24 января 1913 г.
Действие в театре катилось к финалу, о чём вскоре и объявил председательствующий. Мартинисты начали расходиться.
– Ну-с, подождём с полчасика? и тоже отправимся восвояси, – сказала Вера Ивановна.
– Скорее бы! – нетерпеливо бросила Ольга. – Надоело пуще керосину!
– Молчи уж, егоза, сама ведь напросилась, – усмехнулась Мария Ипполитовна, которая заметно повеселела в предвкушении счастливого окончания ночного приключения.
Дамы честно высидели отмерtнное время, и уже собирались уходить, когда услышали знакомые голоса. Говорили прямо под ними, на сцене театра.
– Прикажите Стражам убедиться, что никого не осталось, – это сказал картавый француз.
– Да, достопочтенный Рыцарь, – ответил председатель собрания. – Я отдал соответствующие распоряжения, но…
– Что-то ещё? – удивлённо спросил Рыцарь.
– Та жертва, которую принесла наша ложа… Cкажите же, что это не напрасно!
– Ах, вы нуждаетесь в утешениях, словно барышня? – удивился француз. – Извольте, жертва не напрасна!
– Неужели я заслужил лишь насмешку?
– Насмешку? О нет, Тайный Покровитель, вы заслужили куда большее. Посмотрите, все успехи, достигнутые ранее Орденом, сведены на «нет»!
– В последнее время нас преследуют одни неудачи, но мы всё исправим, –поспешил заверить Покровитель, однако его пренебрежительно прервали:
– Вот именно – неудачи! Нет никакой гарантии, что теперь они окончились и дальше последует успех. К тому же? вы знаете принцип: все покушения – удел одиночек, Орден к таким вещам непричастен.
– Да-да, знаю, но мы полностью уверены в желанном исходе…
– Зато Великий Мастер не уверен! Докажите обратное, и со временем он вернёт вам своё благоволение.
– Умоляю, по возвращении замолвите слово! – попросил Тайный Покровитель. – План разработан настолько тщательно…
– Слово «план» всегда вызывает у меня улыбку, – в очередной раз перебил Рыцарь Востока. – А фраза «тщательно разработанный план» должна бы вызвать приступ смеха, но мне отчего-то не смешно…
– Позвольте изложить...
– Пожалуй, – милостиво разрешил Рыцарь. – Ибо Экселенц может поинтересоваться этим вопросом.
– Конечно, может! – воодушевился Покровитель. – Он обязательно поинтересуется… Вот послушайте, наша главная неудача – потеря влияния на семью Императора и последующее бегство Распутина – в какой-то мере оказалась на руку… Нет-нет, пожалуйста, дослушайте до конца! Бэби начал капризничать и потребовал вернуть любимого старца Григория. А поскольку тот как в воду канул, отец решил иным способом задобрить мальчика, и пообещал ему поездку в Симферополь, где на днях состоятся автомобильные гонки. Бэби очень хочет посмотреть на сумасшедшего авантюриста Уточкина, который будет принимать там участие и потому смирился с отсутствием Распутина. Ну, так вот, царский поезд в Симферополь отправляется завтра в шесть утра… Простите, уже сегодня!
– Так-так, шанс хороший, – заинтересованно сказал Рыцарь. – И как же вы собираетесь им воспользоваться?
Покровителя проявленный интерес явно подкрепил, и он продолжил:
– Четверть века назад поезд Александра III, отца нынешнего Императора, уже терпел крушение. Среди придворных случилось много жертв, но из членов царской семьи никто не пострадал. Это посчитали чудесным спасением, в честь чего на месте крушения, в селении Борки, воздвигли храм. А причиной случившегося назвали слишком большую скорость поезда: мол, рельсы не выдержали… Наш Николай, тогда ещё цесаревич, тоже находился в том поезде, но за давностью лет, видимо, подзабыл урок, и нынче гоняет свой состав ещё быстрее, чем его отец. Путь в Симферополь пролегает как раз через станцию Борки... Только представьте, что напишут вскоре газеты: царская семья погибает в результате крушения поезда и, не где-нибудь, а в том самом месте, и не когда-нибудь, а накануне трёхсотлетнего юбилея дома Романовых! Думаю, общество достаточно пронизано мистическим духом, чтобы связать воедино все факты и увидеть в произошедшем событии сакральный смысл: судьба Российской монархии предрешена свыше! А дальше останется лишь созвать Учредительное собрание…
– Да, место и время выбраны хорошо, – задумчиво сказал Рыцарь Востока. – Но сама реализация… Вы уверенно заявляете, что убьёте Императора, и представляете всё так, будто это – уже дело решённое. А сами, между тем, не сумели устранить простого чиновника, как там его…, а ещё этого предателя-инженера. Знаете, не удивлюсь, если царскую семью снова спасёт чудо...
– Простите великодушно, достопочтенный Рыцарь Востока, – возразил Тайный Покровитель. – Насчёт того чиновника, Крыжановского, тут исполнитель подкачал – никчемный попался. Но мы уже исправили оплошность: со дня на день в интересующий нас дом должны взять новую горничную. Она – преданный человек и, смею заметить, из лучших. Кстати, у Крыжановского скрывается и виновник всех бед – инженер Циммер. Так что одним выстрелом двух зайцев возьмём. Кроме того, на случай неудачи горничной, у нас предусмотрен запасной Modus operandi. Что касается остального, то здесь вообще не о чём беспокоиться – ваш покорный слуга добился, чтобы охрану царской семьи во время поездки в Крым возложили ни на кого иного, как на него лично. Со мной поедут ещё трое, все очень расторопные. Так что – чуда не будет!
– Да, чуда не будет! – ещё раз с очевидным удовольствием повторил Тайный Покровитель.
– Не знаю-не знаю, – с сомнением произнёс Рыцарь. – Хочется верить… На прошлой неделе громкое убийство Назим-паши и государственный переворот в Турции, если за тем последует русский Император, выйдет вполне элегантно! Но, не будем загадывать, а просто посмотрим… Докажите свою способность творить Историю, и тогда смело можете претендовать на место во Внутреннем круге…
Голоса отдалились. Женщины сидели – ни живы, ни мертвы, боясь пошевелиться. Какое там подземелье с кладбищем?! Вот он, настоящий ужас!
Первой опомнилась Оленька, произошло это не ранее, чем через десять минут после ухода двух ужасных собеседников.
– Вот так невинный спектакль! – хныкнула девушка. – Что же теперь будет?
– А вот что: сообщим всё Серёженьке, пускай поднимает на ноги полицию! – зло сказала Вера Ивановна. – Всё в точности, как мне было явлено… Эх, знать бы, кто такой на самом деле этот Тайный Покровитель, его ведь непременно нужно схватить до отправления поезда… Хотя сие ведь просто выяснить – кто главный охранник, тот и нужен… А теперь пошли, хватит рассиживаться.
Они осторожно покинули своё убежище и вернулись на верхний этаж театра. Оленька зажгла фонарик – луч света заметался по стенам. Вдруг девушка жалобно пискнула и, выключив свет, вскричала:
– Обезьяна! Обезьяна! Я видела! О, какие ужасные глаза! Она там, на лестнице, туда нельзя идти, скорее назад!
Вера Ивановна выхватила свой крошечный пистолетик и взвела курок.
– Вот уж поистине: у страха глаза велики! Вперёд, только вперёд! А страх оставим в удел врагам!
– Опомнись, Верочка! – одёрнула писательницу Мари. – Мы единственные, кому известно о готовящемся злодеянии. Кто о нём сообщит, если с нами что-то случится?
– Пожалуй, ты права, – согласилась прорицательница. – Обезьяна, как ранее уже было замечено, не сторожевая собака, следовательно, хозяина лаем звать не станет. Да, так и есть, всё тихо… Хорошо, давайте выберем другой путь – вернёмся назад и по мосткам переберёмся на другую сторону сцены, а дальше останется выйти через фойе. Надеюсь, проклятых Мартинистов там уже нет…
– А вдруг всё-таки кто-то остался? – засомневалась Мари.
– Путей всего два, – твёрдо ответила Вера Ивановна. – Выбор за вами, мои дорогие.
– Ой, только не лестница, – попросила Оленька. – У этого злобного животного, кроме глаз, по-моему, ещё борода имеется.
– Тогда мостки, – вздохнула Мария Ипполитовна.
Вопреки ожиданиям, путь над сценой не принёс осложнений – темнота, в которую по окончании собрания погрузился зрительный зал, скрадывала высоту и последняя не вызывала боязни. Дамы благополучно очутились на другой стороне и спустились в фойе. Увы, там и закончилось то везение, которое до сих пор сопутствовало их предприятию.
Откуда ни возьмись, на Оленьку бросилась огромная рыжая обезьяна. Девушка вскрикнула и лишилась чувств. Вера Ивановна выстрелила, но пуля её пистолетика оказалась слишком слаба, чтобы остановить разъярённое животное. Мари тоже стреляла. К несчастью, она так и не научилась при этом держать глаза открытыми, и вскоре чьи-то сильные руки отняли оружие. Последними чувствами госпожи советницы стали радость и сожаление. Радость оттого, что всё-таки не взяла в дом вторую горничную, а сожаление оттого, что так и не спросила мужа, что означают слова Modus operandi, хотя слышала их от него весьма часто…
***
Софрон гнал лошадей напропалую, но, как он ни спешил, конные жандармы всё равно вырвались далеко вперёд.
– Эй, штабс-капитан, – крикнул, высунувшись из экипажа, Щербатский, – дорога каждая минута, а потому нас не жди, а давай-ка к театру. Мы уж следом!
Цыганов без слов кивнул, и вскоре три конных силуэта растворились в ночи.
Крыжановский сидел, нахохлившись, и молчал, лишь раз в раздражении отчитал инженера:
– Перестаньте щёлкать курком, на нервы действует!
– Я тоже на взводе, а руки занять нечем, – огрызнулся Павел, однако занятие своё всё-таки прекратил.
– Этот Орден Мартинистов представляется мне сборищем умалишённых, – чуть погодя, сказал Фёдор Ипполитович. – Если я правильно понял Семёна, вся затея с канализацией потребовалась просто в целях конспирации, для обеспечения, так сказать, тайного перемещения группы людей. Но это же сущая дикость, как если бы взрослый степенный человек принялся вдруг скакать на деревянной лошадке!
– Не забывай, с этими умалишёнными, по-видимому, спознались дорогие нам люди, – процедил Крыжановский. – И мне нынче стоит неимоверных усилий гнать от себя всяческие предположения, чем это для них могло обернуться...
– Я не о том, – возразил Щербатский. – Идиоты они какие-то, эти твои «ахейцы». То без штанов в дом явятся, то в заячьей маске, а то и по канализации прогулку устроят. В иной ситуации я бы хохотал до упаду, право слово!
– Знаешь, Фёдор, мне всё представляется куда позаковыристей, – тяжело сказал Сергей Ефимович. – Идиоты, говоришь? О нет, скорее хитрецы, каких свет не видывал! Посмотри, комбинация с Распутиным отдаёт поистине дьявольским коварством. Дремучий мужик-лапотник, юродивый, от сохи отнятый, соль земли русской, и вдруг – агент антироссийских и весьма просвещённых сил! Кому скажи – ведь не поверят! А станешь настаивать – тебя самого, грешным делом, в идиоты запишут... Что касается баловства с канализацией, тайных ритуалов и прочей театральщины, так это вроде паутины, которую Орден выставляет для ловли идеалистов типа голоштанного Искры или ребячливого старца Семёна. Подобным типусам игрища нравится… Начитаются скверных книжек, и давай себя мнить карбонариями – эшафот им подавай, да непременно с последним обличающим словом, обращённым к неправедным судьям и будущим поколениям. Орден же такими мучениками питается, словно паук мошками, попавшими в сети ловчие… И разбухает, гад, безмерно! Ничего, нынче приду и проткну жирное паучье брюхо, а если Бог даст, то и бабочек невинных спасу…
– Спасём, Сергей Ефимович, – с обидой поправил Павел. – Здесь, прошу прощения, имеет место множественное число.
В ответ Крыжановский молча похлопал молодого человека по плечу, а Фёдор Ипполитович со смешком добавил:
– Красивые слова и жесты… Господа, похоже, вам обоим тоже не чуждо скверное чтиво…
– Хозяин, вон уже Смоленское кладбище! – вскричал с облучка Софрон. – Трамвайное депо минем, и сразу пойдуть могилки. Куды дальше-то – на православное, али на лютеранское?
– Налево давай, там этот проклятый театр! – процедил Сергей Ефимович.
Вскоре экипаж остановился: дальше дороги не существовало – сплошные рытвины и буераки. Одинокое здание театра, впрочем, виднелось совсем недалеко. Сергей Ефимович первым сошёл в снег, и чуть ли не бегом направился к театру. Шурин догнал его и остудил порыв:
– Погоди-ка, горячая голова. Эдак ты сам рискуешь из разящего меча правосудия превратиться в мошку, о которой говорил. Нечего лезть на рожон, тихо надо и незаметно…
– Ни к чему нам незаметность – внутри уже хозяйничают жандармы, – огрызнулся Сергей Ефимович.
– Из каких же соображений сие следует? – насмешливо осведомился Фёдор Ипполитович.
Крыжановский остановился – окна ширяевского театра были темны.
– Может, штабс-капитан и его люди находятся с другой стороны, или ещё… не успели доехать? – неуверенно предположил Павел. – А что, решили срезать расстояние, поехали через реку, там полынья, вот кто-то из троих и провалился…
– Постреляли уже наших молодцов, так вернее полагать, – ужасным шёпотом провозгласил неуёмный профессор. – В мыслях я даже вижу, как штабс-капитан кидается с шашкой на врага, да и оказывается в паутине…
– Типун тебе на язык, Фёдор! – разозлился Сергей Ефимович.
– Лишь бы не пулю в сердце! – безмятежно отмахнулся Щербатский. – Эх, тех, кто в доме, не худо бы заставить как-то себя проявить…
– Так это мы враз! – заявил подошедший Софрон. – Дичь-то подымать мы с детства обучены!
– Никак пищик? – вспомнил Фёдор Ипполитович.
– Точно, он самый и есть! – широко улыбнулся кучер. – А обрез я под шубейкой схороню – ежели вражина какой насядет, враз его угомоню.
– Что это ты задумал, малый? – нахмурился Крыжановский.
– Не извольте беспокоиться, хозяин, – широко улыбнулся Софрон. – Охота, чай, дело для нас привычное. Вы, главное, не теряйтесь – как свистну, так входите без страху. А коль не свистну, а стрельну, тогда уж ломитесь в дверь, не мешкая…
Задумка кучера больших изысков не содержала – вскоре добрейший малый, открыто поднявшись по ступенькам, уже орал под дверью театра, поигрывая кнутом:
– Эй, господа хорошие! Которые тут экипаж заказывали? Всё честь по чести, прибыл, как договаривались! Да есть ли кто здеся, а то боязно в такую-то темень шататься?
Поскольку ответа не последовало, Софрон, отворил дверь и, запалив спичку, вошёл внутрь.
Остальные оставались снаружи, укрывшись в какой-то неглубокой канаве.
– Как думаете, нас не приметили? – тихо спросил Циммер.
– Отнюдь. Если кто и смотрел в окно, так всё внимание нацелил на кучера, – уверил Щербатский.
Софрон, тем временем, продолжал шуметь внутри:
– Зачем же вызывать экипаж, коль нету никого? Или это такая шутка – честного труженика гнать в ночь на другой конец города? Что за наказание!
Вдруг Павел подхватился и горячо зашептал:
– Вон, в окне… Луч фонарика, что я Ольге подарил…
– Стой! – рявкнул Щербатский. – Это, верно, Софрон спички жжёт…
– Не-а, – радостно вскричал Циммер. – Свой подарок я ни с чем не спутаю. Пойдёмте скорее! Это Оля… Оленька!
Увы, возражение последовало немедленно, и весьма веское: внутри здания грянул выстрел, за ним ещё один.
– Полетели, рябчики! – крикнул Крыжановский, устремляясь к дверям. Внутрь его превосходительство вошёл тем способом, каким закадычный дружок – пристав Нефедов во дни оно, хаживал в бандитские малины: нырнул рыбкой, кувыркнулся через голову и сразу прянул к стене. Вышло как нельзя лучше – пули свистнули над головой, зато вспышки выстрелов весьма точно показали позиции стрелков. Их оказалось двое.
«Есть ещё порох в пороховницах», – удовлетворённо думает Сергей Ефимович, открывая ответный огонь. Опорожнив барабан, он делает ещё один кувырок и достаёт второй револьвер. Выстрелы неприятеля вновь пропадают даром.
Откуда-то справа доносятся грохот и ругательства.
«Это Фёдор воспользовался сумятицей и выбил окно. Вовремя! Отчего же не прикрыть дорогого родственничка?» – думает Сергей Ефимович и снова стреляет. На этот раз пули находят цель – из темноты доносится всхлип и тяжёлое падение.
– Эй, Серж, это ты или тебя? – обеспокоено кричит Фёдор Ипполитович.
– Я! – отвечает Сергей Ефимович весьма опрометчиво, ибо оставшийся противник стреляет на голос. К счастью, смерть снова проходит мимо, хоть и совсем близко – щека в полной мере ощущает её горячее жадное дыхание.
Тут уж вступает в дело Фёдор Ипполитович – со своим македонским захватом он строчит, как из пулемёта. Но точку на жизненном пути вражеского стрелка ставит не профессор, а инженер. Подкравшись без лишнего шума, Павел делает лишь один выстрел – смертельный. Наступает тишина – совершенно причудливая после грохота стрельбы.
– Ну, всё, хватит сидеть впотьмах! – немного погодя крикнул Щербатский. – у нас с собой вроде лампа была, не сочтите за труд зажечь её, а то меня снедает непреодолимое желание осмотреть поле боя… Да не раздумывайте, никто больше стрелять не станет – вокруг ни звука. Так тихо вести себя могут только мёртвые.
– Простите, лампа на дворе осталась, но я сейчас же сбегаю, – удручённо прошептал Павел и затопал к выходу.
Крыжановский уверенности шурина не разделял, а потому воспользовался наступившей паузой для перезарядки револьверных барабанов.
Конечно же, вернувшийся Павел первым делом осветил дело рук своих – убитого врага. Выглядел тот, честно говоря, неважно: тяжёлая 4,2-линейная пуля «Смита-Вессона» разворотила череп – в красно-серой каше белели осколки зубов. Инженер попятился, с лампы упал и разбился стеклянный колпак.
– Наверное, в первый раз довелось прикончить человека, – вздохнул Щербатский. – Позвольте дать вам совет, молодой человек, поскорее выкиньте покойника из головы, а то, не ровен час, по ночам являться станет.
– Да-да, понимаю… Проклятая слабость, сейчас… Ну, вот, прошу простить! – Павел вытянул вперёд руку – она почти не дрожала.
Дальнейший осмотр показал, что «Лист клевера» Сергея Ефимовича проделал более аккуратную работу, нежели револьвер инженера: второй убитый имел лишь небольшую дырку слева на груди.
– Кто-нибудь знал его? – внимательно осмотрев труп, осведомился Щербатский. – Нет? Мне он тоже незнаком. Спрашивается, какого лешего этому господину вздумалось палить в людей, которые ничего дурного ему не сделали? Ответ один: перед нашим приходом здесь побывали бравые жандармы и крепко насолили местным жителям… Прежде чем пасть на поле брани…
– Будет тебе, – одёрнул балагура Крыжановский. – Лично я предпочитаю надеяться на лучшее.
Тщетность этой надежды обнаружилась весьма скоро: у подножья лестницы, ведущей на верхние этажи, лицом вверх лежал мёртвый Софрон. Его убийца пребывал рядом – заряд дроби разворотил ему живот.
– Ничего не понимаю, это же жандарм Сенько! – оторопело воскликнул Сергей Ефимович. – Но зачем он убил несчастного Софрона?!
– Может, в темноте попутал, – предположил Фёдор Ипполитович.
– Похоже на то, – почесав макушку, согласился Крыжановский. – Что за нелепица…
Наклонившись над жандармом, он внезапно отшатнулся, ибо Сенько открыл глаза. Взгляд, вначале бессмысленный, остановившись на лице Сергея Ефимовича, обрёл остроту, и в нём явственно проскользнула ненависть. Губы умирающего с усилием вытолкнули сгусток крови, а затем донеслось совершенно змеиное шипение:
– Из искры возгорится пламя!
– Этого не может быть! – вскричал Крыжановский. – Сенько – враг?! Выходит, он нарочно застрелил тогда Искру, чтобы заткнуть ему рот! А что же остальные жандармы? Неужели… и они?!
– Поздравляю, Серж, похоже, мы угодили в паутину! – констатировал профессор Щербатский. – Посуди сам, логово паука, и вдруг – без паутины. Не-ет, так не бывает!
Несколько следующих мгновений Крыжановский как безумный водил по сторонам стволами револьверов – везде ему чудился враг, но вскоре разум взял верх над смятением, и в мысли вернулась ясность:
«Стоп, какого рода сама ловушка? Наша троица в жандармерии объявилась совершенно неожиданно, Семён ни о чём сообщить не мог, так как лишён телефонной связи. Следовательно, у Ордена не было времени сплести сеть как следует, не было! Но какие-то планы всё же появились – не зря же они поджидали нас в тёмном фойе… Похоже, палить по нам стали от безысходности – прежние планы спутал своим появлением несчастный Софрон – видимо, он как-то понял, что жандармы заодно с убийцами. Допустим, вышло так: Сенько открыто появился и заговорил с кучером, дескать, тут всё обстоит благополучно, а Софрон возьми да приметь прячущихся стрелков… Дальше ясно, двоих мы застрелили, но сколько ещё осталось? Иуда-Цыганов и его подручный Муходёр – уж точно! Эх, знать бы их первоначальный план… То, что он включал наше убийство – сомнений нет. Стоп, это же Орден, а у их убийств всегда один и тот же Modus operandi – «концы в воду». Следовательно, нас не просто собирались убить, а обставить всё так, дабы исключить саму возможность расследовать это убийство. Как интересно, ведь это не шутка – истребить всю семью видного государственного сановника?! Ну, трупы понятное дело – в Неву, но где взять уверенность, что никому более не известно о нашем намерении отправиться в жандармский дивизион, а затем сюда, в театр? А может, уже полгорода о том имеет сведения? Выходит одно: они собирались прежде устроить допрос, а там уж решить нашу судьбу. Но надо же ещё как-то нас захватить и разоружить… Ага, проще всего этого добиться, угрожая убить женщин, если те, конечно, находятся в руках Ордена. А они точно находятся! Значит, женщин пока не убивали...»
Вся длинная вереница мыслей пронеслась в голове Сергея Ефимовича неистовым вихрем и заняла считанные мгновения. Со стороны это выглядело несколько странно: изначально безумный взгляд государственного мужа внезапно провалился куда-то вглубь души, затем вернулся, обретя совершенную чёткость, после чего губы тронула улыбка.
– Господа! – позвал он шёпотом. – Настоятельно прошу выслушать, не перебивая, ибо времени нет – с минуты на минуту объявится враг. Объявится и, под угрозой убить наших дам, потребует сложить оружие. Мы с Фёдором выполним это требование, а вы, Павел, нет. Вместо того подойдёте к убитому вами человеку, основательно вымажете себе лицо его мозгами и ляжете на пол. Важно, чтобы террористы сочли вас убитым и оставили в покое, дальше же действуйте по обстановке. Не мешкайте, теперь вы – наш козырь. Вот, возьмите мой револьвер, у него весьма точный бой. И учтите, они обязательно придут удостовериться в вашей кончине.
Даже в неверном свете керосинки стало заметно, как побледнел молодой человек. Однако ослушаться не посмел, и весьма сноровисто выполнил поручение, о чём засвидетельствовало донёсшееся из темноты отвратительное чавканье.
– Если ты прав, и сейчас нас действительно начнут шантажировать, то на мальчишку невелика надежда, – шёпотом сказал Щербатский.
– Знаю, – твёрдо ответил Сергей Ефимович. – Наверное, у тебя изобразить труп вышло бы лучше, но кто, скажи на милость, за язык дёргал орать на всю Ивановскую после окончания пальбы? Цыганов, не будь дураком, голос твой ещё раньше запомнил и, конечно же, не поверит, скажи я ему, что тебя убило.
– Однако наши недруги отчего-то молчат – вот будет номер, если ты ошибаешься, – ехидно хихикнул профессор. – Получится, парень зря себе всю физию трупятиной вымазал.
– Я не ошибаюсь, – уверенно сказал Сергей Ефимович. – Просто господа-«ахейцы» осторожничать изволят – им ведь совершенно неизвестен исход перестрелки.
Он действительно не ошибался – через минуту со стороны зрительного зала послышался голос штабс-капитана Цыганова:
– Эй, там, ваше превосходительство, господин действительный статский советник! Вы же так торопились отыскать супругу с племянницей, отчего же теперь остановились? Интересующие вас особы здесь, со мною-с! Неужели смелости не достаёт сделать последний шаг?
– Мы идём! – крикнул Крыжановский. – И не стоит темнить, Цыганов, ваша гнусная сущность теперь уж не представляет тайны.
– Вот и хорошо-с, рад, что избавлен от неприятных объяснений, – с подчёркнутым сарказмом ответил штабс-капитан. – Осмелюсь также попросить избавить меня и от прочих глупостей, а именно от пальбы-с.
Когда двое мужчин вошли в зрительный зал, перед ними, в свете нескольких настенных канделябров, предстала следующая картина: вблизи сцены расположилась небольшая группа людей. У Крыжановского сразу отлегло от сердца – все три дамы были живы, хоть и находились под прицелом у мерзавца Муходёра. Цыганов стоял рядом, скрестив на груди руки. Но, кроме того, здесь присутствовала весьма необычная парочка – мускулистый детина с совершенно тупым лицом и большая человекообразная обезьяна.
Детина подскочил к вошедшим и, ловко обыскав обоих, отнял оружие.
– А куда подевался господин-инженер? – поинтересовался Цыганов.
– Убит, – ровным голосом ответил Щербатский. – Застрелен в фойе вашими людьми.
При этих словах Оленька жалобно вскрикнула. Никто на неё даже не взглянул.
– Полагаю, моих людей теперь тоже нет в живых? – вкрадчиво спросил Цыганов.
В ответ Щербатский картинно развёл руками.
Этот жест привёл штабс-капитана в бешенство. Заскрежетав зубами, он выхватил из рук подошедшего детины один из револьверов и выстрелил Фёдору Ипполитовичу в сердце.