– Подобные случаи встречаются, но они большая редкость. Ваш друг настоящий везунчик.
– Везунчик, прикованный к кровати и барахтающийся во снах.
– Я, разумеется, не это имел в виду. Но поймите, кома – не самый плохой вариант, когда тебе пускают пулю в голову. Я не хотел никого обидеть…
– Это вы меня извините, доктор, – Диман опустился на стул рядом с кроватью Максима. – Вы говорили о других случаях…
– Да. Знаете, более характерны истории из прошлого. Вот, например, один солдат на Курской дуге схлопотал пулю в лоб. Свинец скользнул между полушариями, как и в случае с Максимом, и выскочил из затылка. Подлечили, комиссовали, получил человек образование, даже преподавать стал. Почти до ста лет дотянул. На поле боя как ещё бывало? Пуля в лоб прилетит, солдатик упал, полежал, встал, автомат поднял и в атаку.
– Да уж…
– И это при варварском оружии того времени! Помните, как у Буссенара в "Капитане Сорви-голова"? – спросил врач.
Диман покачал головой:
– Нет.
Доктор улыбнулся.
– Да я и сам не помню, дословно, то есть. Но там много сочных кусков. Про баллистику особенно. Грех не освежить… сейчас, – он подошёл к информационному терминалу, расположенному над стационарным аппаратом ЭКГ и забарабанил пальцами по экрану. – Найдём, секундочку… поиск, ага… Вот! "Современная баллистика словно глумилась над современной хирургией. Четыре дня назад один ирландский солдат во время стычки на аванпостах был поражён пулей, попавшей ему в самое темя. Пуля пронзила мозг, нёбо, язык и вышла через щёку. Положение раненого считалось безнадёжным. В той же стычке другой ирландец был ранен в левую сторону головы. Пуля прошла через мозг и также вышла с противоположной стороны. Ну, что вы на это скажете, молодые люди? – с гордостью воскликнул доктор. – В былые времена, при старинном оружии, головы этих молодцов разлетелись бы, как тыквы. А деликатная, гуманная маузеровская пулька сумела нежно проскочить сквозь кости и мозговую ткань, причинив моим раненым только одну неприятность: временно лишив их способности нести боевую службу". Конец цитаты. Как вам?
– Интересно, – тихо сказал Диман, думая, о проскочившей между полушариями пуле и о шансах владельца полушарий лично узнать об этом.
– А я бы выразился, как Сорви-голова: "изумительно"!… – Врач осёкся, возбуждение схлынуло, а лицо сделалось серьёзным, даже немного опечаленным. – Изумительно с точки зрения медицины и литературы, разумеется.
– Я понял, – кивнул друг Максима.
– И когда я говорю о везении, я говорю о ряде факторов. Всё имеет значение, и то, что пуля скользнула между полушариями. И то, что у Максима достаточно толстая лобная кость… знаете, пистолеты имеют весьма выраженный останавливающий момент, то есть энергия пули максимально передаётся мишени. При прямом попадании обычно в затылке дыра, а содержимое головы буквально выплёскивается. Понимаете? К тому же в него стреляли из чего-то современного, с небольшими пулями. Пуля проскочила. А дальше – начала работать физика жидкостей и коллоидов…
***
Этой беседы не было. Максим придумал диалог Димана и доктора, придумал во время реабилитации, после изучения информации по схожим случаям и разговоров с врачом. Повесть Луи Буссенара принёс в палату длительного ухода коллега Пономарёв; смешно, но Игорёк даже не читал "Капитана Сорви-голова", но уверял, что книга "вставит, моя выбирала, а она чтец со стажем, ничего не пропускает, даже инструкции от корки до корки вычитывает".
Да, Диман не беседовал с доктором, но он навестил Максима – и это являлось единственно важной для "истории" правдой.
***
Диман сидел у кровати. Прямая спина. Сжатые "в булаву" руки. Задумчивый взгляд. Неловкость, навеянная выветрившей слова долгой разлукой.
Что говорил его друг, какие случаи из прошлого вспоминал? Что бы вспомнил Максим на его месте?
Многое…
– А помнишь, друг, санаторий? Знатно отдохнули, верно? Лучший отдых: с утра процедуры, в обед пиво на пирсе, вечером кулинарная программа по телеку, водка, пиво на балконе. Ты читал "Так сказал Заратустра", а я – какую-то хрень. И вроде не всё гладко было, по бабам загонялись, кому-то звонили, но – душевно, на двоих. Круто было. И грустно – сейчас. Это была та точка невозврата, о которой мы будем вспоминать, присваивая ей статус идеального отдыха. Боже, какими уродливыми созданиями мы стали. Презираем друзей, ищем в них пороки, злимся на них…
– А Рыжую, помнишь? Парикмахершу… ну ты понял, ещё бы не помнил! Ты тогда только учебку закончил, кажется. А тут новая знакомая, новая хата – Людка к своей подруге нас притащила. На сколько годков Рыжая тебя старше была? А, не важно. Порядочно старше, сынуля у неё бегал уже. А мы молодые, что нам? Кухня есть, водка куплена, закусь имеется. С хаты на хату жили, пока своими не обзавелись. Добре посидели тогда, я Пшика домой волок чуть ли не на плечах, лифт, собака, изгадил и Людке платье… А тебя на улице спохватился, о-опа – нет Димана. Людка есть, а Димана нет. У Рыжей остался, красава. Как мы тебя, друг, потом подкалывали? Отчим? Тёткофил? Шутили, конечно, Рыжая – ух какая была, завидовали тебе просто…
– А как ты свои билеты в театр мне отдал? Дорогие билеты, помню, хрен достанешь. Но подарил, чуть ли не силой впихнул – "Аньку своди", сказал. Я и сводил, только встречаться мы начали. И что-то изменилось, мелочь, но… спасибо, друг.
– А помнишь, Диман…