Бывают такие моменты в жизни человека, находящегося долгое время в компании одних и тех же людей, когда он уже не может переносить лица своих друзей и стремится спрятаться от них, уединиться. Вот такой психический сдвиг произошел теперь, причем не у одного какого-нибудь звездолетчика, а у всех сразу. Все они позапирались в своих каютах и старались не встречаться друг с другом как можно больше времени. Предпочитая предаваться унынию в одиночестве, каждый убивал время на свой манер: Тина десятый раз классифицировала флору Планеты ящерок, оставленной «Голубой Амадиной» и теперь уже очень далекой; Поль в непременном белом халате, закинув ноги на предназначенную для них табуреточку, часами просиживал в складном кресле против вольера со стаканом холодного лимонада в руке, устремив на садальмеликов долгий взор; Сергей из кают-компании перенес себе кинопроектор и теперь дни и ночи напролет смотрел фильмы, а в перерыве между ними прослушивал на музыкальном проигрывателе записи Фогельвейде и Вальдеррабано; Дональд изредка одалживал у него кинопроектор, но чаще днем спал или ворочался в постели без сна, а ночью, притаившись, сидел возле своей двери с огромной палкой от сломанной щетки и время от времени осторожно выглядывал в коридор: не идет ли к нему какая-нибудь Тапа. Космонавты собирались только за столом, в минуты завтрака, обеда или ужина, да и то старались как можно меньше обмениваться фразами. Общую подавленность исчерпывающе охарактеризовал Дональд, когда проронил, грустно намазывая бутерброд: «Мы, наверное, никогда не долетим. Так и помрем от тоски».
Тина взглянула на него с укоризной. Но он и сам понимал, что языком мелет. Уж какая-какая, а эта смерть разведчикам не грозила. Хотя бы потому, что на корабле кроме них была еще и Тапа. А Тапа была не такая кошка, с которой вместе можно было помереть от тоски. Уже через несколько дней звездолетчики ожили. Они словно поняли, что в компании легче переносить тяготы полета, и теперь снова старались быть вчетвером. К этому их еще обязывала необходимость исследований и желание разгадать тайну инопланетной цивилизации. Разумеется, большую часть времени они проводили возле вольера, там, где гуляли ящероподобные создания — живая загадка далекой планеты. И вот однажды, когда разведчики в полном сборе находились возле вольера, киберпилот с помощью с системы сигнализации потребовал их к себе, в рубку управления. Это случалось не так уж часто и, что ни говори, было приятно. До сих пор автоматы управления ни в малейшей степени не нуждались в помощи людей. Если по ходу дела встречались какие-то трудности или возникали какие-нибудь проблемы, то автоматы сами разрешали их, даже не считая нужным известить о них экипаж. Но, оказывается, в космосе бывают и такие ситуации, когда машина со своим машинным мозгом не может решить, как поступить лучше, и тогда уже требуется ум человека. Так или иначе, но сам факт обращения машины за помощью к людям скорее мило удивил их, нежели насторожил. Идти туда вызвался Дональд. Во-первых, он стоял ближе всех к выходу из коридора и потому еще, что остальные были заняты с ящерообразными существами. Дело в том, что Сергей предложил воздействовать на сададьмеликов модулятором колебаний сверхвысоких частот. Перетащив аппарат к вольеру, звездолетчики включили его, навели, и с интересом наблюдали что за этим последует. Сначала существа за стеклом на темно-коричневом фоне почвы лежали спокойно, потом слегка заволновались, а после ухода Дональда, они вдруг привстали на задних лапах, а передние, сумрачно отливающие алым, протянули вперед-вверх, навстречу экспериментаторам, которые смотрели на них, как заколдованные. Садальмелики замерли словно в ожидании, а космонавты затаили дыхание.
Тапа тоже пришла посмотреть на ящерообразных существ. Удобно расположившись позади Тины и выглядывая из-за ее ног, она увлеченно наблюдала за садальмеликами. Поль, на ходу застегивая и оправляя белый халат, поспешно включил кинокамеры, установленные в вольере, и, повернув тумблеры, приступил к съемке…
— Брысь! — досадливо крикнула Тина кошке, которая подползла к самому стеклу и, уткнувшись носиком, зацарапала его когтями. Правым ботинком Тина попыталась отогнать ее, но Тапа с удовольствием стала огрызаться, а Тине недосуг было играться с ней.
— Унеси-ка ее подальше, — посоветовал Поль, — мне надо поправить камеру, — он неуверенно сунулся в вольер.
— Ах, чертовка! — вскрикнула Тина, едва успев захлопнуть дверцу вольера и откинуть ногой рванувшуюся туда Тапу. — Так теперь и будет здесь ошиваться!..
Все-таки она изловчилась, ухватила рукой кошку, снесла ее к выходу и вышвырнула прочь из коридора визжащее и кусающееся маленькое чудовище. Поль уже вылезал из стеклянного проема, поправив съемку.
Садальмелики, казалось, не обратили на него ни малейшего внимания. Они взирали оловянными пузырями прямо перед собой или себе под ноги, а на губах их застыла все та же зловещая улыбка. Неожиданно они круто взмыли на задних лапах и начали кувыркаться, изгибаться всем телом. Гладкая кожа их радужно плескала цветистыми отливами. Так продолжалось до тех пор, пока динамик не заговорил голосом Дональда:
— Приказ экипажу — сесть спиной к стене и сгруппироваться. Включаю боковые двигатели. Ускорение порядка 5,5 g. Курс — сто тридцать от эклиптики…
— Что он говорит? — на первых порах даже не поняла Тина. Но когда волна перегрузки потянула разведчиков к полу, они спохватились. Такого вообще еще никогда не бывало. Стекла вольера страшно задрожали, затряслись с пронзительным звуком. Там, внутри, сухо треснуло какое-то дерево. Сергей почти инстинктивно потянулся к ларингофону, но нарастающее давление бросило его на пол — на колени, как будто он собрался молиться невидимому идолу.
— Нет, вы подумайте только! — воскликнула Тина. — Этот псих нас раздавит! Пять с половиной g! Ему там хорошо в противоперегрузочном кресле!
— А вот не надо было отправлять его одного, — зло выплюнул Поль. — Может, он, и правда, рехнутый…
Наконец Тине удалось доползти до ларингофона и она закричала в него прерывающимся голосом, с трудом выговаривая слова:
— Зачем… зачем ты это делаешь, Дональд?.. Прекрати сейчас же мучиться дурью… Верни корабль на прежний курс, пожалуйста…
— Я, знаешь, не собирался мучиться дурью, — ответил динамик. — Тут у меня ситуация: прямо по курсу поток твердых небесных тел. И знаешь, мне кажется, что когда я меняю курс, они тоже маневрируют, чтобы я не ушел от столкновения…
Космонавты переглянулись.
— Ты сумасшедший, Дональд, — растерянно выдавила Тина, — у тебя мания!.. Где это видано, чтобы астероиды гонялись за космическим кораблем?!..
— Ладно. Приходите сюда — сами убедитесь…
Дональд остановил термоядерный реактор. И хотя система регулирования силы тяжести отказала совсем, и на корабле установилась невесомость, разведчики не растерялась. Сейчас некогда было искать магнитные подошвы. Отталкиваясь от стен и потолка коридора, они кое-как, кверху ногами, доплыли до рубки управления.
Поль, чтобы выяснить обстановку, сразу уселся за радарный дальномер и вычислительные машины, а Сергей юркнул в одно из штурманских кресел перед пультом. Поскольку аннигиляция была уже отключена Дональдом, он только включил торможение и, заодно, на всякий случай, перевел систему управления с автомата на ручную. Рули и рычаги поворотов на пульте сразу ожили, слегка завибрировали.
В это мгновение Дональд вдруг увидел Тапу. Сидя на распределительном щите, она вся напряглась, когда заметила, как задергался рубиновый набалдашник снятого с предохранителя рычага левого поворота. Сергей не видел ее, он, сжимая в руках руль, внимательно всматривался в экран. А Тапа, впившись в набалдашник пристальным хищным взглядом, медленно стягивалась, превращаясь в комок мускулов, готовясь к прыжку. Дональд отдавал себе отчет в том, что ему надо крикнуть и согнать кошку с пульта, но он молчал и как загипнотизированный следил за ней.
Тут Поль сообщил, что оснований для беспокойства, собственно, нет никаких. Оказывается «Голубая Амадина» попала в зону галактического метеоритного потока, но траектория основной, центральной части потока, довольно сильно сконцентрированной, не пересекается с траекторией движения корабля, а проходит значительно ниже, хотя, все-таки, не мешало бы уйти от нее несколько вправо.
И в этот момент Тапа прыгнула. Всеми лапами и зубами она вцепилась в набалдашник, собственным весом заставив чуткий рычаг максимально отклониться вниз. «Голубая Амадина» сразу упала влево-вниз на сотню километров.
Дональд, выброшенный из кресла, перед падением успел заметить лишь тело Сергея, перелетевшего через Тапу на рычаге, и его ноги, бессильно дергавшиеся метрах в пяти от пульта управления. В следующую секунду он вдруг ощутил всем телом жестокий удар слева, такой, что у него мгновенно вспыхнуло в глазах множество искорок, а руки уже сами собой крепко обхватили швы металлической переборки. «Голубая Амадина» стремительно падала вниз…
— Кошку!.. Уберите кошку!..
Визгливые крики бортинженера, прокатившегося по стенке отсека, ставшей вдруг полом, грохот сорвавшихся приборов, короткие вспышки, хруст раздавленных лампочек и среди всего этого — раздирающийся в крике комок мускулов на рычаге левого поворота, — совершенно ошарашили Дональда. Почти инстинктивно он поймал Поля и пристегнул его к переборке какими-то ремнями. А Сергей уже ловко схватился за спинку своего кресла, подтянувшись на руках, взобрался в него и резким движением ноги вернул рычаг на прежнее место. Раздался треск лопнувших ремней, и Дональд вместе с Полем тяжело рухнули на пол.
Тапа все еще болталась на рычаге, но едва Сергей протянул к ней руку, как она отпрыгнула в сторону, шлепнулась на пульт, забилась там в первый попавшийся угол и, злобная, окрысилась.
Астероиды на экране выросли до невероятных размеров. Теперь уже нельзя было уйти от них ни вправо ни влево, ни вверх, ни вниз, — надо было пробиваться сквозь страшную армаду несущихся вперед космических камней. Они уже заняли собой почти весь экран.
— Проклятье! — вскрикнул Поль. — Сейчас они из нас котлету сделают!
— Да уж, котлету… — пробормотал Сергей. — Металлический пирожок с мясной начинкой…
— Аварийная герметизация! — крикнула Тина из глубины отсека.
Сергей мгновенно нашел и щелкнул нужные тумблеры. С тихим шуршанием крышка люка наглухо закупорила вход в рубку управления. Точно так же автоматически перекрылись все тоннели корабля. «Голубая Амадина» превратилась во множество изолированных друг от друга секций, повреждение одной из которых не влекло за собой нарушение жизнеобеспечения в другой.
Каким-то чудом те объекты, что фиксировал Дональд, промчались мимо и растаяли где-то за кормой, даже не задев корабль. Но на экране тут и там уже золотились новые точки.
— Скорость сближения немногим меньше одной десятой скорости света, — определил Сергей. Он обернулся и весело подмигнул Дональду. — Как тебе это нравится?
— Очень мне это нравится, очень мне это нравится, — нервно ответил Дональд.
Тина тем временем тихо пробралась к пульту и уселась в кресло главного пилота.
— Левый поворот… Я ничего не вижу! Убрать тормозные сопла все — я ничего не вижу из-за этого пламени!..
Надвигалась новая волна метеоритного потока. Дональд и Поль, оказавшиеся без дела, затаив дыхание, смотрели на Тину и поражались тому, как хладнокровно, кончиками пальцев она швыряет многотонный корабль из стороны в сторону, уворачиваясь от астероидов, которые свирепой стаей атаковывают корабль. Космонавты знали, что особую опасность представляют вовсе не крупные каменные глыбы, а мелкие, даже чрезвычайно мелкие астероиды. Потому что на такой дикой скорости камешек с размерами спичечного коробка мог серьезно повредить внешнюю обшивку, а метеорит величиной с буханку хлеба — способен был при лобовом ударе разнести вдребезги весь корабль. Смертельная опасность заключалась в том, что даже самые чувствительные радары улавливали такие астероиды лишь на расстоянии тысяч километров, и красная точка, означающая астероид сверхмалых размеров, вспыхивала на экране всего за пару секунд до столкновения, так что Тина едва успевала рвануть рычаг. А ведь ей еще надо было учитывать в какую сторону лучше всего повернуть «Голубую Амадину».
Разведчики словно вросли в свои кресла, безмолвно и боясь шелохнуться глядели на экран. Было что-то жуткое в том, как вдруг внезапно и бесшумно один метеорит вырос до невероятных размеров, точно хотел пробить экран и вывалиться в рубку управления, прямо на космонавтов. Машинальным движением руки Тина повернула «Голубую Амадину». Астероид исчез. За ним открылось чистое небо. Как будто и не было никакого метеоритного потока.
— Фью, — сказал Сергей, тяжело положив руки на колени, — проехали…
Тина поначалу была растеряна и тоже не знала, куда деть руки.
Неподвижные звездолетчики с бледными лицами и трясущимися губами бессильно лежали в своих креслах.
Между тем, киберы, не дожидаясь распоряжений людей, принялись исправлять полученные повреждения. Полностью их избежать, конечно, не удалось, что и высветилось на мониторах управляющей панели. Астероиды изрядно помяли выступающие конструкции чаши фотонного отражателя и нанесли повреждения ряду секторов в кормовой части. Но хуже всего было то, что совсем уже мизерный камушек (судя по пробоинам, которые он оставил) залетел в подсобные помещения корабля и пробил большой кислородный баллон, благодаря чему обнаружилась утечка кислорода в открытый космос. Не прошло и десяти минут, как уже заработала система регулирования силы тяжести, сразу после нее началась разгерметизация секций корабля. А еще через минуту Поль тяжело поднялся со своего кресла и направился к распределительному щиту. Туда, где сидела испуганная Тапа.
— По-моему, нам надо что-то решать с этой кошкой, да?
— Вот, вот. Давно пора. Я ведь вас предупреждал, — злорадно отозвался Дональд. — Я ведь вам говорил, что эта Тапа еще даст нам всем жизни.
— А вот я ее сейчас возьму за хвост и так тресну об пульт, что у нее навсегда пропадет охота измываться над людьми!
Тапа, засев в углу в воинственной позе (подобрав под себя лапы и выпустив когти) молча ждала приближения бортинженера. «Давай, давай, — как бы говорила она своим видом. — Тресни.» В ней было все — и недовольство, и глухое раздражение, и следы пережитого страха, и обида, и желание больше не давать себя в обиду, не было только даже и тени раскаяния за свой поступок… Когда Поль подошел к ней и протянул руку, она злобно зашипела как змея и еще сильнее втиснулась в угол.
— Да брось ты заниматься глупостями, — сказал Сергей, мягко, но настойчиво отодвигая Поля в сторону. — Оставь ее в покое. Она ведь, в сущности, неплохая кошка. Вот если бы она не направляла наш корабль в метеоритные потоки, что, я думаю, все-таки произошло случайно… и если бы она еще прекратила эту свою политику геноцида в отношении Дональда, мы бы были с ней большими, неразлучными друзьями…
— Неразлучными, да?
— Я и говорю: неразлучными. Водой не разлить. Верно, Тапа?
Тапа только презрительно фыркнула и, ловко спрыгнув с пульта, безобразно потянулась и ушла себе восвояси.
После ее ухода у звездолетчиков завязался оживленный спор о том, что с ней делать дальше. Сергей и Тина заступались за нее, а гнев Поля постепенно утихал, пока не исчез совсем. Дональд предложил было убить ее из пистолета, но звездолетчики опротестовали его предложение, тогда он предложил запереть Тапу в одной из кают, просовывать ей пищу на железном ломике в зарешеченный люк, и держать ее таким образом до возвращения домой. Сергей вполне резонно в ответ на это заметил, что такую бестию долго не удержишь взаперти. Вобщем, решили пока не трогать ее в надежде, что ничего подобного сегодняшнему больше не повториться. Однако не прошло и недели, как Тапа выкинула такой номер, в сравнении с которым все ее прежние выходки показались просто невинными забавами расшалившегося котенка. И эта «шутка» окончилась трагически не столько для разведчиков, сколько для нее самой. Короче говоря, через неделю случилась новая неожиданность: Тапа съела садальмеликов.
Когда разведчики ворвались в вольер, все уже было кончено. На песке под слабым электрическим светом разлилось пятно темной жидкости, как-будто крови. В нем, в этом пятне, были раскиданы останки одного из ящерообразных существ. Были здесь какие-то голубовато-белые хрящики, забрызганные той самой темной жидкостью, какие-то внутренности совершенно непередаваемого цвета и маленькая, словно сморщенная часть черепной коробки, издали, почему-то напоминавшая апельсин. Невдалеке, шагах в восьми от этих, валялись другие такие же останки, видимо, бывшие раньше вторым садальмеликом. И в той и в другой лужах мутно поблескивали уцелевшие золотые кожицы.
Тапа, сидящая тут же рядом, представляла из себя изумительно яркий пример насытившегося хищника. Непонятно как очутившаяся в закрытом вольере, она невозмутимо облизывалась, не обращая внимания на обмеревших разведчиков. Живот ее безобразно распух и вывалился, и, в целом, она была в весьма довольном, сонно-благодушном настроении.
Первым делом Поль бросился к золотистым шкуркам, схватил их и принялся изучать. Его друзья молча расселись на корточках и встали на четвереньки вокруг него. Одна вещь сразу привлекла общее внимание. Снаружи «вторая кожа» казалась состоящей из множества жестких пластинок из костной ткани, напоминавших чешую рыб, но изнутри она оказалась выложена каким-то искусственным материалом, очень похожим на шелк. Местами он был покрыт аккуратными швами. Но самое главное заключалось в том, что «вторая кожа», оказывается, имела невидимое снаружи приспособление для застегивания — длинную полоску на животе поразительно напоминавшую микроскопическую «молнию». Покопавшись немного, Поль даже сумел расстегнуть ее. Она была твердая и блестящая и уж никак не могла иметь природное происхождение.
— Что же это такое?
— Месалапетал… то есть меса… месал, — не своим голосом пробормотала оторопелая и бледная Тина.
Поль тяжело уставился на нее и некоторое время задумчиво разглядывал.
— Я вижу, что металл, — медленно сказал он. — Только вот какой?
— Неснаю… Сплав какой-то.
— Странно, — произнес Дональд, рассматривая останки садальмеликов. — Сердце как будто трехкамерное, как у рептилий, а череп сильно упрощен, как у млекопитающих.
— Надо взять немного крови и кусочки недоеденного мяса на экспертизу, — неуверенно предложила Тина.
— Да разве это поможет нам хоть что-нибудь выяснить теперь? — в сердцах крикнул врач.
— Во всяком случае, одно ясно, — перебил его Поль. — Это были разумные существа. Ни одна зверюшка не сможет расстегивать такую хитрую молнию. «Вторая кожа», несомненно, одежда. Видите, какая она теплая изнутри, благодаря подкладке.
— Я представляю себе, — сказал вдруг Сергей. — Разумные существа с далекой планеты. Они безоружны. Их поймали и посадили в клетку какие-то орясины. У них не было даже оружия, чтобы защитить себя. Но они не теряют присутствия духа. Они начинают размышлять и постепенно склоняются к выводу, что чудовища, пленившие их, все-таки тоже разумны. Но они не хотят вступать в какие-либо отношения с чудовищами. Они не понимают, зачем это нужно. У каждого своя планета, свой дом, свой порядок вещей… Им непонятна психология чудовищ, покинувших родную планету и слоняющихся в бескрайних просторах в погоне за призрачными надеждами… Зачем?
Возможно, даже, у них было какое-то оружие, и они могли с самого начала не дать себя в обиду, но разумным существам не пристало, им совесть не позволяет расправиться со своими братьями по разуму, чтобы вернуться домой, к родному очагу. Они выбирают путь самопожертвования и лишений.
Теперь кошка. Что думают они о кошке? Разумно ли маленькое чудовище? Очевидно, да, поскольку доказана разумность больших чудовищ… Или же это принимается ими как аксиома. Но это не важно, важно другое: когда маленькое чудовище приходит к ним в клетку и нападает на них, они не смеют расправиться даже и с ним… Выбравшие путь страданий выдерживают его до конца. Они предпочитают быть съеденными, чем осквернить себя убийством брата по разуму… А Тапа? Что в этот момент соображала Тапа? Страшно подумать: она ела их так же, как ела бы мышей или тараканов… Эх, кабы можно было вернуться, да были бы они живы!..
— Да-а, — протянул Поль. — Жили себе спокойно на своей планете, не трогали никого… Уж лучше если бы она съела Дональда.
Дональд аж весь затрясся на песке.
— Меня?! Меня?! Лучше если бы она съ… она… она съела бы меня?!
Он вскочил размахивая руками.
— Успокойся. Сядь. Я пошутил.
— Отгоните кошку подальше. Тина, дай ему воды!
— Воды… воды… Ну, Поо-оль! Тяпун тебе на язык!
— Да садись же!
Руки Дональда ходили ходуном, губы дергались, и он проливал из стакана.
— Как ты мог?.. Как ты мог?..