Прошло несколько дней. В Тёплых ключах уже стали забывать о тревоге, вызванной исчезновением Лизы и Курбата. Их тогда искали всю ночь, жгли костры, стреляли из ружей. Зато возвращение Лизы и Курбата превратилось в настоящий праздник. Ребят жалели, восхищались их храбростью. И хотя Лиза вначале уверяла, что никаких медведей не было, верили больше Курбату, а тот так убедительно, с таким жаром рассказывал, сколько они перенесли за ночь, осаждённые «стадом» медведей, сколько проявили храбрости и находчивости, что в конце концов даже Лиза стала сомневаться в своих собственных словах.
Гурий Андреевич побывал у Чернякова. А вернувшись, сказал Алёше:
— Смеётся, разбойник. Твой, говорит, Алёшка стрелял по лосю, а я отвечать должен.
— Ты, наверное, ему не так объяснил.
— Куда уж лучше вы с Урезом ему объяснили. Видно, поздно объяснять стали.
Гурий Андреевич заведовал коптильней. Алёша был у него первым помощником. Заготовлял дрова, помогал загружать коптильню, снимать копчёную рыбу с вешал — длинных шестов, на которых коптилась рыба.
Курбат тоже работал в коптильне, но у него очень часто находились другие неотложные дела. Приходила сюда и Лиза, но только в те дни, когда надо было укладывать рыбу в ящики. Девочки очень ловко и аккуратно выполняли эту работу. Упакованную в ящики рыбу отправляли в Иркутск, а оттуда в поездах, на самолётах байкальская рыба расходилась по всей стране.
Кто не ушёл в море и мог сегодня работать, собрались у коптильни. Девочки и молодые рыбачки быстро укладывали рыбу в деревянные ящики. Курбат и Алёша заколачивали крышки. Забив ящик, Курбат брал трафарет — жестяную полоску с вырезанными в ней буквами, баночку с чёрной краской, кисточку. Наложив трафарет на ящик, он с величайшим усердием, затаив дыхание закрашивал буквы трафарета. Закрасив, быстро снимал трафарет, чтобы не размазать буквы, и на ящике появлялась надпись: «Колхоз «Тёплые ключи».
— Вот это да! — хвалился Курбат и передавал баночку с краской Алёше.
Эту приятную и красивую работу они выполняли по очереди, соревнуясь, у кого лучше получится. Забив все заполненные ящики и поставив на каждом колхозную марку, они снесли ящики в одно место и уселись на них с видом людей, поработавших на славу. Вчера они сговорились отправиться на рыбную ловлю.
— Каких я мушек наделал! — сказал Курбат. — Прямо самому хочется проглотить. Вся рыба моя будет. Вот увидишь. О! Чуть не забыл. — Наклонившись к Алёшиному уху, он зашептал: — Сегодня Черняков мимо нашего дома целый мешок омуля пронёс. Это он пошёл на лесные заготовки, там он его продаёт. Живодёр! И где он свои сети ставит? Ловят, ловят его, а поймать не могут.
— Может, в мешке другое лежало?
— Как же! Наш Васька с километр за ним бежал и всё мяукал. А он знает, где рыба, а где что другое. Черняков
чуть не убил его палкой.
— И ты смотрел, как убивают твоего кота?
— Плохо ты меня ещё знаешь! Я догнал его и сказал, что если кот сдохнет, то он ответит.
— Ну, а он?
— Как на меня глянет, и я сразу вспомнил бабушкины слова.
— Какие?
— Про собак.
— Про каких?
— Про всяких. Про то, что его все собаки боятся.
— Ну и что?
— Неужели ты не знаешь, что если кого боятся собаки, го у него чёрная душа?
— И ты испугался?
— Я?! Ха-ха! Медвежьего стада не испугался. Я не про то…
— А про что?
— Просто вспомнил бабушкины слова.
— Вспомнил, когда он твоего кота убивал?
— Ну конечно, и тогда же решил, что устрою ему штуку.
— Какую штуку?
Курбат осмотрелся по сторонам и сказал:
— Есть один план. Только надо узнать, когда Санька отправится в набег.
— Ну, а тогда что?
— Тогда?
Курбат взял молоток, размахнулся и вместо гвоздя угодил по пальцу, бросил молоток, палец сунул в рот и запрыгал на одной ноге, издавая стоны, похожие на рычание.