Потянулся третий день моего плавания на плоту. Опять погода благоприятствовала мне. Старик океан явно пребывал в хорошем настроении. Правда, волны стали выше, наверное, где-то далеко прошел сильный шторм, а может быть, промчался ураган, и отголоском его были могучие валы. Они размеренно подбрасывали меня к палящему небу и осторожно опускали вниз. Плот ходил ходуном под ногами. Я изорвал на ленту уже всю свою парусину, крепя углы рамы плота, и гнал от себя навязчивые мысли о том, что буду делать, когда плот развалится.
Только остров или корабль могли спасти меня.
Я поднимался на носки и даже подпрыгивал, когда плот оказывался на гребне, чтобы увидеть как можно дальше. Но сегодня даже птицы не попадались на глаза. Только иногда проносился, чуть не задевая крыльями воду, буревестник – чем хуже погода, тем она приятней для него. Появление буревестников не на шутку испугало меня: что, если погода испортится?..
Невдалеке прошло стадо касаток. Острый плавник одной из этих хищниц я принял за парус и чуть не вскрикнул от радости. Промчались касатки, и я, не веря своим глазам, увидел парус. Ошибиться было нельзя, мой путь пересекал катамаран – лодка с противовесом. Я стал кричать. И скоро понял, что меня никогда не услышат, ведь до лодки было около километра. Тогда я сорвал рубаху, надел ее на шест и стал махать над головой.
Лодка легла на другой галс и стала быстро приближаться ко мне.
В катамаране было четверо смуглых людей. Мужчина управлял суденышком, впереди него сидела женщина в ярком платье, двое мальчишек в трусиках стояли возле мачты, махали руками и что-то кричали на незнакомом языке.
«Это, наверно, семья островитян-полинезицев»,- подумал я и оказался прав.
Когда до плота оставалось метров двадцать, рулевой подал команду, и мальчишки быстро опустили парус. Катамаран покачивался рядом с плотом. Я видел, что встреча со мной произвела на полинезийцев очень сильное впечатление. Мальчишки быстро говорили оба разом, отчаянно жестикулируя; их слова заглушали степенную речь мужчины, но я понимал по его лицу, что он осуждает мой сумасбродный поступок, только женщина сочувственно улыбалась и покачивала из стороны в сторону головой.
Мои спасители не могли понять, как здравомыслящий человек мог отправиться в плавание на таком хлипком сооружении. Они видели на плоту зеленые листья пальмы, мои запасы продовольствия и, конечно, решили, что я обдуманно пошел на такое рискованное предприятие.
Я только улыбался и разводил руками.
Покричав пару минут, мальчишки прыгнули в воду, и вот они уже рядом со мной на осевшем плоту. Ребята весело улыбались и пританцовывали, вероятно, океан не часто устраивал им такие забавные встречи. Мальчишки чуть не перевернули плот, но отец прикрикнул на них и жестом пригласил меня в лодку. Лодка была длинная, узкая, заваленная мешками, сетями, циновками и разным скарбом – видно, эти люди ехали куда-то надолго, а может быть, и совсем переселялись на другой остров.
Я перебрался в лодку, ставшую бортом к плоту.
Тем временем мальчишки предали полному разорению и осмеянию мой плот, сбросив с него настил из пальмовых листьев. Глава семьи сказал что-то в мой адрес, покрутив пальцем возле виска, чем вызвал смех всего семейства, да и я, безмерно счастливый, хохотал вместе с ними.
Ребята ловко взобрались в лодку, и мы втроем подняли парус. Катамаран вздрогнул, наклонился и, набирая скорость, стал удаляться от жалких обломков дерева и пальмовых листьев.
Катамаран очень низко сидел в воде, почти черпая воду бортом. Вначале мне казалось, что его вот- вот зальет водой, но в самую последнюю минуту суденышко встряхивалось, как утка, и грозная волна прокатывалась под ее днищем.
Мальчик постарше, его звали Тави, широким тяжелым ножом срубил макушку у одного из моих орехов и подал его мне. Остальные орехи они поделили между собой. Впоследствии я с удивлением узнал, что, отправляясь в плавание, эти беспечные люди не взяли с собой продуктов. Так как, по их понятиям, путешествие было небольшим, всего каких-нибудь сто – двести миль.
Подкрепившись, мы стали объясняться главным образом с помощью мимики и двух десятков слов на жаргоне, принятом среди моряков, плавающих в этих водах. Я узнал, что семейство отправилось заготовлять копру. Отца звали Сахоно, мать – Хуареи, старшего сына, как я уже сказал, Тави, а младшего – Ронго. К моему удивлению, они уже знали о гибели «Ориона». Как только я назвал шхуну, Сахоно закивал головой, печально поджал губы и выразительно перевернул руку ладонью вниз.
Они шли всю ночь и тоже видели зарево на небе и слышали грохот боя, но, как мне показалось, никто из них не представлял, что там происходило, да и знали ли они, что почти весь мир воюет? Сюда война, наверное, докатывалась только непонятным грохотом и странными небесными явлениями.
Среди слов, произнесенных Сахоно, я уловил имя шхуны «Лолита». Он говорил о ней и показывал рукой по курсу катамарана. О «Лолите» ходили рассказы среди матросов, как о настоящем пиратском судне. Пользуясь военным временем, пираты грабили торговые корабли.
Так «Лолита» была здесь! Не с «Лолитой» ли должен был встретиться «Орион» и передать ей оружие?
«Но сейчас все это меня нисколько не касается,- думал я.- «Орион» на дне, Ласковый Питер один на острове, подольше бы к нему никто не приезжал. Я же буду жить с этими людьми до тех пор, пока не появятся скупщики копры, и тогда наймусь на их корабль. Они наверняка увозят копру в Австралию, а там должен быть советский консул». «Жарь прямо к своему консулу,- вспомнил я слова дядюшки Ван Дейка.- Только бы нам зайти на денек в порт, где есть твои соотечественники…»
Я размечтался о том, как в конце концов доберусь до родных берегов, как встречусь с родными и друзьями. Мне захотелось каждому из них что-нибудь привезти и подарить. Хотя бы по коралловой веточке или по раковине. Какие раковины я видел на дне лагун!..
Заметив, что я задумался, Тави и Ронго стали о чем-то вполголоса разговаривать, поглядывая в океан. Сахоно мурлыкал какую-то протяжную, мелодичную песню, а его жена взялась за прерванную работу: стала приметывать рукава к синему платью – видно, она была большая модница.
Вскоре после полудня из колеблющейся поверхности океана показались кроны пальм и донесся шум прибоя.
Стоял прилив, и почти все рифы были закрыты водой. Сахоно мастерски вел свой корабль, меняя галсы; мы шли против ветра. У самого берега Тави и Ронго убрали парус, и катамаран, увлекаемый течением, вошел в канал: вода теперь вливалась в лагуну.
Я с удивлением озирался по сторонам. Все здесь было знакомо мне: стволы пальм, очертания коралловых глыб, песок на берегу, какого-то особого голубоватого оттенка.
«Ну конечно, это мой остров! – подумал я.- Не хватает только Ласкового Питера».
И в этот миг, словно для того, чтобы рассеять мои последние сомнения, на берег лагуны из-за стволов пальм вышел рыжебородый человек в лохмотьях и остановился, расставив циркулем ноги и держа руки в карманах шорт.
Сахоно направил катамаран прямо к моему первому лагерю. Я не ошибся, когда предположил, что там останавливаются сборщики копры.
Тави и Ронго с радостными возгласами попрыгали в воду и наперегонки поплыли к берегу.
Я кричал им, чтобы они вернулись.
– Акула! Акула! – тщетно взывал я.
Отец и мать только улыбались моему волнению. Ни тени беспокойства не было на их лицах, даже когда мимо лодки действительно пронеслась небольшая акула и, как мне показалось, погналась за ребятами. Это была, как я узнал много позже, «разнозубая» акула, у нее тупые «дробящие» зубы, она питается двустворчатыми моллюсками и крабами.
Пловцы благополучно добрались до берега и разглядывали Ласкового Питера.
Меня он встретил добродушнейшей улыбкой и словами:
– Мой милый мальчик, как я счастлив видеть тебя! – Тем же тоном продолжал: -Ты, мерзавец, вероятно, имеешь какой-то талисман. Будь на твоем месте нормальный человек, он уже сто раз мог бы отправиться дьяволу в пасть. Все же не падай духом и помни: кому суждено быть повешенным, тот не утонет! – Он захохотал так заразительно, что вся семья полинезийцев тоже покатилась со смеху.
Мне было не до смеха, я сказал:
– Вешают только пиратов.
– Я позабочусь, чтобы на этот раз сделали исключение.
– На «Орионе» вы хотели меня списать за борт, здесь – застрелить. За что? Что я сделал вам плохого?
– За то, что я видел тебя насквозь, за то, что ты отказался повиноваться мне! За то, что ты отравил мне жизнь на этом прелестном острове! За то, что ты мешаешь мне! Надеюсь, этого достаточно, чтобы и не только такого щенка отправить на тот свет. Я дал слово убить тебя, и сделаю это.- Он, улыбаясь, добавил : – Ну зачем ты вернулся, у тебя был единственный шанс, и ты не воспользовался им?
Мне стало страшно от этой холодной, беспощадной ненависти, я сжал рукоятку ножа в кармане и сказал:
– Нет, это вас повесят, когда узнают, что вы доставляете оружие пиратам «Лолиты»!
Он пристально посмотрел на меня.
– О, да ты был связан с У Сином. Только он да я знали об этом. Но хорошо, можешь не отвечать мне, кто сообщил тебе эту тайну. Ответишь на «Лолите». Там долго церемониться не любят. Ты доставишь им небольшое развлечение. Как это пел негр Чарли: «Пусть теперь попляшет он, ребята. Вздернем мы сегодня старого пирата». Не так ли? – Он прямо-таки нежно шлепнул меня по спине.
Полинезийцы улыбались, не понимая ни слова, они думали, что я встретил друга, который безмерно рад моему спасению.
Под вечер на остров пришли еще три катамарана с заготовителями копры. Остров ожил. Запылали костры, зазвучала непонятная речь полинезийцев.
Я остался с семьей Сахоно.
У Ронго и Тави были замечательные гарпуны, древко каждого покрывала затейливая резьба, изображающая сцены из жизни островитян. Как они ловко пользовались этим оружием! Редко-редко гарпун не попадал в цель. Я потихоньку спрятал свой неуклюжий гарпун в камнях. Ребята сделали вид, что не замечают моей пропажи. Втроем мы охотились двумя гарпунами и за полчаса натаскали столько рыбы, что Сахоно укоризненно покачал головой и велел часть улова отнести соседям.
Допоздна мы сидели вокруг костра, жарили и ели какую-то необыкновенно вкусную рыбу. Ласкового Питера я не видел в тот вечер, а утром он ушел на одном из катамаранов.
Сахоно махнул рукой в океан и сказал:
– «Лолита» капитан!
Я понял, что Ласковый Питер нанял катамаран и отправился на «Лолиту», которая находилась где- то поблизости. Как легко мне сразу стало! Я радовался, что навсегда избавился от своего смертельного врага, не подозревая, сколько мне еще придется перенести от этого человека. Но пока я мог наслаждаться безмятежной жизнью среди замечательных людей, принявших меня в свою семью, как родного.