Никогда еще утреннее солнце не вызывало такой резкой, безжалостной головной боли. Садовник за окном остригал кусты, и от каждого щелчка ножниц в ушах взрывались перепонки: воздух под чудовищным давлением проникал под череп, голова раздувалась, стены и потолок с трудом сдерживали ее бурный рост. Руки отказывались подчиняться. С большими усилиями зашевелились пальцы и сжали одеяло. Со скрипом подбородок оторвался от подушки. Медленно, как танковая башня, голова повернулась влево, но бутылка шампанского закрывала обзор. «Экипаж», видимо, «оглушенный разрывом фугасного снаряда», не помогал в ориентировании на местности и оценке повреждений «боевой машины».

– Кастро, Рита, – позвал шепотом Саня.

– Не кричи, – отозвался Кубинец. – Тише. Я думаю.

Саня снова уткнулся лицом в подушку и вдруг понял, что лежит в одежде. Шею сдавливал ворот рубахи. С тупым звуком с ноги на пол упал ботинок.

– Пить, – прошептала Рита.

Саня взялся за горлышко бутылки.

– Нет, хватит! – взмолилась она. – Воды. Воды хочу.

Очень медленно, превозмогая боль, молодой человек сполз на пол и ткнулся спиной в рифленый деревянный бок кровати.

– Куда ты побежал? – причитала девушка. – Тише, тише ты, спринтер. Нет, не вставай… Не вставай… Голова! Избавься от нее.

– Что? – вслух спросил молодой человек.

– Нет, нет! Молчи! Челюсть… зубы… Ой! Ты что, подшипники жевал? Не моргай, не моргай, глаз болит. С-с-с… у тебя что-то с глазом… Не трогай, не трогай руками…

«Я левым почти не вижу, – отметил Саня. – Наверное, упал где-то?»

– Упал. Угу, – недовольно пробурчал Кастро.

«Не падал?» – напрягая память, спросил Саня.

– Ничего не помню, – сказала Рита. – Меня еще в казино вырубило. Вторую рюмку виски принесли, глоток, потом: «на красное, ставь на красное»… Потом, затяжка сигары и… Больше ничего не помню.

«Казино?» – удивился Саня.

– И этот все забыл. Прекрасно. И про то, как все деньги спустил, и как крупье ударил, как зеркальный шар стулом снес и как от охраны удирали… Ничего не помнишь, да?

«Удрали?»

– Если бы.

Саня с большими усилиями, но поднялся. С сосредоточенностью канатоходца на нетвердых ногах двинулся в направлении ванной. Долго пил воду. Наконец оторвался от крана и взглянул в зеркало. Шок от увиденного был настолько сильным, что даже всегда воинственно настроенная в отношении Сани Рита в эту минуту сочла необходимым поддержать несчастного.

– Зеркала бывают плохого качества. Часто искажают действительность, – попробовала успокоить парня девушка. – У моей бабушки на чердаке было такое. Я боялась туда подниматься. И однажды, в ночь с тринадцатого на четырнадцатое…

– Мерзавцы, – перебил Кастро. – За это зеркало мы подадим на отель в суд.

– В первый раз одел, – захныкал Саня, пытаясь приладить к пиджаку болтающийся нагрудный карман.

Костюму досталось: швы на спине и рукавах пиджака разошлись, не хватало двух верхних пуговиц, правая штанина разлезлась от кармана до колена.

– Это ладно, это мы зашьем, – обнадежил Кастро. – А с лицом что делать? С таким лицом мы ей не нужны.

«Кому, ей?»

Кастро будто не слышал.

– Щеку раздуло, но отек быстро спадет. Губу нижнюю разнесло, но и это терпимо. Скажу больше, даже красит тебя. А вот что с глазом делать? Такой «фонарь» не спрятать. Очки!

«Да зачем все это? Так похожу».

– Нет, не походишь. Надо виолончель вернуть.

– Ка-к-кую виолончель?

– Ту самую, родной… Нашу виолончель, которую ты вчера в карты проиграл…

К обеду головная боль стала утихать. События вчерашнего дня всплывали в памяти, как барахло с идущего ко дну корабля, и сбивались в кучу.

«Да, помню – бойцовские рыбки», – сидя на прохладном полу с обмотанной мокрым полотенцем головой, Саня старательно пришивал к пиджаку нагрудный карман и пытался восстановить в памяти события прошлой ночи. Одно он знал наверняка: денег на новый костюм не было.

– Красивая была, – напомнила Рита, – желтая, с красным оперением. Я выбирала. Но тот здоровяк с синими жабрами ее загонял. Она стала часто подниматься за воздухом, удирать начала, сдалась.

«А дальше?» – спросил Саня.

– Потом этот бабник сказал, что не видел ничего скучнее, и соблазнил нас тайским боксом.

– Бабник – это я? – спросил Кастро.

– А кто еще? «Студент, посмотри какая! А эта! А та! Беги! Догоняй!» Нельзя же быть таким неразборчивым.

– Маруся, что б ты в этом понимала! Куда тебе до исканий наших. Твой удел – борщ и пьяный муж, долбящийся ночью в закрытую дверь. А я… Я вдруг такое почувствовал… Юность… радость… желание. Как много вдруг стало красивых баб. Женился бы на каждой. Столько сил во мне!..

– И поэтому ты втянул нас в драку?

– Не я, он сам захотел.

«В драку?»

– Это был поединок! Честный поединок! – оправдывался Кастро. – Маруся сказала, что ей скучно. Завтра мы уедем из Пномпеня, а вспомнить нечего, говорит. Хочу, говорит, посмотреть, как мужики дерутся.

– Я такого не говорила! Он все врет! Пьяница. Ты помнишь, сколько мы выпили?! Это все он!

– Ну, хорошо – не ты, я предложил, но ты согласилась. Так? Так.

Подпольное местечко, не совсем законные бои, не всегда по правилам дерутся, в общем, интересно. Был там когда-то. В общем, поставили мы на рыжего. Рыжий победил лысого. Отлично! Поставили на толстого, толстый победил рыжего. Здорово! Длинный победил толстого – опять выиграли. Потом вышел здоровый, и все. Кончилась удача. И все закричали: «Бои купленные!» И ты закричал: «Бой купленный!» И брюнеточка слева, та, что глазки строила, тоже кричала: «Купленный! Купленный!» А здоровяк говорит: «Если так, – кто думает, что справится со мной, выходи!» – и поставил на поединок все выигранные деньги. И все бойцы отказались. И тогда ты спросил…

«Я, кажется, вспомнил, – Саня оторвался от штопки, положил пиджак на колени, потрогал опухшую челюсть и нахмурился. – Я спросил: «Грин, вы со мной?»

– Да, ответил я. Я с тобой, чемпион! Покажем этой горилле!

– Я очень удивилась! – призналась Рита. – Никогда бы не подумала… Такой трус и вдруг… Что на тебя нашло?

Саня подвигал рукой челюсть.

«Не знаю. Наверное, почувствовал, что могу. Казалось, знаю, что делать. Толпа расступалась, я пошел к рингу, коснулся канатов, а что дальше?»

– Начал плохо. Он сделал пару ложных выпадов ногами, а потом прямым в челюсть вынес тебя за ринг. Ты кувыркнулся через канаты и упал на толпу. Ух, загалдели все! Думал, не поднимешься. Парень он крепкий, жахнул, как молотом. Но ты вернулся. Чтоб так свистели, я еще не слышал. Толпа жаждала крови. Твоей.

Он хотел повторить, но на этот раз ты нырнул ему под руку, левой по почкам и мощнейший апперкот правой. Здоровяк не ожидал, голову отдернул, думал, шею свернет. Пока он вспоминал периодическую таблицу, ты подпрыгнул и ударил его коленом в нос. Хотел добавить ногой в челюсть, но достал только до груди. Растяжки-то нет. Не вырубил гада, но за канаты отправил. Тебе массы бы еще, с дыхалкой поработать, с растяжкой, а скорость и техника, что надо.

Было еще три раунда. Все удары ты отбивал и жестко контратаковал. С середины второго он только защищался. Несколько раз ты ронял верзилу на помост. Красиво так ногой ему по коленке – хлоп, и он так – бах. А глаза такие удивленные-удивленные.

Теперь они аплодировали тебе. Как все-таки изменчиво настроение толпы.

Кружил, бил прицельно, бил много: он не поспевал за тобой. В конце четвертого раунда размашистым ударом в висок уронил эту тушку навсегда. Нокаут.

– Я, правда, это сделал? – вслух спросил Саня. – Рита, ведь неправда?

– Пусть только поспорит! Я никого больше не слышал. Ее радостный крик всех заглушил.

«Рита, он шутит?»

– Все так и было. Я лишний раз убедилась, что ты двуличный тип. «В тихом омуте», как говорят. Добренький, добренький и нате…

– Как она тебя хвалила!

– Это не я, это коньяк, – оправдывалась девушка.

«А как мы потеряли виолончель?» – спросил Саня.

– Все Маруся придумала! Хочу, говорит, в казино.

– Врешь, ни в какое казино я идти не предлагала.

– Хорошо, я предложил. Но кто кричал: «Здорово! Погнали!» Кто кричал: «Я двумя руками за!»

– Если бы ты, по своему обыкновению, сказал: «Идемте дрыхнуть», я бы крикнула то же самое. Я просто хотела быть компанейской.

– Понятно, попала в плохую компанию.

– Именно.

– Бывает.

Саня закончил с пиджаком, принялся за брюки.

«Какая теперь разница, кто предложил. Я пошел в казино. Зачем я взял виолончель?»

– Маруся сказала, что здесь ее сопрут.

– Я не говорила.

– Понял, опять я виноват, – возмутился Кастро.

– А кто? С твоим казино, что мы теперь делать будем? У нас билет на завтра. Послезавтра утром должны были быть в Сингапуре. А еще через три дня дома. Ты обещал. А что теперь? Что теперь?

– Это ты мне скажи, что теперь? Я предупреждал – никаких бабских напитков! Никакого шампанского! После коньяка мозг просто выносит.

Саня схватился за голову.

«Хватит! Хватит вам! Чего завелись?! Мы его вернем, слышите?! Вернем. Вы помните место? Помните, с кем играли?»

– Сначала пошли в соседний отель, вверх по улице, там, где блондинка была с большой грудью – помнишь? – неуверенно, будто сам сомневается, вещал Кастро. – Не важно. При отеле этом казино для туристов. Самим-то играть нельзя. Выигрывали, выигрывали, а потом бац, и эти сволочи что-то сделали с рулеткой. Мы на красное – выпадает черное, удваиваем на черное – выпадает красное. Позвали менеджера, объяснили все, а он нас в шею. Ну, я и не удержался – вернее, ты. Ну, перевернул пару столов. А что тут такого? Клиент всегда прав! А эти как кинутся, шакалы. А один, мелкий такой, все под дых норовил заехать. Эх-х, если бы не эти новые скользкие туфли…

«Побили бы всех?»

– Нет, быстрее бы убежали.

«Какой ужас! Чего же мы домой потом не пошли? Ясно ведь, такая прогулка добром не кончится».

– Маруся сказала, что ей скучно.

– Да харэ меня приплетать! – громче обычного возмутилась девушка. – Ты безответственный разгильдяй. Такой жизнью и живешь. Попал в свою среду и давай куролесить.

– Ничего не помнишь, так молчи. Сама призналась, еще после первой сигары под столом валялась.

«После первой? – удивился Саня, во рту вдруг появилась горечь. Он закашлял. – А что, были еще?»

– О да! – с наслаждением подтвердил Кастро. – Ты, оказывается, как и я, любишь редкие здесь – кубинские.

Саня укололся иголкой, втянул сквозь зубы воздух:

– Ссс… «Грин, расскажите, как все было».

– Как было? Ну как это бывает. Тут важно остановиться вовремя, а ты не смог. Я говорю, Александр, пойдемте в отель, а ты ни в какую: «Еще партию, еще партию. Да замолчите! Да я отыграюсь! Катитесь к черту! Ни в чьих советах не нуждаюсь!» Плохо вы себя контролируете, молодой человек. Я бы, на будущее, посоветовал от азартных игр подальше держаться.

«Кошмар, – ужаснулся Саня, – как, оказывается, много о себе можно узнать, если напьешься».

– Если бы о себе! – не согласилась Рита. – Это все он! Ясно ведь как день. Когда пьешь, ты себе не хозяин, зато этому раздолье, его спиртное не берет. Все проиграл: деньги, скрипку чертову… Как нас в рабство не продал – удивляюсь!

– Я не супермен, милая! Да я пописать не смогу, если он не захочет! Что за манера такая? Все виноваты, только не она: «Смотрите, здесь мое любимое шампанское! Хочу шампанского!»

– Да я не просила покупать целую бутылку!..

Саня хлопнул ладонью об пол:

– Хватит! Мне это надоело! Замолчите оба! – гаркнул на весь номер Саня.

– Пусть этот сначала!..

– Марусичка!..

– Оба! – опять вслух потребовал хозяин тела.

Стало тихо. Саня отложил брюки в сторону, опустил руки на колени, закрыл глаза. Если постараться, он все же сможет вспомнить, что произошло вчера вечером.

В слабо освещенном зале – столы. Много столов. За каждым группы по три-четыре человека, обслуга замерла с подносами в руках, застыли в воздухе подкинутые неудачливым игроком карты. А вот и он сам в дальнем темном углу. Он видит свое отражение в зеркале, слева у стенки поблескивает гнутыми боками виолончель. И вдруг картинка ожила: всполошились люди, застучали каблуки, зазвенели бокалы. Санино лицо обдало струей сигаретного дыма.

– Удача переменчива, подумай, – ехидно щурясь, говорит ему молодцеватый старик в ковбойской шляпе. Обвисшие щеки делают его похожим на бульдога.

– Тебе Бог дал деньги, которые ты легко сегодня проиграешь, – самоуверенно, почти шепотом отвечает Саня, – а мне рюмку виски и немного интуиции, чтобы распознать твой блеф.

Он видит перед собой три стопки стодолларовых купюр и руки, отодвигающие их к центру столешницы. Упомянутая рюмка незаметно исчезает со стола, через секунду возвращается пустой.

– Счастливчик, ты обобрал моего мужа до нитки, – слышится знакомый женский голос. Из-за плеча старика возникает густо напудренное, с ярко подведенными глазами лицо утренней знакомой, Лизы Гейлер. Женщина трется челюстью об обвисшие щеки мужа. Ее ухоженная рука ложится на стол.

– Барбосик, пора остановиться. Этот красавчик пустит нас по миру.

– Принцесса, с вашей ли красотой переживать о дне грядущем, – произносит Саня, берет ее кисть и касается пальцев губами. Женщина делает глубокий вдох, в ее взгляде читается желание.

– Зачем деньги, когда у вас есть такое сокровище, – усмехаясь, обращается он к ковбою, откинувшись на стуле, вальяжно закидывает руки за голову.

– Ах, льстец, – выдыхает женщина, подмигивает и, не сводя глаз с молодого Казановы, шепчет в мохнатое ухо старика: – Барбосик, ты проиграл девятнадцать раз подряд. Остановись, пупсик.

Из-за плеча старика возникает густо напудренное, с ярко подведенными глазами лицо утренней знакомой, Лизы Гейлер. Женщина трется челюстью об обвисшие щеки мужа.

– Привези денег, – говорит старик, не глядя на жену.

– Милый, этот орешек нам не по зубам. Оставь его. Опять из дома все вынесешь, а я завтра хотела купить себе бусики.

– Бусики тебе! Дура! – гневно бросает старик, пытаясь оттолкнуть женщину. Я тебе что сказал сделать!

Дама оказалась не из робких. Сбив шляпу с головы барбосика, она принимается колотить его по груди и плечам.

– Старый обалдуй! Нашел себе «поднеси, подай»! Сам лакеем у меня будешь, маразматик трухлявый. Мало того, что молодость мою угробил, так на старость совсем из ума выжил! Позоришь меня перед обществом! У-у-у… – завыла, зарыдала.

– Хватит! Хватит! – отбиваясь от женских кулаков, кричит старик. – Где Рафаэль? Где этот бездельник?

– Я здесь! – слышится за Саниной спиной зычный голос альфонса Рафаэля.

Задевая стулья, он торопится на зов старика, при этом успевает оправдываться. – Я беседовал с миссис Шуарой о моей книге. Она считает, что в вопросах воспитания вкуса, которые я планирую обсудить в первой главе…

– А мне плевать! – орет старик. – Я плачу тебе, чтобы ты развлекал мою дуру, а не какую-то постороннюю! Забери ее от меня! Поедете на виллу, и привезешь мне пятьдесят, нет – сто тысяч. – Он склоняется над столом и, широко раскрыв глаза, трясущимися губами шепчет: – Задавлю.

– Мистер Дипалио, – обращается к старику Рафаэль, – может, лучше отправить кого-нибудь из охраны? Ко мне из Голландии приехала тетушка, и когда я прихожу поздно…

– Ты поедешь! – обрывает ковбой (он снова надел шляпу). – Заберешь с собой мою любимую, – показывает взглядом на жену. – Там и оставишь. Она мешает мне сосредоточиться.

– Ах, так! – Лиза в возмущении топает каблуком.

– Милая, – примирительным тоном говорит старик, – серьги, что жадный Той не захотел уступить, те голубенькие, помнишь? Пошли за ними утром.

– Хочешь подсластить пилюлю? Ты только что унизил меня при дорогих мне людях. Я этого не прощу.

Она отворачивается от мужа, дарит Сане улыбку и воздушный поцелуй.

– Я желаю вам выиграть.

– Только ради вас, богиня, я сделаю это, – отвечает молодой человек, не меняя позы.

– Заводи машину, – бросает она через плечо Рафаэлю, разворачивается и, пошатываясь, устремляется к выходу.

– И бусики! – кричит ей вслед старик. – Завтра мы купим бусики! Любимая, они потрясно на тебе смотрятся.