В паутине сновидений гулял сквозняк. Он нёс голоса… или один голос, но всё более громкий и настойчивый. Голос-ветер. Ветер-голос.
– Максим, ты меня слышишь? Возвращайся, сынок.
Времени почти не осталось. Он лихорадочно открывал двери, бежал по коридорам, прыгал из воспоминания в вымысел, из заснеженных комнат в говорливую пустоту залов, из холода содеянного в теплоту родных рук…
***
Спустя две недели после полученных травм Максим стал выходить из комы. Перемены обнадёживали. Появилась реакция на внешние раздражители, оживились сердце и сосуды. Иногда он открывал глаза, шевелил пальцами.
– У Максима прослеживается положительная динамика, – сказал врач. – У него достаточно сил, чтобы бороться и победить.
И Максим победил. Нашёл нужную дверь.
***
– Афазии, нарушения речи, не наблюдается. Это первая хорошая новость, – сказал доктор.
– А вторая? – спросил Максим. Вчера утром он пришёл в сознание, пошевелил ногами и обвёл палату ясным взглядом. – Или их больше двух?
Под халатом врача пестрела гавайская рубашка спорной цветовой гаммы, в которой преобладал розовый – такой цвет более подходит поросятам или отравившимся угарным газом.
– Их много и все начинаются со слов "вы сможете". Например, вы сможете ходить, но на это уёдёт какое-то время.
– Сколько?
– На полную реабилитацию может понадобиться год, иногда больше. Но вы молоды и хорошо развиты, так что процесс ускорится. Здесь всё зависит от вас.
– На что это будет похоже? – спросил Максим.
– Реабилитация? Буду честным, в восстановлении мало приятного, кроме самого факта восстановления. Вам предстоит та ещё пытка, в чистилище обзавидуются.
– Вы умеете обнадёжить.
Доктор улыбнулся.
– Я пытался раскрепостить.
– Вам удалось.
Врач что-то записал в простом блокноте с перекидными страницами. Необычной была ручка, Максим видел такие раньше. Умный гаджет, синхронизирующийся со смартфоном через "bluetooth" и мгновенно оцифровывающий записи на бумаге.
– А пробелы в памяти? Они исчезнут?
– Трудно сказать.
Максим не дал доктору развернуть ответ.
– Кто-нибудь сообщил моей матери?
– Она ещё не знает. Вчера её не было, а звонить я не стал. Подумал, вы сами захотите…
– Хорошо. Спасибо. Можно вопрос?
– Конечно.
Максим улыбнулся:
– Пока я спал, врачей обязали носить "гавайки"?
***
Физиотерапией он занялся через три дня. Тело противилось нагрузкам, занятия изматывали и опустошали, после них на Максима снова планировал чёрный и красный снег. Боль нашла его во сне по имени Реальность. Доктор прописал болеутоляющие, которые вызывали эйфорию. Несколько раз он разговаривал с матерью, вальсируя в объятиях наркотика.
– В тебя стреляли, Максим. Кто это сделал?
– Понятия не имею, – отвечал Максим, ощупывая шрам на лбу. – Знаю лишь то, что он оказался недостаточно точным.
– Это не смешно…
– Извини.
Он много думал о покушении, о человеке, который стрелял в него в туалете института Склифосовского, о пропавшем Булгарине, о раненом Казанцеве, о расследовании, которое передали кому-то другому и, скорей всего, прекратили.
С каждым днём он становился всё безжалостнее – к себе, к своему ленивому телу. Ему предстояло много дел, и он торопился. Упорство было скупо на плоды, выносливость и сила возвращались очень медленно и тяжело, через стиснутые зубы и проклятия. Занятие за занятием.
Какое-то время спустя он отказался от обезболивающих и расширил список гомеопатических лекарств.
Через восемь месяцев после первого разговора с врачом Максим выписался из больницы. Случилось крошечное чудо. Слишком много маленьких чудес для липких от пота месяцев, наполненных болью и отчаянием.
***
Аня не навестила его ни разу.
ЭНСИШЕЙМ
Мужчина помнит трёх женщин: первую, последнюю и одну.
Джозеф Редьярд Кирлинг