Тина первая вспомнила про кошку. Заметить ее отсутствие было нетрудно: ведь раньше несообразное существо так и вертелось под ногами, кусалось, грызлось, мешало работать, набрасывалось на людей, кричало неожиданно истошными воплями с визгливым подвыванием… А теперь вдруг стало тихо, непривычно, неуютно.

И пока остальные разведчики громко ругались и злились на Тапу, возбужденные гибелью садальмеликов, Тина, покинув теплый, салатный полумрак кают-компании, бросилась на поиски кошки. Она нашла ее в одном из вспомогательных отсеков корабля. Тапа лежала там без малейших признаков жизни, а когда Тина осторожно взяла ее в руки и подняла повыше, чтобы рассмотреть, что с ней случилось, лишь только полуоткрыла свой мутный левый глаз, слабо мяукнула и вновь закрыла его.

— Что же все-таки с тобой стряслось? — недоуменно спросила Тина. Она так и явилась в кают-компанию с этим маленьким дрожащим комочком на руках, и разведчики замерли и уставились на нее вопросительно.

— Таскаешь ее на руках, да? — сердито, но как-то неуверенно произнес Поль. — Ты еще поцелуйся с ней, с тебя станет…

— Замолчи! Она заболела. Неужели не видишь?

— Заболела! Ишь — заболела… — Поль вдруг осекся. — Слушайте, а если она и вправду заболела? Может, это последствия ее злополучного обеда?..

— Господи! Да ведь там же был морфин! — хлопнул себя по лбу Дональд. — В костях и тканях этих… садальмеликов был избыток вещества, напоминающего морфин! — он вскочил и несуразно замахал руками, словно ему трудно было говорить иначе. — Мы провели экспертизу! Как я сразу не догадался — Тапа получила огромную дозу!..

— А это опасно? — насторожилась Тина.

— Это смертельно! — огрызнулся врач.

Руки Тины так дернулись, что она еле удержала в них кошку.

— Положи ее на стол, — скомандовал Дональд. Тина повиновалась.

Дональд задумался, поглаживая подбородок чуть дрогнувшими пальцами. Все молча смотрели на него.

— Я надеюсь у нас в аптечке есть марганцовокислый калий?

— Сейчас посмотрю, — сорвалась Тина со своего места.

— Поль, потормоши ее. Ради Бога, не давайте ей спать! А ты не стой как остолоп, Сергей. Сбегай за чистой водой. И посмотри в аптечке слабительное. Быстрее! Ну что ты делаешь? Не так! — Дональд вырвал из рук Поля Тапу и, взяв ее за шкирку, стал таскать по столу. Но Тапа ничего не чувствовала и не сопротивлялась — волочилась по столу, обессилевшая, как мешок.

Тогда Дональд склонился над ней. Неуверенно перевернул ее на спину. И замер, исподлобья взглянув на бортинженера.

— А где у кошек пульс? — растерянно спросил он. Поль безмолвно пожал плечами.

— Ладно. Пока дышит.

Наконец прибежала запыхавшаяся Тина. Принесла миску, доверху налитую молоком.

— Молоко зачем? — удивился Дональд.

— Так она лучше станет пить…

Врач нервно вырвал у нее из рук пакетик с марганцовокислым калием и, вскрыв его, быстро бросил в молоко много кристалликов. Потом подумал и добавил еще. Когда молоко приобрело розовый оттенок, он попробовал ткнуть в него Тапу. Но та отфыркивалась, отворачивала голову и не хотела пить. Тогда он просто-напросто попросил Тину подержать ее на весу, а сам, разжав тапины клыки, пустил ей в рот вишневую струйку из миски. Тапа засучила ногами и смачно сплюнула. Однако что-то все-таки попало в ее глотку и пищевод. Она закашлялась. Когда пришел Сергей, Дональд тем же образом влил в нее раствор слабительного и какое-то рвотное.

— Тина, — сказал он. — Знаешь что? Облей ее водой и растирай полотенцем. И самое главное — не давай ей спать.

У Тапы давно уже начались судороги. Она дрожала всем телом и кашляла, как подавившийся ребенок. Несколько долгих секунд казалось даже, что это — единственные движения и единственные звуки на всем корабле…

Тина растирала дрожащую Тапу мокрым полотенцем (ей казалось, что это не Тапа, а мягкий, податливый комок пластилина мнется в руках), а глаза ее были недвижимы — не отрываясь, с минуту смотрели на толстый ботинок врача.

— Какую же, все-таки дозу она получила? Давай разберемся. Какая доза может означать для нее… — Тина запнулась: ей легче было язык прикусить, чем сказать слово «смерть».

Но врач ее понял.

— Не знаю какая, но думаю, меньшая, чем для любого из нас.

— Да уж конечно, не большая.

— Я — не ветеринар.

— Ну ладно. А кризис? Через сколько часов после отравления наступает кризис?..

— Всегда по-разному. В зависимости от больного. Чем меньше тельце и беззащитнее организм, тем более верно и быстро работает эта гадость. Послушай, Сергей, какое мы рвотное ей сунули? — чтобы рассмотреть надпись на таблетках, Дональд включил верхний свет. Стало ярко, как днем под естественным солнцем, и Тапа на коленях Тины вдруг засуетилась, закопошилась, заелозила, заелозила, стала тыкаться мордочкой во все стороны и, наконец, залезла ею под ладонь Тины и успокоилась.

Растерянная улыбка появилась на лице Тины, когда она почувствовала основаниями пальцев прикосновение ее жаркого и мокрого носика, липкого, как сладкий леденец: она хотела было убрать руку, на секунду замершую в неловком положении, но не смогла этого сделать теперь, чтобы не потревожить уставшую Тапу. В суетливых движениях кошки, в ее неуклюжей поспешности, с которой она спряталась от света, было что-то новое, совершенно не похожее на прежнюю Тапу. И Тина посмотрела на нее так, как-будто видела впервые, как будто это была уже вовсе не Тапа, а совсем даже другое какое-то животное. Но удивительнее всего было то, что Тапа, наверное, впервые за все время своего пребывания на корабле, вдруг заурчала громко и радостно, как паровоз.

— Очень странно, Дональд, — подал вдруг голос Поль. — Ты врач, а почему-то не хочешь вылечить нашу Тапу. И я, между прочим, даже знаю, почему: ты с ней не в ладах, и хочешь, чтобы она поскорее умерла, да?..

Дональд ужаснулся. Он взметнул на бортинженера сумасшедший взгляд, и подбородок его дрогнул от невыносимой обиды.

— Прости, Дональд, — спохватился Поль, — я, кажется, опять что-то не то брякнул. Но мне только странно, что вот ты врач, а ничего не можешь сделать…

— Но я же не ветеринар, — глухо отозвался Дональд.

Потом, после того, как он отошел в сторонку и принялся всхлипывать, как малое дитя, у которого отняли любимую игрушку, Тина, наконец, поняла и перестала тормошить глупую Тапу, эту нелепую темнорыжую кошку, тихо и сладко уснувшую у нее на коленях.

Гробик для Тапы сделали из старой металлической банки из-под кассет. Конечно, надо было сначала осмотреть ее, вскрыть ее желудок, чтоб изучить остатки ящероподобных существ, но сейчас никто из космонавтов не мог этого сделать. Тогда они просто сунули Тапу в коробку из-под кассет, залили ее спиртом и заморозили в холодильной установке…

— Признаться, я раньше верил в то, что она — не обычная кошка, — внезапно сказал Сергей.

Остальные молчали. Они все раньше верили в ее исключительность. А оказалось все просто: обыкновенная кошка. И от этого было особенно грустно.