День пятый

первый час после Полуночной службы

(по Грайворскому времени)

в пяти лигах от островов Крови

Солёный морской воздух приятно щекотал ноздри. Барон сделал глубокий вдох и зажмурился от удовольствия. Потянувшись, он покрутил головой, разминая затекшие после сна мышцы, после чего неспешно направился в сторону гостевой каюты. Только что ему сообщили, что на горизонте показались огни маяков — это означало, что прямо по курсу лежат острова Крови, а значит — священная империя совсем близко. Путешествие подходило к концу…

Барон прислушался: со стороны правого борта доносились звуки, недвусмысленно говорившие о том, что кого-то выворачивает наизнанку. Ойба усмехнулся и свернул в указанном направлении. Заметив хозяина, Самри сделал шаг в сторону, открывая барону картину во всей красе: свесившись за борт, тщедушный грайворец старательно избавлялся от остатков ужина. Его ноги дёргались в такт рвотным позывам, как будто их обладатель исполнял какой-то странный танец.

— Я вижу, вы так и не привыкли к морской качке? — с издёвкой осведомился Ойба. — Имейте в виду, Риксус: как только мы войдем в территориальные воды империи, подобная слабость может стоить вам головы. Если вы хотя бы плюнете за борт, вас не защитит даже дипломатический статус. Осквернение священных вод — одно из самых страшных преступлений в империи. Другое дело, если бы вы приняли нашу веру… Вы, кстати, ещё не передумали?

— Скоро? — повернув бледное лицо, страдальчески спросил Риксус.

— Завтрак?! — издеваясь, переспросил барон.

— У-у-у-а! — тут же отреагировал грайворец утробным рыком и снова свесил голову за борт.

Ойба с нескрываемым удовольствием наблюдал за мучениями неверного. Всякий раз, когда барону удавалось его унизить, он испытывал чувство полного удовлетворения.

— Когда же это, наконец, закончится? — подняв голову, тяжело дыша, простонал Риксус.

— На ваше счастье, совсем скоро. Видите огни на горизонте?

— Это уже империя? — с надеждой спросил Риксус.

— Не совсем — это острова Крови, или как вы их называете — острова Скорби.

— Да-да, я знаю, — кивнул архивариус, утираясь носовым платком. — Когда Многоликий сражался с тёмными силами, несколько капель его огненной крови упали в море и, застыв, превратились в цепочку островов у побережья. С тех пор эти острова — своеобразная граница империи, пересекать которую людям другой веры запрещено. Правильно?

— Почти, — поджал губы Ойба. — Для неверного вы неплохо разбираетесь в нашей религии.

— Значит мы причалим на каком-нибудь из островов?

— Нет, мы пойдём в саму империю. Не беспокойтесь, — скривился в усмешке барон, заметив, как позеленел Риксус, — от островов до побережья не более пяти лиг. Правда, это займёт некоторое время: проходы между островами изобилуют мелями и подводными скалами. Но для этого существуют лоцманы…

— А как же…

— Запрет? Видите ли, любой неверный, ступив на землю империи, сразу становится рабом, следовательно, священный запрет не нарушается, — безмятежно пояснил Ойба.

Риксус в изумлении открыл рот:

— Вы хотите сказать… — потрясенно произнёс он.

Барон насмешливо смотрел на него, наслаждаясь произведенным эффектом.

— К сожалению, Риксус, хорошего раба из вас не получится — у вас слишком слабое здоровье. Поэтому до окончания расследования вы останетесь на корабле. А потом мы с вами снова отправимся в путь — на этот раз прямиком на остров Тэнн. Так что, придётся вам привыкать к морской жизни.

— Я умру, — обречённо заключил грайворец. — Я этого не выдержу…

— Что ж, в таком случае, может быть, на родине вам поставят памятник. Преодолеть тяжкие испытания, после чего отдать жизнь за отечество — подвиг достойный самой высокой оценки!

— Зачем вы так со мной? — жалобно спросил Риксус. — Я же всё вам рассказал. Меня заставили. Неужели вы думаете, что я сам вызвался участвовать в этой миссии?

— Вряд ли… — хмыкнул барон. — Вас просто-напросто использовали. От вас избавились, как избавляются от ненужной вещи. Вас выкинули в сточную канаву, и теперь никому нет дела до вашей судьбы. Те, кто вас направил, прекрасно понимали, что заговор против империи будет раскрыт и доказан, после чего все присутствовавшие на процессе грайворцы станут собственностью империи. Вы уже фактически мертвец. Единственный для вас способ остаться в живых — это стать рабом, например — моим…

— Вы же сказали, что из меня раба не получится, — сглотнул Риксус.

— Хм, интересно… — прищурился Ойба. — А ведь вы уже стали прикидывать подобный вариант, не так ли?

— Чушь! — смешавшись, покраснел грайворец. — Я просто пытался доказать вам, что вы нелогичны. К тому же, я не понимаю, почему вы так уверены, что Тэннский совет вынесет Грайвору обвинительный вердикт? У вас есть только один свидетель — этот воришка, но он в коме, и я не знаю такого лекаря, который бы сумел вернуть его к жизни.

— Зато я знаю, — понизив голос, произнёс барон. Его глаза вдруг загорелись каким-то странным огнём. — Его не только вернут к жизни, но и заставят вспомнить всё, вплоть до мельчайших подробностей.

— Если только он доживёт до этого момента, — неожиданно для себя выпалил Риксус.

Ойба удивленно посмотрел на него. Таким взглядом обычно смотрят на мелкую шавку, которая сначала испуганно скулила, поджав хвост, а потом вдруг неожиданно вцепилась в ногу.

— Значит, у ваших охранников, всё-таки, был такой приказ? — сузив глаза, спросил он. — Хвала Многоликому, что я догадался разоружить их. А может быть убийство должны были совершить вы?

— К-какое убийство, — затрясся Риксус. — Я… я… просто имел в виду, что он умрёт от голода и жажды, пока мы доплывём…

— И не надейтесь! — презрительно бросил Ойба. — Взгляните-ка, что вы видите справа по курсу?

Риксус посмотрел в указанном направлении. Сначала он ничего не мог разглядеть в кромешной тьме, но потом глаза привыкли, и он вдруг увидел узкую хищную тень, скользившую в нескольких десятках ярдов от корабля.

— Что это?!

— Одна из галер береговой охраны. Она сопровождает нас уже два часа.

— Там есть лекарь?

— Нет, но она доставит отступника на берег гораздо быстрее. Так что молитесь — возмездие уже близко…

* * *

День пятый

четыре часа после Полуночной службы

(по Грайворскому времени)

Нейтральные воды

«Дура! Ну какая же я дура! — Хелен хотелось задушить себя. — Нужно было уезжать сразу! Он же говорил! А теперь всё кончено! Всё кончено! Ну почему?! Почему именно так? Почему именно со мной?»

Хелен застонала. Её лицо было мокрым от слёз — это были слёзы бессилия, отчаяния и злости на собственную глупость. Ей казалось, что она сходит с ума. Нет, никогда не было и не будет ничего страшнее, чем чёткое осознание того, что твоя жизнь тебе уже не принадлежит. Она будет продолжаться — или оборвётся — не тогда и не так, как захочет этого Всемилостивый Шаур, а исключительно по прихоти животного в человеческом обличии, которое стало твоим хозяином… Она перестала быть человеком — она теперь рабыня. Туловище. Вещь… Вещь без души…

«А как же девочка? Ты о ней подумала?». Женщина вздрогнула. Сердце зашлось от нестерпимой боли, тело выгнулось дугой, и трюм огласил жуткий вой. Это был крик смертельно раненого зверя, но никак не человека. Взлетев к потолку, он некоторое время вибрировал на самой высокой ноте, и умер в смертельном хрипе…

Она очнулась через несколько минут. Правильнее будет сказать, что она родилась заново, потому что прежней Хелен уже не существовало. Слёзы высохли, сердце стало биться ровно и очень-очень быстро, мысли бесновавшиеся в голове на разные голоса, смолкли, а страх растаял… Казалось, что и без того холодный воздух, который заполнял помещение трюма, стал совсем ледяным, и эта смертельная стужа исходила от хрупкой женщины, которая лежала связанной на прелой соломе. Теперь она знала, что ей делать. Оставалось только ждать…

Окрик настиг, когда он уже почти вышел из кубрика.

— Эй, Рейл, в «менестреля» перекинемся?

— Не, что-то сегодня не в масть, — помотал головой он.

— Ага, — встрял другой голос. — Ему всё сегодня не в масть — боцман обещал ему бушприт укоротить!

Тесное помещение содрогнулось от дружного хохота. Рейл громко выругался и, хлопнув дверью, выскочил из кубрика. «И всё из-за этой сучки! — в ярости подумал он. — Подумаешь, помацал малехо пока тащил! Ну, оставил пару синяков, что с того? А боцман сразу по харе! Да ещё на глазах у всех! Сука!» — он зло сплюнул.

По большому счёту, боцман был прав: товар есть товар, доля с него общая, и пока он не продан, никто не имеет права его портить. Нужно было сдержаться! Но как? Как удержаться, когда тебя преследует этот запах? Запах, от которого перехватывает дыхание и тянет низ живота. Он помнил его. Он очень хорошо его помнил…

…Кейрития полыхала. Горели замки благородных и фермы лэндеров, несжатые поля и риги с зерном, деревенские кабаки и винные склады. Обезумевшие от вседозволенности пьяные толпы черни громили всё на своем пути. Это было похоже на стремительный бурлящий поток во время весеннего половодья.

В тот год ему исполнилось четырнадцать, и он участвовал в погромах наравне со взрослыми. Ворота замка держались почти всю ночь, но под утро, когда солнце окрасило горизонт в кроваво-розовый цвет, они, наконец, рухнули. Страшный грохот заглушили ликующие крики многотысячной толпы, ворвавшейся во внутренний двор замка. Капитана, командовавшего гвардейцами, сразу убивать не стали. Мужики раздели его догола и распяли на решётке главных ворот. А потом, потом он кричал… Кричал долго и страшно. Кричал так, что этот крик был слышен даже в подвале замка, куда Рейл с братом спустились в поисках бочек с вином. Они долго плутали по подвальным лабиринтам, освещая путь факелами, но когда добрались до винной кладовой, то обнаружили там нечто совсем другое… Сначала, услышав всхлипы, они подумали, что это вытекает вино из прохудившейся бочки, но потом Рейл почуял их запах… Запах запретного, недозволенного, чистого и благородного — запах нежной и холёной кожи. Они прятались в углу за самой большой бочкой — её дочь лет десяти и Она… Почему-то, когда он вспоминал тот день, он всегда мысленно произносил «Она» именно с большой буквы. Может потому, что Она стала его первой женщиной?

Когда брат ударил её ногой в живот, она даже не вскрикнула, а, закусив губы, продолжала смотреть ему в глаза. Рейлу захотелось бежать прочь сломя голову, только бы не видеть этот горящий ненавистью взгляд. Но брат был старше его и знал жизнь намного лучше. Вместо того, чтобы нанести следующий удар, он схватил её дочь и сорвал с неё платье. И вот тогда её взгляд изменился. Он стал затравленно-молящим и покорно-рабским…

Лицо пылало от нахлынувших воспоминаний. Он хотел подняться на палубу, чтобы остудить этот жар под струями прохладного ветра, но ноги, как казалось, сами по себе несли его в другом направлении. Рейл пытался остановиться, ибо понимал, чем ему это грозит, но его попытки были тщетны. «Я только взгляну на неё. Только взгляну и сразу уйду», — убеждал он себя.

* * *

День пятый

пятый час после Полуночной службы

(по Грайворскому времени)

на рейде порта Торшон — столицы Салийской империи

Зов пришёл как всегда неожиданно: лёгким дуновением погладил по лицу, коротко и больно ужалил в сердце — и тут же растаял…

Тело вампира откликнулось немедленно: в висках привычно застучала кровь, мышцы на мгновение одеревенели, по ним прокатилась горячая волна, и Марн привычно почувствовал, как тело налилось приятной упругостью. Ожидание закончилось: зов разогнал «дремоту». Марн ненавидел это пограничное состояние между «сном» и «явью». Однажды «пробудившись» и встав на тропу крови, вампир уже не мог остановиться — до тех пор, пока она не будет пройдена до конца. Ожидание же тяготило — оно тянуло обратно в «сон», на время которого он становился человеком… Почти человеком… Только почти…

Серая тень бесшумно скользнула вдоль стены трюма. Неожиданно один из спящих зашевелился, и она замерла. Человек что-то сонно пробормотал и снова захрапел. Тень продолжала оставаться на месте, «прощупывая» темноту. Убедившись, что вокруг всё спокойно, она продолжила свой путь и вскоре остановилась.

Нелюдь присел. Всё его внимание было приковано к небольшой пульсирующей жилке на шее спящего. В последний момент лис словно что-то почувствовал: его дыхание участилось, веки затрепетали, но проснуться он так и не успел: вампир особым способом сложил пальцы — и кисть руки резким, словно бросок змеи движением, «ужалила» человека чуть ниже левого уха.

«Теперь остальные», — удовлетворенно подумал Марн. Он легко выпрямился и всё так же бесшумно шагнул к стражникам.

Зонг спал, широко раскинув руки. Могучая грудь вздымалась, точно кузнечные меха, сопровождая каждый выдох мощным храпом. Вампир дождался очередного вздоха… Он осторожно протянул руку — на этот раз его ладонь была выпрямлена. Короткий, почти без замаха, удар был нацелен в гортань жертвы, но в последний момент произошло нечто невероятное: рука остановилась и замерла на волосок от цели. Марн оцепенел. Ладонь сжалась в кулак, потом пальцы сами собой сложились точно таким же образом, как и минуту ранее, когда он «отрабатывал» лиса. Вампир не понимал что происходит. Впервые в своей жизни он колебался перед тем как убить, и это было по-настоящему страшно…

Неизвестно чем бы это всё закончилось, если бы в дело не вмешался случай: крупная крыса, привлеченная запахом хлебных крошек, вскочила на грудь спящего стражника, полоснув его голым хвостом по носу. Зонг чихнул, сонно смахнул крысу, и уже было повернулся на другой бок, как вдруг открыл глаза и уставился на склонившегося над ним Марна.

— Тебе че?…

Договорить он не успел. Тело вампира, наконец, вспомнило о своем предназначении и отреагировало молниеносно, и стражник, коротко всхрапнув перебитым горлом, обмяк. Предсмертный вскрик был едва слышен, но этого оказалось достаточно, чтобы лежащий рядом Листвиг мгновенно проснулся. Он по-военному подхватился с места, сразу принимая боевую стойку, но Марн всё же успел опередить его. Последовала подсечка, и стражник рухнул на пол. Навалившись на него, вампир одним движением свернул ему шею. Всё было кончено…

Марн продолжал лежать на трупе. Его колотила крупная дрожь. Он пытался осознать, что с ним произошло, и не мог этого сделать… «Потом, — сказал он сам себе. — Сейчас не время». Словно в подтверждение этих мыслей, сверху раздался лёгкий свист, и сразу за ним — звук отодвигаемой решётки. Ещё через мгновение в трюм был сброшен конец. Вампир поднялся, подтащил тело лиса, крепко обвязал его и дёрнул два раза за верёвку. Тело медленно поползло вверх. Через некоторое время пустой конец снова был сброшен вниз, и Марн в несколько движений взлетел наверх. Он мягко выпрыгнул из люка и присел на корточки. Его взгляд быстро обшарил палубу.

— Балласт? — тихо спросил знакомый голос.

— Сброшен, — после короткой паузы ответил Марн.

— Были сложности? — насторожился собеседник.

— Небольшие, — нехотя ответил вампир. — Сейчас не время…

Он не смотрел на оборотня, но ощутил, как тот напрягся и поспешил сменить тему:

— Как будем уходить?

— С кормы шлюпка лоцмана, — медленно произнёс оборотень. — Поможешь мне с грузом, а сам вернёшься. Ты знаешь, что нужно делать. Ждать буду в ста ярдах севернее.

— Сколько? — односложно спросил Марн.

— На палубе уже никого. Восемнадцать человек команды в кубрике под полубаком. Лоцман вместе с капитаном в его каюте. Запомни, будешь отходить — отопри решётку трюма, где содержаться рабы. Чем больше их выживет — тем лучше, а вот команда выбраться не должна.

— Ясно, — кивнул Марн. — Работаем.

* * *

День пятый

пятый час после Полуночной службы

(по Грайворскому времени)

Это была единственная дверь на свете, в которую он стучал, прежде чем войти. Боцман с опаской, словно не доверяя своему огромному кулачищу, несколько раз коснулся деревянного косяка.

— Заходи, Слип, — раздался голос капитана. — Мог бы и не стучать, от тебя так несёт чесноком, что о твоём приближении узнаёшь за десять ярдов. С чем пришёл?

Боцман слегка приоткрыл дверь и просунул голову:

— Кэп, может, глянешь товар, а?

— А чего на него смотреть? — лениво зевнул Дэмистр. — Придём в Кир, будем грузить остальной товар — там и гляну.

Он взял лежащую на койке гитару и ударил по струнам:

— Всё ещё надеешься свою долю приподнять? — насмешливо спросил Дэмистр.

— Неплохо бы, — насупился боцман, просачиваясь внутрь каюты. — Оно, конечно, всё одно пропью, — рассудительно заметил он, стараясь дышать в сторону. — Но сам знаешь, кэп: кругляшей много не бывает.

— Ладно, — капитан отложил инструмент и встал с койки. — Пошли, глянем, что ты нам на борт приволок.

Слип изобразил что-то похожее на довольную ухмылку и распахнул дверь, пропуская капитана вперёд.

— Куда определил? — не оборачиваясь, спросил Дэмистр.

— Мать — в грузовом трюме, а девчонка у меня в кубрике, — доложил боцман.

Капитан резко затормозил и, развернувшись, ухватил его за грудки:

— На сладкое потянуло? — прошипел он.

— Да ты что, шкипер, — отшатнулся Слип. — И в мыслях не держал! Я ж наоборот — чтоб понадёжней было!

— Смотри у меня, — пригрозил Дэмистр, отпуская его. — Мне порченый товар не нужен!

— О том и пекусь — в моём то кубрике куда как надёжнее! — обиженно пробурчал боцман. — Что я, идиот — портить товар, с которого мне треть светит?

— Четверть, — напомнил капитан.

— Это пока ты её не видел, а посмотришь — сам мне треть определишь за подгон.

— Я своего слова не меняю, — отрезал Дэмистр. — Сказал четверть — значит четверть! Давай, открывай свою халупу!

Боцман немного повозился с замком, после чего распахнул дверь и сделал приглашающий жест.

— Чего это ты меня, словно на балу, всё время вперёд пропускаешь? Давай, заходи! — ухмыльнулся капитан.

— Я здесь подожду, — буркнул Слип, делая вид, что вытаскивает из ладони занозу.

Дэмистр без промедления захлопнул ногой дверь.

— Говори, что ещё? — насторожился он.

— Да видел я её уже, кэп, — опустил глаза боцман.

— Слышь, одноглазый, не мути воду. Что не так с девчонкой?

— Понимаешь, кэп, смотрит она как-то странно.

— В смысле?

— Как на покойника смотрит. Жалостливо так, будто точно знает, что я вот-вот ноги протяну, — передёрнулся Слип. — И молчит. Обычно они плачут, мать зовут, а эта молчит, молчит и смотрит…

— Что-то ты больно осторожный стал в последнее время, — усмехнулся Дэмистр. — Пошли, кому сказал!

Боцман поморщился, но перечить капитану не стал. Они вошли в кубрик. Девочка неподвижно сидела на койке и молча смотрела на вошедших мужчин.

Дэмистр вздрогнул. Слип был прав: от её взгляда веяло холодом. В нём не было страха, не было ненависти, не было тоски. Она смотрела так, словно что-то видела у них за спиной. Дэмистр поймал себя на мысли, что ему хочется оглянуться. Рука сама собой потянулась к висевшему на поясе тесаку, но тут же одёрнулась.

— Есть хочешь? — хрипло спросил он.

Девочка помотала головой.

— А к маме?

Молчаливый кивок.

— Я приведу к тебе маму, если скажешь, что ты там видишь, — неожиданно для себя произнёс Дэмистр.

Девочка склонила голову к плечу. Казалось, она раздумывает.

— Кровь, — наконец прошептала она. — Много крови.

Слип вздрогнул и сделал шаг назад, подперев спиной дверь.

— Чью кровь? — спросил капитан, стараясь держать голос.

Девочка удивлённо посмотрела на него.

— Его, — она указала пальчиком на боцмана. — И других…

Слип не выдержал и выскочил из кубрика.

— А мою? — тихо спросил капитан.

— Твою нет, — прошептала она.

Дэмистр сделал над собой усилие и сдержал вздох облегчения. Он уже повернулся к двери, когда она продолжила:

— Но тебе будет больнее всех…

Капитан замер. Он постоял, потом криво усмехнулся, тряхнул головой и вышел.

Попасть в грузовой трюм можно было двумя способами: через палубный люк и через дверь. На других торговых шхунах — тех, что возили обычные грузы — всё было иначе: там груз попадал в трюм только через верхний люк, но эта шхуна была особой. Товар, которым торговал Дэмистр, в пути требовалось кормить, поить и время от времени наказывать.

Рейл поставил свечную лампу, достал из кармана нож и стал ковыряться в замке. Руки дрожали, и нож пару раз соскочил, больно поранив палец, но он не обратил на это внимания. Наконец, замок щёлкнул. Рейл вздрогнул и оглянулся: ему всё время казалось, что кто-то стоит у него за спиной, но коридор был пуст. Он отёр лоб и, подхватив лампу, прошмыгнул внутрь трюма.

Ночная рубашка из тончайшего левийского шелка белым пятном притягивала взгляд. Осторожно ступая, Рейл приблизился. Мерцание лампы дрожащим полукругом высветило лицо пленницы. Рейл в ужасе застыл. Он понимал, что это совсем не та женщина: мёртвые, в конце концов, не воскресают. И всё же — это была Она…

Женщина не шевелилась. Густая волна длинных волос ниспадала на высокую грудь, очертания которой угадывались под тонкой материей. Разорванная до бедра рубашка задралась, обнажив стройные ноги. Рейл опустился на колени и отставил лампу в сторону. Он протянул к распростёртому телу руку, но тут же её отдёрнул. Остатки разума приказывали ему вскочить и бежать прочь, но память черной тучей заволакивала мозг всё больше и больше, лишая воли и рассудка. Рука медленно, но упорно вновь потянулась вперёд. В какой-то момент Рейл вдруг перестал бороться с собой, и, зарычав, рванул нежную ткань.

— Помни… я обеща…

Пересохшее от возбуждения горло с трудом проталкивало сквозь себя обрывки слов. Рейл отхаркнул в сторону густую слюну.

— Помнишь, я обещал прийти?! — спросил он, пожирая пленницу безумным взглядом. — А Кейритию тоже помнишь? Зачем ты воскресла? А, знаю — тебе понравилось, и потому ты снова пришла к Рейлу… Ты опять станешь послушной, правда? Ведь ты же не хочешь, чтобы я пошёл к твоей дочери…

Внезапно женщина кивнула. Рейл вздрогнул. На мгновение его разум прояснился, жар отступил, и он вдруг ощутил царивший вокруг жуткий холод.

— Развяжи, — прошептала она, не давая, ему опомнится. — Развяжи меня, и я сделаю все, что ты захочешь, только девочку не трогай. Умоляю!

Смерч прошлого вновь затмил разум. Рейл взревел и сорвал с пленницы последние остатки шелка. Затем он грубо перевернул ее и полоснул ножом по стягивающей узкие запястья веревке. Скользнув гибким телом, женщина развернулась. Рейл почувствовал, как её руки нежно прикоснулись к его животу, затем плавным движением опустились вниз. Его затрясло. Он рванул завязки штанов, лихорадочно пытаясь, избавится от одежды. Но она не желала ждать:

— Иди ко мне.

Обхватив его голову, она притянула Рейла к себе, одновременно подавшись телом навстречу. Он закрыл глаза, полностью растворившись в пучине воспоминаний. Женщина свирепо улыбнулась. Большими пальцами она разгладила морщины на его челе, затем пальцы скользнули на прикрытые веками глаза и, вдруг, одним мощным движением вдавили их внутрь черепа. Ужасающий вопль боли, который последовал вслед за этим, заставил Хелен улыбнуться еще шире.

Дэмистр прикрыл за собой дверь и замер на пороге, словно пытаясь, что-то вспомнить. Боцман кашлянул. Капитан рассеянно взглянул на него, затем потёр лоб и, поморщившись, гаркнул:

— Чего вылупился, закрывай!

Слип зазвенел ключами.

— Кэп, — оглянувшись через плечо, просипел он. — Может, это… Ну её к Кхуру, а?

— Долю твою? — хмуро усмехнулся Дэмистр.

— И долю, и девчонку, — горячо поддержал идею боцман. — Избавимся пока не поздно: за борт, и все дела. Чую я что-то нехорошее, кэп — печёнкой чую!

— Ты клюзы-то задрай, одноглазый. Чего потёк? Девчонка с испугу всякую чушь несёт, а ты уже готов мачту завалить, — слегка повысил голос капитан. — Знал бы ты, на сколько потянет твоя доля за такой товар — язык бы себе откусил.

— Голова дороже, — угрюмо буркнул Слип. — Меня предчувствие никогда не обманывало, потому и живой до сих пор. Помнишь, три года назад на Кенае, когда…

Животный крик, от которого, казалось, содрогнулся весь корабль, не дал ему договорить. Слип так и замер с открытым ртом, чувствуя, как немеют руки и подгибаются колени. Было в этом крике нечто такое, что невозможно объяснить словами: что-то нечеловечески жуткое, отчего собственная смерть уже не кажется далёкой и призрачной. И ты чувствуешь, как она дышит изморозью в затылок.

— Трюм, — выдохнул капитан, лицо которого тоже приобрело серый оттенок.

Они бросились вниз. Первым в грузовой трюм ворвался Дэмистр, вслед за ним боцман и другие члены команды. Недалеко от входа лежала опрокинутая лампа. Только по счастливой случайности огонь ещё не успел перекинуться на солому, и несколько человек сразу кинулись к ней, помня, что пожар — самое страшное, что только может случиться на корабле. На настиле, схватившись руками за лицо, навзничь лежал Рейл. Он уже не кричал, а только протяжно выл, будто пел отходную по самому себе. Капитан молча выхватил тесак, и от плеча рубанул по шее страдальца. Вой стих.

— Бабы нет! Сбежала, сука! — заорал один из матросов.

— Куда ей деться, разве что за борт, — успокаивая самого себя, прохрипел в ответ боцман.

— Идиот! — Капитан прожёг его взглядом. — Наверх, быстро! Неужели ты ещё не понял? Она дочь свою решила прикончить!

Все рванулись наверх.

— Вон она! — закричал кто-то из команды, выскочив на палубу. — Держи!

Обнажённая женщина сосредоточенно ковыряла ножом замочную скважину боцманского кубрика. Замок щёлкнул, и она распахнула дверь с такой силой, что та чуть не слетела с петель. Женщина почти ворвалась внутрь, но в последний момент крепкие мужские руки цепко ухватили её. Хелен что-то закричала в истерике, наотмашь полоснула матроса ножом, и снова попыталась добраться до девочки, но так и не успела: у неё вырвали нож и отбросили его в сторону, а саму повалили на палубу и крепко связали.

— Поднимите, — приказал Дэмистр, подходя вплотную.

Хелен рывком поставили на ноги. Он протянул руку и отбросил с её лица волосы.

— Неплохо было задумано, — процедил он сквозь зубы. — Чувствуется порода. — Его взгляд опустился ниже и он довольно прицыкнул. — Слышь, боцман, пожалуй, я всё-таки подниму твою долю: за такой товар можно выручить очень неплохие деньги. Знаю я одного покупателя, который просто обожает укрощать диких зверей, особенно, когда они столь хороши.

Слип что-то пробурчал в ответ, но капитан его не слушал. Он продолжал рассматривать пленницу.

— Это мой корабль, — произнёс он. — Ты — моя вещь на моём корабле, понятно? Если ты любишь боль, просто скажи об этом, и я постараюсь тебе угодить. Если же нет — то никогда больше не пытайся выкинуть что-либо подобное, поняла?

Женщина молчала. Лишь самый краешек её губ дрогнул в недоброй усмешке.

— Я не шучу, — ощерился Дэмистр и наотмашь влепил ей пощёчину.

Голова Хелен безвольно мотнулась в сторону. Когда она вновь подняла взгляд, улыбка на её лице стала ещё злее. Он вновь замахнулся, но тут сверху раздался душераздирающий вопль:

— Призрак! Туманный призрак!!

Моряки в ужасе застыли. Несколько мгновений никто не шевелился, а потом все разом кинулись к левому борту.

Пеня волны форштевнем, встречным курсом стремительно приближался огромный корабль. Его очертания дрожали в утреннем тумане, отчего дракон, украшавший нос корабля, казался живым. Палуба призрака была пуста, даже возле штурвала никого не было — только клочья тумана и безмолвие…

Внезапно раздался дикий смех. Все обернулись. Запрокинув голову, Хелен зашлась в безумном, похожем на рыдание, хохоте. Кто-то из матросов закричал в панике и прыгнул за борт. За ним последовал второй. Третий не успел — ударом тесака Дэмистр раскроил ему череп.

— По местам стоять! — заорал он что есть мочи. — К бою, сукины дети! Клянусь Шауром, ни один призрак не сможет отнять у меня корабль! К бою!

* * *

День пятый

пять часов после Полуночной службы

(по Грайворскому времени)

на рейде порта Торшон — столицы Салийской империи

Слегка шевеля вёслами, оборотень удерживал лодку носом против волны так, чтобы при этом она оставалась на одном и том же месте. Вряд ли подобное мог проделать обыкновенный человек в кромешной тьме, что царила вокруг, но оборотень точно знал, где находится. Он не вглядывался в ночную мглу — он её слушал, и поэтому даже не вздрогнул, когда из воды неожиданно вынырнул вампир и, подтянувшись на руках, перевалился в лодку.

— Можно уходить, — стаскивая мокрую куртку, прошелестел Марн.

Оборотень молча кивнул и начал грести, уводя лодку в известном только ему направлении. Вампир тщательно отжал промокшую одежду, снова оделся и повернулся в сторону кормы. Внезапно с того направления раздался крик, потом другой, третий — и вдруг яркая вспышка расколола тьму. Огненные всполохи взметнулись вверх, высветив очертания корпуса корабля. Не прошло и минуты, как всё судно было охвачено огнём. Марн повернулся к оборотню.

— Что дальше? — спросил он пустым голосом.

— В десяти лигах севернее находится небольшая бухта — нам туда.

— Я не о том, — покачал головой вампир. — Что с нами будет дальше?

— Умрём, — спокойно ответил оборотень. — Шансов выжить практически никаких. Странно, что ты об этом спрашиваешь.

— Ты не хочешь отвечать, — подытожил Марн и отвернулся.

Оборотень молчал.

— Когда это началось? — наконец спросил он.

— Когда балласт отрабатывал, — поёжился вампир. — Впервые я испугался собственного тела. Что будет дальше?

— Если не успеешь вовремя умереть — станешь человеком, как впрочем, и я тоже, — мрачно ответил оборотень.

— А как это быть человеком?

— А вот этого я не знаю. И никто не знает. Даже сами люди не знают, или не хотят знать…