1968 год. Париж, Монмартр. За 32 года до описываемых событий.

Машины горели хорошо – с громким треском, жарким пламенем, одним словом – как положено. Причём, и роскошный «Кадиллак» белого цвета, и сиреневый работяга «жук» полыхали одинаково, без различий на классовую составляющую.

– Хорошо горит! – не смог не выразить восхищения Бен Халед. Он был поэтом, человеком с тонкой душевной организацией и посему подобные штуки чувствовал особенно остро. – Ты представляешь, брат, – он повернулся к мрачному Сулейману, с натугой пёршему на своём горбу два рюкзака с оружием – единственным, что осталось от их «Ячейки 11 марта», всё остальное: списки организации, деньги, имущество – досталось жандармам. – Вот так бы, – он восторженно обвёл рукой пылающие авто, – да весь Париж подпалить! Как бы народ поднялся, настоящая революция! Сулейман зло сплюнул. Бывший автомеханик, сын нищего феллаха, чудом попавшего во Францию ещё в конце сороковых, он на дух не переносил вот таких эстетствующих, рафинированных мальчиков, чьи предки превосходно чувствовали себя и при колониальных властях, и после обретения Алжиром независимости, и здесь, на чужбине!.. И всё потому, что они были – богаты, а он, Сулейман и ему подобные – бедны. Вот, спрашивается, с чего этот мальчишка вошёл в их организацию? Чего ему в жизни не хватало? Денег? Образования? Положения в обществе? Всё было! Впрочем, почему было? И есть по-прежнему! Таких, как он – почти половина в их ячейке насчитывалось. Все, как один, горели желанием перевернуть мир, построить самое справедливое общество на Земле, совершенно не думая о том, что когда это общество появится, править в нём будут уже не они. А парни, вроде него, Сулеймана – толковые, знающие, что почём в этом подлом мире, способные при случае и мину подложить, и полгорода вырезать, если понадобиться… В том что так оно и будет, Сулейман ни капли не сомневался – прагматики всегда в цене, не то, что романтики вроде Бен Халеда. Революцию 68 года их организация восприняла с настороженностью – всплеск бунта молодых интеллектуалов, к тому же – были на то весьма существенные подозрения! – подогретый специальными службами Советов, Кубы и КНР, больше походил на обыкновенную провокацию. Что, в конце-концов, и оказалось на самом деле, когда власти опомнились и принялись с методичной жестокостью давить всех радикалов подряд. Под раздачу попала и их «Ячейка» – хотя её руководство и было тесно связано с полицейскими органами Республики, тут уж ничего не поделаешь, в любой революционной борьбе приходится сотрудничать с жандармами!.. Одно успокаивало совесть, что данное сотрудничество было направлено против конкурентов организации – пусть даже и среди единоверцев! Однако даже эта связь не уберегла «Ячейку» от разгрома!

Сзади что-то грохнуло – Бен Халед ещё глазами хлопал, а Сулейман, роняя рюкзаки, уже летел на асфальт, проворно выдирая из кармана брюк верный «Вальтер». Секундой позже, опомнившись, рядом с Сулейманом повалился и поэт.

– Что, что это? – ошалело пролепетал он.

– Ложная тревога, – фыркнул разочарованно Сулейман, поднимаясь на ноги.

Метрах в пяти от них валялся мужик – весь в крови, непонятно, то ли живой, то ли уже покинувший этот мир. Судя по всему, он только что выпал из «жука». Видимо, очнулся от жара пламени и попытался выбраться из кабины, но сил только на это и хватило… Рядом с ним лежал толстый кожаный портфель. Приглядевшись, Сулейман различил тонкую стальную цепочку, идущую от его ручки и змеёй охватывавшей запястье мужика. А вот это уже было интересно! Портфельчик-то оказался не простой…

– Последи за улицей! – бросил Сулейман поэту и ужом скользнул к мужику.

Быстро обшарил карманы – ничего, пусто, потом подёргал цепочку, немного подумал и, осклабившись, полез за ножом. Хорошая была штучка, сделанная на заказ одним толковым итальянцем. А уж острая!.. Когда Сулейман закончил дело и спокойно снял браслет наручника с отрезанной кисти покойника, Бен Халеда уже прекратило тошнить. Бледный поэт стоял на коленях, с ужасом глядя на приближавшегося к нему соратника.

– Пошли отсюда! Только нам ещё на жандармов не хватало наткнуться! – с этими словами Сулейман подхватил свободной рукой рюкзаки с оружием и двинулся по улице.

Испуганно оглядываясь, Бен Халед заспешил за ним.

* * *

Они нашли пристанище у приятеля Сулеймана, пакистанца Рагиба. Тот держал мелкую чайную лавку в квартале, который волна студенческих волнений практически не затронула. Отправив поэта спать, Сулейман уединился в крохотном кабинетике Рагиба – сам хозяин в это время был за прилавком, и вдумчиво принялся за изучение содержимого портфеля. Надо признаться, оно его озадачило. Нет, деньги в портфеле, конечно, были. Две солидные пачки франков, надёжно стянутые клейкой лентой. По прикидкам Сулеймана, вполне хватит на месяц-другой безбедной, приятной жизни. А ежели экономить, то можно и полгода протянуть, а то и весь год. Это уж как получится… Зато остальное… Во-первых, почти половина портфельного нутра была набита кассетами для фотоплёнки. Их тут было штук сто, никак не меньше. Причём, не пустых – в чём Сулейман немедленно убедился, проверив парочку кассет. Он вытянул одну плёнку, внимательно просмотрел кадры на свет. Увиденное заставило его слегка нахмуриться – какие-то тексты, написанные непонятно на каком языке. Скорее всего, шифр. Ладно, потом разберёмся. Во-вторых, под кассетами, на самом дне лежала толстая тетрадь. Там, правда, были какие-то расчёты – почти на всех страницах. Изредка встречались два-три слова, но снова – на том же самом непонятном языке. И, в-третьих, тут ещё находился пистолет. Хороший такой «зауэр», с тремя обоймами и глушителем. А вот это было – совсем хорошо! Доброе оружие всегда лучше непонятных бумаг и фотоплёнок. Может, последние и дороже стоят, а что это так, Сулейман уже не сомневался, но зато пистолет надёжнее. Сулейман тут же перепрятал оружие себе в карман – и, подумав, забрал также и деньги… Ему только что пришла в голову очень хорошая мысль… В конце-то концов, с «р-э-эволюционной деятельностью» можно бы и закончить…

* * *

Бен Халед, несмотря на тонкую душу поэта, никогда не был оторван от жизни и в её хитросплетениях разбирался, пожалуй, не хуже битого волка Сулеймана. Всё же он был сыном торговца, который сумел подняться благодаря дьявольской изворотливости и хитрому уму. Эти же способности он передал и сыну. Хотя и не в таких объёмах! Учёба в Сорбонне и «р-р-революционные искания» парня, отец воспринимал спокойно. Сам в своё время тесно контактировал со сторонниками ФНО, активно поддерживая боевиков фронта деньгами. За что и сумел получить от победителей немало преференций. Правда, в новом Алжире не осел, но и во Франции тоже оставаться не рискнул. Мог под горячую руку полиции попасться, или – ещё хуже! – угодить на шальных молодцев из ОАС. В последнее время, правда, о них слышно было мало, слава де Голлю, настоящий мужик оказался, почистил страну от этой швали, но кто его там знает… Поэтому переехал в относительно спокойный Ливан. А сына оставил в Париже. Пусть получает нормальное образование… Когда Сулейман отдал Бен Халеду портфель и, велев с ним разобраться, куда-то исчез, поэт не стал прекословить. Но уже через полчаса вдумчивого изучения находки, покрылся холодным потом, ибо догадался: какое опасное сокровище им досталось! Судя по некоторым плёнкам, которые можно было понять и без всякой расшифровки, поскольку они представляли собой переснятые документы какой-то спецслужбы – вероятнее всего, СДЕСЕ, содержимое портфеля было ничем иным, как подробным досье на некую тайную организацию. Может, ОАС, а может, ещё какую-нибудь, это с первого раза было не разобрать. Но от этого легче не стало. Мужик на «жуке», очевидно, являлся курьером, пытался вывезти бумаги в безопасное место из очага студенческих волнений, но нарвался на ловушку. Или просто оказался случайной жертвой восставших… Впрочем, как бы там оно ни было, а досье скоро начнут искать. Не приведи, Аллах, наткнутся на них с Сулейманом, долго разбираться не будут, уничтожат обоих. Поэтому нужно срываться отсюда – и как можно скорее. К отцу – в самый раз. Но для начала – спрятать документы. Не потащишь же их через границу! Где найти безопасный тайник для этого сокровища, Бен Халед уже знал. Было у него на примете одно хорошее местечко, о котором никто не догадывался. Благо, что отсюда до него рукой было подать! И хранитель имелся, который последит за сохранностью портфеля. Доверять мужику можно, человек он нормальный и вполне надёжный, когда-то с отцом такие дела прокручивал!.. И – что самое главное: не француз! А – австриец. А это – дополнительная страховка – ежели что, то искать Бен Халеда начнут по его французским знакомым. О том, что он связан с герром Келлерманом, никто не знает, даже – доверенные люди отца, находящиеся сейчас в Париже… И, приняв такое решение, Бен Халед повеселел.

…Курт Келлерман – в Париже он возглавлял небольшое рекламно-информационное агентство «Медитерране Медиа», молча просмотрел несколько плёнок, потом пролистал одну из тетрадей – Бен Халед, затаив дыхание, с напряжением ожидал его реакции. Но лицо старого компаньона отца оставалось невозмутимым. Как никто другой, Курт умел держать себя в руках. Наконец, он закончил просмотр, аккуратно сложил плёнки в портфель и только после этого вопросительно взглянул на поэта. Тот заторопился:

– Мсье Келлерман, мне нужно бы вот всё это у вас спрятать, пока я с отцом не свяжусь. Вы можете мне помочь?

– А почему бы и нет? – пожал плечами австриец. Лицо его оставалось бесстрастным и невозмутимым, как у Сфинкса в египетской пустыни.

– А ты-то как до отца добираться станешь? Продумал пути?

– Да придумаю что-нибудь… – неуверенно ответил парень.

На что Келлерман нахмурился и резко отчеканил:

– Так не годится! Вот что, – он отошёл к столу, порылся в бумагах, валявшихся там в сплошном беспорядке, и вытащил несколько крупных купюр. Протянул поэту: – Держи! Доберёшься до вокзала, там тебя встретит один человек, он поможет тебе выбраться отсюда. Кстати, – он на мгновение стал озабоченным, – а кто-нибудь ещё знает об этой… находке?

– Никто.

– Ну и хорошо.

…Но даже семейная изворотливость не спасла юного поэта. Покидая Париж, он наткнулся на каких-то бандитов, которые без лишних церемоний просто изрешетили его из «скорпионов» – и тщательно обыскав карманы, скрылись с места преступления. А вот к Сулейману судьба оказалась более благосклонна. Парень сумел пристроиться в «Блан кепи» – и даже дослужился до сержантского звания. Повидал мир, участвовал во многих зарубежных операциях своего подразделения – и спустя двадцать лет благополучно вышел на пенсию. Осел на Корсике – разумеется, под другим именем. И жил долго и счастливо, пока по пьяному делу не поссорился с местными контрабандистами. Те, не долго думая, воткнули ему нож в горло. Но это уже была другая история, к которой найденный в Париже архив не имел никакого отношения.