«Нота» скаутов взбудоражила всех ребят Голубиной пади. До поздней ночи только и разговоров было, что о предстоящей битве.
На следующий день утром Левка с Колей созвали военный совет. На поляне возле Голубиной почты собрались почти все, кто не ушел сегодня на работу в порт или в город продавать газеты, папиросы.
Левка стоял у большого ноздреватого камня посреди поляны. И хотя все знали, о чем будет речь и какое последует решение, все же десятки глаз с любопытством смотрели на своего вожака.
— Вот что, ребята, — начал Левка, открывая военный совет, — все вы знаете, что скауты объявили нам войну.
Ребята заволновались, зашумели:
— Знаем!
— Читали «ноту»!
— Даешь бою!
— Тише, братва! — крикнул Коля.
Когда все успокоились, Левка продолжал:
— Зеленые думают, что если нас мало, им побить нас — раз плюнуть, что они в два счета разобьют нас!
— А этого они не хотят? — перебил Коля, показывая кукиш.
Ребята загалдели пуще прежнего. К Левке протискался Боря Званцев, тот самый мальчик, который передал вчера «ноту» скаутов. Он размахивал какой-то книжкой и кричал:
— Левка! На-ка вот посмотри, какую я книжку купил за пятнадцать копеек! Про Суворова. Вот кто воевал, так воевал! Его бы сюда. Он дал бы скаутам по-настоящему.
— Кто этот Суворов? — строго спросил Коля, протягивая руку за книгой.
— Не знаешь Суворова? — Боря с состраданием посмотрел на Колю.
— А ты знаешь? Ну-ка, дай-ка сюда свою книгу! Посмотрим, что за Суворов!
Но Боря отдал книгу Левке:
— Прочти-ка, где страница завернута!
Левка взял книгу и сказал притихшим ребятам:
— Суворов был великий полководец.
— Да ты прочти, прочти! — торопил Боря, торжествующе поглядывая на Колю.
Левка раскрыл книжку на завернутой странице и торжественно прочитал:
— «Три воинских искусства! Первое — глазомер! Как в лагере стать, как маршировать, где атаковать, гнать и бить. Второе — быстрота…»
Левка умолк. Минуты две он читал про себя.
Коля возмутился.
— Ну, так не выйдет! Читать, так вслух, а нет — закрывай книжку!
— Прочитай!
— Что там? — стали просить и остальные ребята.
— Ого, ребята! — произнес, наконец, Левка, оторвав глаза от книги. — Вот это, братцы, да! Тут у Суворова было положение похуже нашего. Войска у него было самый пустяк. А к берегу подходит турецкий флот. На кораблях тысяча пушек! Солдат и матросов видимо-невидимо. Что тут делать? А Суворов только посмеивается. Ему сообщают, что турки высаживают десант на песчаную косу. А Суворов говорит: «Пусть высаживаются». И понимаете, ребята, даже стрелять запретил. Говорит, сегодня праздник. Никто ничего не понимает. Офицеры только руками разводят. И вот когда все турки высадились, Суворов подал команду, и сам впереди всех бросился на турок! Вот это была битва! Один русский дрался против пяти турок! Понимаете? Против пяти!
— Ну и как?
— Что ж, Суворов победил?
— Суворов разбил турок вдребезги. Всю турецкую армию сбросил в море!
— Уф! — облегченно вздохнул военный совет.
— Но это еще что! Вот тут картинка, смотрите! «Взятие крепости» называется. Никто еще в мире не брал таких крепостей. Вот послушайте, — и Левка стал читать ребятам о взятии Суворовым турецкой крепости Измаил.
Когда Левка закрыл книгу, Коля вскочил и, обведя товарищей горящим взглядом, спросил:
— Что, знаете теперь, кто такой Суворов? Если он так турок разделывал, то и мы сможем скаутов в лепешку разбить! — Коля вгорячах ударил рукой по камню и запрыгал по поляне, дуя на ушибленную руку.
Колино место занял сияющий Боря Званцев.
— Это еще что! А как он через горы переходил! Вот, ребята, это да!.. Я сразу увидал, что интересная книга. Здесь про всю войну рассказывается. И где артиллерии стоять и про натиск…
Левка перебил Борю:
— Мы эту книгу еще почитаем. А теперь, Колька, не прыгай, а скажи, как наша артиллерия?
Колька вытянулся по-военному, и отрапортовал:
— Артиллерия готова к бою, надо только ее почистить немножко. Порох тоже есть.
— Сколько?
— Целый фунт!
— Бомбы есть?
— Картошка найдется!
— Так. Поручаю тебе и Суну все приготовить.
— Есть! — Коля козырнул.
— Теперь, ребята, вот что! Вчера мы договорились с ребятами из Гнилого угла, они тоже придут нам помогать скаутов бить. Надо бы еще сходить к железнодорожникам и на Семеновскую улицу. Там ребята тоже боевые. Кто пойдет?
— Я! — вызвался Дима Медведев, по прозвищу Димка Шарик.
Приземистый, большеголовый, он, когда сбегал с горы, и правда походил на шар. Когда Димка Шарик в еще двое охотников умчались, поднимая пыль босыми ногами, Левка предложил:
— Ну, а теперь давайте думать, как будем воевать.
— Что тут думать? Как всегда «ура», и все! — воскликнул Коля.
— Конечно.
— Что тут думать, не первый раз!
— Мало мы их били! — раздались возгласы.
— Постой, ребята, — остановил их Левка, — если бы один на один, тогда другое дело. А ведь их придет вся свора! По пять на одного!
Военный совет притих, раздумывая над сложной задачей.
Молчание продолжалось недолго. Коля Воробьев внезапно вскочил на камень.
— Ребята! — срывающимся голосом произнес он. — Ребята! Ох, и придумал же я! Теперь наша возьмет! Вчера отец разгружал вагоны. Яйца из Америки пришли, и все тухлые. А? Бери сколько хочешь.
Левка покачал головой:
— Это нечестно!
— Нечестно? А по пять человек на одного — честно, да?
Членам военного совета понравилась Колина затея. Левка подчинился большинству, но с условием: яйца пускать в дело только тогда, когда скауты нарушат правила войны: станут драться посохами или начнут нападать по нескольку человек на одного.
Хотя военный совет на поляне у Голубиной почты продолжался очень недолго, ребята решили на нем очень важные вопросы, которые впоследствии оказали решительное влияние на ход всего сражения. Босоногий военный совет по достоинству оценил силы врага и послал надежных людей за подкреплением; отдал приказ привести в боевую готовность артиллерию и тайно подготовить новое боевое оружие.
Быстро опустела поляна у Голубиной почты. Левка остался один. Он стоял над обрывом и глядел на каменистое поле, где через несколько часов разыграется сражение. По полю, сгибаясь под тяжестью ноши, прошел продавец редиски с двумя корзинами на коромысле. В тени возле входа в ущелье сидели два бродяги и «резались» в карты. Над бродягами расположился Пепа в окружении коз и козлят. Дальше кипел толкучий рынок.
Левка глядел на поле и старался представить, как будет происходить сражение. Он видел шеренги скаутов и свою братву, лавиной хлынувшую с гор. Конечно, он, Левка, мчится впереди к скаутскому знамени.
«Вдруг не подоспеет подмога, тогда как?» — эта мысль бросила Левку в жар и в холод. Он понял, какую большую ответственность он взял на себя, согласившись выполнять обязанности главнокомандующего.
«Что же делать тогда? Что делать?» — В раздумье Левка опустился на землю и стал перелистывать книгу о Суворове, которую ему оставил Боря. Прочел страничку: понравилось. Стал читать дальше да так увлекся, что просидел на солнцепеке до тех пор, пока не прочитал всю книгу. А когда, закрыв книгу, Левка посмотрел на залитое солнцем подножие сопки, то снова представил себе сражение, но теперь он мысленно разыгрывал его по-иному, по-суворовски. Врагу наносился удар за ударом по всем правилам «Науки побеждать».
«Надо заманить скаутов в ущелье, пушку поставить за скалой! Так! Потом ударить с тыла». — Левка удивился, как это прежде ему не приходили в голову такие простые и ясные мысли.
В порту пушка ударила полдень. Эхо в сопках не спеша повторило гулкий звук выстрела. Левка всполошился: пора нести обед отцу. И, забыв на время, что он полководец и ученик Суворова, Левка побежал что есть духу домой.
По дороге в порт Левка только на минуту заглянул к Воробьевым передать Суну краюху хлеба да посмотреть, как у артиллеристов идут дела. Суна, Колю и его четырех меньших братьев он застал за домом в зарослях гигантского чертополоха. Коля мастерил банник, обматывая тряпьем конец свежеоструганной палки. Сун драил тряпкой, красной от кирпичной пыли, ствол небольшой медной пушки, укрепленной на старом тележном передке. Все четыре брата, очень похожие на Колю, тоже трудились вовсю: двое постарше завладели колесами и надраивали ржавые ободья, двое младших терли кирпич.
Левка засмеялся: вся земля вокруг пушки, пыльные листы чертополоха, да и сами артиллеристы были покрыты пухом и перьями.
— Воробьи… — пояснил Коля Левке.
— Воробьи?
— Ну да! Мы ведь из пушки с прошлого года не стреляли, вот они и свили гнездо.
Сун засмеялся.
— Целую подушку натаскали!
— Больше! Если собрать все, то перина выйдет.
— Ну, ребята, пока я сбегаю в порт, вам надо все закончить, — приказал Левка. — А тебе, Колька, надо будет еще узнать, как дело с «гранатами».
Коля, торжествующе посмотрев на Левку, раздвинул ветви чертополоха:
— Смотри!
— Ого! Три ящика!
— Четыреста пятьдесят яиц! Сам ходил с ребятами. Вот и задержался. Подумал, еще не найдут без меня! Знаешь, какой народ! Все покажи да расскажи…
— Молодец!
— Рад стараться! — Коля выпятил живот и выпучил глаза, Сун и Колины братья засмеялись. Левка тоже не сдержал улыбки.
Левка передал Суну хлеб:
— Закуси пока. Обедать сегодня поздно будем, — Левка, кивнув на прощанье, пошел к калитке.
Голубая рубашка Левки уже мелькнула возле калитки, когда его окликнула Наташа. Левка вернулся и подошел к открытому окну. Сун услышал их разговор.
— Сегодня воевать будете? — спросила Наташа.
— Будем. Все уже готово! Только вот…
— Что вот?
— Как подкрепление, не знаю…
— Если не на работе ребята, то придут.
— Вот в том-то и дело: если не на работе! Правда, мы вчера одного надежного парня встретили из Гнилого угла. Он обещал моряков привести.
— Кто это?
— Да ты не знаешь. Кешка-котлочист.
— Как же не знаю? Коляшка мне про него рассказывал.
— Ну, а вот к железнодорожникам и к ребятам с Семеновской улицы мы поздно послали. Вдруг и правда промышляют где-нибудь, тогда их ищи-свищи!
— А ты не бойся. Лева.
— Да я в не боюсь. Да все-таки, если бы я один или с вашим Колькой вдвоем шел воевать или еще с Суном, а то ведь вся Голубинка…
— Я девчонок соберу.
— Еще не хватало!
— Ты не очень-то задавайся…
— Да я не задаюсь… Я знаю, что ты не хуже ребят дерешься, а вот другие…
— И другие не хуже! А Сонька Золотарева, а Поля Иванова, а Таня Кочергина, а Лиза Шелепова!..
— Постой, постой… Я вас посажу в засаду гранатометчиками, идет?
— Яйцами швырять в скаутов?
— Ну да!
Наташа залилась серебристым смехом.
Левка еще что-то сказал, чего Сун не расслышал, и ушел, скрипнув калиткой. Наташа стала напевать.
Сун снова принялся изо всей силы тереть и без того ослепительно сверкавший ствол пушки, прислушиваясь к нежному голоску Наташи.
С тех пор как Сун ушел от Корецких, он жил словно в счастливом сне. Голосок девочки лишний раз напомнил ему об этом. Сун не мог разобрать слов песни, но ему казалось, что Наташа рассказывает старинную сказку о бедном мальчике и золотой ящерице. Судьба этого мальчика во многом напоминала судьбу Суна. Мальчик тоже бесконечно долго работал на жестоких людей. Однажды он помог золотой ящерице выбраться из ведра с водой, куда она свалилась, ползая по стене. С тех пор все пошло сказочно хорошо. Ящерица исполняла все желания мальчика…
— Готово дело! — сказал Коля, запихивая банник в ствол пушки. — Кончай драить, а то протрете мне всю пушку! Сейчас я вам буду рассказывать насчет артиллерии.
Сун повесил на стебель ближнего чертополоха тряпку. Братья Коли также прекратили работу и, рассевшись вокруг пушки, приготовились вникать в тайны артиллерийской науки.
— Приготовились? Ну слушайте, — Коля откашлялся и широко улыбнулся, отдаваясь воспоминаниям, связанным с этой замечательной пушкой. — Да, братцы, было дело. Эту пушку мы с Левкой со дна океана достали. Ловили мы бычков на Русском острове. Вдруг смотрю, что это лежит на песке? А у самого сердце так и заколотилось. Ну, думаю, есть что-то такое! Левка, конечно, не стал долго думать и — бабах вниз головой. Уж он шел-шел… Я наверху чуть не задохнулся, а он все идет. Дошел до дна, пощупал руками и скорей наверх. Вынырнул и говорит: «Пушка это».
Ну, я живо достал кончик, сделал на конце удавку. Левка еще раз нырнул и набросил петлю вот на этот набалдашник. Насилу-насилу мы с ним ее вытащили… Потом передок достали возле кузницы. Ну и получилась мортира «смерть супостатам». Так вот, значит… — продолжал «командир батареи», — это будет пушка образца тысяча восемьсот двенадцатого года. Она на фрегате «Паллада» была. «Палладу» не знаете? Эх вы, зелень огородная! Это же такой корабль был! Моделька в музее есть. Придется сводить вас.
Теперь как стрелять, если противник нажимает? Перво-наперво стой на месте! Пусть в тебя сто тысяч солдат палят! А ты слушай команду! Когда услышишь «пли», то фитилем вот сюда ткни — она и бабахнет. Вот так!
Коля подбежал к пушке, стал целиться, припав к стволу, крикнул: «Залп!», затем схватил банник и стал прочищать ствол от «пороховой копоти». Наконец, стерев со лба пот рукавом, он сказал:
— Дело плевое. Понятно? — И, воткнув банник в землю, приставил кулак к губам и «заиграл» сигнал к обеду.
Сун протянул свою краюшку хлеба:
— Давайте вместе!
— Постой. И до твоего дело дойдет. Вот что мы сделаем. Федот, беги к Наташе, пускай она выдаст нам довольствие. — Средний брат с готовностью скрылся за углом дома и скоро вернулся с половиной буханки черного хлеба и ножом. Коля положил хлеб на ствол пушки и, прищурившись, стал разрезать его на шесть частей. Затем, взяв у Суна хлеб, осторожно снял с него ножом масло и размазал его на все куски черного хлеба.
— Для вкуса, — объяснил Коля Суну. — Масла не видно, зато язык чувствует.
Белый хлеб Коля тоже разрезал, но не на шесть, а на семь кусков. Покончив с этой работой, Коля подмигнул Суну.
— Ешь сначала черный. Когда потом ешь белый, кажется, будто одного белого наелся. Федот, отнеси Наташину долю да принеси водицы.
После обеда Колины братья куда-то убежали. Сам Коля тоже пошел разузнать, не пришли ли гонцы, посланные к союзникам. Сун остался один. Он постоял возле пушки, прислушался: Наташа больше не пела. Сун, осторожно ступая, подошел к окну.
Наташа стояла возле кухонного стола и смотрела на скудные запасы, из которых она должна была сварить обед на всю семью: пучок лука, три морковки, почти пустую бутылку с постным маслом. Сун сразу понял, о чем думает девочка, и кашлянул. Наташа обернулась.
— Ты что? — спросила она, закрывая стол спиной.
— Хочешь, я тебе помогу? Я немножко умею варить суп.
— Ты?
— Да! Я всегда смотрел, как дядюшка Ван Фу варил обед.
— У нас не из чего варить.
— Как не из чего? Масло есть, лук есть, фасоль есть.
— Где же она?
— На вашем огороде.
— Он у нас совсем зарос. Еще наша мама там фасоль садила.
— Еще есть эта трава, которая жгется.
— Крапива?
— Да, да! Хороший обед будет…
Сун помчался на огород и принес пучок крапивы и фуражку стручков фасоли. Завладев столом, он стал показывать Наташе, как надо резать овощи. Наташа только взвизгивала от восторга, наблюдая, с какой ловкостью и быстротой Сун режет морковь на тончайшие дольки.
Когда пришли Коля и Левка и заглянули в окно, они увидели такую картину: Сун ходил по комнате на руках, а Наташа, хлопая в ладоши, бегала вокруг него.
— Хорошая у тебя сестра, — сказал Сун Коле, когда они втроем вышли на улицу.
— Еще бы! Моложе меня, а всем домом ворочает. Она у нас за мамку.
— Она молодец, — подтвердил Левка, — и ныряет и плавает. Она наша сестра милосердия.
Сун не знал, кого называют сестрой милосердия, но расспрашивать было некогда. Левка с Колей стали спорить о самых выгодных позициях для артиллерии.
Время до пяти часов пролетело незаметно. Артиллеристы установили пушку за большим камнем, «стрелки» перенесли ящики с яйцами на склоны ущелья и замаскировали все стеблями полыни и чертополоха. Собирались бойцы. Среди них выделялись Коля и Сун. Тот и другой щеголяли в настоящих артиллерийских бескозырках. Эти бескозырки Коля выпросил у батарейцев в тот памятный день, когда он ехал до самых казарм на зарядном ящике. Показался и противник. Несколько групп скаутов расхаживали у подножия сопки. На соседних склонах появились лазутчики. Коля закричал на них и погрозил банником. Лазутчики скрылись.
Прошло еще десять-пятнадцать минут, и на поле стала вползать длинная, извиваясь как змея, «вражеская армия». Скауты развернулись фронтом к сопке и остановились. Впереди строя стояли урядники с посохами, на которых развевались белые треугольные флажки с изображением животных и птиц — собаки, барана, кукушки, названия которых носили отряды.
— Ишь, вырядились! — сказал Коля.
Скауты пришли в полной парадной форме, с посохами. У каждого на шее был повязан цветной платок, а на плече прикреплен разноцветный пучок лент. У некоторых скаутов на груди поблескивали медали. Позади скаутов стояли «неженки» — ребята, которых еще не приняли в скауты. Левка определил, что на поле вышли не все отряды врага. Отряд «воронов» и отряд «волков» остались в резерве.
— Генка Шелепов! — позвал Левка.
— Есть!
— Бери десять человек и иди в засаду, туда, где «гранаты».
— Есть!
— Артиллеристы, на места! Незаметно подходите к пушке! Да бескозырки пока спрячьте, а то вас за сто верст видно.
— Есть! — недовольно буркнул командир батареи, пряча за пазуху бескозырку с красным околышем.
Из отряда «баранов», что стояли в центре скаутской «армии», отделились пятеро скаутов с белым флагом.
— Парламентеры! Что еще надумали зеленые? Пошли со мной четверо! — И Левка начал спускаться навстречу парламентерам.
— Где твое войско? — спросил Левку скаут с белым флагом в руках.
— Так я тебе и сказал!
— Нам известно, что у вас не густо. Мы вас легко поколотим!
— Выходи один на один! — предложил Левка с целью оттянуть время, пока не подойдут запоздавшие союзники.
— Руки марать не хочется. Ты лучше слушай, что предлагает наше командование!
— Что же?
— Мы предлагаем вам сдаться без боя!
Крик возмущения раздался за Левкиной спиной.
— Не хотите! Будет хуже! За мной! — скаут замахал над головой белым флагом и побежал к своим. За ним затрусили остальные парламентеры. Но вот ряды скаутской армии зашевелились, и от ее левого фланга отделился отряд «собак». Донесся разноголосый лай. Скауты с посохами в руках пошли в атаку.
Левка оглянулся. Никто из его спутников не дрогнул. Наоборот, все «основные силы», сбивая ногами камни, спускались к подножию сопки. И тут Левка принял смелое решение.
— Ребята, — закричал он, — раз они трое на одного, да еще с палками, заманивай их в засаду! Ура!.. За мной!
И каково же было изумление скаутов, когда они увидели, что отчаянные забияки, не приняв боя, со всех ног убегают к ущелью.
Скауты завыли, залаяли и устремились в погоню. Никто из них не ожидал такой легкой победы: из ущелья для малочисленной армии Левки Острякова выхода не было.
Коля также не понял Левкиного маневра. Командующий действовал совсем не так, как договорились. Другое дело, если бы подошла подмога, тогда можно было и в атаку идти и заманивать в ущелье. Теперь же Коля видел один выход: биться до последнего! Не дать противнику захватить «артиллерию». Коля выскочил из-за укрытия и закричал:
— Стой, куда вы? Левка! Пушку заберут!
Левка в пылу сражения не слышал этого отчаянного крика, но своей «артиллерии» он не забывал. Он уже послал пять человек с приказом отвезти пушку в безопасное место. Ребята побежали исполнять приказ, но дорогу им преградили десятка полтора скаутов, и они, отбиваясь от них, вынуждены были отступить в противоположную сторону.
Коля снял с головы свою бескозырку артиллериста, с силой ударил ею о землю и поплевал на руки: к нему тоже карабкался скаут с багровым от натуги лицом!
— Сун, пали в них, гадов! — крикнул Коля.
Коля толкнул скаута, тот, падая, успел схватить его за рукав, и они вместе покатились по глинистому откосу. Прямая опасность для батареи миновала. Скауты, увлеченные погоней, бежали, не замечая пушки.
Сун с горящим фитилем нагнулся было к пушке, да остановился пораженный. На склоне сопки, как раз напротив, он увидел много девочек и среди них Наташу. Они притаились за камнями. Вдруг Наташа вскочила и взмахнула рукой. Девочки последовали ее примеру. Вниз на скаутов градом полетели тухлые яйца.
— Ура! Ура! — понеслось по склонам ущелья. Для отряда «собак» дело приняло очень плохой оборот. Побросав посохи, закрывшись руками, скауты метались по ущелью, стараясь увернуться от страшных «гранат», которыми забрасывали их девчонки.
После неудачной попытки отбиться камнями скауты обратились в бегство. Сун схватил пушку за колесо, развернул ее, сбил с фитиля пепел, как учил Коля, и ткнул фитиль в горку черного пороха на казенной части пушки. От страшного грохота, казалось, заколебались сопки, а солнце испуганно заметалось в синем дыму. Едва дым поредел, как взорам ребят представилась следующая картина: над полем боя носилось облако из пуха, перьев, клочков ваты, соломы и других остатков воробьиных гнезд, которые Коля запихнул вместо пыжа в ствол пушки.
На скаутов выстрел произвел потрясающее впечатление. Они остановились, окутанные дымом, с ужасом ожидая нового залпа. В то же время голос своей «артиллерии» еще больше воодушевил Левкино войско. Стрелки выскочили из засады и с криками «ура» посыпались на скаутов со склонов ущелья.
Когда дым рассеялся, Сун увидел, как большую группу пленных скаутов повели по козьей тропе в горы. Конвоиров, среди которых мелькали и платья девочек, возглавлял Дима Шарик в разорванной рубахе.
«Вот попадет ему дома!» — подумал Сун и, вспомнив, что Дима ходил за подмогой, посмотрел на поле, где стояла армия врага. Там шел жаркий бой. Скаутов тузили какие-то ребята в фуражках железнодорожников. Внизу пробежал Левка со своим отрядом, стремясь перерезать дорогу главным силам врага. За ним, едва касаясь земли, словно по воздуху, летела Наташа. Но и там, куда они бежали, вдруг загремело «ура». Это прибежал Кеша Пушкарев со своими друзьями: чистильщиками котлов и учениками из портовых мастерских.
Сун подумал: видела ли его Наташа, знает ли она, что это он, Сун, заставил заколебаться горы? И, глядя вслед бегущей Наташе, Сун хотел, чтобы она обернулась и хоть раз посмотрела на него. А она все бежала и бежала.
— На-та-ша! — не выдержал Сун.
Девочка оглянулась, остановилась и, увидев Суна, помахала ему рукой и побежала дальше.
К пушке, прихрамывая, поднимался Коля, волоча за древко скаутское знамя. Сун радостно вскрикнул, вскочил на камень и стал танцевать, размахивая дымящимся фитилем.