Высадив Машу на остановке, Максим заехал на заправку, старую, потрёпанную бензиновую заправку. Преследователь не воспользовался шансом уйти с миром – вкатил следом. "Вот и договорились, – подумал Максим, на скорости огибая колонку, – пора с этим что-то решать. Терять-то, по большому счёту, нечего".
Игры в кошки-мышки закончились. Погоня напоминала сцену из киношного боевика: нервные обгоны, опасные прыжки из ряда в ряд под испуганный визг резины и клаксонную ругань автомобилей-статистов, торможения в пол, презрение к знакам и светофору, отливавшему кровью непослушных… Когда "Субару" поравнялся с "Ниссаном", Максиму удалось рассмотреть водителя.
Пеликан.
В свободной руке старого знакомого был пистолет, чёрная ручная кобра, заряженная свинцовым ядом. Максим ударил по тормозам. Пеликан, скрещивая траектории, пролетел перед "Ниссаном". Максим снова ускорился и нырнул вправо, за грузовик, затем за крохотную полупрозрачную "Микру", обошёл автобус и увидел указатель – наполовину отслоившаяся наклейка поверх рекламы какого-то торгового центра. "Стройка то что надо" – мелькнуло в голове речитативом. Он выскочил перед автобусом и стал шарить по зеркалам в поисках "Субару". Пеликан не отставал.
Максим перестроился в крайний левый ряд, притормозил, чтобы длинный двухэтажный автобус закрыл нужный выход с трассы, и рванул руль вправо. Водитель автобуса дал по тормозам. Проскочив две полосы, "Ниссан" юркнул под неприметный указатель. Тяжёлая туша заслонила "Субару", до этого момента дышавшую в спину "Ниссану". Дерзкий манёвр удался. Поток машин застонал тормозными дисками и сжался пружиной, фиксируя Пеликана в своих объятиях. Неприметный "Субару", такой дикий и резвый на старте, но как все тяжёлый при торможении, подчинился дорожной воле.
Максим надеялся, что следующая развязка, где Пеликан сможет развернуться, находится достаточно далеко. Время, снова время, выигранное, украденное – на этот раз его должно было хватить на подготовку смертельной засады.
***
Редкие строительные фонари горели по периметру торгового центра, а уложенная в прозрачный файл бумажка на двери сообщала: "ТОРГОВЫЙ ЦЕНТР НА РЕКОНСТРУКЦИИ". Максим присмотрелся к фасаду: центр, похоже, являлся идейным собратом капучино-бара "Кофепроводящая жила" с лозунгом "Никакого беспроводного электричества!". Скорее всего, именно это и было причиной реконструкции – несоответствие свежим нормативам пожарной безопасности, да и, пожалуй, духу времени. Здание выглядело странно. По стеклянному фасаду ползли жёлтые, синие и зелёные трубы: электропроводка, вентиляция, водопровод. Красные лифтовые кабины замерли на уровне третьего этажа.
Максим дёрнул дверь – заперто. Он наклонился к стеклу и сложил руки домиком, чтобы не мешала засветка.
– Эй, куда?! Эй!
К нему спешил пожилой мужчина – практически бежал от временной сторожки, занимающей три парковочных места. Это была передвижная бытовка, блок-контейнер, установленный на металлическую раму с шасси. Такими часто пользуются ремонтные бригады или сервисные мастерские. К одинокому окошку изнутри лип жёлтый свет. Распахнутая дверь вихляла на петлях, словно решая сложную задачу – закрыться или открыться, был виден стол и исходящий паром чайник.
"Прибуксировали ящик и поселили дедушку, живи-поживай, зевак отгоняй".
Максим достал просроченную ксиву и протянул её навстречу сторожу, на всякий случай, закрыв пальцем дату напротив графы "Удостоверение действительно до". "Корочку" он должен был сдать после заключения военно-врачебной комиссии, но как сдать то, что "потерял, после больницы везде обыскался"?
Выражение лица сторожа изменилось:
– Извините, я не знал… Тут всё закрыто, уже как месяц судятся, решают…
– В курсе, – сказал Дюзов. – Мне надо срочно попасть внутрь.
Сторож со страдальческим усердием потёр морщинистое лицо.
– Но я не знаю… могу ли…
– Можете, – уверенно кивнул Максим, краем глаза наблюдая за шоссе. – Должны.
Остальные подъезды к торговому центру перекрывал забор из сетки Рабица. Если до разворота пара километров, значит, у него в запасе минимум десять минут, не перепрыгнет же "Субару" через бетонный разделитель.
– Этого… я буду вынужден…
– Разумеется, вы можете позвонить в полицию.
– Но что я им скажу?
– Всё, что считаете нужным. Но сначала откройте дверь и покажите, где включить свет.
Сторож хотел что-то ещё сказать, но в итоге лишь обречённо кивнул.
– Идите за мной.
Они прошли к двери с надписью "Служебный вход", расположенной слева от главного входа, пенсионер достал связку пронумерованных чипов и отпер её. Максим помог толкнуть, справиться со своенравным доводчиком, и первым ступил в полумрак лестничной площадки. Рядом со следователем зажёгся ручной фонарик, в бледно-жёлтом луче плавала пыль.
– Сюда.
Сторож прошёл под лестницу и открыл другую дверь. Под потолком электрощитовой автоматически вспыхнули лампы. Дюзов остановился в дверном проёме, глядя, как сторож возится с навесным металлическим щитком, который открывался обычным ключом, не электронным.
– Аварийного освещения хватит?
– Вполне, – кинул Максим, хотя пенсионер на него не смотрел – искал нужные выключатели. – Только без воя сигнализации.
– Да, да, разумеется… ага, нашёл.
– А-а… если мне понадобится включить свет в конкретном павильоне, как это сделать?
Сторож колебался. Он и так зашёл далеко – впустил постороннего, пусть и с удостоверением, во вверенное ему "хозяйство", поэтому оставалось либо пойти на попятный и позвонить работодателю (ночью, из электрощитовой, в которой стоял следователь), либо…
– На стене, слева.
Максим повернул голову и увидел пульт дистанционного управления, похожий на старый радиотелефон с настенной базой.
– Там просто всё, – сказал сторож, – набираете номер магазина, циферками вот, и включается свет, ещё раз – выключается. Аккумуляторы вроде как новые были.
"Аккумуляторы", – повторил про себя Дюзов. Он проникся к пластиковому прямоугольнику уважением.
Максим взял пульт и положил в карман куртки, к мобильному.
Они вышли из комнатушки, и сторож закрыл дверь.
– Потом вернёте… ах ты ж! Бытовку ведь не закрыл, – опомнился пенсионер, – вдруг кто…
– Дальше я сам, спасибо! – крикнул Максим, надеясь, что сторож не вернётся. Для его же безопасности. – И ещё! Если подъедет другая машина – не выходите ни в коем случае. Это преступник.
– А?! – обернулся сторож. – Преступник? Так у нас есть чем встретить…
– Не советую. Опасная гнида, и вооружён.
– Та и мы ж не с голым задом… – бросил пенсионер и поспешил прочь.
Максим поднялся на второй этаж и из кольцевого вестибюля попал в длинный коридор, напоминающий бесконечный вагон, в котором поработал маньяк. Тела убрали, а стены, пол и потолок отмыть не успели. Резервное освещение пятнало поверхности насыщенным красным колером, который эмоционально встряхивал, взывал к генам: кровь – опасность, кровь – опасность…
Лампы взвыли, на секунду оглушили, а потом стихли до монотонного носового "у-у-у". Внизу послышалась возня и выстрел. Затем второй, звонче. "Старик", – вспухло в голове болью… И проснулась "карусель".
Мимо проплывали магазины косметики, аксессуаров, брендов, продовольственных товаров. Проход свернул налево, расширился, наполнился столиками, стойками закусочных и потерянными запахами пищи – назойливыми прикосновениями. Максим миновал зону фудкорта, затем череду игровых комнат, двери которых охраняли пластиковые индейцы. Шаги сочились сквозь этажи, словно вода в щели.
Максим ощущал торговый центр короткозамкнутой, искажённой, спутанной нервной системой. К звуку собственных шагов примешался другой – поднимающийся дым чужой поступи. Максим вытащил пистолет из кобуры и, шагая по вновь сузившемуся коридору, взвёл затвор и спустил предохранитель. Шестиуровневое строение ответило усмешкой. Засады не получилось, не успел… кто теперь "охотник"?
Пискнули, открываясь, электронные замки всех павильонов и магазинов. Все сразу. Словно сотня шутников за сотней синтезаторов одновременно нажали одну и ту же клавишу. Звук имел неприятный болотный оттенок, он скатился со всех сторон, налип на барабанные перепонки.
"Гость прибыл… только он не хочет, чтобы я чувствовал себя хозяином".
Оставалось надеяться, что Пеликан не тронул сторожа, только припугнул. Впрочем, если завтра вред причинят всей Земле, то какая разница?… Максим чувствовал – она есть. И…
"Чёрта с два я позволю взорвать планету ещё раз!"
Подкреплённая лишь злостью бравада немного взбодрила, заставила крепче сжать рукоятку "Макарова".
Он не любил торговые комплексы, часто задыхался в них – столько людей, столько настойчивых желаний и разнокалиберных настроений, – но сейчас пустующий законсервированный монстр внушал странное облегчение. Даже не глядя на слабость в ногах и породивший её страх, Максим знал: скоро всё кончится. Так или иначе. Закат уносил секрет уходящего в историю дня, который уже не возвратить… или?… Если Булгарин уничтожит и восстановит Землю, окажется ли он – Максим – здесь снова? Будет ли у него второй шанс? Или фантомы случайностей переиграют всю партию по-новому? Пуля пройдёт на миллиметр выше, и он умрёт на кафельном полу сортира клинико-хирургического корпуса "Склифа"… Аня не уйдёт от него, а он не влюбится в Машу… Булгарин не справится с Пеликаном…
"Может ли копия разрушить таинство рождения и смерти?"
В кармане беззвучно вибрировал (колыхал воздух фиолетовой рябью) телефон, который Максим включил, как и обещал Маше. Звонила она. Он спрятал мобильный обратно и наткнулся на пульт. Достал, набрал на экране номер павильона, возле которого остановился, и за матовыми стёклами вспыхнул сочный, голосящий свет. Максим прищурился – рыболовные снасти и походные принадлежности. "Символично – приманка для Пеликана, ловля на живца".
Гасить светильники не стал, оставил: здесь Пеликан будет лёгкой добычей.
Шаги переместились: дым чужого присутствия теперь стелился по окрашенному в красное потолку. Преследователь поднялся на третий или выше.
Максим перешагнул через пустые картонные коробки и стал подниматься по лестнице, держа "Макаров" у правого бедра, а пульт – прижатым к груди. Он старался ступать как можно тише. Это было трудно, звуки терялись в акустических "подарках" синестезии. Оставалось надеяться, что "карусель" станет не только мешать, но и поможет – предупредит об опасности.
Третий ярус.
Проходя мимо стеклянных стен, Максим выборочно будил потолочные лампы: в большом павильоне, в котором дремали куклы с человеческий рост, в торговом зале элитных спиртных напитков, в магазине сантехники. Бытовая техника, игрушки, посуда, прилавки с аксессуарами и вешалки с одеждой – вещи выплывали из мрака, вглядывались в красное свечение, через которое медленно двигался одинокий посетитель.
Максим старался идти по левой стороне, в пунцовой тени, надеясь, что освещённые павильоны на время отвлекут гостя, если тот появится из-за угла. Палец на спусковом крючке стал липким от пота. Максим чувствовал вязкий запах ожидания.
Мысль о том, чтобы спрятаться, затаиться, казалась почти кощунственной, неправильной. Смысл имело лишь движение, граничащее с опасной спешкой, и утекающее время, такое же неспокойное, как и вызванные аварийными лампами призраки. Остановишься – и центр не отпустит, заразит статичностью нераспроданных товаров.
Через десяток шагов коридор поворачивал налево, заходя на очередной виток торговой предсказуемости. Красный свет резервного освещения превращал проход во чрево огромной подводной лодки, которая раскрыла своё присутствие и уже ощутила на своей титановой шкуре торпедный гнев врага, – так представлялось Максиму. Помимо стекающего со стен рдяного мерцания и выборочного освещения павильонов, светили – ярко шептали – сами предметы.
"Карусель" превратила торговый центр в жаркую топку оттенков. Композитная плитка под ногами переливалась холодными голубоватыми волнами, в которых жило шелестящее эхо прибоя. Болезненно-ярко светились контуры стеклянных дверей, словно в зазор между ними и витринами залили раскалённый металл. Цвета накапливались, некоторые не желали уходить, тянулись за Максимом, напоминали о себе. Например, голос аптечной вывески: изумрудный крест, словно встретившийся с преградой луч мощного прожектора, полз по полу, на шаг впереди Максима. Сопровождал малахитовым пятном и монотонным гулом. Или украденная синестезией настойчивая желтизна, которая протянулась от павильона с ростовыми куклами мелодичной струной… двумя сплетёнными в косичку струнами…
Максим остановился и повернул голову, чтобы посмотреть на пройденный участок торговой галереи. Он сосредоточил внимание на прямоугольниках белого света – а потом направился к одному из них.
***
Оказавшись в нескольких метрах от павильона, он прислонился к прохладному стеклу и поднял пистолет. Он попытался контролировать "карусель", обратить её внимание на один единственный цвет-звук. Напряжение прервала непрошеная мысль, мысль о Маше:
"Так вот откуда ты столько знаешь о синестезии… Дело не в романе "Тигр! Тигр!". Ты просто собрала на меня досье… или собрали другие, а ты кропотливо изучила…"
Помимо несвоевременности мысль была запоздалой.
"Мы это уже проходили… она предала тебя".
Сердце надсадно стучало, торопило. Он отлип от перегородки, приблизился к двери, распахнул её и шагнул внутрь магазина.
Сборище кукол-костюмов: равнодушных и уставших. Что ж. Таким будет легче его простить.
Максим дважды выстрелил в улыбающегося Микки Мауса, что стоял в трёх шагах и немного правее от двери. Дёрнул пистолет в сторону, прицелился и выстрелил сквозь прозрачную перегородку в бородавчатую Бабу-Ягу. Направил ствол на Губку Боба Квадратные Штаны и нажал на спуск. Следующая пуля впилась в грудь и шею Чебурашке, ещё две – с пяти метров ударили в живот Олимпийскому мишке. И тут же Максим выстрели вверх, туда, где на перекладине устроился прячущийся за маской Бетмэн. Куклу сбросило с турника, но она повисла на левой руке, раскачиваясь и тлея в районе солнечного сплетения.
Кажется, он промазал лишь раз…
Остальные костюмы – птицы, звери, герои мультфильмов, сказок и рекламы, и даже один гамбургер – лежали на полках или висели на крючках. Без манекенов они выглядели всего лишь нарядами и масками из ткани и поролона. Туловища и головы, куклы-упаковки и куклы-перчатки.
Максим присел на корточки, достал из кармана пухлый пакетик, положил на пол и выгреб из целлофана жменю прохладных патронов. В десятисекундный норматив он немного не уложился, но остался доволен проворностью пальцев, помнили, ребята, помнили: положить, нажать, заправить. Восемь новых патронов зашли легко, обнадёжив своей поддержкой. Максим загнал магазин в рукоятку пистолета до щелчка и прицелился в Микки Мауса. Кукла сползла на пол, возле квадратной колонны, вытянув ноги и уткнув подбородок в грудь.
Несколько долгих мгновений Максим думал, что ошибся, а потом большая мышь закашляла и подняла голову. Руки в белых перчатках стянули ушастую мягкую маску, и Дюзов увидел бледное лицо.
Лицо Пеликана.
Костюм Микки был явно маловат убийце: чёрные рукава и белые перчатки не сходились, демонстрируя светло-серые манжеты с запонками, – деталь, выбивающаяся из образа антропоморфного мышонка.
Удары двух сердец воспламеняли помещение. Никель отбрасывал тёмно-синие блики, лакированные столешницы светились изнутри, хром отливал серебром, медь фальшиво золотилась.
"Спасибо", – сказал Максим "карусели", наверное, впервые не проклиная, как в детстве, когда над ним смеялись одноклассники, и не призывая, как после знакомства с Машей, а благодаря синестезию.
Белая рубашка под жёлтым бантом напитывалась кровью. Рядом с рукой Пеликана лежал нож с круглой металлической рукояткой и винтовым лезвием. Пеликан не пытался его поднять. Максим пнул необычное оружие ногой, и оно отлетело к корзине с накладными носами и клоунскими колпаками.
Скрывавшийся под личиной Микки Мауса Пеликан облизал губы. Не моргая, он смотрел на Максима, его взгляд выражал нечто похожее на уважительное удивление или удивлённое уважение.
Ещё несколько секунд Максим целился Пеликану в широкий, покрытый испариной лоб, а потом опустил пистолет. Он чувствовал, как его покидают силы, словно пули проделали две дыры в нём, а не в Пеликане. Это была исступлённая слабость, которая не оставляла место ничему другому – ни страху, ни облегчению. В нём клубилось истоптанное безразличие дороги. Напомнить себе о том, что ничего ещё не закончилось, стоило титанических усилий.
– Чем… чем я… себя выдал? – проговорил Пеликан, задыхаясь. Голос "Микки Мауса" звучал спокойно.
– Ничем, – устало сказал Максим.
– Тогда… как?
Максим чуть пожал плечами, лоб прорезали вертикальные морщины, руки начали дрожать, словно после многодневного запоя; та, что с пистолетом, правда, дрожала меньше. Он снова глянул на диковинный нож Пеликана. Убийца понял смысл молчаливого вопроса.
– Почему нож?… Я подумал… пули тебя не берут… вот и решил…
Пеликан попытался улыбнуться. В его замутнённом взгляде, направленном прямо на Максима, мелькнуло одобрение. Максим уселся рядом, спиной к древнему музыкальному автомату, от которого тянулся толстый жёлтый кабель, положил "Макаров" между ног, расстегнул две верхние пуговицы рубашки, достал телефон, впихнул в него "симку", которая нашлась на дне того же кармана, набрал номер "скорой помощи", передумал и сбросил звонок. Раненный в грудь наёмный убийца часто моргал, из щели рта при выдохе рвался сип.
По кукольной комнате кружился пороховой дым и пыль. Максим опустил глаза на большие жёлтые ботинки, в которые были небрежно заправлены красные штаны, перевёл взгляд на левое запястье Пеликана. На манжете, выбившейся из-под рукава пиджака Микки Мауса, сверкнул золотой глаз, звонко протянул в воздух канареечные струны – как и получасом раньше, когда Максим шагал по длинному коридору. А потом "карусель" остановилась.
– Хотя, если подумать… – произнёс Максим. – Золотые запонки – слишком большая роскошь для куклы. Даже для любимца Уолта Диснея. Ты знаешь, как звучит золото?