Несколько минут Саня и Рита безрезультатно рыскали по вагону. Кубинец устал ждать и вернулся к ним. Искать не помогал. Стоял у окна и, опираясь в него лбом, не моргая смотрел на улицу.

Девушка и парень ползали на коленях под раздвижными столиками, отодвигали сумки и чемоданы, поднимали пассажиров и искали под сиденьями. Над головой, с полки на полку, нагоняя суету, металась крикливая Чика. Все темные пыльные закутки обшарили по нескольку раз, пилюли нигде не было. Саня засунул руку под батарею. Его пальцы встретились с пальцами Риты. Несколько секунд они смотрели друг на друга, но, почувствовав неловкость, не сговариваясь, одновременно отвели взгляд.

– Кто-то ее забрал, – сказала она. – Мы все обыскали.

– Может, где-то там, на верхних багажных отделах? – предположил Саня.

Рита пробежала взглядом по верхним полкам. Над головой промелькнуло розовое платьице. Чика пронеслась по вагону и повисла на клетке с попугаями.

Встревоженная птица клюнула ее в живот, и из маленьких лапок обезьянки выскользнула красная, блестящая, как драгоценный камень, пилюля.

– Смотри! – обрадовано крикнула девушка.

Саня рванул за упавшей пилюлей, но запнулся и грохнулся на сетку с луком. Падая, ухватился за один из сваленных на верхней полке мешков, и на голову молодому человеку обрушился их целый десяток.

Рита усмехнулась. Выбираясь из завала, Саня сердито взглянул в ее сторону.

А обезьянка не собиралась расставаться со своим сокровищем и, схватив пилюлю, помчалась в дальний конец коридора.

Саня, чтоб не спугнуть, подкрадывался к ней медленно и, оказавшись в метре от воришки, поманил ее пальцем.

– Чика-чика, смотри, что у меня есть, смотри, что дам.

Обезьянка, широко раскрыв пасть, начала истошно кричать.

– Что вам нужно от животного?! – раздался нервный голос дремавшего до сих пор хозяина. – Не смейте трогать! Ее это бесит!

– У нее наша вещь! – попыталась объяснить Рита.

– Не смейте трогать!

Но Саня не послушал, и Чика, укусив его за руку, понеслась в противоположный конец вагона. Минут пять парень, девушка и хозяин взбесившейся Чики пытались схватить неугомонное животное. Закончилось все тем, что загнанная в угол обезьянка вылезла в приоткрытое окно и оказалась на крыше поезда. Саня последовал за ней. Но как только он забрался на вагон, поезд двинулся с места. Чика с легкостью перепрыгнула на соседнюю крышу. Завидуя обезьяньей прыти, молодой человек повторил ее трюк. Удержаться на ногах становилось все труднее, поезд набирал скорость, и по лицу человека хлестали свисающие над полотном ветки. Саня бежал, преодолевая один барьер за другим. Чика неслась во всю прыть, не переставая надрывно кричать. Глядя со стороны, можно было подумать, что какой-то негодяй преследует маленькую девочку.

Приближался последний вагон, но Чика и не думала сдаваться, подпрыгнув, она вдруг оказалась на одной из свисающих над рельсами веток. К счастью преследователя, поезд резко затормозил: кто-то нажал стоп-кран.

Саня спрыгнул с вагона и кинулся за беглянкой в лес. Ее розовое платье мелькало над кронами деревьев. Впереди заблестела река. Скоро оба оказались у берега. Неопытная Чика забралась на хрупкую ветку, и та, не выдержав ее веса, обломалась. Обезьянка свалилась в воду. Саня кинулся за ней, и, подхватив обоих, поток закружил их в водоворотах, увлекая за собой.

Рита в который раз принесла Кубинцу воды. Он выпил стакан в два жадных глотка, и его тут же стошнило.

– Еще? – спросила девушка, вытирая ему лицо платком.

Кубинец, не переставая кашлять и сплевывать на пол кровь, несколько раз кивнул. Рита снова отправилась к проводнику.

– Что вы говорите?! – кричал тот кому-то, высунув голову в окно. – Военные? И надолго перекрыли? Смотрят документы?..

Рита похлопала проводника по плечу, протянула стакан.

– Можно еще?

Как только он скрылся в купе, открылась дверь соседнего вагона, и Риту чуть не сбил с ног мокрый, запыхавшийся Саня. На его плече, вертя головой в разные стороны, сидела Чика.

Саня, чтоб не спугнуть, подкрадывался к ней медленно и, оказавшись в метре от воришки, поманил ее пальцем.

– Где он? – пытаясь отдышаться, выпалил Саня.

Рита показала рукой куда идти.

– А лекарство?.. – спросила она.

Саня улыбнулся, протянул руку и разжал кулак – на его мокрой ладони была пилюля. Он показал взглядом на обезьянку:

– Прости, я не смог ее убить, – и, не теряя ни секунды, отправился к Кастро.

– Есть! Есть! – подбегая к Кубинцу, крикнул парень, но вдруг запнулся и грохнулся на том же месте, где уже падал сегодня. Только на этот раз потерял равновесие не из-за невнимательности и спешки, – он запнулся от удивления. Прямо напротив сидящего на полу Кастро, сложив руки на груди, стоял Рэм. Слева и справа от него находились вооруженные автоматами люди в военной форме.

Это был точно не Санин день. Драгоценная пилюля вылетела из его рук и, стукаясь о стенки коридора, чудом обогнув сумки и мешки с овощами, остановилась точно между Кастро и его старым знакомым.

Кубинец с трудом повернул голову к Сане. Его взгляд ни на чем не задерживался, глаза были пустые, бессмысленные. Казалось, Кастро уже не понимал ни кто он, ни где он, и каждый его дрожащий вздох мог оказаться последним. Однако какая-то часть его сознания все же еще жила. Его трясущаяся рука потянулась к пилюле, но черный лакированный туфель Рэма встал на ее пути. Рэм придавил пилюлю носком и с интересом наблюдал за тем, как Кубинец пытается сдвинуть его ногу.

– Тебе это очень нужно, да? – спросил Рэм.

– Никак не могу бросить курить, – вдруг пробормотал Кастро. – Попросил друга леденец принести. Ногу, будьте любезны, в сторонку… – Он поднял мутные глаза на Рэма, усмехнулся чему-то и перевел взгляд на Саню.

– Ты не отключил телефон, да?

Саня от злости на самого себя сжал зубы.

– Конечно, он не отключил телефон, – произнес Рэм. – Иначе, как бы старые друзья встретились. Мы ведь с тобой давно-о дружим, правда?

– Ласту подними, леденец раздавишь, – сказал Кастро.

– Никакого чувства брезгливости. Так любишь сладкое? Чревоугодие – грех.

– Я отмолю.

Рэм отодвинул ногу, потом нагнулся, поднял пилюлю, несколько раз подбросил на ладони и сказал:

– Профессор рассказал мне про чудо-препарат. Страшно подумать, на каких тонких волосках порой болтается наша жизнь. Одно лишнее усилие, и перетянутая струна судьбы лопнет. Конец пути – трагедия. Но дело не в том, насколько истончился волосок, а скорее в том, какой вес на него цепляют. Наверное, трудно жить с грузом прежних ошибок?

– Я принесла ему воды, – раздался за спиной Рэма голос Риты. – Ему плохо, не мучайте, прошу.

– Милый ангел, – обернувшись, улыбнулся ей Рэм. – Сколько искренности, заботы, сострадания. Вы похожи на одну мою давнюю подругу. Лет тридцать прошло, наверное. Мы с ней ходили в горы. Я рвал ей колокольчики. Потом мы взяли ракетки и посылали друг другу воланчик. Он был такой фиолетовый… Мда… – произнеся это, мужчина в черном плаще забрал у девушки стакан с водой, отпил немного, потом сломал пальцами пилюлю, высыпал в стакан порошок и разболтал пальцем.

– А ты знаешь, – подойдя к Кубинцу и сев перед ним на корточки, сказал Рэм, – мы не должны отрекаться от своего прошлого. Отрекаясь, мы предаем частицу себя, обессмысливаем жизнь свою. Когда-то и ты был мне дорог. Думаю, я смогу тебя простить, – он поднес стакан к губам Кубинца. – Если выживешь, – добавил через секунду и выплеснул содержимое ему в лицо.

– Нет! – закрывая глаза руками, испуганно крикнула Рита.

Рэм оглянулся.

– Да. Я способен на это. И у меня есть сердце, девочка.

Человек в плаще снова встал в полный рост, не спеша, прихрамывая, подошел к Сане, достал из кармана пистолет и направил дуло парню в голову. Повисла долгая мучительная тишина.

– Черт! – поднимая пистолет вверх и глядя куда-то на потолок, выругался Рэм. – Прости меня, Майк. У нас договор. Я обещал ему жизнь…

– Не туда смотришь, – прохрипел Кубинец. – Говори вниз, а то Майк не услышит.

Рэм засунул пистолет за пояс и, в последний раз взглянув на Кубинца, направился к выходу. Рита и Саня кинулись к умирающему Кастро.

– Ганс, – пробираясь через заваленный вещами коридор, Рэм позвал кого-то из своих телохранителей.

– Да, шеф.

– Где это животное?

– Если вы о господине Филе, то он с группой идет с конца поезда.

– Долго идет, – недовольно пробурчал Рэм. – Опять этих с собой тащит…

– Шеф, это, конечно, не мое дело, – нерешительно произнес Ганс, – тем более, господин Фил мой непосредственный начальник, но… Он сейчас в таком состоянии… Зачем вы его держите?

Рэм остановился, внимательно посмотрел на телохранителя.

– У него есть то, что я ценю больше ума, дотошной исполнительности и гребаного профессионализма. Он дорог тем, чего никогда не было и не будет у тебя, Ганс.

– И что же это, шеф?

– Верность, – заглядывая ему в глаза, ответил Рэм.

Они ушли. Саня и Рита сели на пол рядом с Кастро и молча взяли его за руки. Двери снова грохнули, мимо невезучей троицы прошла еще одна группа людей в военной форме.

– Попалша, Кубинец! – самодовольно прогнусавил появившийся Фил. Одна половина лица его была ошпарена кипятком, другая усыпана пятнами мелких синяков. Последняя его выходка, судя по всему, Рэмом была оценена критически. И, несмотря на внешнее неблагополучие, глаза его излучали радость. Носатый шагнул в купе и опустился на корточки напротив Кастро.

– Отбегалша, бегунок. Думал, вшу жижнь кужнечиком прошкачет, а теперь карачун, обломали ножки…

За его спиной, одна за другой, стали собираться одетые в черную паранджу женщины. Фил засунул руку в карман, вытащил горсть своих любимых конфеток и по одной отправил в рот.

У Сани от удивления отвисла челюсть.

– Не шмотри на моих женщин! – крикнул Фил, оглянулся и снова бросил подозрительный взгляд на молодого человека. – Не шмей даже думать, понял! Они только мои!

– Я не на них смотрел, – ответил молодой человек.

– О да! Жнаю я этот похотливый вжгляд. Жа швою невешту я перегрыжу тебе горло.

– А что ты сейчас грызешь? – волнительно спросил молодой человек и протянул руку. – Покажи, что ты сейчас положил себе в рот.

Фил похлопал себя по карманам, обеспокоенно отодвинулся назад.

– Это мои конфеты. Их тебе тоже жахотелошь?

– Где ты их взял? – спросил Саня, пододвигаясь к нему.

– Пожаимштвовал у одного швоего друга, – ответил Фил, поднимаясь.

Беспокоясь за него, две женщины из гарема втиснулись между ним и Саней, остальные стали уводить Фила дальше по коридору.

– А твой друг, случайно, не ученый из России? – крикнул Саня. – Ты ведь у профессора Ширяева взял эти пилюли, правда?!

– Ну и что? Там у него было много. Ешли бы он по-прошил у меня, я бы тоже ш ним поделилша.

– Стой! Подожди! Дай мне одну. Всего одну!

– Ну, ты и даешь! Как это отдай?! Кто же вот так вот вожмет и отдашт?!

– Я куплю! – крикнул Саня! – Продай! Сколько хочешь?! Назови цену!

– Не продаетша! – крикнул Фил, пробираясь к выходу. – У шамого мало! Привык я к ним!

– Сколько! Назови цену! Ну!

– Миллион! – ответил Фил и вышел из вагона.

Молодой человек схватил с полки кейс и устремился вслед за женихом и его невестами.

Обогнав гарем и настигнув «шейха», Саня раскрыл перед ним кейс.

– Вот! Без пятнадцати тысяч миллион. Гони свою конфету! – потребовал он.

Носатый возбужденно выхватил кейс из его рук, захлопнул его и, трусливо оглядываясь по сторонам, вытащил из кармана и протянул молодому человеку самую дорогую в истории фармацевтики пилюлю.

– Ешть еще, – заговорщицки произнес Фил. – Отдаю по шестынот тышач за штуку.

– Он не дышит! – крикнула Рита, когда Саня появился в вагоне. – Он не дышит, Саша!

Саня схватил с раскладного столика стакан с чьим-то недопитым чаем, так же, как Рэм, разломал пилюлю и размешал порошок пальцем.

– Сейчас, сейчас, дядя Миша… Поднимай ему голову… Сейчас… Сейчас я челюсти ему разожму… Ну же! Ну же, пей!

– Он не пьет! Не пьет! – рыдая, причитала Рита. – Это бесполезно! Мы не успели… Не успели…

Рита опустила голову Кубинцу. Саня сел ему на живот и принялся делать массаж сердца.

– Ну же! Раз, два, три! Ну – раз, два три… Ну…

На десятой попытке грудь Кастро поднялась, в легкие пошел воздух, губы зашевелились.

Не веря своим глазам, боясь радоваться, чтоб не спугнуть удачу, Рита аккуратно, двумя руками, взяла стакан.

– Выпей, родной, выпей, – попросила она, вливая в пересохший рот Кастро спасительную смесь.

Заскрипела вагонная сцепка, поезд дернулся с места, ожил, все его члены почти одновременно пришли в движение.