Баркас приближался. Теперь уже можно было на нем различить каждого человека.

— Все живы? — крикнул еще издали Иван Лукич.

— Потерь нет! — ответил Левка.

Мальчики видели, как головы гребцов повернулись к ним. Загорелые, усатые или гладко выбритые, блестящие от пота лица матросов с любопытством и тревогой рассматривали их.

Наконец баркас и шлюпка сошлись и встали борт о борт. Иван Лукич взял сына под руки, поднял, как маленького, и поцеловал в обе щеки. Матросы, накренив баркас, подхватили на руки Суна и Колю и, передавая их друг другу, целовали, дружески шлепали по спинам.

Шлюпку, на которой плыли мальчики, матросы взяли на буксир. Иван Лукич скомандовал:

— Весла на воду!

Весь путь до берега мальчики, сидя на днище шлюпки возле рулевого, еле успевали отвечать на вопросы партизан.

Перебивая друг друга, они рассказывали, как попали на катер, как узнали о замысле врага, передавали городские новости, сообщали, как живут семьи партизан.

От Ивана Лукича не укрылось, что на лицо его сына нет-нет да и набегала грусть.

— Ты что это, не болит ли где? — спросил с тревогой отец.

— Нет. Про маму думаю, наверное, беспокоится она очень…

— Да, мать мы с тобой совсем не жалеем. Одно огорченье ей от нас! Ну, вот что. Сегодня от нас связные уходят в город, ну и сообщат, где ты есть,

— отец ободряюще улыбнулся и этой улыбкой снял с Левки огромную тяжесть.

Берег небольшой бухты, куда направлялся баркас, чернел от партизан. Люди стояли на берегу, на скалах, залезли на деревья. В первых рядах стояли дедушка и Максим Петрович. Возле них вертелась знакомая фигура.

— Кешка! — узнал Коля и замахал рукой.

Как только баркас, подгоняемый волной, коснулся носом гальки, гребцы попрыгали через борт, баркас подхватили десятки рук и вынесли на берег вместе с мальчиками.

Возле баркаса и шлюпки собрался весь партизанский отряд. Каждому хотелось взглянуть на мальчиков, разузнать, кто они и почему за ними гнался вражеский катер?

Левка глазами искал дедушку, который вдруг скрылся за спинами партизан. Он радостно вздрогнул, почувствовав вдруг на плечах его большие руки и прикосновение к щеке жесткой щетины. Лука Лукич передал Левку Максиму Петровичу. От кителя механика шел знакомый запах машинного масла и махорки. Он напомнил Левке узенькую, как шкаф, каюту механика на «Орле». Там всегда стоял такой же вот запах.

— Где «Орел»? — спросил Левка у Максима Петровича.

— Здесь. Вон стоит под той стороной. Отдыхает…

Узнав, что среди мальчиков находится сын командира отряда, партизаны напирали со всех сторон. Плохо пришлось бы мальчикам, если бы не Андрей Богатырев. Расставив свои могучие руки, он отгреб толпу.

— Ну, товарищи, шире круг. Дайте им хоть немного отдышаться, а то они прямо из огня да в полымя попали.

К Богатыреву протискался дядюшка Ван Фу.

— Капитан, тут тоже и мой мальчишка есть.

— Раз твой, бери его!

Сун, поощряемый сочувственными возгласами, бросился повару на шею.

— Ты молодец, мой мальчик. Я давно знал, что из тебя выйдет хороший человек, — говорил Ван Фу, стискивая Суна в объятьях.

Повар еще продолжал восхищаться Суном и шутливо уверять его, что быть ему настоящим капитаном, если он станет брать пример со своего названого дядюшки, как под локтями партизан в тесный кружок пробрался Кеша Пушкарев, от плеча к поясу перепоясанный пулеметной лентой.

— Пробоины считал в вашей шлюпке, — проговорил он, пожимая руки товарищам. — Восемь дырок в бортах, да еще весло расщепило. А вас никого не задело? Нет? Ну и ладно!

Вокруг зашумели:

— На митинг! На митинг!

Под ногами партизан заскрежетала галька. Они направились на митинг, увлекая за собой мальчиков.

— Сейчас, братва, митинг начнется. Я слышал, как начальник штаба с твоим батькой разговаривал об этом. Будем слушать или, может, со мной пойдем? Я вам свой пулемет покажу, — остановил Кеша товарищей.

— Свой? — недоверчиво спросил Коля.

— Ну да, ведь я теперь пулеметчик, второй номер.

Левка покачал головой.

— Нет, с митинга уходить нельзя. Мы ведь теперь партизаны тоже! Как все, так и мы.

Партизаны забрались по крутому берегу на широкую террасу, намытую морскими волнами, и здесь расположились. Над головами партизан поднялся частокол из винтовочных стволов. Засинел дымок от цигарок.

Первым стал говорить Иван Лукич.

— Товарищи! — крикнул он.

Настала тишина. Слышно было только, как волны ворошили прибрежную гальку.

— Товарищи! — повторил Иван Лукич и стал говорить о трудной и жестокой борьбе, которая предстоит им. О хитром, коварном враге, о том, сколько силы, терпения и беззаветного мужества потребуется партизанам, чтобы добиться победы в их правом и святом деле.

И хотя Иван Лукич ни разу не упомянул о своем сыне и его друзьях, партизаны часто поворачивали головы в сторону мальчиков, а когда он закончил речь, то кто-то крикнул:

— Ка-ача-ать!

И вот Левка, Сун, Коля замелькали в воздухе. За компанию качали и Кешу. Он, видно, уже привык к такому проявлению дружеских чувств. Взлетая над головами, Кеша хладнокровно поддерживал руками пулеметную ленту.

Когда партизаны снова расселись и задымили махоркой, слово взял дядюшка Ван Фу, которого все в отряде звали просто Ваней.

Ван Фу улыбался. Но вот улыбка сошла с его лица, губы строго сжались, он резким движением руки сорвал с головы белый поварской колпак и сказал:

— Ничего, ребята! Ничего! Скоро, очень скоро не будет больше таких людей, — повар показал на гряду рифов, за которыми погрузилось на дно моря вражеское судно. — Я знаю, это трудно, такие люди, как клопы, их надо огнем выжигать и еще кипятком…

Партизаны засмеялись.

— И мы их выжжем! — возвысил голос повар и развел руки в стороны. — Вот нас сколько только здесь. А сколько там в тайге, во всей России, у нас в Китае, везде!

Раздались голоса:

— Правильно, Ваня!

— Ишь, как наш повар кроет, ровно по книге!

— Расскажи, как с хозяином рассчитался.

Повара не отпускали до тех пор, пока он не рассказал о своей службе у господ и о драке с хозяином.

Эта простая история всегда доставляла партизанам большое удовольствие. Рассказ повара действовал на них лучше всякой зажигательной речи. Слушая Ван Фу, партизаны вспоминали свои обиды и свое горе, а когда у повара дело доходило до развязки и он мастерски изображал свою расправу с Корецким, раздавался одобрительный гул.

После дядюшки Вана выступало еще много партизан. Они клялись отомстить врагу и не складывать оружия до тех пор, пока последний враг не будет сброшен в океан.

Наконец на стволе сосны снова появился Иван Лукич. Он сказал, что завтра на рассвете отряд выступает в поход, и объявил митинг закрытым.

Партизаны долго еще сидели на берегу, вели тихие разговоры, и если бы не винтовки в их руках, то никто бы не подумал, что эти люди в одежде рабочих, крестьян и матросов собираются насмерть драться с врагом.

После митинга к мальчикам подошел Лука Лукич и сказал, оглядывая их критическим взглядом:

— Ну, вояки, пошли со мной обмундирование подбирать! У нас без штанов не воюют!

Невдалеке, прямо на песке, лежало сваленное в кучу обмундирование, взятое с «Орла».

— Ну вот, подбирайте, кому что подойдет.

Среди вещей Сун отыскал свой вещевой мешок. В нем нашлись две рубахи и штаны.

— Надевай, ребята, пожалуйста! — Сун протянул штаны Коле.

Коля отвел его руку:

— Не надо. Я военное надену. Я вот штаны нашел… Красота! Правда, большеваты немного, да ничего, подвернем слегка!

Кеша деятельно помогал товарищам обмундировываться. Он протянул Левке и Суну матросские башмаки с ушками.

— Ну вот и хорошо! — сказал Лука Лукич. — Теперь я пойду по делам, а Кеша вас со всем партизанским войском познакомит.

Кеша первым делом повел товарищей в лес, к «максимке», как он любовно называл свой пулемет системы «максим». Под кустом калины возле пулемета спал, положив под голову коробку с пулеметной лентой, молодой белобрысый парень. Во сне он смешно морщился, стараясь прогнать муравьев, которые ползали у него по лицу.

Кеша прошептал, показывая глазами на спящего:

— Мой первый номер. Ночью в карауле был, вот теперь и отсыпается. Вот кто «максимку» знает! С завязанными глазами весь до винтика разбирает и собирает. Я у него учусь. Хотите, я сейчас замок разберу?

Кеша открыл было крышку пулемета, но она вырвалась из рук и со звоном шлепнулась на место.

Первый номер проснулся, сел и произнес хриплым со сна голосом:

— Ты что это? Опять захотел поднять боевую тревогу?

— Да нет, Алексей Васильевич, что вы! Я вот хотел ребятам показать…

— Я вот тебе покажу. Ты у меня узнаешь, — ворчал первый номер, укладываясь поудобней. Через несколько секунд он уже снова спал, посвистывая носом.

— Дрыхнет уже… Да, попало мне вчера. Нажал на спуск, и такая очередь получилась, что все в ружье! Думали, беляки подползли… Чуть было не разжаловали. Хотели в пехоту перевести. Ну, пошли дальше.

Кеша повел товарищей к артиллеристам и показал им маленькую горную пушку, которой был потоплен катер. У пушки сидело пятеро артиллеристов. Они ели из одной кастрюли суп, хрустя сухарями.

— Хлеб да соль, — сказал Кеша.

— Милости просим обедать с нами, — ответил бритоголовый артиллерист.

— Спасибо. Мы тоже идем обедать. Пошли, ребята, к дяде Ване. — И Кеша увлек товарищей в ту сторону леса, откуда доносился веселый голос повара, смех партизан и звон котелков.

Ван Фу налил мальчикам огромную миску супа.

— Ешь, ребята! Такой суп сам царь не ел!

— Спасибо. Вот только ложка-то у меня всего одна, — горестно заметил Кеша, глотая слюни.

Повар протянул Суну свою ложку. Левке и Коле ложки одолжили уже отобедавшие моряки.

— Надо, ребята, вам первым делом ложки вырезать, — говорил Кеша, обжигаясь супом. — Без ложек в партизаны лучше и соваться нечего.

После обеда Кеша, как радушный хозяин, предложил:

— Может, отдохнуть хотите?

— Дело, — сразу же согласился Коля.

Левка и Сун также ничего не имели против отдыха. Через несколько минут повар, наливая суп, говорил партизанам вполголоса, показывая черпаком на траву, где лежали мальчики:

— Тише, там молодые партизаны спят!

Солнце уже перевалило за полдень, когда мальчики проснулись и побежали купаться. Снова весь отряд находился на берегу. Партизаны готовились к завтрашнему походу: чинили одежду и обувь, стирали в ручье. Нагретые солнцем камни, кусты шиповника пестрели от разложенного и развешанного белья.

Мальчики мчались к воде, на бегу сбрасывая рубахи. Им не терпелось поскорее окунуться в прохладную воду. Кеша, Сун, Коля нырнули прямо с берега.

Левка замешкался на берегу. На «Орле» шли приготовления к отходу в рейс. Четверо матросов, Лука Лукич и Максим Петрович, навалившись грудью, медленно крутили кабестан. Похрустывала на барабане якорная цепь и со звоном исчезала в канатном ящике.

Первой мыслью Левки было немедленно плыть к катеру и упросить дедушку взять его с собой. Левка сделал было уже шаг к воде, да случайно бросил взгляд на трубу катера и остановился. Обычно перед рейсом из трубы весело курился дымок, а из свистка, мурлыча, вырывался белый пар. Теперь же трубу накрывал серый чехол, и она безжизненно маячила на зеленой завесе прибрежных зарослей.

«На прикол ставят», — подумал было Левка. Но нет, «Орел» по-прежнему покачивался на волнах, а все матросы и Максим Петрович уже садились в шлюпку. Только Лука Лукич медлил, копаясь с чем-то у борта. Но вот и он какой-то усталой, разбитой походкой направился к шлюпке.

Шлюпка медленно отвалила. И тут Левка заметил, что катер медленно погружается в воду.

Позади заскрипела галька, кто-то закашлялся. Левка оглянулся и увидел Богатырева, который тоже смотрел на катер.

— Тонет «Орел»! Смотрите, тонет! — в голосе Левки послышались слезы.

— Не тонет. Становится в подводную гавань. С собой ведь его не возьмешь в тайгу! Дно здесь хорошее: песок, глубина тоже нормальная. Вернемся, в момент поднимем.

— Жалко все-таки… — промолвил Левка.

— Как же не жалко? И мне жалко… Да ничего не поделаешь — война, брат… — Богатырев задумался, следя за погружающимся «Орлом».

В бухту с моря налетел ветерок. На мачте «Орла» развернулся и затрепетал красный флаг.

— Молодцы старики! — проговорил Богатырев.

Одобрительный гул прошел и по всему берегу бухточки.

Кеша, Сун, Коля тоже следили за «Орлом». Когда был открыт кингстон, Кеша вдруг запел тоненьким, дрожащим голосом песню о «Варяге». К нему, кашлянув несколько раз, присоединился Коля. За ним Андрей Богатырев.

Вскоре песню подхватили партизаны. Сун не знал слов этой мужественной песни, но, уловив мотив, стал подтягивать без слов. Так под дружный хор торжественных голосов алый флаг на мачте «Орла» скрылся в голубой воде.

…После купанья Кеша, глядя на пасмурные лица своих товарищей, подмигнул сначала левым, а потом правым глазом и предложил:

— Братва, хотите орлиное гнездо посмотреть? Пошли, тут недалеко.

— Пошли! — согласился Левка, благодарно посмотрев на Кешу.

Кеша повел друзей на скалистый мыс у входа в бухту. Там стояла одинокая лиственница с орлиным гнездом на вершине. Когда мальчики подошли к дереву, вверху раздался свист крыльев и огромный белохвостый орел опустился на гнездо. У орла в когтях сверкала чешуей большая рыба.

— Горбушу поймал, — определил Коля и тут же предложил: — Ребята, давай эту рыбу достанем. Нам ее дядя Ваня зажарит, а?

— Чтоб орлята подохли с голоду? — запротестовал Кеша.

— Пускай орлят кормит, — поддержал Кешу Левка.

— Чудаки-рыбаки, — не сдавался Коля, — что такому орлу одна рыба? Ведь сейчас ход горбуши начался. Он вам сколько угодно натаскает. Я полезу… — И Коля взялся было за первый сучок дерева, но его остановил Кеша:

— Ну, уж если лезть кому, так это мне. Я куда угодно залезу. — И, отстранив товарища, Кеша стал ловко взбираться по сучьям лиственницы.

Орел натаскал для гнезда целый воз сухих сучьев, они зонтом свисали с вершины дерева. Достигнув гнезда, Кеша уселся на сук, чтобы немного передохнуть. Он посмотрел вниз и закричал:

— Ого-го-го! Вы там, как мальчики с пальчики!

Затем Кеша посмотрел на море. С высоты оно показалось необыкновенно ровным и пустынным, только на рифах ослепительно сверкала пена, переливаясь, как драгоценное ожерелье, да на горизонте виднелся дым.

— Ползет какая-то коробка, — определил Кеша. — Да не одна. Вон еще груба показалась! А вон еще! В кильватер идут.

Кеша вырос в порту и прекрасно знал все классы кораблей.

— Эсминцы, целых четыре! Курс держат прямо на нас! Что им здесь надо? Как что? Они идут мстить за катер! — вслух подумал Кеша.

И, не раздумывая больше, закричал товарищам:

— Братва, поднимай тревогу, на нас эскадра идет!