В паутине сновидений гулял сквозняк. Он нёс голоса… или один голос, но всё более громкий и настойчивый. Голос-ветер. Ветер-голос.

– Максим, ты меня слышишь? Возвращайся, сынок.

Времени почти не осталось. Он лихорадочно открывал двери, бежал по коридорам, прыгал из воспоминания в вымысел, из заснеженных комнат в говорливую пустоту залов, из холода содеянного в теплоту родных рук…

***

Спустя две недели после полученных травм Максим стал выходить из комы. Перемены обнадёживали. Появилась реакция на внешние раздражители, оживились сердце и сосуды. Иногда он открывал глаза, шевелил пальцами.

– У Максима прослеживается положительная динамика, – сказал врач. – У него достаточно сил, чтобы бороться и победить.

И Максим победил. Нашёл нужную дверь.

***

– Афазии, нарушения речи, не наблюдается. Это первая хорошая новость, – сказал доктор.

– А вторая? – спросил Максим. Вчера утром он пришёл в сознание, пошевелил ногами и обвёл палату ясным взглядом. – Или их больше двух?

Под халатом врача пестрела гавайская рубашка спорной цветовой гаммы, в которой преобладал розовый – такой цвет более подходит поросятам или отравившимся угарным газом.

– Их много и все начинаются со слов "вы сможете". Например, вы сможете ходить, но на это уёдёт какое-то время.

– Сколько?

– На полную реабилитацию может понадобиться год, иногда больше. Но вы молоды и хорошо развиты, так что процесс ускорится. Здесь всё зависит от вас.

– На что это будет похоже? – спросил Максим.

– Реабилитация? Буду честным, в восстановлении мало приятного, кроме самого факта восстановления. Вам предстоит та ещё пытка, в чистилище обзавидуются.

– Вы умеете обнадёжить.

Доктор улыбнулся.

– Я пытался раскрепостить.

– Вам удалось.

Врач что-то записал в простом блокноте с перекидными страницами. Необычной была ручка, Максим видел такие раньше. Умный гаджет, синхронизирующийся со смартфоном через "bluetooth" и мгновенно оцифровывающий записи на бумаге.

– А пробелы в памяти? Они исчезнут?

– Трудно сказать.

Максим не дал доктору развернуть ответ.

– Кто-нибудь сообщил моей матери?

– Она ещё не знает. Вчера её не было, а звонить я не стал. Подумал, вы сами захотите…

– Хорошо. Спасибо. Можно вопрос?

– Конечно.

Максим улыбнулся:

– Пока я спал, врачей обязали носить "гавайки"?

***

Физиотерапией он занялся через три дня. Тело противилось нагрузкам, занятия изматывали и опустошали, после них на Максима снова планировал чёрный и красный снег. Боль нашла его во сне по имени Реальность. Доктор прописал болеутоляющие, которые вызывали эйфорию. Несколько раз он разговаривал с матерью, вальсируя в объятиях наркотика.

– В тебя стреляли, Максим. Кто это сделал?

– Понятия не имею, – отвечал Максим, ощупывая шрам на лбу. – Знаю лишь то, что он оказался недостаточно точным.

– Это не смешно…

– Извини.

Он много думал о покушении, о человеке, который стрелял в него в туалете института Склифосовского, о пропавшем Булгарине, о раненом Казанцеве, о расследовании, которое передали кому-то другому и, скорей всего, прекратили.

С каждым днём он становился всё безжалостнее – к себе, к своему ленивому телу. Ему предстояло много дел, и он торопился. Упорство было скупо на плоды, выносливость и сила возвращались очень медленно и тяжело, через стиснутые зубы и проклятия. Занятие за занятием.

Какое-то время спустя он отказался от обезболивающих и расширил список гомеопатических лекарств.

Через восемь месяцев после первого разговора с врачом Максим выписался из больницы. Случилось крошечное чудо. Слишком много маленьких чудес для липких от пота месяцев, наполненных болью и отчаянием.

***

Аня не навестила его ни разу.

ЭНСИШЕЙМ

Мужчина помнит трёх женщин: первую, последнюю и одну.

Джозеф Редьярд Кирлинг