С самолетом получилось не хуже чем с машиной. Саня не успел подумать о том, как боялся высоты, вспомнить все страшные аварии с разбросанными на километры обломками и человеческими конечностями, как колеса «кукурузника» уже оторвались от земли, березовые кроны подались вниз, от давления заложило уши, легкие отказывались выдыхать и лишь еле-еле стравливали воздух, как из надувного матраса.
Левое крыло нырнуло вниз, «кукурузник» с большим креном развернулся, выбрал направление и снова потянул вверх. Самолет взял курс на юго-восток, туда, где на горизонте прояснялась алая полоска зарева. Внизу заблестели озерца. На светлых прямоугольниках полей, как оазисы в пустыне, темнели пятна березовых рощ.
Саня с надеждой посмотрел в небо. Хотелось поскорей добраться до облаков. В них не поваляешься, их не скомкаешь в руках, не откусишь, и не захрустят они на зубах, как липкая сахарная вата, но есть в них что-то таинственное, доброе.
– Да не тяни ты его так на себя, – командовал Кастро. – Штурвал не девка, расслабься. Не мучай машину: выше нам нельзя. На две тысячи поднялись и хватит. Облака в другой раз посмотришь.
«При чем тут? Я как лучше хотел. Чтоб нас эти… системы ПВО не достали».
– Не переживай, погасим пулеметным огнем и тепловыми ракетами. Увидишь радар, скидывай бомбу. Жрать охота, – недовольно пробормотал он. – А вы как – ничего?
– Умираю, – пожаловалась Рита. – А этому хоть бы хны. Даже не чешется. А я видела, там сзади сумка-хо-лодильник была, из нее колбасой пахнет. Мне, конечно, неудобно самой предлагать, все-таки я девушка. Но нашему «командиру эскадрильи» на этикет, похоже, плевать. Слышишь, ты – истребитель хрустящих облаков, угости даму бутербродом. Я тебе потом живой коровой верну.
«Извините, но… я это есть не буду, – обеспокоенно ответил главный, он же единственный пилот самолета. – Перемолотые кости жалких больных животных… нет уж, увольте. Вы хотите, чтобы я взял левее?» – обратился к Кубинцу.
– Правильно чувствуешь. Это хорошо. А то, что жрать пора, не чувствуешь?
Саня не ответил, спросил чуть виновато:
«Скажите, я давно хотел спросить, вас как зовут?
Игорь назвал вас кубинцем, но… это ведь не имя?»
– Плохая примета, командир, – назидательно прозвучало в ответ. – Те, что называют меня кубинцем, долго не живут. Аккуратней с этим… Штурвал от себя.
Пилот повиновался.
«Ну а как тогда? Может – Кастро?»
– Так… понятно… Кастро, Кубинцем или Фиделем меня называют, только когда хотят обидеть. Ты ведь не хочешь меня обидеть?
«Я нет, но я тут не один, – намекнул на Риту и улыбнулся. – А все-таки?..»
Кубинец задумался:
– Грин. Пусть будет Грин, – наконец ответил он. – Простое, незатейливое славянское имя. Так вам будет проще…
– Угу, славянское… – согласилась девушка. – Я буду называть тебя Дризджи-Джагадишь. У нас, славян, оно самое модное сейчас.
– Как тебе будет удобно, милая.
«Просто Грин? – уточнил Саня. – Или, может, мистер Грин?»
– Повелитель Грин, Хозяин Грин – называй, как тебе больше нравится. На колени при этом становиться не обязательно, но мне будет приятно…
Саня обеспокоенно посмотрел вниз и спросил:
«А где здесь пулемет?»
– Как-к-кой пулемет? – не понял Кубинец.
«Ну, чтоб стрелять. Вы же сами сказали: гасить огнем… А я смотрю и что-то не вижу… Если начнут стрелять, ведь отвечать надо будет».
– Ты это серьезно?
«Уже нет… Просто, вы так сказали. А откуда я знаю. От вас чего угодно можно ожидать. Может, тут
скрытые современные механизмы… лучевая пушка… атомный распылитель».
– Угу, – задумчиво произнес Кубинец. – Может быть, может быть… Только нет. Ты что-то чересчур агрессивно настроен. На всякий случай, чтоб ты знал: бомбу мы сегодня тоже не взяли. Я пошутил. Увидишь цепь истребителей Ф-22 пятого поколения, в бой не вступай.
– Вы как хотите, а я пошла есть, – предупредила Рита.
– Везет тебе, старушка, – позавидовал Кастро. – Крошек не рассыпай, и посуду чтоб за собой помыла… хе-хе… Мозги, что слева – твои, мне правое полушарие… хе-хе…
– Вы действительно очень хотите кушать? – спросил Саня вслух, оглянулся и взглядом нашел в полутора метрах от себя, на пассажирском сидении, пластиковый пакет.
– Очень, – подтвердила Рита.
«Странно… а мне почти не хочется, – подумал он. – А ноги, вы чувствуете мои ноги? Они болят?»
– Очень болят. Особенно, когда ты несся босиком по этим острым камням. А асфальт, как наждачная бумага! Думала, от болевого шока сойду с ума.
«Странно, – повторил он. – Я буду осторожней». Отпустил штурвал. «Кукурузник» еле заметно стал отклоняться от курса. Хвостовая часть постепенно пошла вверх. За это время Саня успел нырнуть в салон, схватил пакет и, быстро вернувшись в свое кресло, выровнял курс.
Доставая увесистый термос, он уловил запах кофе и улыбнулся:
«Как раз на троих».
Нащупал несколько яблок, а в отдельном кульке два брикета слипшихся бутербродов. Дно пакета оттягивала пластиковая бутылка минеральной воды и начатая бутылка коньяку.
«Неплохой улов!»
– Копченая, моя любимая колбаса, – жалобно, чуть не плача, проговорила Рита. – А сыр как пахнет… Зеленый? – обратилась к Кастро. – Скажи?
– Да какая там колбаса – чистая соя. Здоровяк, лопай смелее, не дрейфь.
«Кого вы хотите обмануть, Грин? Я же чувствую – там мясо, – брезгливо отметил молодой человек. – Меня сейчас вырвет. – Почувствовал, как к горлу подступают слюни, желудок сжался, жилы гортани потянули подбородок к груди. – Фу-а… Мычат, стучат копытами. Током пронизывает тело – животное испражняется, плюхается в свои же фекалии и задыхается в них. Люди в грязных халатах тут же на полу потрошат тушки. Жилы, кости, желудки с переваренной соломой, все это швыряют в мясорубку, и там, на выходе, от всей этой смердящей каши вздувается тонкая бесконечная искусственная кишка. Крысы чуют, копошатся в своих темных углах, зыркая из черных дыр в заляпанных кровью стенах…»
– Кто тебе такое рассказал? – возмутилась Рита. – Там все очень стерильно. Бычков осторожно усыпляют. Конвейер, убаюкивая, несет их к добрым улыбающимся людям, аккуратно, двумя пальчиками держащим стерильные отточенные скальпели. Играет музыка, а в небе, дожидаясь бычков, хлопают белыми крыльями светлые ангелочки.
– Хе-хе… – посмеялся Кастро.
«Угу, ангелочки. Это ужасно? Ужасно! Кофе я выпью… И яблоки съем… И все! И не просите о большем».
– А если червяк в яблоке? – иронично спросила Рита. – Или лучше полчервяка, а ты – ой, и проглотил. Мерзость какая. Надеюсь, вскроешь себе живот, чтобы достать эту полумертвую гадость?
«Ну, при чем тут… Ты пойми, я ведь не то что не хочу… Я очень переживаю, что ты голодная, но…»
– Что «но»? Что «но»? Помрем тут с голодухи, будем внутри тебя разлагаться – наешься досыта, само-дурище ты эгоистичное.
Саня, негодуя, разорвал прозрачный кулек, мощно втягивая и резко выдыхая носом воздух, отчленил верхний бутерброд от остальных, подковырнул ногтем и скинул обратно один за другим два блестящих, словно покрытых лаком колбасных кружочка и решительно затолкал в рот пропитанный копченым жиром хлеб. С трудом сдерживая рвотные позывы, принялся жевать.
Такое расточительство расстроило Риту.
– И что, сказать тебе спасибо за это? – недовольно спросила она. – Так поглумиться над тушкой несчастного бутерброда – надо уметь. Мясо выбросил, скелет зубами перемалывает. Этой соломой все равно не наешься, глупый. Чем провинилась перед тобой эта несчастная буренка? Не ешь ее – только хуже ей делаешь. Ты обессмысливаешь само ее существование. Получается, ее жертва была напрасна. Вот это как раз и не гуманно.
Саня достал термос, открыл, сделал маленький глоток, а затем еще один, чуть больше. Кофе горячий, горьковатый, но все-таки приятный на вкус обжег рот и пищевод. Молодой человек почувствовал, как тепло обволакивает стенки желудка.
«Хорошо, что горький, – подумал. – Так хоть этой мерзости копченой не чувствуется».
– Это ужасно, – пожаловалась Рита. – Я не планировала садиться на диету. Страшно представить, что со мной станет через неделю. А рыбу ты ешь? Рыба, она ведь ничего не чувствует, – рыба, все равно, что фасоль…
«Рыбу, да», – успокоил Саня.
– Хоть так, – вздохнула девушка.
– Не получится, – возразил Кубинец, – у меня на рыбу аллергия. Мне такого нельзя. Извини, милая, но это правда. Шея опухает, пятна по лицу… Да и не люблю я. Не замечала у рыбы вкус болотной тины?
«А при чем тут к моему организму ваша аллергия?» – не успел сказать Саня, как его опередила та самая «милая».
– Ничего, родной, не умрешь и ко вкусу привыкнешь. Я вот тоже никогда раньше стоя не писала, и ничего, привыкаю.
– Хе-хе… – посмеялся Кастро. – За неделю ты в совершенстве постигнешь эту технику. Но моих секретов, секретов мастера, ты не узнаешь никогда.
– Слышала, слышала… Ты из тех, кто выписывает японские хоку каллиграфическим почерком? Долго учился?
– Смотрите, что это там? – вслух спросил Саня и подался вперед к стеклу. Присмотрелся. Там, впереди, не намного ниже, клином рассекала воздух стая больших белых птиц. – Лебеди, – ответил сам себе. – Как их много, какие красивые!..
Спокойно и плавно махая крыльями, они приближались, но почему-то казалось, что они зависли на одном месте, застряли, буксуют в пространстве.
Саня улыбался, разглядывая птиц. Выбрал одну, замыкающую ключ, представил себя на ее месте.
«Ветер, высота, полет… И ты не один, а все, что ты делаешь, не глупо и не умно, просто правильно. Давно кто-то по-настоящему умный, всемогущий все за них придумал, все решил… Никаких сомнений, вот оно счастье! Они никогда ни о чем не пожалеют, потому что не сделают ничего такого, из-за чего потом было бы стыдно. Не подумают плохо, не предадут…»
Лебеди друг за другом исчезали под самолетом, и последний, как показалось молодому человеку, прощаясь, поднял голову вверх.
– Да уж… – философски подытожил Кастро. – Не люблю речную птицу. Все та же тина… Это из-за рыбы, которую они жрут… Такую дрянь стараюсь не есть, ну разве что сильно припечет. А голоса какие противные! И шипят, как гадюки…
«Лебеди, самые прекрасные творения на земле», – печально улыбнулся Саня.
– Дурак ты, – прохрипело в ответ. – Ты голую бабу вблизи когда-нибудь видел?
«Лебеди прекрасны», – повторил молодой человек.
– Понятно, глупо спорить. Поживешь с мое – поговорим.
– Скажите, господин Фидель, или как вас там… – произнесла Рита, – а сколько вам лет?
Ответом было:
– Много, много, милая, не строй планов, я старый для тебя. Ты хочешь спать? – обратился к Сане.
Пилот потряс головой, посмотрел на солнце и зажмурился от яркого света.
«Да, глаза слипаются».
– Через пять часов будем заправляться. Там отдохнем, выспишься.
«А вы не хотите?»
– Нет.
– Я очень хочу, – призналась девушка, – и не могу. Наверное, только с тобой получится. Это ужасно, ужасно!!! А если со мной что-то случится?! Я что, теперь всегда буду давиться вареной морковкой, пресным рисом, всего бояться, спать по расписанию и писать стоя?! Какой кошмар! А от нас точно отстанут, когда мы избавимся от этой… виолончели?
– Н-н-н…
– А может, профессор за пару дней все починит? Скажи, как тебя – латинос, чегевара, мы когда вернемся? И почему нельзя по-быстрому туда и обратно на этом самолете?
– Быстро, быстро…Не скули, крошка. За неделю управимся. Насчет латиноса – давай объясню. Я родился в Европе. Мой папа американец, мама украинка, дедушки с бабушками были гражданами Австралии и Франции. Это я так… для внесения некоторой ясности… Теперь поверь, милая моя, драгоценная, я и сам тороплюсь, но ведь эту развалину заправлять надо. Понимаешь? Перед Туркменистаном, на самой границе и потом по пути. Есть у меня пара нычек, лет пять назад под минометным огнем зарывал – как чувствовал, что пригодятся. До Индии дотянем, а там… Пролетим сколько сможем, пониже как-нибудь, но если нас заметят, если засекут, то все – конец.
На подлете к границе погода испортилась. Высоко слева и справа засверкали молнии, полил дождь. Внизу все стало одноцветным, серым, а вскоре земля совсем пропала из виду. «Кукурузник» заволокло туманом. Саня бессмысленно пялился на датчики, покорно выполнял редкие указания Кубинца. А по большому счету, следить за приборами так пристально не было нужды. Саня мог спокойно рассматривать капли, скользящие по запотевшим стеклам, увлечься брызгами, отлетавшими от пропеллера, любоваться туманом с его бесчисленными серо-голубыми оттенками. Кубинец требовал выполнения двух условий: не спать и не терять из виду панель приборов.
К обеду прояснилось. В дымчато-серых клубах стали появляться пустоты, через которые откуда-то сверху пробились прямые желтые лучи. И вовсе не прозрачные, – все в мелких точках, будто пузырьки застыли в стеклянных, растущих от самого солнца шипах. Туман становился все прозрачней и вскоре совсем рассеялся. Перед глазами путешественников раскинулась грязно-синяя блестящая даль Каспийского моря.
– Как красиво! – не в силах сдержать восторга вскрикнул молодой человек.
Кастро, недовольно крякнув, выругался:
– Проклятье! Мы отклонились от курса! Можем не дотянуть.
– А я плавать не умею, – испуганно произнесла Рита.
«Посмотрите, как это здорово! Какая манящая перламутровая синь. Вот бы спуститься, черкануть рукой и метнуться в глубину тени, брызнуть в стороны стаи рыб. А мы нырнем, погоним косяки дельфинов, выпрыгнем за ними из толщи моря, воспарим прямо в небо и снова окунемся в синеву волн…»
– Вряд ли мы потом выпрыгнем, – остановил Саню Кубинец. – А вот нырнуть можем. Давай левее… Посмотри на датчик, баки пустые.
«К черту баки! – радовался Саня. – Мы птицы, мы альбатросы!..»
– Слава Богу, – выдохнул Кубинец, – земля. Мы не так уж и заблудились. Давай еще левее, потянем вдоль берега.
Саня крутанул штурвал, самолет дал крен. Приближался волнительный момент посадки.
«Вот бы навсегда остаться с облаками, – подумал он мечтательно. – Пусть бы другие били о камни и песок свои ноги. А у нас есть крылья! Птицы ласкают нежными перьями небо, и оно улыбается. А земля… Земля гудит от топота ног, стонет под тяжестью грузных тел».
– Тебе что, совсем не страшно? – удивилась Рита. – Поглядите только, еще и философствует. Даже мне страшно. А ты?! Да ты пауков боишься, от визга машин вздрагиваешь. Ты в подъезд не войдешь, если в нем света нет… А тут не боится. С чего бы это?
«У вас обо мне сложилось какое-то неправильное мнение, – возразил Саня и вдруг спросил удивленно: – Скажите, а про пауков откуда вы… А про подъезд кто рассказал?»
Рита поняла, что проговорилась, и испугалась. Ей сейчас меньше всего хотелось, чтобы он узнал, как она интересовалась им, расспрашивала знакомых, подглядывала за ним на лекциях.
– Что, угадала, да? – произнесла она с показной презрительностью.
Самолет вдруг затрясся, мотор забулькал, винт несколько раз заклинило. На секунду он замер, потом начал крутиться и снова, вдруг будто наткнувшись на что-то, остановился. Двигатель заглох.
– Как это?! – крикнул Саня. – Почему?
– Черт те что! – выругался Кастро.
– Что делать?! – продолжал кричать молодой человек. Он вдруг побледнел, руки побелели и даже ногти на пальцах. – Мы разобьемся! Мы разобьемся! Не молчите, что делать? Надо же что-то делать.
– Тебе страшно? – громко спросила Рита. – Отвечай, страшно?
«Да, и что? Что толку от того – страшно мне или нет! Делать-то что? Мы же разобьемся! А? Фидель, не молчите!..»
– Ага! – радостно крикнула Рита. – Притворялся! Я же говорила, что ему страшно! Трус всегда трус! А корчит из себя… Так тебе и надо!
«Делать-то что?..»
– Нажимай снова кнопку, запускай двигатель, – спокойно произнес Кастро. – Да-да, вот эту красную.
«Так я ее нажимал только что…» – борясь с паникой, вспомнил Саня.
– Правильно, – подтвердил Кубинец. – Клацнул и выключил. Дави снова, заработает. Механика – штука простая.
Молодой человек судорожно нажал кнопку. Двигатель взревел, винт быстро завертелся, «кукурузник» плавно стал набирать высоту.
«Так вы это специально? Специально?!» – приходя в себя, с обидой спросил Саня. Задрал лицо вверх и выдохнул в потолок.
– Надо было, чтоб ты понял, как это бывает. Сейчас нужно сосредоточиться. Не расслабляйся раньше времени.
«Это нечестно… Это очень стыдно… Рита, и вы ведь знали? Знали! Разве стали бы спрашивать, боюсь я или нет… До этого ли, когда и ваша жизнь на волоске… Легко быть смелым, когда знаешь».
– Нет, «герой», не знала, – будто улыбаясь, ответила она. – Какое это наслаждение – видеть, как ты дрожишь, от страха аж дышать перестал, глаза выпучил, будто змея в штанину заползла. Посмотрите – и это мужчина. Кому-то достанется подарочек! Какое счастье, что не мне.
– Вы за что-то злитесь на меня?
– Вот еще. «Крепыш», ты у меня только смех вызываешь, поверь.
– Злится, злится. Не слушай ее, – подал голос
Кастро. – Все у них из-за самолюбия. Красивые бабы все злобные стервы. Хорошо хоть она тебе не жена. За ужин не похвалишь – голову ночью отрежет. Эта из таких, эта может. Была у меня такая.
И Кастро пустился рассказывать.
– В Гуанчжоу у богатого китайского промышленника украли старшую дочь. Звали ее Аи – любовь, значит. – Он чуть помедлил, а затем продолжил: – Держали на востоке Вьетнама, на берегу Южно-Китайского моря. Два миллиона просили. Папочка не верил, не хотел платить: «Это она назло мне, – говорит, с хахалем своим спелась». А жених ее как раз вместе с ней пропал. Нанял папаша меня и еще троих. Сорок тысяч обещал на всех, – копейки. В другой раз не поехал бы, но я на мели был тогда. Не подфартило, проиграл много. Две недели рыскали – нашли. Ну и, значит, выкрал я ее, а товарищам моим не повезло. Постреляли товарищей моих. Все-е-ех… Искали нас по деревням. По пятам с собаками гнались. Но ничего, смогли оторваться. Она папе позвонила, поговорила, и стали мы ждать, когда папочка уже заберет нас. Месяц под пальмами на берегу моря в хижине прятались. Такая любовь у нас вдруг случилась. Удивительной силы чувство захватило.
Ух и горячая девчонка. Я таким худым ни до, ни после не был. Сутками не слезала с меня. Страх, какая голодная до… Ну ладно, вы еще маленькие…
И говорит она мне: «Давай, – говорит, – отца моего обманем и деньги за выкуп у него возьмем. Жить, значит, станем вместе пожизненно, в сытости и уважении стареть себе потихоньку, наращивая любовный темп». Ну, я ей объяснил: «Не могу я поступить неблагородно так с родителем твоим, не по-джентльменски это. Да и убьет он меня, чего доброго». И началось, и всю неделю последнюю: «Давай убежим! Давай обманем! Да ты меня не любишь! Да ты вообще не мужчина! Не соглашаешься – да ты меня унижаешь, ну и пеняй на себя!» «Пеняй на себя» – это она в последнюю ночь сказала.
Месяц под пальмами на берегу моря в хижине прятались. Такая любовь у нас вдруг случилась. Удивительной силы чувство захватило. Ух и горячая девчонка.
Настал день. Показался катер. Приплыли, значит, за нами. И не успел он причалить, как выстрелила любовь моя Аи в спину мою широкую. Разок, и еще один, для верности.
Не папа за ней приплыл, а верный жених с верными своими друзьями. С теми самыми, от которых месяц назад я ее благополучно спас. Ему, любимому, звонила она, а не папочке миллионеру. Через два месяца родитель таки растрогался и заплатил выкуп за зайку-дочурку. Но об этом узнал я намного позже. После травяных припарок, больничных коек и тайбэйской медсестренки красавицы Киру.
– А почему жених сразу за ней не приплыл? – расстроено спросила Рита.
– Выкупа ждал.
– Ты до сих пор ее любишь?
– Конечно, – ответил Кубинец. – Киру была потрясающая женщина. Красавица. Какое лицо! Какое тело! Она приходила ко мне в палату по четным дням, на выходные оставалась ночевать, а однажды…
– Да нет, я про ту китаянку спрашивала. Ты ее вспоминаешь?
– Ода!
Эта история показалась Рите очень романтичной. И, несмотря на то, что она считала себя человеком далеким от сантиментов, всех героев рассказа ей вдруг стало очень жалко, даже захотелось плакать.
– Вот бы встретиться тебе с ней. Вот так, лицом к лицу. Ох и сцена была бы, даже мурашки по коже!
Кастро усмехнулся:
– Хм… ну так близко, думаю, не стоит. Расстояние ружейного выстрела меня вполне бы устроило.