана. Но благодаря последним технологиям, он восстал из пепла, и теперь помогает следствию установить истину. Вот она – жизнь после смерти.

Закрыть все окна Максиму не удалось: они регенерировали в тройном количестве, как головы Змея Горыныча. Плюнув на затею, Максим отыскал список недавно закрытых документов и, в надежде ухватиться хоть за какую-нибудь ниточку, принялся проверять их один за другим. Постоянно мерцающий экран усложнял задачу. Проиграв очередную битву, Дюзов решил выиграть сражение: отправил найденные файлы на свой почтовый ящик. У него с компьютером всё в порядке, антивирус, файрвол, и сетевой админ третий год в сержантах, выслуживает повышение.

А изучать было что. Заявления, меморандумы, распоряжения. Всё, правда, чужое, своё Булгарин писал на бумаге. Перед глазами мелькнул файлик со знакомым названием: "Гоба". Открытие увесистого документа погрузило компьютер в такой беспробудный ступор, что даже курсор мыши застыл. Не дождавшись, Максим вернулся к мусорной куче и засопел над смятой в плотный комок бумажкой. Им оказался черновик какого-то очередного заявления на выделение для лаборатории генетики пяти литров трёхфазных ондоплазмоидов с регулярной структурой кристалической решётки экзопространственного типа. Для опытов.

– Извините, я вам ещё нужен? – очнулся понятой, нервно теребя смартфон.

– Ну, если распишитесь, то, наверное, нет… достаточно с вас, пожалуй.

– Конечно распишусь, вы бы сразу…

Максим молча достал из папки две чистейшие копии протокола осмотра и подложил на край стола под суетливый взгляд лаборанта второй категории. Подписав, парень даже не попрощался, исчез, словно и не было. Как и второго понятого.

***

Следующий час Максим провёл, исследуя содержимое шкафчиков и полочек. Одна из книг имела странное название: "No Logo. Люди против брэндов". В окружении заклеенных или вытравленных логотипов на телевизоре, кондиционере, вентиляторе, телефоне и радио название вовсе не звучало буддийским "хлопком одной ладони".

Взгляд пробежал по корешкам: "Ленинская теория империализма и современная глобализация", "Глобализация: процесс и осмысление", "Глобализация и судьба человечества", "Логика глобализма" и далее в том же духе, целая полка на тему глобализации и антиглобализма. И ещё две по теории струн, о принципах суперсимметрии, "М-теории" и о чём-то таком, что у Дюзова ассоциировалось с ядерной катастрофой и чёрно-белыми ужасами постапокалипсиса.

Выдвижные ящички и коробочки хранили статуэтки, фигурки, магнитики и кружки, совершенно новые, из разных стран и городов, некоторые с дарственными надписями, видимо, от удачно съездивших в отпуск коллег. Эти коллекции хранились в глубоких недрах шкафа, за непрозрачными дверцами, подальше от чужих глаз и рук.

Максим с интересом поразглядывал сувениры из Амстердама, напоминающие недавние баннеры на экране монитора. Эйфелевых башен он насчитал одиннадцать штук, одна другой уродливей. Взглянув на выводок символов Парижа, он достал из ящика огромный шар, к которому почему-то всё приставало, даже не металлическое, отряхнул от египетских скарабеев и греческих сов, и, повертев, стал лепить на него башенки. Получившегося эйфелевого ежа Максим поставил на стол и сфотографировал на мобильный. Заодно "воткнул" телефон в беспроводную энергосеть – пускай зарядится.

На полках в кабинете профессора хозяйничали книги и только книги, за единственным исключением – прячась под стеклом, там лежал какой-то уголёк. Максиму стало интересно: чем он выделяется среди прочих вещей, что так возвысился в глазах Булгарина, перебравшись из ящика с сувенирным хламом на книжную полку.

На стеклянной коробке, в которой хранился чёрный камушек, отливала светом узенькая медная полоска с надписью "Allende". Максим использовал небогатые познания английского языка, переведя слово как "Всему конец" – All End. Однако его смутила "е" в конце слова и перевод был отвергнут. Пришлось вернуться в поражённый мерзотами компьютер. Но тот основательно впал в спячку и на движения мыши не отзывался. Максим полез в карман за телефоном и наткнулся на электронную читалку Казанцева. Достал, развернул, и, предполагая, что она может иметь выход в Интернет, потыкал пальцем. Вместо сети получил первый в списке метеорит:

"Метеорит Альенде (Allende – исп.).

8 февраля 1969 года рядом с городом Чиуауа в Мексике упал самый крупный из ныне известных углистых метеоритов. Это случилось в час ночи, сопровождалось сильным шумом и яркой вспышкой. Общий вес метеорита оценивается в 5 тонн, но при падении он взорвался, и осколки разлетелись на десятки километров. Общий вес найденных фрагментов оценивается в 3,5 тонны. Этого оказалось достаточно, чтобы кусочки космического камня достались едва ли не каждому заинтересованному коллекционеру на планете, будь то музей или частный собиратель. Таким образом, Альенде стал не только самым крупным углистым метеоритом в истории, но и самым изученным. Согласно последним исследованиям, Альенде образовался в результате взрыва сверхновой, случившегося до возникновения Солнечной системы. Его возраст оценивается более, чем в 4,6 млрд лет. Возможно, Альенде – это кусок погибшей в огне космической катастрофы планеты, возникшей рядом со звездой первого поколения, а значит, его истинный возраст сравним с возрастом Вселенной и составляет более 10 млрд лет".

– Ничего себе… – Максим покрутил в руках прозрачную коробочку и поставил на место. – Учёные, тоже…

Он отошёл от миллиардолетнего камушка и нахмурился. Перед глазами, как сфотографированный, возник кабинет Булгарина в момент его раздрая, случившегося неделю назад. Ковёр, шкаф, полка, покосившийся телевизор. Максим провёл рукой по губам, будто утирая кровь от пропущенного удара.

Там – в растерзанном кабинете, напротив двери которого лежал труп неизвестного мужчины, – этого "сувенира" не было.

***

Закончив с протоколом осмотра, Максим задумчиво посмотрел на чистое место для подписи второго понятого, первое занимала размашистая закорючка лаборанта. "Так, так… Ну что, Диман, подсобишь?"

Дюзов вписал в протокол данные второго понятого – Дмитрия Костенко. Друг детства снова пришёл на помощь, не зная об этом, но всё-таки… Так редко теперь стали видеться, даже звонить друг другу, что знакомая фамилия инициировала приступ теплоты и грусти. Будто и в самом деле рядом сидел Диман, Димыч, Костян: разливал по охлаждённым бокалам живое пиво, просил раздербанить сушёную воблу, шутил, спрашивал, видел ли кого Макс с бывшего двора…

Теперь они чаще встречались на страницах протоколов, чем в жизни, встречались по ночам, когда на ночных выездах Максим не мог найти понятых – двери соседских квартир отвечали тишиной.

Как телефоны старых друзей.