У девочки дрогнули тёмные ресницы, в синих глазах вспыхнули весёлые огоньки.

— Моя!

Улыбнувшись, она ловко, не глядя, вплела ленту в косу и, кивнув Саше, — спасибо, мол! — опять склонилась над книгой.

«Даже не спросила, где я её взял!» — вдруг обиделся Саша.

Ему ничего не оставалось, как уйти, но… уходить почему-то не хотелось. Хоть и девчонка, а поговорить можно, всё не так скучно будет…

Саша с притворным вниманием стал рассматривать нарядную стрекозу, которая, будто маленький вертолёт, неподвижно висела над розово-лиловым клевером. В голову, как назло, не приходило ни одного путного слова. Трудно, ох как трудно разговаривать с девчонкой! Ещё вообразит невесть что… И Саша, отставив ногу, изрёк:

— Ну и скучища у вас тут! Жуть!

Девочка подняла на него непонимающие глаза, и Саша смутился окончательно. Он принялся путанно объяснять, что случайно попал сюда, а вообще-то, он каждое лето отдыхает на море…

— Вот где красота! Плывёшь по волнам — вверх-вниз, вверх-вниз — здорово! Особенно в шторм. Я как заплыву — берега не видно!..

Запнувшись, он осторожно покосился на девочку: поверила? На самом деле — но это была его позорная тайна — Саше, после того как он однажды чуть не утонул, разрешалось отплывать от берега даже в самую тихую погоду всего на пять-шесть метров.

Зря он только старался! Рассказ о его морских подвигах девочка пропустила мимо ушей. Пожав худенькими плечами, она безразлично сказала:

— Не нравится — так уезжай! Мне же тут хорошо.

Кое-как оправившись от смущения, Саша снова принял вид человека разочарованного и скучающего.

— Тебе, может, и хорошо. Ты в этой деревне живёшь, привыкла. А мне тут…

— Если можно считать Ленинград деревней, — улыбнулась девочка.

— Так ты из Ленинграда?! — опешил Саша и вдруг покраснел, представив, каким надутым индюком выглядел он со своим глупым бахвальством.

В Ленинграде он был только один раз, на экскурсии, но всё-таки это была зацепка — теперь было о чём говорить. Раздумывая, с чего бы начать, Саша уселся на траву, вспугнув покачивающуюся на цветке красавицу стрекозу. И тут выяснилось, что эта девчонка и не собирается с ним разговаривать: нетерпеливо тряхнув косичками, она опять уткнулась в книжку.

— А что тут хорошего, в этой дыре? — с вызовом бросил Саша.

— А ты оглянись вокруг, — с сожалением отрываясь от книги, но не обидевшись, посоветовала девочка. — Здесь замечательно!

Замечательно? Саша вскинул подбородок и прищурился: разыгрывает? Но девочка смотрела на него серьёзно, с каким-то сожалением, что ли, вроде хотела сказать: много ты понижаешь!

— Что ж тут замечательного? — возмутился Саша. — Искупаться — и то негде. Речка — болото-болотом и лягушки орут — «ква-ква!»

— А я знаю, почему тебе здесь не нравится, — захлопнув наконец книгу, задумчиво сказала девочка. — Видеть ты не умеешь, вот что!

— Что? — не поняв, переспросил Саша. — Как это видеть не умею? Да у меня зрение будь здоров! Врач говорил…

Девочка опять как-то странно, будто жалея его, улыбнулась.

— Зрение-то у тебя, может, и хорошее, да только ты всё равно ничего не видишь.

— А ты не воображай! — разозлился Саша. — Вижу я не хуже тебя, просто не нравится мне в этой дыре — и всё тут!

Саша хотел сказать ей что-нибудь обидное, — он терпеть не мог, когда его жалели, особенно такие, с бантиками, — а потом встать и сразу уйти, но его остановил голос девочки:

— Ничего я не воображаю… Ты сам посмотри: луг зелёный, в цветах весь, будто яркий платок раскинули. А лес… Ты был в Исаакиевском соборе? Там колонны, как эти сосны. Глянешь — дух захватывает! А на вырубках земляники! Горстями собирать можно. Ну, а речка… Конечно, это не Нева, да и зачем ей быть огромной? Смотри, какие у неё красивые берега, птицы в кустах распевают и кувшинки, словно золотые солнышки… Разве плохо?

Придерживая на коленях соскальзывавшую книгу, девочка подняла к Саше лицо, и он увидел, что глаза у неё даже не синие, а васильковые, как платье, а шея смешная, совсем тонкая… Да и вся она была какая-то тонкая, слабенькая и непонятная: то дразнилась, то уговаривала. «Но главное — она не вредная!» — решил Саша, больше всего на свете не любивший ехидных девчонок.

Он ведь и сам приметил и пёстрый луг, и темнеющий за холмом бор, и даже кувшинки над водой, — и тоже подумал, что они похожи на маленькие солнышки. И зачем это ему было всё охаивать — ничего тут, видите ли, интересного нету? Расхвастался, раскукарекался, как петух тёти Глаши, — вот и получил по носу. А что, справедливо!

Саша принялся соображать, как исправить положение, чтобы девчонка не сочла его круглым дураком, но тут кусты лозняка раздвинулись, и к реке вышли двое ребят.

Одного, с длинным удилищем, Саша узнал сразу. Это был Юзик, с которым он не захотел разговаривать утром. Чуть впереди легко шагал темноволосый парнишка со светлыми весёлыми глазами.

— Ага! Вот ты где, Натка! — воскликнул Юзик и, не взглянув в Сашину сторону, подошёл к ней и что-то сказал. Должно быть, что-то смешное, потому что девочка, закинув голову, весело рассмеялась.

«Весёлая! И про книжку забыла…» — недовольно подумал Саша.

Втроём они принялись что-то обсуждать, а Саша, чувствуя себя лишним, сидел в стороне и злился. «Юзик, конечно, мог на меня утром обидеться, а этот долговязый чего даже не смотрит?» — с досадой подумал он.

Саша встал и, не оборачиваясь, зашагал по зелёному речному берегу. Ничего, в городе его ждут настоящие, верные друзья, и он жив не будет, если сегодня-завтра не вырвется к ним…

— Погоди! — услышал он за спиной голос Натки. — Пойдём с нами!

Саша только упрямо мотнул головой. Ишь ты, можно подумать, что он им и впрямь нужен! И ему ещё больше захотелось домой.

Он остановился у торчащего из воды, поросшего мхом валуна, взобрался на него и сел, опустив ноги в воду. Из-за валуна появилась смешно, толчками плывущая стайка рыбёшек. Саша шевельнул ногой, и мальки испуганно бросились врассыпную, а потом снова собрались вместе и застыли в зеленоватой тени от куста, насторожённо шевеля прозрачными, словно слюдяными, хвостиками. На дне течение шевелило покрытый мхом прутик, и казалось, что там ползёт змейка… «Сегодня же сбегу отсюда, — сдвинув брови, решил Саша. — Пропадут каникулы!»

Где-то невдалеке сухо зашуршала осока, и Саша, обернувшись, увидел Натку. Она шла быстро, к вискам её прилипли мокрые после купания завитки волос. «Видно, что-то случилось», — подумал Саша, но на всякий случай независимо отвернулся — очень надо! — и удивился, когда Натка остановилась рядом.

— Я так и думала: сидишь тут один и скучаешь! — быстро взглянув на него, сказала она с укоризной. — А с нами не пошёл!

Саша растерянно молчал.

— Конечно, я понимаю: ребята незнакомые и всё такое, — сорвав веточку полыни, Ната помяла её пальцами. — Но как узнаешь их, сразу поймёшь — ребята хорошие!

Сообразив, что Натка вернулась за ним, Саша обрадовался и отвернулся, чтобы она не заметила этого:

— Зачем знакомиться? Вам, кажется, и без меня весело.

— Так ведь тебе плохо! — удивлённо воскликнула Натка. — Что, так и будешь целое лето один у речки сидеть?

Шагая за Наткой, Саша всё удивлялся, почему так легко поддался на её уговоры. Получилось, вроде без этих ребят он и впрямь жить не может…

— Идём напрямик, так быстрее, — раздвигая ветки, сказала Натка, и Саша, свернув за ней, опять подивился своей податливости — только что он презирал эту девчонку, а теперь топает за ней…

«Всё от скуки!» — решил Саша и услышал:

— Тебя как зовут?

— Меня? Саша, — и тут же поспешно поправился: — Александр.

— А меня — Наташа. Высокого мальчика — Андрей, который поменьше…

— Знаю, — перебил её Саша. — Того, что поменьше, зовут Юзик, он по соседству с моей тётей живёт.

— С тётей Глашей? — живо обернувшись, улыбнулась Натка. — Значит, и мы с тобой соседи!

— А Андрей… он местный? — почему-то заинтересовал его долговязый парнишка.

— Нет. Из Москвы.

Саша вздохнул: везёт же людям! Небось, парады не по телевизору, на Красной площади смотрит!

Натка вдруг ойкнула, остановилась, и Саша увидел, что она, как в капкан, попала ногой в колючую проволоку.

Она дёрнулась, чтобы освободиться, и по её ноге юркой змейкой скользнула вниз тёмная струйка крови.

Ещё не ощущая боли, Натка обернулась к Саше. Лицо у неё было растерянное и испуганное. И Саша, вдруг почувствовав себя сильным, рванулся к ней. Осторожно распутав проволоку, он достал носовой платок. Крепко перевязал ранку, хмурясь, сказал:

— А теперь домой надо. Проволока ржавая, папа говорит, это очень опасно. А он врач, знает…

Натка тоскливо вздохнула:

— Теперь уколы делать будут. Больно! Мне однажды уже делали…

Саше стало жалко эту большеглазую испуганную девчонку, и он, сдвинув брови, строго сказал:

— Ничего, от этого не умирают!

Но, повторив слова отца, так заставлявшего его в детстве пить рыбий жир, Саша смутился: человеку больно, а он, дурак, острит.

— Пойти с тобой? — смущённо предложил он, но Натка отрицательно покачала головой.

— Ну, тогда я к ребятам… знакомиться. Хочешь?

Это было чуть ли не самопожертвование с его стороны, — мол, не хочется, но всё-таки пойду, если ты хочешь! Натка поняла это и слабо улыбнулась — её, видно, здорово испугал вид крови.

Саша постоял ещё немного, пока васильковое Наткино платье не скрылось в зарослях, а потом нехотя подался к ребятам. И зачем только он пообещал ей, что пойдёт к ним? Хоть она и добрая, вернулась за ним, а всё-таки не надо было обещать!

Выбравшись из кустов, Саша сразу увидел Андрея и Юзика. Сосредоточенно, прикусив от усердия язык, Юзик сдирал с лозы кору. Саша догадался, что он готовит новое удилище. Андрей носился с мячом по полю, отрабатывал удар.

«И чего, спрашивается, я к ним притащился?» — засомневался опять Саша, раздумывая, не нырнуть ли ему, пока не поздно, назад, в кусты. Но Юзик приподнял голову и, увидев его, весело закричал:

— А за тобой Натка пошла!

У Саши полегчало на душе — а он ничего, этот Юзик, не обижается по пустякам.

Только Саша стал рассказывать, что приключилось с Наткой, как примчался Андрей. Он дышал жарко, ртом, как дышат в душный день уставшие собаки. Послушав немного, ухмыльнулся: «Чего это ей в проволоку лезть понадобилось?» — и опять погнал мяч по лугу. Нет, этот Андрей Саше совсем не нравился…

Зато Юзик расстроился.

— Вот беда! — сказал он, бросив на траву недоделанную удочку. — А мыто думали в волейбол поиграть!

Говорил Юзик неторопливо и выглядел как-то солидно.

Саша сел рядом, и Юзик, добродушно поглядывая на него, рассказал, как этой весной, наблюдая ледоход, сорвался со старой вербы и угодил в воду, а после такого купания почти месяц провалялся с воспалением лёгких в больнице.

— Я на эту вербу сто раз лазил и вдруг свалился! — улыбнулся Юзик.

— Бывает, — сказал Саша. — Слушай, я одного понять не могу откуда здесь колючая проволока взялась?

— С войны ещё. В нашей деревне целых два года немецкий гарнизон стоял. Мать рассказывала, они колючей проволокой тут всё опутали, партизан боялись. Остатки кое-где по зарослям всё ещё валяются, ржавеют…

Оказалось, Юзик знал множество интересных вещей. Зачерпнув со дна заболоченного ручейка, впадавшего в речку, густого, вязкого ила, он тут же показал, как добывать наживку для рыбы — мотыля. Обрезав ножиком гусиное перо, сделал поплавок. Затем, поманив Сашу за собой, тихонько раздвинул кусты и показал ему гнездо дикой утки. Гнездо было пустым, утка с утятами куда-то уплыла. Саша не успел пожалеть об этом, потому что увидел, как небольшая красивая птичка, переливаясь голубым и красным, пронеслась прямо над их головами и вдруг упала в воду.

Саша ахнул, а Юзик и ухом не повёл.

— Зимородок. Охотится, — коротко пояснил он.

И верно: через минуту птица как ни в чём не бывало спокойно взлетела на сук дерева, держа в клюве маленькую рыбёшку.

Саша с большим уважением взглянул на приятеля. Но тут зимородок встрепенулся, тревожно забил крыльями и поспешно юркнул в зелёную гущу ветвей.

Над самой рекой, широко распластав крылья, планировала большая птица. Саша разглядел клюв, изогнутый острым крюком, и острые хищные когти.

— Коршун?!

Юзик кивнул.

— Эх, камня нет! — оглядевшись, сказал Саша, но Юзик строго сдвинул белёсые брови:

— Ещё чего!

— Так он же хищник! — возмутился Саша.

— Ну и что? — удивился Юзик. — Значит, в него камнем, да? Хищники тоже пользу приносят!

Устав гонять мяч, прибежал Андрей.

— В волейбол ста-но-вись! — крикнул он издали и запустил в ребят мячом.

Саша успел его поймать, но, почувствовав боль в руке, выронил. Ловко поддев мяч носком и поймав его, Андрей пренебрежительно усмехнулся:

— Играть, что ли, не умеешь?

Можно было, конечно, сказать про больную руку, но говорить почему-то не хотелось. Ничего, сейчас он покажет ему, на что способен!

— Ну-ка, держи!

Саша взял мяч, подбросил и с силой ударил кулаком. Мяч пронёсся мимо уха Андрея и врезался в кусты.

Поскучнев, Андрей нехотя полез за ним. После того как Саша сгонял его в заросли ещё два раза, он заявил, что играть в волейбол втроём неинтересно. Вот команду бы собрать, да на площадке, да с сеткой… Но Саша не стал его слушать. Он принялся показывать Юзику, как подавать «кручёные» мячи, как принимать «резаные» — им и без Андрея было интересно. Тогда тот, обидевшись, ушёл.

Домой Саша вернулся страшно голодным. Он совершенно, ну просто совершенно забыл о своём утреннем решении и без лишних уговоров съел тарелку наваристого борща с мясом, попросил добавки тушённой с грибами картошки, выпил полкринки сладкого, пахнущего мёдом компота и только тогда смущённо покосился на тётю Глашу, — не вспомнит ли она про его страшную болезнь? Но тётя вроде всё забыла и, возясь у плиты, не обращала на Сашу никакого внимания.

Осоловев от вкусной еды, Саша отвалился на спинку стула. Сонный взгляд его остановился на кринке с компотом. Саша взял её и с удивлением стал вертеть в руках.

— Тётя, откуда у вас такая посудина?

На солнце глазурованная поверхность кринки блеснула ярким радужным цветом.

— Кринка-то? — Тётя Глаша неторопливо вытерла руки расшитым петухами рушником. — Да у меня этого добра сколько хочешь.

Она отодвинула цветастую ситцевую занавеску посудного шкафчика, и Саша аж привстал от удивления.

На полке, лихо подбоченясь, стояли, будто готовые пуститься в пляс, толстые кружки и пузатые горшки, а над ними горделиво возвышались узкогорлые кувшины, кринки. Полка полыхала алыми мальвами, молочно-белыми венчиками ромашек и яркой, точно весеннее небо, синью васильков… В комнате стало весело, нарядно, будто неожиданно наступил праздник.

Саша вспомнил, что отец не раз рассказывал ему про деда и братьев — искусных гончаров, чьи работы славились далеко окрест. Тогда он пропускал это мимо ушей — подумаешь, мастера глиняные горшки лепить! Откуда Саше было знать, что из глины можно сотворить такое чудо.

— Сразу видно — старинные! — глубокомысленно заметил Саша, с восхищением глядя на полку. — Теперь таких не делают.

— Почему старинные? — не поняла тётя Глаша. — Это всё я делала. А что от деда да братьев осталось, всё в войну сгинуло.

Она смотрела на кринки и миски, как смотрят на близкого, родного человека, и Саша видел, как постепенно разглаживаются морщинки на её лице: озабоченное, даже хмуроватое, оно на глазах становилось ласковым и печальным.

— А ты, я вижу, нашей породы — красоту понимаешь, — сказала тётя, ласково провела шершавой ладонью по Сашиным волосам и с грустью добавила: — Не повреди я после войны руку, когда на трактор пошла — мужиков-то мало вернулось, пришлось нам, женщинам, их заменять, — никогда бы глину не оставила.

Они помолчали, каждый по-своему разглядывая весёлый хоровод красок.

— Тётя, а можно мне самому посмотреть? — подошёл к полке Саша.

— Смотри. А что понравится, домой возьмёшь. Всё-таки память будет.

Тут тётя Глаша взглянула на ходики и даже руками всплеснула — заболталась совсем, а ещё ужин готовить надо! Саша погладил себя по животу, тугому, как барабан, и усмехнулся: после такого обеда три дня есть не захочешь, а она — ужин…

Тётя засобиралась в магазин, а Саша принялся разглядывать полку. Чего только на ней не было! И кувшин-баран с лихо закрученными рогами, и кринка-тыква, и кружка-помидор… А за посудой, в тёмном углу, Саша обнаружил какие-то глиняные фигурки. Осторожно вытащив одну, он засмеялся. Из-под огромной, пёстрой шляпы самодовольно смотрела толстощёкая тётка с квадратной, плотно обтянутой ярко-красным платьем фигурой. Сразу было видно, что тётка эта — глупая модница. Другая фигурка изображала девочку в платочке с нежным и грустным, как у Алёнушки, лицом.

«Вот так тётя! — с восхищением подумал Саша. — Да она же настоящая художница!» — И быстро сунул «модницу» в карман, решив обязательно показать её Натке, — она-то в красоте толк понимает!

Хлопнула входная дверь — вернулась тётя Глаша.

Увидев у развороченной полки Сашу, она не заругалась, как обычно делала это дома мама, а обрадовалась.

— Смотри, смотри, племянничек, на здоровье! Может, нашему-то ремеслу и не суждено будет заглохнуть. А я тебе бы всё-всё передала, чему от отца да братьев научилась!

Саша давно решил, что будет лётчиком, но, чтобы не обижать тётю, дипломатично промолчал и, не оборачиваясь, спросил как можно небрежнее:

— Тётя, а где тут Натка-ленинградка живёт?

— Натка? — слегка удивившись, переспросила тётя, ставя сумку на табурет. — Это внучка нашей учительницы, что ли?

Саша, конечно, не мог знать, чья Натка внучка, но, чтобы тётя чего не подумала, поспешно сообщил:

— Она сегодня утром здорово ногу поранила, как бы чего не было!

Сердобольная тётя заволновалась — как же она так? И только после того, как Саша дал ей слово «не носиться по кустам как угорелый», он наконец выяснил, что живёт Натка рядом, через два двора, в доме с красной черепичной крышей.

Быстро расставив все на полке, Саша тщательно вымыл лицо, шею, переоделся и вышел во двор.

Смеркалось. На фоне алого закатного неба пылило вдали, возвращаясь домой, стадо. На холме темнели ломаные контуры развалин замка.

Саша постоял немного у калитки, затем неторопливо направился к дому с красной крышей.

Дом оказался небольшим и старым. Высокие полукруглые окна прятались в зарослях сирени и жасмина. Открытая веранда, увитая диким виноградом с шершавыми листьями, выходила в сад. Из сада тянуло чем-то приятным, душистым, и Саша догадался, что там растёт много цветов.

Подойдя ближе, он услышал знакомые голоса. Прильнул к щелистому забору и увидел Юзика.

Юзик стоял около раскрытого в сад окна. На подоконнике сидела Натка.

— …мы тебя ждали-ждали, а тут Саша прибежал… — неторопливо говорил он. — А что, тебе очень больно было?

— Не очень, — смешно наморщила нос Натка. — Я только уколов не люблю, но доктор сказал, что колоть незачем. — И она беззаботно поболтала в воздухе туго забинтованной ногой.

— Это хорошо, — сказал Юзик. — Конечно, когда всерьёз заболеешь, уколы — штука полезная, но лучше без них.

— Вот именно! — согласилась Натка. — Лучше без них!

Саша вздрогнул от неожиданности, услышав за спиной насмешливый голос:

— Заборы подпираем?

Перед ним, засунув руки в карманы, стоял Андрей.

Саше захотелось немедленно провалиться сквозь землю, но он продолжал стоять на месте, с глупым видом потирая полосу на лбу, надавленную забором.

— Соболезнование выражаем? — ехидно поинтересовался Андрей и лихо цвыркнул сквозь зубы. — Ну, этот шкет, Юзик, ещё ладно, а ты-то чего вокруг Натки вертишься?

— Ничего я не верчусь! — обиженно набычился Саша. — Ты же сам за ней на речку приходил.

— Так играть не с кем, — пожал плечами Андрей. — Были тут ребята стоящие, да позавчера на сенокос уехали, одна мелюзга в деревне осталась…

— Вот и я смотрю, что пусто…

— А на безрыбье и рак рыба. Мы и пошли Натку искать. А вообще-то, я девчонок терпеть не могу — задаваки глупые!

— Ну, не все, — неожиданно заступился за девчонок Саша. — Натка, вроде, не такая…

— Такая, такая… Задавака и воображала! Меня первым делом воспитывать принялась: то плохо, это нехорошо… Не на того нарвалась!

Из-за углового дома вышла невысокая седая женщина. Она показалась Саше знакомой. Только потом он понял почему: на пожилом тёмном лице женщины неожиданно ярко синели такие же, как у Натки, глаза.

— К Наташе? — приветливо улыбнувшись, женщина распахнула перед ребятами калитку. — Заходите, не стесняйтесь.

Почувствовав, как у него краснеют не только щёки, но и уши и даже шея, Саша как-то неуклюже, боком прошёл в калитку. За ним нехотя двинулся и Андрей.

Вдоль узкой дорожки цвели большие пионы: красные, розовые, белые… Вокруг виднелись ещё какие-то цветы, но Саше некогда было смотреть по сторонам. Он думал и никак не мог придумать, как объяснит Натке и Юзику своё появление. Но Натка, увидев их, обрадовалась и закричала: «Вот молодцы, что зашли!» И Саше сразу стало легко и просто.

С веранды послышался звон чашек, и ребят позвали пить чай. Здесь было уже сумеречно — веранду густо оплёл дикий виноград, и казалось, что сидишь не за столом, а где-то в зарослях сада.

Наткина бабушка внесла большое блюдо с поджаристыми булочками и вазочку золотисто-янтарного варенья. От варенья пахнуло земляникой, и над столом тут же закружились взволнованные осы.

Саша не привык так чинно распивать чаи. Чувствуя, что от смущения пересыхают губы, он сидел в плетёном кресле и с завистью смотрел, как Андрей положил себе полную розетку варенья и аппетитно захрустел булочкой.

Саша тоже потянулся было за вареньем, но тут где-то совсем рядом прозвучали какие-то странные удары: бум! бум! а потом вдруг глухо закуковала кукушка. Уронив от неожиданности ложку, которая стала медленно погружаться в вазочку, Саша уставился на Андрея круглыми непонимающими глазами. Не переставая жевать, Андрей подмигнул с таинственным видом: тут, мол, ещё не такое услышишь!

— Да это же часы с кукушкой! — догадался Саша, и Андрей подтвердил:

— Часы. Я такие недавно в музее видел, в Прибалтике. Мы туда на соревнования ездили.

Андрей принялся рассказывать, как он и его друг Серёга собрались в музей, да опоздали…

— Стоим, а нас не пускают. Такая жалость — музей-то интересный! И опоздали всего минут на пять…

Добродушно улыбнувшись, Наткина бабушка спросила:

— Как же вы узнали, что музей интересный, вы же туда не попали?

Но смутить Андрея было делом нелёгким.

— Да там даже у кассы стояли рыцари в латах и часы вроде ваших, Анастасия Ивановна, — быстрой скороговоркой пояснил он и озорно заблестел глазами. — Кассирша на минуту отлучилась, а Серёга — толк меня в бок. «Смотри, — говорит, — парень какой мощный!» Да так это запросто — хлоп рыцаря по плечу! А тот вдруг зашатался, да ка-ак трахнет Серёгу по голове железной своей ручищей! Он так и сел. Тут кассирша заявилась, руками замахала: «Ах вы, такие-сякие!» Ну, мы ноги в руки — и на улицу!

Юзик смешно фыркнул, засмеялась и Натка, закинув голову, и Саша увидел, какие у него белые и мелкие, совсем как у белки, зубы. Саша с досадой почувствовал, что завидует Андрею. «Молодец! Даже если выдумал, всё равно смешно. Не то что я — только и знаю, что хлебать молчком свой чай, будто сроду его не пил…»

— Может, конечно, у рыцаря этого просто поднятая рука упала, когда Серёга его по плечу хлопнул, — хитро ухмыльнулся Андрей. — А может…

— А может, он и разозлился! — сделав большие глаза, весело подхватила Анастасия Ивановна. — За бесцеремонное обращение!

Все засмеялись, и только Саша сидел насупленный и красный и торопливо придумывал, о чём бы тоже рассказать, но ничего интересного не придумывалось. Вдруг нащупал в кармане глиняную «модницу» и повеселел.

— А я у тёти вот что нашёл! — Он поставил игрушку на стол.

Остро блеснув светлыми глазами, Андрей сморщился.

— Глиняшка! Сама она, что ли, делала?

Саша, вспыхнув от обиды, молча кивнул.

— А что, ничего игрушка! — покачал головой Юзик, а Анастасия Ивановна неожиданно заинтересовалась:

— Ну-ка, ну-ка! — И, осторожно взяв «модницу», стала её внимательно рассматривать.

— Да это чудо, ребята! — удивлённо улыбнулась она. — Смотрите, какая лукавая щеголиха! Совсем живая! А ты говоришь — глиняшка! — И Анастасия Ивановна, с укором глянув на Андрея, обратилась к Натке: — Ну, а тебе это тоже не нравится?

— Почему же, бабушка, — обиделась Натка. — Очень забавная игрушка. А раскраска какая яркая, весёлая…

— Это ты верно заметила, — Анастасия Ивановна бережно возвратила «модницу» Саше. — Краски у народных мастеров всегда яркие, радостные, я бы сказала — жизнеутверждающие.

Андрей весело подмигнул Саше.

— Гордись! Тётка-то у тебя — местная знаменитость!

Никто не улыбнулся, а Анастасия Ивановна даже глянула на него по-учительски строго.

— А ты считаешь, знаменитости только в Москве живут? — обиделся вдруг Юзик.

— Что, бить будете? — пытаясь обратить всё в шутку, смешно поёжился Андрей.

Но шутки не получилось.

— Бить не будем, — не принимая его тона, сказала Анастасия Ивановна, — но знать тебе не мешает, что и в самой глухой деревне можно встретить такого самобытного мастера, какого в большом городе не найдёшь!

— Да я же не против ваших талантов, Анастасия Ивановна! Пусть себе произрастают! — сказал Андрей с улыбкой, но Саша уловил в его словах скрытую досаду.

— Произрастали и будут произрастать! — задумчиво повторила Анастасия Ивановна. — Когда-то наши места славились гончарами, а там, за холмом, жили знаменитые резчики по дереву. Их даже в Москву и Коломенское приглашали соборы украшать. Люди со всего света до сих пор ездят работой их любоваться.

Что-то вспомнив, она отставила чашку и кивнула ребятам:

— Идёмте-ка, я вам кое-что покажу.

Ребята двинулись вслед за Анастасией Ивановной в комнату. Саша, войдя, с удивлением огляделся. Всё здесь было необычно: и круглый, старинный, с витой толстой ножкой стол, и высокие тёмные кресла, пахнущие иссохшей кожей, и пузатый резной комод со множеством выдвижных ящичков…

Открыв один из них, Анастасия Ивановна вытащила что-то аккуратно завёрнутое в кусок холстины. Развернув её, она сказала:

— Вот из каких ковшей пили когда-то жители Белой Руси!

Она держала в руках продолговатый ковш. По бокам его перьями сказочной жар-птицы вился узор, а тонкая ручка напоминала нежную и гибкую лебединую шею.

— На птицу похож! — невольно вырвалось у Саши.

— Да! — подтвердила Анастасия Ивановна. — Старинная утварь часто похожа на птиц, на рыб, на зверушек. Этот ковш сделали в наших местах лет двести назад. Мастер, который его вырезал, любил своё ремесло и родную природу. Добрый был человек…

И она с задумчивой ласковостью провела ладонью по расписному боку ковша.

— Двести лет?! — недоверчиво протянул Юзик и шмыгнул красно-лиловым облупившимся носом. — Как он только сохранился!

Саша, ощутивший после успеха «модницы» новый прилив бодрости, смело вступил в разговор:

— Да ещё после такой войны! Мне тётя говорила, тут одни трубы торчали…

— Одни трубы! — печально кивнула головой Анастасия Ивановна. — На всю округу только этот дом и уцелел.

— Повезло вам! — обрадованно прищёлкнул языком Саша, но Анастасия Ивановна как-то странно, с горечью усмехнулась:

— Уж куда как повезло!

Она замолчала и больше ничего не стала показывать, ушла на кухню.

— Тебе разве тётя Глаша ничего не рассказывала про Анастасию Ивановну? — Юзик с укоризной глянул на Сашу.

— Не-ет… — растерянно пробормотал Саша.

— А что надо было рассказывать? — заинтересовавшись, подхватил Андрей. — Тут попахивает тайнами!

— Да так, ничего… — поспешила замять разговор Натка, быстро оглянувшись на открытую дверь. — Не надо сейчас! Потом поговорим…

Ребята немного посидели, помолчали. Только сейчас стало заметно, что окно в комнате стало синим, а в верхнем его углу робко вспыхнули первые звёздочки. Из головы у Саши никак не выходила Анастасия Ивановна. «Что мне могла рассказать о ней тётя? И почему Анастасия Ивановна сразу замолчала и ушла, когда я заговорил о войне? Странно всё это… Сегодня же всё разузнаю!»

— Ты что, электричество экономишь? — поднялся Андрей. — Включим?

— Как хочешь… — негромко отозвалась с дивана Натка. — Мне, например, очень нравится это время — ещё не ночь, но уже и не день…

Она задумчиво посмотрела в окно.

— Всё делается таинственным, не таким, как днём. Смотрите, тот дом напротив — будто корабль в ночном открытом море…

Андрей презрительно фыркнул:

— Придумаешь тоже! — и, щёлкнув выключателем, покрутил головой. — Сочинительницы эти девчонки!

— При чём тут девчонки? — жмурясь от яркого света, удивилась Натка. — А жить так, как ты, — скучно!

— Скучно-о? — прищурил светлые глаза Андрей.

Он помолчал, должно быть, соображая, как поддеть Натку, но, вспомнив, что он в гостях, только махнул рукой и засобирался домой.

— Не торопитесь, ещё рано! — попросила Натка, которой не хотелось оставаться одной.

Она принесла из соседней комнаты шахматную доску, внутри которой оказались шашки.

— Если бы шахматы… — разочарованно проговорил Андрей, но Саша предложил с вызовом:

— Сыграем?

Ему почему-то очень захотелось обыграть Андрея.

— Ладно уж, давай! — нехотя подсел тот к столу, будто делая ему, Саше, великое одолжение.

С ногами забравшись на диван, Натка и Юзик стали листать книги. А их было в доме великое множество — три громадных, до потолка, старинных шкафа. За стёклами таинственно мерцали золотые тиснения переплётов.

Расставляя шашки, Саша заметил краешком глаза, как Натка, встав с дивана, с трудом стащила с полки толстую книгу. Юзик так и впился в неё глазами… Вытянув шею, Саша через его плечо увидел на странице гордо расхаживавших павлинов с отливающими золотом хвостами, а рядом с ними — смешные рожицы висевших на ветках обезьян…

— Что за книга? — привстал от любопытства Саша, но тут же осёкся — Андрей спокойно, без лишней суеты, «съел» его шашку.

— Это «Жизнь животных». Написал её известный учёный Брем. — Натка задумчиво провела рукой по глянцевой, пахнущей сладковатой пылью странице. — Бабушка очень дорожит этой книгой…

Но Саша уже не слышал её. События на доске развивались трагически: его, как медведя в берлоге, со всех сторон обложил Андрей и не спеша брал в плен одну шашку за другой…

Что делать?!

Саша нервно ерошил волосы, растирал на лбу грязноватые потёки пота, но придумать ничего не мог. Скорее почувствовал, чем увидел, как подошёл Юзик, постоял у доски и сказал задумчиво:

— Слева выходи в дамки…

Гордо посматривающий на доску Андрей подскочил как ужаленный:

— А ну катись отсюда колбаской!

Саша посмотрел на него и засмеялся: до чего смешно, когда люди злятся по пустякам!

То ли от того, что развеселился, то ли от чего другого, но Саша неожиданно успокоился. Даже если Андрей его победит, что из этого? Главное — не сдаваться! Тогда в следующий раз он непременно выиграет.

Дела Саши стали поправляться. Несложной комбинацией он отыграл две шашки. Андрей разозлился и начал делать промах за промахом. Когда стало ясно, что он проиграет, Андрей вскочил и смешал шашки.

— Не буду с тобой играть! На подсказке выехал!

Он обиженно отошёл в угол.

Охрипшим голосом десять раз недовольно прокуковала кукушка. Пора было отправляться по домам.

Анастасия Ивановна проводила ребят до калитки, пригласила заходить почаще.

— А как заживёт у Натки нога, в лес пойдите, — посоветовала она, звякая щеколдой. — Места-то у нас ягодные, грибные. По сотне белых удачливые грибники за утро поднимают.

Саша шёл домой по пустынной, слабо освещённой улице и думал о том, что недолго пожить в деревне совсем не так плохо. Увидев издалека у калитки встревоженную тётю Глашу, тут же сообразил: быть бане!

И ничуть не ошибся. Тётя долго отчитывала его за то, что ушёл надолго, не предупредив куда. Она всю деревню обегала, даже к омуту дальнему ходила и чего только не передумала. Высказав всё, тётя обиделась и замолчала, и Саша так и лёг спать, ничего не узнав об Анастасии Ивановне.

Рано утром его разбудило какое-то странное шипение. С опаской приоткрыв глаза, Саша увидел в окне круглую веснушчатую физиономию Юзика. Спать мигом расхотелось.

— Сюда давай! — махнул Саша рукой и спрыгнул с кровати.

— Тише ты! — осторожно покосился во двор Юзик. — Тётка турнёт! Она уже сказала, чтоб я через час приходил, не раньше. А сейчас самое время раков ловить. Айда на озеро!

— Сказать бы надо… — вспомнил Саша вчерашний вечер.

— Не обязательно! — махнул рукой Юзик. — Мы через час вернёмся, она и не узнает!

Утро было ясное, с тёплым ласковым ветерком, и по песчаному дну озера весело скользили солнечные зайчики. Косогор, поднимавшийся от озера к лесу, краснел спелой земляникой. Саша мигом насобирал и отправил в рот несколько горстей душистых ягод — вкусно!

На озере было очень хорошо, но раков они так и не наловили, хотя добросовестно обшарили все коряги у берега. Правда, когда они совсем уже собрались уходить, им попались два глупых рачонка, но их по малолетству решили отпустить с миром. А потом Юзик обнаружил в кустах лодку. Ну как тут было не покататься? С трудом стащили лодку на воду и, оттолкнув от берега, одновременно перевалились через борт. Лодка оказалась дырявой и стала сразу тонуть, и они оба здорово намокли. Пришлось развесить на кустах штаны и рубахи, а самим искупаться. Плавали до озноба, а потом, согреваясь, долго носились по берегу…

Домой возвращались голодные как волки: земляника только раздразнила аппетит. Из-под ног неожиданно выскочила лягушка. Саша вспомнил, что где-то читал, будто во Франции их едят. Когда он сказал об этом Юзику, тот вытаращил от удивления глаза и решительно заявил, что лично он предпочитает картошку с молоком. «Я тоже», — с готовностью согласился Саша.

В деревне они натолкнулись на Андрея, выходившего из магазина с целой сумкой продуктов. Должно быть, заметив, как они облизнулись, Андрей предложил по бублику. Мигом проглотив бублики, ребята договорились завтра сходить за грибами.

— Только идти надо рано — по росе, — со знанием дела заявил Юзик.

Конечно же, тётя обнаружила, что Саша исчез из дому, но ругаться не стала. Накормила его и отпустила на все четыре стороны, наказав не ходить только к развалинам замка. Обрадованный, Саша тут же упросил тётю Глашу отпустить его завтра утречком в грибы.

Весь оставшийся день ребята делали у Юзика на крыше сарая голубятню. Сколотили из реек каркас домика, обшили две стены досками. Можно было бы успеть поставить и третью стену, но досок не хватило. Пока нашли во дворе, напилили, построгали, начало темнеть.

Только поздним вечером Саша спохватился, что завтра за грибами идти ему будет не с чем. Но, заглянув на кухню, сразу успокоился: на окне стояла приготовленная тётей корзина, в которой лежал ножик и столько всякой снеди, будто он отправлялся на Северный полюс.

Ночью Саша несколько раз вскакивал, боясь проспать, но зато под самое утро уснул непробудным сном. Когда он наконец проснулся, в окне тревожно поблёскивали красные отсветы.

«Проспал! — огорчённо подумал Саша, сообразив, что это разгорается утренняя зорька. — Ребята, наверно, уже давно ушли. Ведь договорились выйти затемно!»

Расстроенный, Саша уселся на кровати, представив, как долго, наверно, звали его Юзик и Натка, а тётя Глаша, пожалев «дитятко», прогнала их. Он хотел уже бежать на кухню, но на всякий случай глянул в окно и за палисадником увидел ребят.

Подхватив корзину, Саша опрометью ринулся к двери, но путь ему преградила тётя Глаша с большой кружкой в руке.

— Не хочу я молока! — отпрянул от неё Саша. — Ребята вон меня ждут! Спасибо, тётя, честное слово, не хочу, — и для убедительности прижал руки с корзиной к груди.

— Ничего, обождут! — решительно заявила тётя Глаша, стоя в двери.

Саша взмолился:

— Я лучше вечером две кружки…

— Вечером особо. Да что ты упрямишься, как маленький! Выпил бы да побежал.

Пришлось, закрыв глаза, залпом выпить целую кружку парного молока с противной тёплой пеной.

Позёвывая от того, что не доспали, ребята двинулись по просёлочной дороге. Споткнувшись, Андрей угодил в какую-то колдобину и недовольно заворчал, что на таких дорогах только головы сворачивать. Что-то насвистывавший Юзик виновато замолчал, будто он сам вырыл эту колдобину.

Саша огляделся. Вдаль убегали две чуть заметные колеи. Вокруг белели ромашки, синели глаза васильков.

Натка сбросила кеды, разулся и Саша. Ногам сразу стало легко и свободно и чуточку зябко от холодноватой росы.

Когда они вошли в лес, солнце уже пронизало вершины деревьев, притихших в молочно-белёсом тумане. Бодро барабанили работяги-дятлы, где-то в кустах тоненько и нежно пела малиновка. Саша больно уколол пятку, пришлось опять натянуть кеды.

Туман быстро рассеивался, и воздух становился таким прозрачным, будто его промыли росой. Светлые солнечные пятна чередовались с чёрными резкими тенями. Было видно, как трепещет каждый листок. Саша вспомнил картину, которую видел однажды в музее. Мама тогда остановилась перед ней и многозначительно вздохнула: «Нестеров!» А теперь эта картина предстала перед ним будто живая — все эти заросшие опушки, светлые перелески… Он узнавал и не узнавал её и радовался, что узнаёт.

Дорога обегала холм. Саша поднял голову и прямо ахнул. Совсем рядом, на вершине зелёного, залитого солнцем холма, грудились развалины старинного замка: обветшалые, толстенные стены, зубчатый угол башни, балки перекрытий… Отсюда эти развалины казались куда торжественней и внушительней, чем из деревни!

Ребята остановились.

— Настоящий средневековый замок, — тихо заметила Натка, глядя на холм широко распахнутыми глазами. — Сколько ни смотрю, всё удивляюсь…

— Между теми зубцами лучники сидели, я читал, — сказал Андрей. — Оттуда и смолу, наверно, лили на головы врагам…

Обрадованный, что замок понравился его новым друзьям, Юзик подвёл их к заросшему кустарником рву:

— Тут когда-то вода была… для неприступности, значит. Правда, давно, может, лет пятьсот назад. А в войну эсэсовская часть в замке стояла. Фашисты его и взорвали перед отступлением, мне папа рассказывал.

Как раз этой зимой Саша увлёкся историческими романами. Даже во сне ему чудились то конский топот, то бряцанье щитов и мечей. Уроки учить не хотелось, и математичка влепила ему двойку. Папа, выслушав путаные Сашины объяснения, посоветовал оставить рыцарей в покое до каникул.

А теперь перед Сашей лежали руины настоящего старинного замка, и можно было потрогать его шершавые, выветренные временем стены и побродить по стёршимся каменным плитам. Зачем фашисты взорвали его? Сколько веков стоял, а они…

Саша представил, как, гулко стуча копытами и звеня кольчугами, неслась по перекидному мосту лихая конница, преследуя псов-рыцарей, и, вздрогнув от желания немедленно пойти в замок, предложил:

— Может, поднимемся?

— Успеем ещё! — отмахнулся Юзик. — Что же мы за грибники, если к обеду в лес явимся?

«Конечно, ему что, он небось тут всё уже облазил!» — обиделся было Саша, но тут лес расступился, и они вышли на светлую берёзовую опушку.

— Какой маслёнок!

— А у меня — сыроежка! Большущая!

— Братцы, подберёзовик! — наполнился лес криками.

Саша тоже старательно ворошил опавшую листву, добросовестно заглядывал под каждый кустик, но в его вместительной корзине болтался только один-единственный гриб — то ли маслёнок, то ли моховичок, а может, даже и обыкновенная поганка…

От земли шёл густой грибной запах, но самих грибов Саша нигде не видел. Что такое не везёт и как с ним бороться? Сердитый, Саша поднял ветку старой разлапистой ели. Упругая лапа, вырвавшись, хлестнула по лицу, и он невольно зажмурил глаза. А открыв их, удивлённо заморгал. Так и есть! Кокетливо надвинув шоколадные шапочки, на толстых ножках-топтыжках перед ним стояли боровички!

Он срезал их не сразу, а только вдоволь налюбовавшись каждым, и в корзину клал бережно, осторожно.

— Са-а-аша! — услышал он издали и уже открыл было рот, чтобы откликнуться, но передумал.

Пригнувшись, он юркнул под ель. В зелёном полумраке, у мшистого ствола, важно дремал, прикрывшись шляпой, сам боровик-папаша. Это его крепенькие детки весело разгуливали вокруг ели…

Наполнив корзину почти до краёв, Саша принялся звать ребят. Вокруг было тихо. Забеспокоившись, он выбежал на поляну. Трава была примята, но самих ребят и след простыл.

«Ничего, я сейчас их догоню!» — успокаивал себя Саша, лихорадочно соображая, в какую сторону бежать.

А ребята между тем углубились в лес. Саши нигде не было. Тогда они остановились под дуплистым тополем посовещаться, что делать.

Юзик считал, что забираться в чащу не стоит, Сашу нужно искать где-то поблизости. Не мог он за такое время уйти далеко! Андрей же был уверен, что Саша вовсе не потерялся, а спрятался и теперь наблюдает за ними и хватается от смеха за живот.

— Нет, Саша не станет так делать! — решительно тряхнула косами Натка.

— Почему не станет? — удивлённо пожал плечами Андрей и рассудительно добавил: — И вообще, если он действительно заблудился, то искать его сейчас глупо. Надо возвращаться в деревню. Люди, хорошо знающие лес, найдут его за полчаса, а мы тут до вечера проплутаем. И Сашка забредёт неизвестно куда…

Натка с укором глянула на Андрея:

— А ты подумал, как он волноваться будет?

Андрей насмешливо хмыкнул:

— Заступница нашлась! Ничего, перебьётся, жив будет ваш Сашка!

— Вы как хотите, а я иду искать Сашу, — заявил, поднимаясь, Юзик. — Леса нашего он совсем не знает, мало ли что…

Андрей пожал плечами: дело ваше!

Ребята молча двинулись к поляне, как вдруг Юзик остановился и стал беспокойно оглядываться:

— Только бы он в болото не забрёл. На той неделе там коза пропала…

Решили свернуть к болоту. Скоро траву сменил мох, пружинивший под ногами, а золотисто-бронзовые стволы сосен стали тёмными и мшистыми.

— И зачем я, дурак, вас послушал? — сказал Андрей, с огорчением рассматривая свои тёмные от влаги кеды. — Вольному, конечно, воля, только я дальше той поляны — ни шагу! Что, Сашка идиот — в такую трясину лезть?

— Смотрите! — неожиданно звонко крикнула Натка. — Он!

И мальчики увидели мелькнувшую среди чернолесья знакомую зелёную майку.

— Чуть было не заблудился! — подбежал к ребятам, радостно улыбаясь, Саша. — Зато грибов набрал — глядите!

— Грибов набрал! — передразнил его Андрей. — Мы тут по болоту ползаем, волнуемся, а он грибы себе собирает!

Саша смущённо засмеялся — не рассказывать же, в самом деле, как он носился по лесу, обливаясь от страха холодным потом…

Наклонившись, Юзик достал у него из корзины крепкий боровичок и, зачем-то разломив, лизнул его, а потом, размахнувшись, швырнул в кусты.

— Ты это чего? — оторопело заморгал Саша и чуть не с кулаками бросился на Юзика. — Боровиками швыряешься! Своими бросайся, если хочешь!

Но Юзик опять запустил руку в его корзину и, схватив боровика-папашу, ловко сломал ему голову.

У Саши даже в глазах потемнело: ах ты, гад конопатый!..

— Постой, — сказал Юзик, — не кипятись. Видишь, какой цвет под шляпкой?

— Ну, розовый!

— А у настоящих боровиков — зелёный! Теперь лизни! — Он сунул гриб Саше под нос. — Горько? То-то же!

— Ложные боровики, — сказала Натка. — Меня бабушка предупреждала…

Саше стало так обидно, что он готов был запустить куда-нибудь эти грибы вместе с корзиной: плутать по болотистому лесу из-за поганок! Но вдруг, поймав сожалеющий взгляд Натки, почувствовал, что ему стало легче.

Вскоре болото осталось позади. Вышли на сухой бугор, расположились под сосной на привал — все уже успели проголодаться.

Они мигом проглотили все свои припасы, и Саша пожалел в душе, что вчера потихоньку выложил из корзины большущий кусок пирога: сегодня он наверняка пригодился бы.

Юзик глянул на небо и сказал:

— Парит сильно. Дождь будет.

Небо было чистым, без единого облачка. В жарком мареве томился лес.

— Какой дождь? — засмеялся Андрей. — Откуда ему взяться?

— Откуда-нибудь да возьмётся, — уверенно ответил Юзик.

Ребята уже выходили из леса, как вдруг над их головами, заслоняя солнце, заклубилась тёмно-бурая туча. Вокруг стало тихо, даже птицы угомонились. Ребята прибавили шагу. Прямо над их головами небо вспорола ослепительная вспышка молнии, и туча глухо, угрожающе заворчала. По листьям сначала редко, затем всё чаще и чаще застучали тяжёлые капли, и вскоре весь лес закрыла стеклянная завеса дождя.

Берёза, под которой спрятались ребята, скоро промокла, и холодные крупные капли, скатываясь с листьев, попадали за шиворот. Первым не выдержал Андрей, сбежал в густые заросли черёмухи. За ним подался и Юзик. Натка, зябко приподняв плечи, отжала воротник уже совсем мокрой кофточки. «Ель!» — подумал Саша. Где-то здесь, совсем рядом, росла густая старая ель, под которой он собирал свои «боровики».

Саша схватил Натку за руку и выбежал с ней под дождь. Молния ослепила их, и с новой силой обрушился ливень. Зато через минуту они уже сидели под защитой густых еловых лап.

— Не жалеешь, что в лес пошёл? — спросила Натка.

— Что ты, — отряхиваясь, улыбнулся он. — Вот только бы ты не простыла…

— Не простыну. Понимаешь, я вот думаю… Лес — это ведь не только грибы, ягоды… Лес… это так красиво!

Саша кивнул — конечно! Экая беда, что корзинка у него пустая! А сосны, словно выкованные из звонкой меди, а живые солнечные блики на густой траве, а перестук дятлов, а рыжий муравейник — это ведь в нём останется!

— Ты хорошая девчонка, Натка! — невольно вырвалось у Саши, и он смущённо умолк.

— И ты совсем не такой, каким показался вначале.

Саша почувствовал, как его заливает горячая волна радости, но где-то рядом раздался недовольный голос Андрея:

— Натка! Сашка! Куда вы запропастились? Идти давно можно!

Саша раздвинул лапы ели и увидел, что ливень кончился, хотя ещё моросило. Небо было уже не тёмным, но ещё не совсем прояснившимся — пасмурно-серым. Но вымокшим Юзику и Андрею было лучше идти, чем сидеть и дрожать под кустом.

На просёлочной дороге стояли лужи, но идти по ней было легко. Саша вспомнил южный городок, где после дождя к ногам неделями липла жирная грязь. Нет, у нас лучше!

Небо быстро светлело, наливалось синевой. Неожиданно выкатившееся солнце разом зажгло и лужи, и алмазные, дрожавшие на листьях и траве капли.

— Сейчас мигом просохнем! — постукивая зубами, но бодрясь, сказал Юзик.

Саша так крепко сжал его плечи, что Юзик с удивлением на него покосился и сказал с бесшабашной весёлостью:

— Обязательно высохнем! Домой явимся как огурчики!