«Ничего не видно, – жаловался Саня, осторожно поднимаясь по ступеням темного подъезда. – Я тут ноги обломаю. А мои ноги, это теперь и твои ноги. Это наши ноги. Мы должны беречь их втрое больше».

– Подожди, – услышал он настойчивый мужской голос. – Постой, послушай.

Молодой человек остановился, опустил на пол инструмент: «Устал».

– Мы пришли? – спросила Рита.

– Нет. Наш этаж девятый, последний, – ответил Кубинец. – Если будут ждать, то только на нижних. Чердак закрыт.

«Почему так темно?» – подумал Саня.

– Я выкрутил лампочки. Так нас с улицы не видно. Мы тут как на ладони, любой снайпер снимет. Еще четыре этажа, соберись.

«Это все ерунда, тут никого нет. Глупо считать ступени, когда есть лифт… И эта хрень из рук все время выскальзывает, – жаловался хозяин тела и хотел даже двинуться к лифту, но передумал. – Опять «этот» будет орать. Он все время орет и командует: «Делай, как я сказал!» Орет и издевается еще. Что за манера такая

– унижать других. Это из-за него я здесь. Я-то ладно, но Рита… И ее обрывает на полуслове. Очень неуважительный субъект».

– Только меня не приплетай, – предупредила она.

– Ну ты и брюзга… – обиделся Кубинец. – Тебе выпала честь оказать услугу своей родине. На кону будущее человечества, а тебе лень два шага сделать.

Медленно, подолгу останавливаясь на лестничных площадках, молодой человек поднялся на седьмой этаж.

– Там кто-то дышит… – заметила девушка. – На восьмом… я слышу…

«Мяу!» – послышалось сверху.

– Да, там кошка, – осторожно ступая на ступеньки, подтвердил Саня. «Как так, почему вы слышите лучше меня?.. А «этот» видит лучше… Как он так… Моими глазами… Так не должно быть! Обидно. Меня ущемляют в праве на собственность. Я из нас троих в самой невыгодной ситуации. Не имею даже права на конфиденциальность мыслей. Весь на виду, как флюгер на крыше. А вы, я чувствую, позволяете себе быть неискренними. Это несправедливо. Где ваши мысли? Нет их. Только слова, выстроенные конкретные предложения: выскоблили, нарумянили – кушайте».

– Трепло! – заметил мужской голос.

– Болтун! – согласилась Рита. – Идешь куда хочешь, делаешь что пожелаешь, а я двинуться не могу! Чувствую усталость, чувствую, как болят твои ноги, даже как желудок от голода сосет, чувствую. Все физиологические страдания – это пожалуйста, а где же свобода выбора? Хоть какая-то власть над этим хлипким, ничтожным телом – так нет, тут уж извините. И он еще жалуется. Ты, конечно, прости, но ты клозет собираешься посещать? Я же чувствую, или мне за тебя это сделать?

«Мне пока не хочется!» – огрызнулся Саня.

– Врет! – констатировал Кубинец.

– Конечно, врет, – подтвердила Рита. – Как всегда. И где же ваша искренность, молодой человек? Точно, трепло. Только и можешь, что людям голову морочить. Бла-бла-бла. Плачет: «пожалейте меня…» Эгоист, свинья! Тебе же плевать на всех. Морочишь девушкам голову, а до их чувств тебе и дела нет. Трепло фосфоресцентное, ничтожество, слабак.

«Кто?» – уточнил Саня.

– Слабак!

«А, понятно. Вернее, ничего не понятно. Рита, что вы делаете? Вы все время атакуете, зачем? Я никого никогда не обижал. Я – очень толерантная личность. Это вы зачем-то, извините, на всех кидаетесь».

От этой учтивости, от этого, как ей казалось, фальшивого интеллигентского «вы» Рита распалилась еще сильнее:

– Заткнись! Пустышка, пузырь! Таким, как ты, морду бить надо!

«Да что ж с вами такое?! – возмутился Саня. – За что все это? Откуда такое предвзятое мнение?.. Мужчина, скажите девушке, что она неправа! Я ведь ничего дурного ей не сделал. А она говорит: «в морду». Вы ведь слышали?»

– Ага! – отозвался сидящий внутри головы. – Очень смелая девушка.

«Она не права, скажите ей… рассудите нас».

– Я согласен с Риточкой.

– Уже и с Риточкой? – удивилась она.

– Ага, – продолжал Кубинец, – все правильно, так его! Геркулес, ты тут из себя какого-то особенного корчишь. Не надо. Получить в морду от такой красотки – это своего рода даже привилегия. Важно, конечно, сильно не втягиваться в этот процесс.

Саша обиженно насупился.

– Обидчивый. Запомни на будущее: споришь с ней – пожалуйста. Но я вам не судья: я видел ее фигуру. Твоя мне понравилась меньше. Хе-хе… Ладно. Теперь не торопись.

Молодой человек поднялся на девятый, шагнул налево, ткнулся пальцами в реечную обшивку двери.

– Теперь опустись на корточки. Если ее не открывали, в проеме между полом и нижней рейкой нащупаешь спичку. Есть? Ага. Отлично. Ключ на чердаке. Видишь лестницу?..

Через минуту Саня вошел в квартиру. Осторожно прикрыл за собою дверь, защелкнул замок, нашарил в темноте дверную цепочку.

– Не надо закрывать, мы здесь ненадолго.

«А отдохнуть? А как же отдохнуть?!» – протестовал он.

– Я тоже очень устала.

– И так рискуем, припершись сюда, – напомнил Кубинец. – Но по-другому никак. А сейчас надо собраться и быстро мотать отсюда. Меня слили. Может быть, как раз тот, кто снял эту квартиру, и слил. Скорпион, тварь, шкура. Гниль человеческая. Найду и клещами ребра вытяну. Кто-нибудь против?

Саня щелкнул выключателем, но свет не появился.

– Тут нет ламп, я открутил в коридоре и в комнатах. И вообще, я же предупредил – свет не включать.

В темноте приходилось двигаться наощупь. Еще шаг, и Саня ткнулся во что-то пальцем ноги. Звякнула об пол бутылка, покатилось железное ведро, забренчало.

«Что это?»

– Осторожнее! Что-что…Сигнализация! Я крепко сплю… Ну не стой. Шагай прямо в комнату… Будьте гостями… Правда, у меня здесь не прибрано.

– А что за запах? – будто зажимая нос, спросила девушка.

– Говорю же – не прибрано.

«Я на что-то мягкое наступил».

– Ну, уж не настолько… До туалета я уж как-нибудь… Это половая тряпка, – объяснил Кубинец. – От скуки иногда мою полы.

«В темноте?»

– Что же бросили тряпку мокрой? Выжимать надо… – сказала девушка.

– Мамочка, я не знал, что ты придешь так рано, я ведь и уроки еще не сделал, – кривлялся уязвленный Кубинец, смеясь над ее нравоучениями.

Саша остановился посреди комнаты: «Куда теперь?»

– На кухню двигай.

– Тут что-то разлагается, – заметила Рита, – отвратительный запах. Ты здесь жил?

– Дело привычки. Запах? Может, слегка… Я не закрыл дверь на кухню. Вообще, когда кухонная дверь закрывается плотно, посуду мыть необязательно. Как-то я и еще пятеро два месяца квасились на подводной лодке, маленькой такой – метров пятнадцать в длину.

Вот там был запах. Вам не приходилось спать рядом с разлагающимся телом?

«Прекратите, меня сейчас стошнит».

– Будь мужчиной! Я жил здесь всего неделю. Одну неделю. Ждал вот эту музыкальную штуку.

«Она тяжелая! – Саня будто и не тащил футляр последние три часа, покачал в руке, прикидывая вес. – Что в нем? Там что-то внутри, да?»

– Не думаю, – ответил Кубинец. – Поставь у стены. У нас мало времени. Чем быстрее свалим отсюда, тем лучше.

Молодой человек брезгливо втянул носом воздух: «Если на кухне разлагается труп, я туда не пойду».

– Тухлая рыба считается трупом?

«Вообще-то я вегетарианец, но это я переживу».

Саня, зажимая нос рукой, отворил дверь на кухню.

– Надо же! Вегетарианец! – произнесла Рита с иронией.

«Да, а что? Что здесь такого?» – возмутился молодой человек. Маленькими шажками он двинулся к центру помещения. Скривил лицо, стараясь не дышать. Чтобы не замарать руки, прижал их к груди и вдруг подумал, что со стороны, наверное, он похож на огромную серую мышь, забравшуюся в мусорный бак.

«Люди пичкают себя мертвечиной, – продолжал он. – Представляете, какой стресс испытывает животное, когда его убивают. Весь этот ужас, этот негатив вы принимаете в себя. Черные волокна гниющего мяса медленно обсасываются бактериями кишечника. И вся эта зловонная масса… – Взглянул на стол, увидел, как что-то большое в форме полумесяца серебрилось крохотными чешуйками. Казалось, они шелестят. – Да, это рыба… Фуф… Вот… вот так же пахнет мясо в желудках…»

– Аппетитно рассказывает, – перебил Кубинец. – Я даже проголодался.

– Почему ты ее не выбросил? – спросила девушка.

– Холодильник поломался, перестал морозить. А выходить было нельзя. Меня искали. Хорошо, что я их первый заметил.

«Я хочу отсюда выйти».

– Не так быстро, – остановил Кубинец. – Выгребай все из раковины. Там в воде кулек… деньги, паспорта и еще кое-что…

«Я туда не полезу, – возразил Саня. – Мне противно. Здесь нет перчаток? – Я очень боюсь заболеть туберкулезом… или оспой…»

Но ему пришлось лезть, и даже без перчаток. Потом, фыркая, он долго мыл в ванной руки и кулек. Еще несколько минут просто держал кисти под струей. Выключать кран не хотелось. Грязная, пропитанная потом пижама прилипла к спине. Очень хотелось принять душ, но от мысли, что кто-то посторонний увидит его без одежды… Да и как он сможет помыть себя в таком месте, как скажем… как скажем… о нет! Такие подробности – как можно? Ведь это Рита – ромашковое поле, а тут такое… И ладно. Я в широкой пижаме. Не видно. Но ведь я худой. И мне неприятно быть таким, а они так совсем расстроятся.

– Я не расстроюсь, – возразила Рита. – И не переживай. Я закрою глаза… Мне это неинтересно. Я не буду смотреть. Я буду думать о чем-нибудь постороннем. Я прошу, сними, наконец, с себя этот кошмар… Скорее… И пописай давай… Терпеть ведь сил нет…

– Да, пора бы… – согласился Кубинец. На все – две минуты. У меня очень плохое предчувствие. Надо уматывать.

«Нет, я не могу… Мне кажется, это меня обезличит.

Как я потом ей в глаза?.. Ну, это крест, понимаете?.. Если у меня еще были какие-то надежды на…»

– На что? – спросила Рита. – На что там у тебя были надежды?.. Карабкайся на горшок, придурок!..

«Ну вот, что я говорил… Она уже издевается надо мной. А что потом будет? Нет, я так не могу».

– Клянусь, слова не скажу! Пожалуйста!

– Непостижимо! – удивлялся Кубинец. Такая красавица просит его снять штаны, а он…

«Началось… Я знал, что так будет. И сколько мне терпеть эти мучения? Вы поймите, некоторые физиологические процессы нельзя выставлять на всеобщее обозрение».

– Ну, будем надеяться, как-нибудь без этого обойдемся.

«Как это обойдемся? Как это обойдемся? Я не очень представляю себе…»

Кубинец разозлился:

– Время! Выходи из ванной!

– А-а-а!.. – заорал вслух Саня, разорвав на себе пижаму.

Сильный напор обжег холодом, вода накрыла, будто сжала в кулак. Поскальзываясь и стуча зубами, Саня схватил мыло и принялся намыливаться с таким ожесточением, что не будь оно гладким, до костей стер бы кожу.

– Смело, – комментировал Кастро. – Я, честно, не думал, что она тебя уговорит… Тем более, тут такой сюрприз… в страшном сне не приснится. Но, может, это все из-за холодной воды? Так что не расстраивайся – все еще вырастет.

«Я не слушаю. Мне все равно… Мне все равно».

– Ладно, выскакивай. И, правда, нет времени.

«Секунду».

– Вот тут, чуть ниже, тоже… Да не там… – Низ от верха отличить не можешь? Все, прекращай себя лапать! Это противно! Выходи.

«Секунду».

– Мда… – не унимался Кубинец. – Зря ты отказался от мяса. В мужском теле есть такие места, где без мяса не обойтись.

– Хе-хе… – подло хихикнула девушка.

«Кто-то обещал молчать», – обиделся Саня.

– Тс-с-с… как хорошо, – отметила Рита. – Сбоку еще, вот тут, ага… О чудо! Я лечу!.. Обожаю холодный душ.

Она и себе бы сейчас не призналась, но ей были приятны эти новые ощущения. Каждое прикосновение руки будто наполняло теплом, казалось, Саня дотрагивается до ее спины, живота, груди; кожа обрела необычную чувствительность. Рита ощущала, как в ней растет возбуждение. Сколько раз она представляла себя с ним… Представляла, как нежны и грубы одновременно будут его руки, как она прижмется к нему бедрами, их губы встретятся. Он будет смел, настойчив. Он исцелует все ее тело, разведет ее ноги, сожмет ягодицы: внизу живота от прилившей крови вспыхнет пожар, желание затмит все мысли и чувства, и она почувствует в себе…

– Это еще зачем тут? – прервал ее фантазии Кубинец. – О чем задумался, студент?

«Я не знаю, как так получилось? Я ни о чем таком не думал. Эту штуку и раньше не всегда удавалось контролировать… Сейчас все пройдет… Сейчас…»

– Есть же какие-то рамки приличия. Мне вот, например, неприятно. Девушке просто противно. Думаешь, у нас много времени? Тем более, было бы чем хвастаться, – не унимался он. – Ну ты это… не бери, конечно, сильно к сердцу. Я до десяти тоже не мог похвастаться чем-то таким выдающимся… Но к семнадцати, поверь… Экскурсии водили… Какие деньги делал, на одних только фотографиях… A-а, тебе двадцать… Не переживай, найдем выход. Можно увеличить в фотошопе.

Саня сел, вытянул в ванной ноги. Грязные ступни, избитые пятки и пальцы в порезах мыл аккуратно, еле касаясь.

«Есть ли тут какая-нибудь обувь? Я так идти больше не смогу. До них дотрагиваться больно, не то что…»

– Есть. Все тут есть: обуешься, оденешься, – обрадовал Кубинец. – Не уходи от темы. Я слышал про одного хирурга, он может помочь с нашей маленькой проблемкой.

– Хе-хе… – хихикнула девушка. – Он, наверное, знает, о чем говорит. Надо уходить. Выползай, медуза.

«Выхожу! Выхожу! Все!.. Еще чуть-чуть… Но вы прекращайте это! – возмутился молодой человек. – И, между прочим, у меня среднестатистическая норма. Я проверял. Так что все ваши смешки… Вы бы лучше сказали, что дальше делать будем. Я вот так считаю…»

– Проверял, ты слышала? – удивился Кубинец.

– Ага, – поддакнула Рита. – Мне рассказывали про такие специальные китайские линейки… В сантиметре шесть миллиметров.

Саня сидел бы в ванной еще, но не было сил терпеть издевки. Поднялся и снова окатил себя струей из душа. Привык к холоду, но все-таки вздрогнул. Выключил кран, потянулся за полотенцем.

Через минуту он уже натягивал туфли.

Как хорошо после ванной: тело чистое, словно дышит кожей.

«Смотрите, туфли в самый раз. Как они искрятся, будто зеркальные. В них можно увидеть падающую звезду. Вот так, не поднимая глаз, удивительно, правда? Когда я смотрю на небо, я всегда готов. Еще не потухнет серповидный след кометы, а у меня уже второе желание наготове. Хм, – удивлялся молодой человек. – У вас тоже сорок первый?»

– Я что, похож на придурка? – прозвучало обидное. – Это все не мое.

«Не ваше?»

– Студент, не морочь голову. Сняли хату вместе с барахлом. Натягивай скорее шмотье, рулить надо отсюда.

«Я чужого не одену. Это воровство. Люди сдают квартиру не от хорошей жизни. Может, им ходить не в чем, а я…»

– Одевай! – крикнула Рита. – Тряпка!

«Хорошо… Но мы все это потом вернем… Мы все это вернем… Иначе я отказываюсь… И что значит – рулить? Я машину водить не умею… Ух ты!..» – он вдруг в одном туфле подскочил к окну и зачарованно уставился куда-то вверх.

– Что? Что ты видишь? – обеспокоился Кубинец.

«Луна! Какая она огромная сегодня! Поразительно!

Сколько раз смотрел на Луну, но никогда ее такой не видел. Будто живая! Как голубеют вены на ее коже. Вы ведь тоже видите, чувствуете, какая она теплая?!»

– Он рехнутый, – обозвалась Луна. – Слышишь, ты, сумасшедший? Я, может, и теплая, а вот ты скоро остынешь.

Саня опустил голову, отвернулся от окна и двинулся к шкафу.

«Какой у нас план? Что будем делать? Нам, правда, никто не поможет?»

– Никто. Драпать, драпать надо. Тут нас достанут: все перероют, рыла свиные. Поймают – кожу снимут.

Теперь ты – это я. Они уверены: ты знаешь то, что хотят знать они.

«Я ничего не знаю».

– Хуже азиатов нет, – предостерег Кастро. – Эти, когда пытают, калечат сразу. Отрежут что-нибудь эдакое, потом еще сутки мучиться, пока кровью не изойдешь. Если Рэм зацапает, повезет. Он часа за два все узнает, глаза выколет и нож в сердце. У него все быстро. Выбор, конечно, так себе… Одно радует – поймать Кубинца не просто. Повезло тебе.

Саня торопливо принялся сгребать с полок шкафа одежду. На пол полетели мятые рубашки, футболки. На вешалке нашел джинсы. Одну штанину натянул, другая долго не поддавалась: ноги тряслись.

«Футболка, рубашка пока навыпуск. Заправлюсь потом. Теперь второй туфель… Глаза… Глаза – это очень больно!»

– Не пугай его больше, – попросила Рита. – У нашего героя сейчас сердце выскочит.

Не обращая на нее внимания, Кубинец продолжал:

– Засветимся где подальше – в Бейруте. Можно в Мексику податься… В Уругвай. Главное, чтобы они отсюда убрались. Позвонишь своему дружку, этому Игорю, из какой-нибудь Камбоджи – их как ветром сдует. Тут сейчас всякого сброда набилось, как клопов в матрасе. Рэм уедет, и они не задержатся. Отдадим инструмент кому надо и…

«А кому надо?»

– Дяденьке одному. Очень хорошему дяденьке отдадим, и пусть дальше сам хлебает. А мы спокойно себе вернемся, гада вашего ученого за грудки возьмем… Под дых кулаком, и пусть только скажет, что ничего не получится. Харю разобью. Сволочь, чего придумал, а! Живых людей пачками в бошках замуровывает.

– Хм… а если так? – с вызовом заявила Рита. – Сами найдем этого вашего Рэма, хрень эту музыкальную отдадим, и никакой беготни, а? Мы-то ему не нужны. Ему виолончель нужна. Конечно, инструмент хороший, отдавать жалко… Но жизнь дороже. Что скажешь, хозяин?

«Хозяин, это я?» – спросил Саня.

– Ну а кто? Мы ж тут временно, на правах паразитов.

«Я не знаю… Надо подумать».

Кубинец рассмеялся:

– Хе-хе… Все красивые бабы дуры. Послушай, девочка…

– Да, мальчик?

– Хм… Милая, отдашь ты виолончель или нет – не важно. Рэм не знает получателя. Он нас не отпустит. Ты, цыпа, видела, наверное, в кино, как пытают? Знаешь, почему они так кричат? Думаешь, это весело, когда шурупчики в коленки вкручивают?

– Мы с тобой в коме, – напомнила Рита. – Может быть, скоро умрем. Разве не страшно? Можем остаться здесь навсегда! Расскажи своему садисту, что он хочет, и пусть оставит нас в покое.

– Не могу, – ответил Кастро.

– Почему?

– Потому что этот инструмент дороже… Гораздо дороже нашей с тобой жизни. Потому что через пять часов мы будем совсем далеко. Потому что… и это самое главное! Я никогда! Никогда не сдаюсь. Запомни!

– Еще один герой, – раздраженно обронила девушка. – Подставил ты нас.

– Судьба играется. Так всегда бывает в жизни, детка. Привыкай… Ну что, воин света! – обратился к Сане. – Ты готов?

Молодой человек застегнул ширинку, вдохнул полной грудью, резко выдохнул и, глядя перед собой, сказал решительно:

– Да.

С улицы донеслось рычание моторов. К подъезду подъехали две машины. Захлопали двери. Что за люди, сколько их было, Саня не видел. Через темный чердак, распугивая кошек и голубей, он несся к последнему подъезду. Через минуту он спустится вниз, откроет изнутри подвальную дверь, потом вверх по ступенькам, перемахнет через перила, а там арка дома напротив. Его скроет ночь, растворят подворотни.