В четыре часа ночи Жак разбудил меня, прошептав:
– Пора, раздевайся.- Он уже снял с себя всю одежду и был почти невидим в темноте.
Скоро и я стоял перед ним в таком же «наряде».
– Где пакет? – спросил Жак.
Я снял с шеи шнурок и подал ему прорезиненный пакет с порошком от акул. Он разорвал его и стал им натирать мою спину, потом остатки отдал мне и велел хорошенько натереть руки, грудь и ноги. Затем протянул пояс, на нем я нащупал нож в ножнах и кобуру с пистолетом.
– Надень вот это и берет.
Я туго затянул жесткий ремень и напялил темный берет, чтобы закрыть свои выгоревшие на солнце волосы.
Ван Фу молча наблюдал за этой почти невидимой сценой. А когда мы направились к воде, шепнул мне:
– Если чего там, тебе кричи, я скоро приходи с этой – тра-та-та! Ладно, Фо-му?..
План захвата баркаса мы обсуждали весь остаток дня. Вначале хотели предъявить им ультиматум: баркас, или мы нарушим перемирие и атакуем их всеми огневыми средствами. Но тогда они могли просто отойти от берега и там закончить ремонт. Признали несостоятельным и план внезапной атаки. Кого-нибудь из нас могли убить или ранить в бою. Да и внезапной атаки все равно бы не получилось. Их посты зорко наблюдают за нами. К баркасу остался путь только водой, через лагуну, где рыскали тигровые акулы-людоеды, пришедшие сюда вслед за баркасом. Несколько штук из них весь день шныряли возле нашего плота. В лагуне мало было для них поживы, их, наверное, приманила сюда «живая крупная дичь», сидевшая в баркасе, а сейчас разгуливавшая по берегу. Больше всех из нас о жизни акул и их повадках знал Жак, и он сказал, что еще ни разу не слыхал, чтобы акулы нападали ночью на людей. Они и днем- то не особенно хорошо видят, а находят добычу главным образом по запаху. Следовательно, ни мне, ни ему особенно бояться не приходится: у нас у обоих очень темная кожа – у него от природы, а у меня от загара. Если же мы применим противоакулий порошок, «то хищницы бросятся вон из лагуны».
За неимением ничего лучшего, мы приняли «водный» план, и уже беззвучно спускаемся с плота в воду. Она очень теплая, теплей парного молока, от нее исходят терпкие запахи рыб, медуз, водорослей, крошечных живых существ, что насыщают всю воду в лагуне и светятся сейчас призрачным голубоватым светом.
На противоположной стороне лагуны горит костер. Слабый ветер приносит оттуда запахи дыма и жареной рыбы.
Наш путь пролегает через центр лагуны, мы должны бесшумно переплыть ее от берега до берега.
Все благоприятствует успеху задуманного нами дела: и небо, затянутое облаками, и шум прибоя – он заглушит неосторожный плеск рукой, и то, что у нас оказалось средство от акул – мы не знаем еще, как к нему отнесутся сами акулы, но верим в него, хотим верить.
Первым плывет Жак. Я совсем не вижу его, а ветер, дующий в лицо, мешает расслышать его дыхание. Я опускаю голову под воду и вместо расплывчатого светящегося пятна, каким обыкновенно демаскируется пловец ночью, передо мной угольно черная жидкость.
Противоакулье средство – тончайшая краска; растворяясь в воде, она создает непроницаемое облако, нечто вроде красящего вещества, выбрасываемого осьминогами, кальмарами, каракатицами. Наверное, на этом и основано действие нашей краски: темное облако пугает акул…
Незаметно я беру немного правей, перегоняю Жака и слышу предупредительное, еле слышное похлопывание ладонью по воде: «не спеши»-сигналит Жак.
Он догоняет меня. Мы плывем рядом, слышим дыхание друг друга. Это ободряет нас.
Впереди уже нет непроницаемой черноты, краска остается позади или она уже растворилась, и мы выплыли из темного облака. Но уверенность, что мы надежно защищены, остается. Я вижу след от ладоней, разгребающих воду. Внизу тускло рдеют медузы, кто-то стремительно, как метеорит, проносится на глубине нескольких метров, оставляя гаснущий след. Я вспоминаю, что отец рассказывал мне о рыбах, которые всю жизнь движутся, не останавливаясь ни на секунду, день и ночь. Они должны с определенной скоростью прогонять воду через жабры, иначе – смерть. Значит, это не акула, а скорее всего та рыба, кажется, тунец…
По бедру прокатывается упругий шар, и тело в этом месте горит, как от ожога крапивой. Пустяк – медуза. Скоро пройдет, и я уже забываю об этом. Мы одолели уже больше половины пути. Костер совсем близко.
Слышится тягучая песня. У певца хриплый, но приятный, убаюкивающий голос, мелодия простая,
как вой ветра, бесконечно повторяется, как и слова. Чувствуется простой, бесхитростный характер певца. Что привело его сюда? Наверное, не добрая воля. А может, поет торадж или буг. Трудно разобраться в человеке…
Уже виден темный расплывчатый силуэт шхуны, где-то здесь, ближе к берегу, и баркас. Но вначале следует отдохнуть. Мы возле борта шхуны. Вот и корма, руль, он зарос тонкими, как мох, водорослями; мы хватаемся за него руками и стараемся дышать глубоко, полным ртом, беззвучно. Как колотится сердце! От усталости или от страха? Конечно, от усталости. Бояться нечего. Все тихо, баркас на том же месте, привязан длинным канатом к пню пальмы, он стоит кормой к берегу, а с носа сброшен якорь на тот случай, если ветер изменится, чтобы не продырявило бок о коралловые скалы.
Не хочется оставлять руль. Жак дотрагивается холодным пальцем до плеча: «пора». Я плыву к носу шлюпки, Жак к корме: так мы условились заранее. У меня пустячная работа, совсем неопасная, даже если подбросят в костер дров, вспыхнет пальмовое волокно и осветит баркас, то меня трудно заметить, другое дело у Жака. Он должен перерезать манильский трос чуть не в руку толщиной на виду у постового, в том месте, где канат особенно сильно провисает. А что, если он сейчас натянут, так что до него не дотянуться?
Трофейный пиратский нож остр, как бритва. Я легко перерезал якорный канат и жду. Будто прочитав мои мысли, постовой подбросил в костер ворох кокосового волокна. Язык пламени копьем ударил в черное небо. В колеблющемся красном свете появилась шхуна. Я нырнул, держась за конец, закрепленный на носу баркаса. То же самое пришлось проделать и Жаку. Он с минуту пробыл под днищем баркаса.
Когда я осторожно высунул голову из воды, пламя уже опало, но на берегу стоял и смотрел, как мне показалось, прямо на меня высокий негр. Я узнал, что это негр, не видя его лица, только по росту, он был выше всех на «Лолите», тот самый негр, что отколотил Розового Ганса.
Я почувствовал, что шхуна внезапно пошла к берегу. Значит, Жак перерезал береговой канат, нас понесло ветром. Никакого движения! Мы должны замереть и ждать, пока баркас будет посреди лагуны. Если, конечно, ничего не случится. Ведь у них есть еще шлюпка. Может быть погоня.
Баркаса хватились, когда нас отнесло уже довольно далеко от берега. Негр-боксер дико завопил и, наверное, охапками стал бросать в костер кокосовое волокно, потому что почти вся лагуна осветилась. На шхуне забили в рынду.
Жак забрался в баркас. Там его кто-то окликнул сонным голосом. Жак ответил так резко, таким to- ном, что я вздрогнул в теплой воде. Баркас накренился: с правого борта в воду бросилось несколько человек, один из них с диким криком перелетел через мою голову.
Жак помог мне перелезть через высокий борт и сунул в руки валек весла.
– Не жалей сил, Фома,- услышал я его взволнованный голос.- Слышишь?
Над водой разносились гулкие удары: погоня прыгала с борта шхуны в шлюпку.
Перед тем как сделать первый гребок, Жак выстрелил в воздух: сигнал для Ван Фу, чтобы он зажег на берегу костер, иначе мы могли кружить по лагуне в темноте.
Теперь все зависело от наших мускулов и от того, сможет ли один Ван Фу отбить атаку пиратов, если они очертя голову бросятся на штурм нашего лагеря. Мы обсуждали и этот вариант. В случае нападения на лагерь, кок должен был палить из автоматов и пистолетов, не жалея патронов, все оружие было приведено в полную боевую готовность, и даже мы с Жаком преподали ему урок меткой стрельбы.
– Ничего,- сказал Ван Фу,- я буду стрелять. Ночью не видно, есть попади или нету. А сиравно иво будет бояться.
Я греб сильнее Жака, и потому баркас немного уходил вправо от маяка, зажженного Ван Фу. Скоро я приноровился, и баркас пошел ровно на огонек.
Они явно нагоняют нас. На ходкой шлюпке шесть гребцов. Все явственней зловещий скрип уключин, удары лопастей о воду и лающий голос рулевого, отсчитывающего такт.
Костер совсем близко. Ван Фу посылает в кого-то короткие очереди, но я не могу понять, отвечают ли ему. Кажется, хлопнул пистолетный выстрел, и опять автоматная очередь со стороны камней.
Неожиданно лагуну залило лунным светом, ущербная луна смотрела на нас из трещины в густых облаках.
Я почему-то не видел шлюпку, а только мелькающие лопасти весел, отражающие лунный свет. До них не более пятидесяти метров. Столько же и до берега, но они догонят нас. Обязательно догонят. Если…
– Греби один,- сказал Жак и, сунув мне рукоятку весла, стал стрелять, посылая пули с большими интервалами. На шлюпке, кажется, перестали грести, но нет, это только показалось. Если бы Ван Фу прикрыл нас автоматным огнем… Нет, он хорошо выполняет наш наказ: строчит и строчит по наземным целям. Луну мы не учли, и прикрытие огнем тоже.
Автомат захлебывается где-то за моей спиной. Внезапно одно весло взлетает у меня вверх, а второе щукой уходит в воду. Жак что-то кричит мне, падает на днище. Я стараюсь вытащить весло, ставшее стоймя. Жак хватает меня за плечи, и мы оба падаем через банку.
Все-таки Ван Фу нарушил инструкцию и открыл огонь по лагуне. Разнес в щепы мое весло, кое-что из его очереди, видно, перепало и пиратам.
Мы лежим на мокрой рыбине. Луна спряталась. Стало еще темнее. И полная тишина. Ни треска автомата, ни скрипа уключин, ни ритмичного лая рулевого.
Какой музыкой прозвучал в этом мертвом молчании голос Ван Фу:
– Тебе живой? Почему не кричи?..
Я отозвался, обозвав его старым ослом.
Ван Фу радостно крикнул:
– Тогда ложись шлюпка, я еще хунхуза стрелять буду,- и разрядил автомат до последнего патрона.
Баркас уперся бортом в берег. Ван Фу перегнулся через борт:
– Тебе где? А, тута! Я бояться стал. Ну, думаю, все пропади…
Жак сказал, не давая мне подняться с рыбины:
– Сейчас будем уходить. Оставаться нельзя ни минуты. Если разыграется шторм, баркас разобьет. У нас нет якоря. Надо уходить. Грузите вещи.
Он застонал, когда я, вставая, оперся о его плечо.
– Ты ранен?
– Задело мякоть, рука работает.
– Наверное, Ван Фу!
– Какое это имеет значение…
Жак не дал себя перевязать, пока мы с Ван Фу не перетащили весь наш скарб в баркас. В первую очередь кок принес сиамского кота в чехле из-под матраса. Он посадил Чена туда еще с вечера, опасаясь, что кот удерет, услышав выстрелы.
Когда все лежало в баркасе, Жак приказал отойти от берега. Мы с Ван Фу сели на весла и гребли, пока не скрылись в темноте очертания берега.
В кормовом рундуке нашлась аптечка и бинты. Ван Фу умело перевязал руку раненому и сказал мне виноватым тоном:
– Жака хунхуза стреляй, я иво стреляй нету. Как тебе подумал?
Я успокоил его, сказав, что, наверное, он прав и Жака ранили пираты.
Кок облегченно вздохнул и спросил:
– Жак тоже так подумал?
– Да, он уверен в этом.
– Тогда просто хорошо!
Я помог Жаку пройти на корму. Там отныне было его место кормчего и капитана нашего суденышка. На корме перед широкой банкой для рулевого стоял деревянный нактоуз – тумба для компаса. Жак пошарил рукой сбоку, щелкнул выключатель, и картушка компаса осветилась зеленым светом.
– Надо уходить,- прошептал Жак,- нам поможет отлив. Канал здесь прямой и глубокий. Автоматы положите возле себя. Стрелять только по моей команде. На весла!
Костер в лагере пиратов погас. Берег потонул в темноте, только смутно обозначалась рощица из двадцати пальм. И было очень тихо.
У меня мелькнула мысль, что наши враги неспроста погасили огонь. Или они готовятся к новой атаке, или настолько испугались нас, что решили тихонечко посидеть без света.
Мы тоже не стремились привлекать внимание на берегу: в гнезда уключин налили воды, весла опускали и поднимали осторожно.
Мы прошли канал, все время ожидая, что по нас из засады откроют огонь. Противник вел себя совсем непонятно – он дал нам живым и невредимым выскочить из западни.
Начался короткий тропический рассвет. Облака на востоке запылали, окрасив воду в багряные блики. Низкий остров скоро скрылся, утонул, только букет из пальм еще долго выглядывал из воды, но и он наконец скрылся в утреннем море.
Мы с Ван Фу подняли парус и кливер. Парусина надулась, и баркас ходко побежал к пустынному горизонту.
Жак оказался не прав, предсказав бурю. Грозовые облака скрылись за горизонтом, день обещал быть ясным, ветреным. Пассат, отдохнув, ускорял свой бесконечный бег вокруг земли.
Еще до завтрака Жак заставил меня обыскать все рундуки и посмотреть, нет ли там карт. Карты нашлись. Они лежали в выдвижном ящике под аптечкой, там оказался и секстант, и запасной компас, два хронометра, примус, шлюпочный лаг, фонарь, клубок шпагата и коробка рыболовных крючков.
– С таким навигационным оборудованием можно отправляться в кругосветное плавание,- сказал Жак и попросил меня развернуть карты.
Тем временем Ван Фу, исследовавший носовую часть, издал крик удивления и скоро повернулся к нам, держа в руках небольшой черный радиоприемник японского производства, работавший на сухих батареях.
За завтраком мы слушали музыку и обсуждали события минувшей ночи, удивляясь, почему пираты не предусмотрели наш ночной побег и не устроили засаду на берегу канала.
Мы с Жаком считали, что противник израсходовал почти все патроны, да и потери его были очень велики, к тому же после стольких неудач дух пиратов настолько был подорван, что Симада не мог идти на новый риск без того, чтобы не вызвать открытого возмущения у своих подчиненных.
Выслушав меня, Ван Фу снисходительно улыбнулся и помотал головой:
– Ну нет. Ты и Жак ничего не понимай. Иво потому вчера молчи, что все пропади. Я вчера шибко стрелял, и земля и вода. Иво все помирай. Остался сама капитана. Вот почиму вчера иво больше не стреляй.
Мы не стали его разубеждать. Действительно, вчера Ван Фу так много сделал для победы. Второй раз в жизни взяв в руки оружие, он дрался, как старый солдат.
После завтрака Жак созвал нас на совет. Надо было окончательно определить, куда плыть. Штурман успел взять карты с проложенным курсом злосчастного рейса «Лолиты». Я развернул карты на разостланных матрасах. На плотной бумаге, наклеенной на батист, расстилалась ровная гладь океана, перечерченная ровными квадратами меркаторских проекций. Только кое-где, небольшими пятнышками, а то и просто точками, обозначались атоллы. Больших островов на наших картах не было. Судя по ровной прямой, нанесенной на первой карте хорошо заточенным карандашом, «Лолита» начала свой злосчастный рейс где-то в голландских колониях – на Целебесе или Яве.
Жак передал мне румпель и, сидя на корточках, показывал островки, где «Лолита» проводила день или два, места ее пиратских нападений на другие суда. Наконец, уже на четвертой карте мы увидели точку, где взрыв мины отправил ее на дно. От этого места, уже грубой, жирной линией, проложен курс к островку с маковое зерно – острову двадцати пальм. Мы прошли уже около пятнадцати миль и находились в пустынном месте океана, вблизи небольшой гряды рифов.
И все же Розовый Ганс соврал нам, сказав, что до ближайших островов – двести миль. Как раз мы находились в местах, довольно богатых сушей. И на западе, и на востоке, и на юге реденькими точками лежали острова, только на север вел широкий безжизненный коридор пустынного моря. Ближайшая группа островков лежала в пятидесяти милях к востоку.
Жак сказал, что туда нам идти нельзя, так как эти островки, по всей вероятности, посетит Симада, разыскивая нас. Если же мы уйдем оттуда до прихода Симады, то пираты легко могут проследить нас, расспрашивая островитян. И тогда мы погибнем, так как в открытом море наше преимущество в вооружении теряет всякую силу. Автоматы не причинят вреда большой шхуне. Симада протаранит нас, если мы не сдадимся и предпочтем пытки и виселицу – воде и акулам.
Жак провел пальцем за кромку карты, на юго- восток.
– Здесь Австралия,- сказал он, ткнув в дальний конец матраса.- За две-три недели мы будем в австралийских водах и там можем рассчитывать на помощь. Это самый спокойный район. За исключением Кораллового моря. Но думаю, что на нас не обратят особого внимания ни японцы, ни американцы.
Ван Фу предложил было идти к берегам Китая, но Жак убедил его, что там сейчас очень неспокойно и Симада может передать по радио своим людям о нас.
Кок тряхнул головой и, плюнув за борт, сердито замолчал, давая понять, что он вынужден согласиться с таким решением.
Итак, мы взяли курс на Австралию, полные радостных надежд. Австралия особенно устраивала меня: там я мог встретить советских людей. Ван Дейк говорил, что в Австралии есть наши представители, а может быть, и консул.