Освещая прожекторами борт «Глории», с востока подходил японский пароход «Саппоро-Мару». Промерив глубину, японцы встали к подветренному борту. С «Глории» подали широкий трап, и по нему устремился людской поток. Хотя матросы лайнера сдерживали пассажиров, выстроившись вдоль коридоров, убеждая, что никто не останется, что судно заберет всех и что скоро подойдут другие суда, пассажиры, не слушая, бежали, теряя близких, звали их, слышался истерический плач, лаяла собака.

Худенький мальчик Фред, напрягая все силы, под градом толчков и ударов молча катил к трапу тележку со слепым дедушкой.

Патрик-Клем нес на руках миллионершу Пегги Пульман, спрятав ее сумку с драгоценностями в свой чемоданчик. Изнемогая под непосильной ношей, он вопил:

— Дорогу! Пропустите! Больная мать! Сжальтесь! — Его не пропускали вперед, но и не толкали, как Фреда.

Старший помощник Гольдман приказал транслировать музыку. Из репродукторов хлынула джазовая какофония, еще более ускорив темп движения, усилились крики и стоны. Джаз, захлебнувшись, замолк. Полились звуки «Венского вальса», несколько ослабив возбуждение пассажиров. Посадка пошла без задержки. Палуба спасателя заполнялась все плотнее и плотнее. Уже были забиты все каюты, коридоры, но капитан судна, пожилой человек, немало повидавший на море, все не решался отдать приказание прекратить посадку. Решил за него океан: налетел ветер, японское судно высоко подняло на волне, лопнули швартовы. Люди, «находившиеся на трапе, попадали в воду. Матросы с „Саппоро“ спасли десятка два человек. Почти столько же погибло. В их числе была и миллионерша Пегги Пульман. Патрик-Клем выпустил ее из рук, прижав к груди чемоданчик, с ним он и был выхвачен из воды матросами. Мальчик Фред успел перекатить кресло с дедушкой на палубу парохода. Удалось прорваться на „Саппоро“ и Малютке Банни с мисс Брук. Джейн, Томас и мистер Гордон даже не пытались попасть на пароход. Джейн сказала:

— Нет, нет! Слышите, какой там ужасный рев? Там убивают друг друга! Нет, мы подождем. Ведь придут еще суда? Стэн! Том! Придут?

— Обязательно придут, — сказал Томас Кейри.

— Очень скоро, — как можно убежденнее добавил мистер Гордон. — К тому же есть катера, плоты… И наше судно еще надежно держится на поверхности.

— Что-то оно опять все дрожит, и пол покосился, — вздохнула Джейн. — Если же случится, тогда, Том, ты сдержишь свое слово. Ты мне поклялся… Тонуть так невыносимо страшно…

— Я лично тонуть не собираюсь, — сказал Томас Кейри. — И тебе не позволю.

Они сидели в темной каюте Джейн. Нить в фонарике, купленном у Лопеса за полтораста долларов, еле тлела. Фонарик пришлось выключить, экономя последние искорки света.

— Пора выбираться, друзья, — сказал мистер Гордон. — За бортом посветлело. И дождь, похоже, кончился.

Посадка на баркасы и катера проходила более спокойно и организованно, чем на пароход. Многих пассажиров приходилось даже уговаривать покинуть судно: ветер стих, золотистый туман стоял над морем, казалось, что «Глория» навеки обосновалась на базальтовой гряде и нет никакого смысла покидать судно до прихода помощи. Старший офицер торопил: крен судна заметно увеличивался с каждым часом, вода заполнила почти все носовые отсеки и выдавила переборку в кормовой трюм. Положение становилось все более угрожающим. Погрузка шла сразу на несколько баркасов. Сейчас, когда пассажиров осталось меньше половины, в каждое плавсредство сажали еще по десять человек из палубной и машинной команд. Матросы разбирали весла. Несколько взмахов — и баркас скрывался в тумане. Баркасы направлялись строго на юг, к одному из ближних островов архипелага Бонин.

Джейн с мужем и мистер Гордон стали в очередь на нижней палубе, наблюдая, как опускаются на воду спасательные суда, садятся на деревянные рыбины пассажиры, матросы разбирают весла.

Джейн сказала:

— Как-то не верится, что сейчас и мы так же вот, как они, куда-то поплывем. Но на шлюпках такая теснотища…

— Плыть недалеко, — успокоил ее мистер Гордон.

В это время вахтенный штурман прокричал в мегафон:

— До ближайшего острова из группы Бонин шестьдесят пять миль! Держитесь строго на юг! С подходом спасательных транспортов мы будем направлять их следом за вами и вас возьмут на борт! Желаем счастливого пути!

Время от времени слышался усталый голосок Бетти, она рекомендовала отплывающим не забывать одеяла, по одному на человека, и брать с собой шоколад, который разносят буфетчики.

Подошел матрос Гарри Уилхем с большим рюкзаком за плечами и коричневой болонкой на руках.

— Ну вот и мы отправляемся с вами на собственной яхте, — улыбнулся он.

— Не спешите. Пусть сядут вон те нервные джентльмены на вельбот. Не дай бог вместе с такими путешествовать. Наш плот тут, под бортом, — говорил он, пожимая всем руки, и потрепал Кинга по спине.

Джейн хотела погладить болонку, но та сердито оскалила острые зубки.

— Осторожнее, мэм. У Фанни плохой характер, к тому же она сегодня не в духе. Ее бросила хозяйка. Говорит мне, когда я доставил ей это сокровище: «Гарри! Я доверяю вам свое самое дорогое существо. Сохраните Фанни. Вот вам пять долларов, хотя хватит и трех… Когда доставите ее мне в Сан-Франциско, то получите еще семнадцать…» Какова старушка? Я не взял трояка. Говорю: «Берегите, миледи, может, придется платить за вход в рай». И что вы думаете? Как в воду глядел! Утопил ее святой отец Патрик. Осталось десять миллионов наследства!

Старший помощник, следивший за посадкой, увидев мистера Гордона, отвел его в сторону.

— Извините, у меня есть сведения, что капитан передал вам пакет с документами. Отдайте его мне! Все связанное с именем капитана должно находиться у меня. Верните мне пакет немедленно!

Кинг, уловив недоброжелательный тон незнакомого человека, угрожающе зарычал.

Гольдман невольно попятился.

— Кинг, спокойно! — Мистер Гордон натянул поводок. — Не бойтесь, он безобиднейший из псов.

— Безобиднейший! Не тот ли, что отгрыз руку нашему пассажиру?

— Гангстеру, мистер Гольдман.

— Безразлично! Коль он находился на судне, то являлся пассажиром!

— Не стану спорить.

— И не советую. Пакет! — угрожающе выкрикнул старший офицер.

— Это было частное письмо. Мы с капитаном были давними друзьями. Смит вернул мне пятьсот долларов, которые я одолжил ему на курорте в Скалистых горах. Вот конверт.

— Но в нем еще что-то было: письмо, записка?

— Да. — Мистер Гордон вытащил бумажник, там лежали стодолларовые купюры и свернутый вчетверо листок. — Вот эта записка.

Гольдман схватил ее. Пробежал глазами.

— Да, — произнес он разочарованно, — тут ничего нет, кроме того, что капитан Смит был сентиментален. Все же, мистер Гордон, я попрошу вас остаться, вы сядете в мой катер. Все-таки именно у вас находится документ, который капитан писал в последние дни! Где он?

Из мегафона гулко разнеслось в тумане:

— Старшего офицера вызывает Сан-Франциско!

Гольдман закрутил головой по сторонам. Увидев Гарри Уилхема, подозвал его:

— Гарри! Видите этого человека? Он арестован. Не спускайте с него глаз до моего возвращения. Отвечаете головой!

— Есть, сэр, не спускать глаз и отвечать головой!

Подошли Томас Кейри с женой. Гарри Уилхем посмотрел за борт:

— Пошли к трапу. И вы, док. С Бешеным Сэмом шутки плохи. Надо побыстрее сматывать удочки.

От трапа отвалил вельбот с очередной партией. На палубе остался высокий матрос флегматичного вида. К нему и подошел Гарри Уилхем:

— Билл, отправь нас на спасательном плотике.

— Пожалуйста, Гарри. Только подожди, может, еще кто подойдет. Плот на двадцать человек.

— Билл, дружище, нам надо бежать от Бешеного Сэма: он придрался к нашему доку, как бы не оставил его на судне.

— С него станет. Давайте побыстрее. Плотов у нас с запасом. Что это он так взъелся на старого негра?

— Билл, долго рассказывать. Вот встретимся в «Золотом льве», тогда я все объясню.

— Ну что ж, подождем до лучших времен, Гарри. Не забывай держаться на зюйд. Туда и ветерок потянул. Хорошее пиво в «Золотом льве»!

— Может, и ты с нами?

— Да нет, я собрался с ребятами вон на том катере…

Когда плот стал отходить, через фальшборт свесился лейтенант Лоджо.

— Том! Почему вы на плоту? — крикнул он. — Мы с Бетти зарезервировали за вами с Джейн место на вельботе! Там едет наша администрация, офицеры!

— Мы не одни, Ник, с друзьями! Прощайте! Привет очаровательной Бетти!

Не у одной Джейн тоскливо сжалось сердце, когда оставленную ими «Глорию» начало заволакивать туманом. Скоро судно совсем скрылось. Но еще долго с него доносились голоса людей, шаги по палубе, удары о железо, плеск. Мистер Гордон узнал голоса обувного короля и его секретаря.

— Фрэнк! Мне совсем не хочется путешествовать в этой маленькой лодчонке, с нее можно свалиться ночью в соленую воду, или она сама перевернется…

— Сидите спокойно, Нобби, а то действительно упадете за борт, и в мировой поэзии появится зияющая брешь…

Гарри Уилхем поставил парус, оранжевая парусина упруго выгнулась.

Потом матрос сел за руль, предупредив шепотом:

— Ни звука. В тумане за десять миль слышно. Вот-вот нас хватятся.

Ветер усилился, плот, слегка прогибаясь, скользил с волны на волну. Джейн лежала у мачты, закутавшись в одеяло, возле нее находился муж. Мистер Гордон с Кингом устроились на корме. Фанни прикорнула у ног своего нового хозяина.

— Кажется, пока не хватились, — шепнул Гарри Уилхем, который сам болезненно переносил молчание. — Думаю, меня с вами, док, станут искать в одном из судовых баров. Сколько добра остается, уму непостижимо! Ну как вам нравится плот?

— По-моему, он неплохо держится на воде.

— Отлично, док. Последняя модель. Он практически непотопляем. Видите, приподняты борта, жесткая рама, ограждение. Прекрасно укреплена мачта. На баке надувной козырек, и под ним каюта на десять человек. Продукты, вода, все между баллонами с воздухом. Здесь, док, есть даже гальюн. Вот поднимается шторка, и уединяйтесь… К этой доске крепится подвесной мотор. Из-за проклятого Бешеного Сэма не успели его поставить. Канистры с горючим вон в тех карманах. Будут нам для балласта. Как вы ни хвалите шлюпки, а наш плот надежнее на пять баллов.

— Я и не защищаю, Гарри, надеюсь на вашу компетентность.

— И правильно делаете. Компас, похоже, барахлит. Смотрите, как стрелка пляшет. Ничего, мы пойдем по солнцу, оно нет-нет да проклевывается в этой желтой мути. — Гарри Уилхем передал румпель профессору. — Держите так, чтобы ветер дул в парус и не полоскал шкаторину. Хотя я буду рядом. Чуть чего — подсоблю. Вот здесь, в этом рундучке, должна находиться радиостанция.

Действительно, сияя, Гарри извлек из недр плота небольшой черный ящичек; едва выдвинул антенну, сразу раздался мужской голос:

— Говорит спасательный бот номер 259 с погибшей «Глории». Мы идем под парусом от Рифа Печали на зюйд к Плоскому острову. С нами еще десять шлюпок. Просим оказать помощь. Перехожу на прием.

Вместо ответа из приемника раздался треск и свист, заглушая неразборчивые голоса.

О своем нахождении в море передал и Гарри Уилхем, и также в ответ услышали треск электрических разрядов.

Выключив станцию, матрос сказал:

— Я узнал голос четвертого помощника — Стивенсона. Хороший мужик. Он у них за флагмана. Где же остальные шлюпки? И мы почему-то одни. Попали, наверное, в какую-то струю течения, тут оно между рифами, должно быть, разветвляется на рукава. — Он усмехнулся: — Кто это придумал — Риф Печали? Очень верно. Запечалишься, когда сядешь, как ваша старушка «Глория».

Джейн попросила:

— Попробуйте, Гарри, еще поймать что-нибудь.

— Не сбить бы волну. Хотя она помечена красной черточкой. — После свиста и треска прорвался джаз.

Джейн замахала руками:

— Не надо, не надо! Найдите музыку поспокойнее, Гарри.

Зазвучал скрипичный квартет.

Джейн улыбнулась:

— Какая прелесть! Кажется, Гайдн. Оставьте это, Гарри.

— Как прикажете, Джейн. По мне лучше что повеселее и погромче. Но и это ничего, приятно. Только тянет за душу…

Ветер разогнал туман. От влажного плота стал подниматься пар.

— Боже! Мы одни! Совсем одни, — оглянувшись вокруг, сказала Джейн.

— Шлюпки где-то поблизости, — попытался успокоить ее муж.

— Ах, Том, мне нравится и это страшное море, и наше одиночество, и печальная музыка.

После завтрака Томас Кейри сказал:

— Стэн, вы не забыли о письме капитана, что передали Джейн?

— Что? Ах да, письмо! Я постоянно думаю о нем в хотел просить вас прочитать его вслух.

— Хорошо. Я готов, только, боюсь, оно взволнует тебя, Джейн.

— После всего что было? Теперь меня уж ничего в жизни не взволнует так, как это ужасное путешествие. Читай, Том!

Томас Кейри стал читать, плохо сдерживая охватившее его вдруг волнение:

— «Стэнли!

Когда вы сказали мне, что человек Минотти, которому поручено потопить судно, скоро будет обнаружен, я едва не рассмеялся вам в лицо. Человеком этим был я! Кто меня мог даже заподозрить? Абсолютно безнадежное дело. И все-таки вы внесли в мою душу сомнение и страх. Потом меня больше не покидало сознание, что вы разгадали меня. Отсюда родилось мое стремление избавиться от вас. Вспомните игру на биллиарде! Какое-то время я даже потворствовал вашим убийцам. Вы должны были это видеть и сделать логический вывод. Чудом вы уцелели, и я теперь искренне рад этому. Занятый только собой, считая себя избранником судьбы, я и не предполагал, что в наше время могут существовать люди, подобные вам, рискующие жизнью ради толпы богатых бездельников, жадных и трусливых, какими являются наши пассажиры. Любой из них бежал бы с судна, как крыса, чующая беду, очутись он на вашем месте. Я не говорю о команде, там я встречал очень симпатичных парней. Я часто спрашивал себя, что вы за люди, какого вероисповедания. Но вы, как мне известно, атеист, и ваш друг Том — также. Вы — закоренелый либерал, если даже не коммунист. И Кейри тоже белая овца в нашем стаде…

Не удивляйтесь, что я пишу сумбурно и никак не могу перейти к главному. Мне хочется, чтобы вы поняли суть моего характера, причины, толкнувшие меня на тягчайшее преступление. Отвечу сразу; ради денег. В нашем обществе деньги — все. Только они, так я считал, возвышают человека, позволяют ему пользоваться всеми благами жизни, быть независимым, свободным в своих действиях, то есть счастливым. Я верил в это. Открою вам еще одно свое честолюбивое стремление: закончив морскую карьеру, я намеревался заняться политикой. А для этого также нужны деньги, и деньги немалые. Плюс широкие связи и знакомство со всеми, кто может оказаться полезным. С вами, например.

Вы, довольно известный ученый, уроженец моего штата, могли сыграть немалую роль в моем избрании на пост губернатора штата, в котором большинство населения — негры. Помните, мы фотографировались с вами на курорте? Так эти фотографии и заметки репортера были помещены в газете нашего города. Я полагал также, что вы будете и дальше занимать заметное место в моей избирательной кампании. Затем, поверьте, Стэнли, я все больше проникался к вам искренней симпатией. Это очень странно для уроженца штата, где белые всегда презирали негров. Став капитаном больших судов, я зарабатывал достаточно, чтобы даже кое-что откладывать на будущее. Но мне этого было мало. Деньги я вкладывал в дело своего шефа Тимоти Чевера и вначале значительно преуспел. Мой капитал достиг солидной суммы. Но крах предприятия Чевера делал нищим и меня. Он прямо оказал мне об этом. Чевер успокаивал меня, давно задумав провернуть дельце со страховкой «Глории». Он занимал деньги у Рафаэля Минотти на ремонт судна, на шумную рекламу, готовя его к последнему рейсу. Исподволь намекал, что этот рейс поможет и мне не только вернуть все вложенное в его дело, но заработать еще двести — триста тысяч.

Поверьте, Стэн, что я ни тогда, ни позже ничего не знал о запланированных убийствах дочери Чевера, ее жениха и вас в том числе — как нежелательного свидетеля и опасного противника.

Когда Чевер мне сказал, что судно застраховано в пятнадцать миллионов, я понял, к чему он клонит. И думаете, я возмутился, с гневом отверг преступное предложение? Нет, Стэн. Я рассуждал так. Судно нерентабельно. Оно делает последний рейс, потом станет на прикол и в лучшем случае будет продано за бесценок. Так не лучше ли от него избавиться? Страховая компания не разорится, а если и потерпит крах, так это ее беда, а не наша. Я не привык, не хотел думать о других. Я ухватился за эту мысль, как за средство снова стать на ноги.

Мало беспокоила меня и этическая сторона дела. Наверное, даже вам знакомы случаи, когда владельцы уничтожали суда ради страховых премий. Я же знаю их предостаточно. В бизнесе идет беспрерывная война, побеждает беспощадный и хитрый. Не тревожила меня и возможная при аварии гибель людей. Вообще цена человека в этом мире невысока. Вспомните Вьетнам, беспрерывные войны на Ближнем Востоке, в Африке. Нет, меня не тревожила участь пассажиров, к тому же должно было сказаться мое морское мастерство: я решил аккуратно посадить судно на рифы и снять людей, ну а если что случится, то жертв будет все же меньше, чем в автомобильных катастрофах на наших дорогах. Я принял предложение Чевера и Минотти погубить судно, и мы клятвенно скрепили нашу договоренность.

Я не учел лишь одного. Отец, убивающий свою дочь ради обогащения, не остановится, чтобы убрать и меня, имея такого компаньона, как Минотти с его организацией убийц. Грош цена любым их клятвам! Помните, я говорил вам о слуге Чене, о его непроницаемом характере и необыкновенной исполнительности? Недавно я его застал у письменного стола, он делал вид, что вытирает пыль, а я уверен — копался в столе, не зная, что эти записки я прячу в книжный шкаф. По всей вероятности, он уберет меня, как только я расправлюсь с судном. И знаете, Стэн, я не боюсь смерти, у меня иногда даже возникает к слуге чувство благодарности: он может избавить меня от страшной тяжести, которая невесть почему навалилась на меня. Я потерял сон, запил, ударился в разврат. Вся моя циничная потребительская философия, логика поступков обернулись жалкими попытками оправдаться перед самим собой. Однако перед собственной совестью трудно оправдаться, Стэн.

Теперь лично для вас, Стэн. Не кляните себя за то, что не действовали более решительно, не остановили меня. Ничто уже не могло помочь «Глории», ее судьба была предрешена, и моя также, я не захотел бы ничего менять. Такой уж сложился, как вы говорите, сюжет нашей драмы. Вы вели себя правильно, Стэн, и помогли мне хоть перед смертью прозреть.

Мне уже не сойти с «Глории». С сердцем все хуже и хуже. Врач предупредил, что малейшее волнение может оказаться причиной рокового исхода. Моим гробом станет моя «Глория». Какое это было изумительное судно, Стэн! Можно восхищаться им как пассажир, как зритель, но все его неоценимые мореходные качества поймет только моряк. Это одно из последних судов такого рода. Как чайными клиперами завершилась эра парусного флота, так с гибелью «Глории» закончится эра морских гигантов. И все-таки я потоплю свою возлюбленную, несравненную «Глорию». Она неизбежно двигается к своей гибели — рифам.

Вы, Стэн, опубликуете и это письмо, и мое официальное признание на бланке «Глории». Чевер с Минотти не получат страховки, и я воздам в полной мере этим клятвопреступникам.

Как я ни мерзок, Стэн, все же мне хочется, чтобы в вашей памяти осталось обо мне и что-то хорошее. Я горько улыбнулся, написав это. Составьте хотя бы обо мне справедливое мнение, как о преступнике, заслуживающем снисхождения. На этом свете мне хочется еще сказать, что не я подсунул роковой пистолет бедняге Томсену. Ведь именно при вас я приказал выбросить пистолет. Но Томсен его оставил, так как знал точно, что пистолет мой, и, видимо, собирался вернуть его мне, когда я протрезвею. Теперь-то я знаю, что пистолет положил в стол штурманской рубки мой слуга Чен, вернее — подручный Минотти — Чевера.

Китаец следил за каждым моим шагом. Ждал. Наблюдал. Это тонкий психолог. Он изучил и характер неуравновешенного, слабовольного Томсена, предугадал его реакцию и подсунул ему мой заряженный пистолет. И наверное, прочитал даже мои мысли в день катастрофы. Не иначе! Чен заходил в ходовую рубку чуть раньше вас. Опасайтесь его. Не садитесь вместе с ним в спасательную шлюпку. Остерегайтесь также Гольдмана. Мои письма лучше всего пусть сбережет Джейн. Себе оставьте только пустой конверт и мою записку, приложенную к деньгам.

Занавес опускается, Стэн. Финита ля комедия! Прощайте…

Капитан лайнера «Глория» Дэвид Смит».

Томас Кейри спрятал письмо в карман, поправил одеяло на плечах жены, спросил:

— Тебе не холодно, Джейн?

— Мне страшно, Том! Боже, какое чудовище мой отец! Все-таки я все еще считала его отцом. Цеплялась за мысль, что произошла какая-то нелепая ошибка, что он-то ни при чем, что все это — дело рук подлого Минотти. Мне не хочется жить, Том! Почему меся не убил тот гангстер в Гонолулу? — Она зарыдала и долго не могла успокоиться. Наконец» уснула, положив голову на колени мужа.

Гарри Уилхем невозмутимо изрек:

— С таким папашей расстроишься. Хорош и наш капитан. Скажите, док, вы действительно догадывались, как он пишет, о его намерениях?

— Не совсем так, Гарри. Смиту просто казалось, что его планы раскрыты. Так всегда бывает, когда совесть нечиста. Действительно, у меня иногда мелькала такая мысль. Хотя я размышлял и о пожаре, и о взрыве, но почему-то все время возвращался к тем, кто управляет судном. Я пытался разгадать капитана и в то же время думал, что на мостике находились и другие. Я подозревал Гольдмана и особенно второго помещика Томсена, пытаясь понять, ради какой выгоды для себя каждый из них мог бы это сделать. По выходе из Иокогамы я застал капитана за чтением лоции Кораллового моря. Он тогда же сказал: «Какой опасный район!» — и захлопнул книгу. Руки его при этом дрожали, а лицо посерело. Тут же он принял нитроглицерин. И потом сказал, как бы оправдываясь: «Люблю читать лоции, набираться ума-разума». Этот факт вам, пожалуй, ничего не скажет, но у меня их накопилось множество, и все они склоняли меня к тому, что и капитан Смит способен пойти на преступление. Одного я не мог понять — ради чего? Он долго плавал и очень много зарабатывал. Здесь же он рисковал большим, чем жизнь, — честью. Он понял, что я о чем-то догадываюсь, и старался разуверить меня. И на какое-то время это ему удавалось. Вы знаете, каким он мог быть обаятельным человеком. Я теперь уверен, что в первоначальный его план не входил Риф Печали, он хотел потопить судно дальше — в Коралловом море. Но его слишком тяготило ожидание, затем обострившаяся болезнь сердца толкнула на ближний риф. Он не в силах был больше ждать, у него не оставалось времени. Меня удивляет, как он мог написать такое письмо, зная о ежеминутно грозящей смерти? И все же он это сделал. Что это — неуемная жажда мести? Поистине это трагический шекспировский персонаж!

Ветер сорвал с гребня волны брызги и обдал ими сидящих на плоту.

— Ветерок свежеет, но до шторма далеко. К ночи стихнет, — сказал Гарри Уилхем, протягивая Томасу целлофановый пакетик. — Спрячьте письма капитана, а не то чернила расплывутся. У вас там должно быть еще и другое письмо?

— Да, Гарри. Оно запечатано и адресовано в Верховный суд Соединенных Штатов.

— Но он же распорядился оба письма напечатать в газетах.

— Так мы и сделаем, Гарри. Размножим у нотариуса, заверим копии и разошлем во все большие газеты.

— Дело говорите, Том. Тогда и второе в мешок, и не носите и то и другое вместе. Передайте одно доку. Скажу я вам, что никогда не приходилось мне слушать подобное. Я два раза чуть румпель из рук не выпустил. Удружил нам капитан, нечего сказать! А ведь был для нас, матросов, выше президента! Должен я еще вам всем сказать, что вели вы себя неправильно. Дело-то касалось не вас одних, а всего судна, так надо было поднимать людей. Не всем можно было довериться — хотя бы мне, а я уже поднял бы ребят: и рулевых, и духов, и трюмных. Может быть… Хотя дело это запутанное, как линь у плохого боцмана. — Он погладил Фанни. Прищурясь, посмотрел вдаль: — Не пойму — то ли птица, то ли парус. Нет, птица, и не одна, а целая стая. Берег близко. Том! Включите приемник на красной черточке. Как там наша флотилия, может, их уже всех подобрали, остались только мы одни?

Множество голосов перекликалось в эфире.

— Базар устроили, — сказал Гарри Уилхем.

Властный голос пресек сумятицу:

— Прекратить гам! Мне нужен плот девяносто шесть, на котором находится матрос Гарри Уилхем.

— Кому это так загорелось со мной поболтать? Подержите, док, румпель… Гарри Уилхем слушает, сэр!

— У вас находится негр Стэнли Гордон?

— Где же еще ему быть! Профессор здесь. Несет рулевую вахту.

— Как вы смели ослушаться меня, Гарри? Человек, с которым вы бежали, преступник, он похитил ценные документы о гибели судна. Каким курсом вы идете?

— Как было приказано, сэр.

— Не смейте отклоняться! Измените курс на четыре градуса к востоку, вас относит течением к западу.

— Есть, сэр, взять восточное.

— Поддерживайте со мной связь каждые четверть часа.

— Понял, сэр.

— Пока все, Гарри. За невыполнение моего приказа вы понесете уголовную ответственность. Ясно?

— Как не понять, сэр. — Он выключил станцию. — Вот какая штука, друзья. Выходит, нам и носа нельзя показывать Бешеному Сэму. Ишь ты, хочет, чтобы мы сами приплыли к нему в лапы. Не дождется, мы лучше поищем другой компании…