Утром, по обыкновению, Сун проснулся очень рано. Вскочив с постели, он с испугом оглядел незнакомую Комнату и, вспомнив все, снова прилег рядом с Левкой. Но заснуть он больше не мог. С каким трудом каждое утро Сун поднимался со своего жесткого тюфяка у Корецких на кухне! Тогда ему казалось необыкновенным и несбыточным счастьем поспать лишний часок, а вот сейчас, когда он мог, наконец, вволю выспаться, сна как не бывало. Сун прислушивался к мерному дыханию Левки, тиканью ходиков и думал, думал, стараясь представить себе, как он будет жить, что он будет делать у своих новых друзей.

Из щелей оконных ставен юркнули на одеяло солнечные лучи. В них весело заплясали пылинки. Левка зажмурился, засопел и рывком натянул на голову одеяло. В кухне зашумел примус, раздались осторожные шаги и приглушенные голоса. Потом было слышно, как на веранде пили чай и как несколько раз звякнула щеколда калитки. Сун снова чуть было не заснул, но кто-то с силой начал бить в стену. Сун вскочил, пошел на веранду. Удары прекратились. На веранде на столе, застланном голубой клеенкой, стоял чайник, тарелка с хлебом, яйца, масло, накрытые от мух марлей, и лежала записка.

Сун с волнением глядел на записку: нет ли в ней чего-нибудь и о нем? Может быть, ему опять придется идти с поклоном к Корецкому? Но Сун отогнал эту мысль: если даже придется умереть с голоду, он не пойдет больше к этим ненавистным ему людям. Пораздумав, Сун сделал такой вывод: если бы в записке решалась его судьба, то записку не оставили бы открытой на столе: ведь взрослые не знают, что он не умеет читать… «Наверное, мужчины ушли в порт на работу, а мама — на базар. А в записке написали, что мальчикам делать. Что мне делать», — поправился Сун.

Все стало ясно для Суна. Надо, не дожидаясь пробуждения Левки, поскорее приняться за работу. Подмести двор, наколоть дров. Сун на цыпочках вернулся в комнату, надел свои стоптанные туфли и хотел было уже уходить, как увидел, что из-под табуретки выглядывают пыльные ботинки Левки. Сун взял ботинки и вышел из комнаты.

Сун работал с необыкновенным усердием: вычистил Левке ботинки, подмел небольшой дворик, наколол дров и уже взял ведра, чтобы наносить в кадку воды, как в дверях появился Левка с ярко начищенными ботинками в руках.

— С добрым утром! — Левка зевнул. — Кто это мне так ботинки надраил?

— Это я, Левка.

— Я так и подумал. У нас, брат, так не полагается. Мы ведь не Корецкие. У нас лакеев нет! А потом, что у меня, руки отсохли, что ли? Сам могу почистить! Вот двор там подмести и насчет воды, дров — это правильно. Только давай, брат, все вместе делать. Ну, а теперь пошли умываться, а то чай остынет. Ох, и здорово я проспал! Что ж ты меня не разбудил? У нас, брат, с тобой сегодня дел, о-е-ей, сколько! Надо в порт идти, Соловьева разыскивать.

За верандой снова послышались глухие удары о дощатую стену.

Сун спросил:

— Кто это? Все время стучит и стучит. Я думал, дом разломает.

Левка засмеялся.

— Да это Пепа. Мама написала в записке, чтобы я не забыл его выпустить вовремя. Не знаешь, кто Пепа? Пошли — увидишь. Только ты не подходи близко, он теперь злой-презлой, мы его в шесть часов выпускаем, а сейчас уже восемь часов, вот он и сердится.

Левка подошел к пристройке позади дома и открыл на двери задвижку. И тотчас же дверь отлетела и во двор выскочил огромный серый козел. Посмотрев на Левку янтарными глазами, Пепа нагнул голову.

— Ну, ну, не бодаться, иди к своему войску.

Левка открыл калитку, и Пепа помчался по склону сопки туда, где уже паслось целое стадо коз.

— Знаешь, это какой козел! Когда он идет по улице, даже все собаки прячутся! — сказал Левка.

Во двор вошла Левкина мать с корзиной продуктов.

— Ух, мама, и проспали мы! Скорей умываться — и за дело! — проговорил Левка, помогая матери внести на крыльцо корзину.

— Какие это у тебя дела сегодня? — спросила мать.

— Во-первых, мама, надо насчет Суна поговорить.

— Это не твоя печаль: отец с дедушкой поговорят.

— Знаю. Они в свой союз пойдут, а я в свой.

— Час от часу не легче! И у тебя союз?

— Да, мама. Союз молодежи. Ты еще не знаешь, что это такое и кого я вчера встретил… — И Левка рассказал все, что слышал у портовых мастерских и от Соловьева.

— Хорошее дело, Левушка, раз учиться и помогать старшим… И отец одобрит… Ну, ребята, ешьте да бегите по вашим делам.

Пришел Коля Воробьев, и все трое направились в порт.

— А ты не знаешь, форму дадут в союзе? — спросил по дороге Левку Коля.

— Не знаю. Да ведь мы не из-за формы вступаем!

— Конечно, — разочарованно протянул Коля. — Но все-таки хорошо бы нос утереть скаутам. Знаешь, — Коля даже закрыл глаза, представив себя в новой форме, — какую-нибудь красную или голубую, а?

— Красиво, — отозвался Сун, шедший сзади.

— Еще как! — оживился Коля. — Идем по улице, все смотрят. Здорово!

— Может, и форма будет, — неуверенно проговорил Левка.

Мальчики стали спускаться к центру города. Солнце сильно нагрело крутые склоны сопок. От них веяло сухим жаром.

— Искупаться бы сначала, — заметил Коля, поглядывая на голубую полоску залива.

— После выкупаемся, — отрезал Левка. — Сначала надо дело сделать.

— Если не изжаримся до твоего дела…

Левка пропустил мимо ушей Колины слова и, заметив, что Сун хочет что-то сказать, но не решается, спросил:

— Ты чего, Сун?

— Так, Левка…

— Нет, ты что-то хочешь спросить.

— Ладно, спрошу. — Сун облизал сухие губы и робко произнес: — Меня… тоже… запишут?

— Конечно. Затем и идем.

— Нет, Левка… Ведь я… — Сун протянул свою коричневую руку.

— Что такое? Рука как рука.

— Я китаец… У меня кожа, видишь, какая?

— Ну и что же? Это тебе Корецкие говорили, что ты хуже их. Ты такой же, как Колька, как я, как все ребята… Все люди одинаковые.

— И всех будут записывать?

— Конечно! — уверенно ответил Левка. — Пошли побыстрее.

Сун повеселел.

В городе, несмотря на сильную жару, царило большое оживление. Левка заметил, что опять появилось много нарядно одетых людей, которые долгое время где-то скрывались. Встретилось несколько скаутов. На Светланской мелькали яркие платья и маленькие разноцветные зонтики, похожие на медуз. Возле магазина «Кунста и Альбертса» посреди дороги пробежал взвод японских солдат. Впереди взвода трусили два солдата и трубили в длинные трубы с красными кистями.

Поминутно встречались чужеземные солдаты.

Американские и английские офицеры шли, никому не уступая дороги. Они громко смеялись, рассматривали здания, трамваи, бухту с лесом мачт, словно все это они только что выгодно купили.

— Просили их к нам! — ворчал Левка.

При входе в порт Левка встретил Соловьева. Он шел с группой рабочих. Соловьев сразу узнал Левку и протянул ему руку.

— Здорово, писарь!

— Я к вам, товарищ, насчет вчерашнего и вот ребят привел. Они тоже хотят записаться в Союз молодежи.

— Как же ты не записался вчера? Теперь не знаю, что с вами делать! Меня уже на другую работу перевели. Агитацией занимаюсь. Газеты в порт доставляю и насчет текущего момента рассказываю морякам.

— А если мы в самое главное управление молодежи пойдем? — спросил с надеждой Левка.

Соловьев сделал озабоченное лицо, посмотрел вокруг и, взяв Левку за руку, отвел в сторону.

— Ты, я вижу, парень свой. И я тебе скажу по секрету: повремени немножко, сейчас весь комитет, все ребята по заданию работают. Разве не видишь, какой сейчас серьезный момент? Буржуи поднимают головы, с моря гады лезут. Японцы, американцы, англичане десант высадили. Чехословацкий корпус прибывает, и там тоже почти одна контра! Вот какой момент, — повторяя, по-видимому, чьи-то слова, говорил Соловьев. — Как только момент уладится, так прямо меня разыскивай.

Тельняшка Соловьева мелькнула несколько раз в пестрой толпе и скрылась.

— Не выгорело наше дело, — огорченно произнес Левка, подходя к Коле и Суну.

— Может, пойдем пока искуп… — начал было Коля и остановился на полуслове. Из ворот порта, возвышаясь над толпой, вышел матрос-негр. — Вот это дядя! — воскликнул Коля.

Навстречу матросу-негру шел американский офицер. Матрос посторонился, но американец преградил ему дорогу.

— Негры и лошади должны ходить только по мостовой, — с презрением сказал американец.

Левка учил в гимназии английский язык и все понял.

— Я не в Америке, сэр. В стране Ленина все люди равны, — ответил негр, не двигаясь с места.

Вокруг негра и американца стала собираться толпа.

— Ты сейчас же сойдешь на дорогу, не то… — американец взмахнул стеком, но… его рука застыла в воздухе.

Русский матрос с военного корабля схватил американца за руку.

— Не горячитесь, мистер. Вам правильно говорят, а это дайте сюда. — Вырвав стек, матрос бросил его на дорогу. — А теперь, мистер, идите. Идите, пока…

Американец, шепча проклятия, быстро пошел к портовым воротам.

— Уноси ноги! — крикнул кто-то из толпы.

Негр, благодарно улыбаясь, протянул русскому матросу руку. Тот крепко пожал ее.

— Вот как у нас! — сказал Суну Коля. — А теперь пошли полным ходом в Амурский залив купаться!

— Пожалуй, пойдем искупаемся, — согласился Левка.

И трое друзей побежали по дороге, перегоняя китайцев — носильщиков, продавцов фруктов и овощей. От вокзала они поднялись к подножию Тигровой горы, и в лицо им пахнул свежий морской ветер.