Крючок и червячок

12 апреля 1939 года.

Москва.

На побелевшего Германа внимательно смотрели две пары глаз: одна - весьма доброжелательно, вторая - с легким недоверием. В свою очередь, профессор не отрывал взгляда от лица товарища Берия.

«Совершенно не похож на фото, что появлялось в газетах. Наверно, из-за сильной ретуши. Но почему же он замолчал? Неужели ждет, когда я не выдержу напряжения момента и начну истерично каяться в несуществующих преступлениях? Не дождется! Одно дело - согласиться с надуманными обвинениями под давлением, совсем другое - оболгать себя по собственной воле». С нарастающим раздражением, Герман почувствовал как у него начинает дрожать правое колено.

- Герман Иванович, у вас весьма растерянный вид! - ухмыльнулся Лаврентий Берия. - Но не стану больше напускать туману. Как вы, наверное, догадались, это - никакой не арест, хотя мы постарались обставить дело так, чтобы все выглядело как арест. Поверьте, причины на то имелись весьма серьезные.

Нарком сделал небольшую паузу, но ее с лихвой хватило, чтобы в сердце Крыжановского, подобно фениксу из пепла, начала возрождаться надежда. Однако он совершенно не разумел сути происходящего. Но, видимо, Берия действительно не намеревался дальше изводить профессора неизвестностью, потому что пустился в объяснения:

- Как вы справедливо заметили, времена меняются. И сейчас действительно настало новое время: Коммунистическая партия, ведомая великим Сталиным, решительно осудила «перегибы» и незаконные методы, практикуемые бывшим руководством НКВД. Повинных в этих преступлениях ждет суровая кара. Надеюсь, вы узнали человека в коридоре? Мы специально организовали эту встречу, чтобы у вас, Герман Иванович, не осталось сомнений относительно нашей решимости восстановить справедливость и призвать к ответу тех, кто попирает социалистическую законность, какие бы высокие посты они прежде не занимали. Что же касается вашего дяди - выдающегося советского ученого Александра Васильевича Харченко… Да-да, я не оговорился - выдающегося советского ученого, то его светлое имя в скором времени будет реабилитировано, равно как имена тысяч безвинно пострадавших…

- Зачем вы мне все это говорите? - вырвалось у Германа.

- …Новые времена, профессор, - будто не замечая реплики, продолжал нарком, - затронули не только внутреннюю жизнь советского общества, но и нашу внешнюю политику. В первую очередь, это касается отношений с гитлеровской Германией. Выступая с отчетным докладом на восемнадцатом съезде партии, товарищ Сталин полностью развенчал коварные замыслы англо-французских и североамериканских недоброжелателей, намеревающихся стравить нас с Гитлером и заставить советских и немецких рабочих воевать друг против друга. Более того, товарищ Сталин поставил вопрос о построении добрососедских отношений со всеми странами, в том числе и с Германией…

- …И в руководстве Германии нашлись здравомыслящие люди, которые прислушались к словам товарища Сталина, - с гортанным смешком ввернул словечко Кобулов.

- Совершенно верно, прислушались, - в свою очередь усмехнулся Берия, - и вышло с инициативой о налаживании делового, культурного, научного и прочего обмена между нашими странами. В рамках последовавших за тем договоренностей, вчера из Берлина в Москву вышел «Поезд дружбы», в котором находятся деятели культуры, видные ученые, молодежь и другие представители немецкого народа. В свою очередь, аналогичный поезд, но уже с нашими гражданами, завтра отправляется из Москвы в Берлин. Утром эта новость будет в газетах. В состав советской делегации входите и вы, дорогой профессор.

- Что?! - глупо спросил Герман.

Кавказцы энергично закивали головами:

- Придется поехать в Германию, товарищ Крыжановский, - ободряюще улыбнулся Берия. - На вашей кандидатуре настояла немецкая сторона.

- Но зачем я им понадобился?

- Да вы что - радио не слушаете? - умилился Берия. - Шестнадцатого апреля в Берлине начинается Международный научный симпозиум, посвященный проблемам возникновения человечества.

Неподражаемым жестом Лаврентий Павлович поднял вверх указательный палец и закончил:

- Даже я знаю!

- Но ведь там, как я понимаю, нужно будет выступать с докладом…, а я совершенно не готов…, - проблеял Герман, за владение душой которого в этот момент боролись между собой смятение и обескураженность.

Лаврентий Павлович недовольно зацокал языком, как это прежде делал Кобулов, и сказал:

- Профессор, чтобы подготовиться, у вас будет целых два дня в поезде, а тему выступления мы перед выездом обозначим.

- Но документы на выезд? - Герман явно не собирался прекращать являть глубины «профессорской мудрости».

- Документы должны быть уже готовы. По крайней мере, товарищи из НКИДа обещали все сделать в срок, - засуетился Кобулов. - Товарищ Берия, разрешите, я схожу, позвоню.

- Успеется! - отрезал нарком.

Пока длился этот короткий диалог, Крыжановский сделал глубокий вдох и такой же выдох. Оказалось, что до сей поры грудь его сдавливал какой-то невидимый обруч, не дающий дышать. Теперь «обруч» лопнул, вернув свободу легким, те моментально насытили кровь кислородом, живительный газ достиг мозга, и к профессору, наконец, вернулась способность здраво рассуждать.

«Как я раньше не догадался, что происходящее - вовсе не арест, а только проверка. Обыска ведь не проводили, да и обращение «товарищ» вместо «гражданина» говорит о многом… Стоп, но, в таком случае, зачем понадобилось среди ночи гонять «воронок», делать антропометрию, фотографировать со всех сторон, и почему нарком лично тратит свое драгоценное время на обычную проверку? Нет, это не просто проверка, точно, не просто проверка…»

- Позвольте полюбопытствовать, - начал он издалека, - а кто еще едет?

- Не суть важно, профессор, с попутчиками можно познакомиться во время поездки. Важно другое, - Берия сделал многозначительную паузу, - а именно то, что германскую сторону интересует только ваша кандидатура, и ничья больше.

- Но почему? - вырвалось у Крыжановского.

- Любопытно, да? - осклабился нарком. - Очень хорошо, что вы - человек любопытный. Это качество, знаете ли, нас с вами сближает - ведь мы с товарищем Кобуловым - тоже очень любопытные люди, а потому позволили себе кое-что выяснить… Думаю, немецкие коллеги простят нам этот невинный интерес, ведь когда два государства намереваются установить дружественные отношения, желание узнать о партнере как можно больше - вполне естественно.

Лаврентий Павлович с достоинством поднялся и, не спеша, стал прохаживаться по комнате.

- Так вот, профессор, вами заинтересовался лично Генрих Гиммлер, - Берия остановился, поглядел на Германа и, видя, что тот совершенно не сведущ в немецких делах, поспешно пояснил, - это мой германский коллега, он занимает примерно такой же пост, как я. Кроме того, товарищ Гиммлер является президентом закрытой научной организации под названием Аненербе. Вижу, и это слово вам ни о чем не говорит, хоть вы и знаете немецкий.

Нарком возобновил свой путь по помещению и принялся объяснять дальше:

- Представьте себе, что ваш дядя не приговорен к…э… «первой категории», а остался жив и продолжил те исследования, которыми он занимался - я имею ввиду поиск исчезнувших цивилизаций. И что в помощь ему государство выделило крупный институт с сотнями сотрудников. В этом случае получился бы аналог немецкого Аненербе. Что характерно, означенная организация выросла из маленького оккультного Общества Туле - зеркальной копии Братства Башни вашего дяди. Нам удалось выяснить основную цель Аненербе, которая заключается в поиске следов и научных знаний все тех же, не раз упомянутых сегодня, древних цивилизаций.

При этих словах Герман заерзал на табурете, что не укрылось от внимания наркома.

- Понимаю и разделяю вашу заинтересованность, - сказал он ласково, - тем более, что, по нашим данным, поиски немцев имеют то же самое направление, что устремления вашего дяди, а также ваши собственные устремления. В первую очередь, это Тибет, где побывали уже две германские экспедиции…

- Да, товарищ Берия, я слышал об этих экспедициях! - в возбуждении перебил наркома Крыжановский. - О них сообщалось в прессе, правда, очень скупо - вроде бы, там и американцы участвовали…

Столь возмутительная невежливость, казалось, совершенно не уязвила самолюбие главы всесильного ведомства: напротив, Берия явно и недвусмысленно обрадовался тому ажиотажу, который овладел собеседником. Он остановился и, прежде чем продолжить хождение по комнате, важно кивнул Герману.

- Кроме Тибета, есть и другие места, куда обращены взоры немцев. Думаю, названия Кольский полуостров и Сейдозеро для вас имеют не меньшее значение, нежели горячо любимый Тибет, не так ли, профессор? Так вот, месяц назад из Мурманска поступил доклад о нарушении группой неизвестных лиц советско-финской границы. Оперативные меры, принятые по задержанию нарушителей, результата не принесли. Мы полагали, что целью врага является совершение диверсий на объектах Северного флота и организовали поиски в этом направлении. К сожалению, мы ошиблись, потому что через неделю местные охотники сообщили, что видели чужаков совсем в другом месте.

- На Сейдозере?! - догадался Крыжановский.

- Совершенно верно, - подтвердил нарком. - Мы немедленно провели войсковую операцию, прочесали весь район, но никого не обнаружили. Нашли только несколько пустых банок из-под германских консервов, сломанную кирку с клеймом заводов Круппа и многочисленные следы горных ботинок. Сами же нарушители как сквозь землю провалились…

- Вполне может быть, что вы недалеки от истины, - мрачно заметил Герман,- и те люди, кем бы они ни были, действительно провалились под землю.

- Если вы о полости, которая фигурирует в отчетах о вашей экспедиции двадцать второго года, то мы ее не нашли, а искали, уж поверьте на слово, очень тщательно.

- Вы не понимаете, - покачал головой Герман и рассказал о своих домыслах касательно загадочно-мистической связи между спуском в лапландскую дыру и последующей судьбой участников экспедиции.

- Ну, какая же тут мистика? - засмеялся Берия. - Эх, профессор, если бы все, связанные с означенным делом, загадки разъяснялись так же просто, то мы с товарищем Кобуловым могли бы позволить себе, наконец, выспаться. Вся мистическая гипотеза разбивается о простой, но непреложный факт: дело в том, что кое-кто из ваших хороших знакомых, скорее всего, жив. Я говорю о Лилии Сокальской.

- Лиля?! - прохрипел Крыжановский. - Где она, в каком лагере?!

- С чего бы ей оказаться в лагере, если ее даже не арестовывали? Сокальская долгие годы состояла сексотом, специально приставленным нашим ведомством к Глебу Бокию и его знакомым. Предоставленная ею информация послужила основанием для арестов членов Братства Башни.

- Не может быть, чтобы Лиля!!!…

- Нам известно о тех отношениях, которые связывали вас с гражданской Сокальской. От нее, кстати, известно. Так что ваши чувства вполне понятны, но уверяю - Лилия Сокальская дала наводку не только на собственного мужа: не кто иной, как она сама, задолго до того разоблачила тайного троцкиста Блюмкина, с которым состояла в любовной связи.

- Не может быть!!! - как заклинание повторил Герман.

- Очень даже может, - по-своему истолковал возглас профессора нарком и непроизвольным движением поправил узел галстука. - Вы не одиноки в своем заблуждении - многие мужчины убеждены, будто обладают такой неодолимой мужской силой, что способны навеки привязать к себе женщину.

- Где она? - прошептал Герман.

- Этого мы не знаем, - развел руками Берия. - Неожиданно прошла информация, что Сокальская - двойной агент и, кроме нас, работает на иностранную разведку, скорее всего - английскую. Мы установили слежку, но Сокальская ее почувствовала, сумела ускользнуть от наших растяп и - исчезла. Кстати, вас не арестовали вместе с остальными именно из расчета на то, что Сокальская может пойти на контакт - ведь больше никого из ее знакомых не осталось. Все это время за вами велось наружное наблюдение. Таким образом, своим побегом любовница невольно спасла вам жизнь. Так что, если посчастливится встретиться с Лилией Сокальской, непременно поблагодарите ее и передайте от нас привет. Вот и вся мистика, уважаемый Герман Иванович, вот и вся загадка… Кстати, о загадках: скажите, по какой причине тогда, в двадцать втором, Харченко и остальные не стали обследовать подземную полость до конца, а поспешили подняться на поверхность?

- Виной всему - непреодолимый ужас, который усиливался по мере спуска под землю, - объяснил Герман. - Они ведь не просто «поспешили подняться», а бежали в панике. Видели бы вы их лица! Позже у Кондилайнена проявились симптомы истерии, напоминавшие те, что зачастую наблюдаются у местных жителей…

- Вот так исследователи! - хохотнул Кобулов. - Нечего сказать - хороши!

- Да уж, действительно, - согласился Берия, - немцы в этом плане демонстрируют куда большие дальновидность и решимость, наверное, оттого их усилия не столь бесплодны. По имеющимся данным, сейчас Аненербе в строжайшей тайне готовит очередную экспедицию в Тибет, а в недрах самой организации творится форменная чертовщина и мистика. На этот раз речь идет о настоящей мистике, профессор. Помнится, вы утверждали, что доисторические цивилизации обладали летательными аппаратами?

- Я лишь предполагал…

- Правильно предполагали, вот, ознакомьтесь, - нарком достал из внутреннего кармана большой кожаный бумажник, а из него - фотографический снимок, который протянул Герману.

Тот разглядел на снимке невероятного вида аппарат, парящий над землей. Растущие в отдалении деревья казались карликовыми.

- Знакомая штуковина, не так ли? - с улыбкой спросил Берия.

Действительно, Герман знал, что это такое: вимана, легендарная огненная колесница древних, изображение которой не раз встречалось в свитках Блюмкина. Только теперь перед ним был не рисунок, а фотография реально существующего объекта.

- Это снято в Тюрингии, на испытательном аэродроме Люфтваффе, - пояснил Берия. - Наши ведущие конструкторы авиационной техники внимательно изучили снимок и вынесли заключение, что, при существующих на сегодняшний день технологиях, создать нечто подобное невозможно. И совершенно точно выяснено, что разработан аппарат не в бюро Мессершмитта или Хейнкеля, а институтом Аненербе…

- То есть организацией, не имеющей никакого отношения к самолетам, зато занимающейся поисками древних знаний! - продолжил мысль наркома пораженный профессор.

- Ах, как у вас загорелись глаза, Герман Иванович, - обрадовался Берия. - А мы с товарищем Кобуловым в последнее время вообще лишились сна из-за всех этих загадок - верите, ночами над ними бьемся. Но без соответствующей квалификации разве разберешься? Тут нужно, во-первых, быть очень серьезным специалистом по древним цивилизациям, а во-вторых, иметь возможность исследовать не фотографии, а, так сказать, непосредственный источник. Впрочем, одного такого специалиста я знаю, к тому же он очень скоро отбывает в Берлин, где сможет приблизиться к означенному источнику.

Берия заговорщицки подмигнул Герману.

- Я?! - встрепенулся профессор.

- Почему нет? Разве вам не хочется проникнуть в тайну? Или, все же, привычнее, напугавшись до истерики, отступить в последний момент, как тогда, в двадцать втором? - внезапно растерял прежнюю щепетильность нарком.

Герман покраснел от незаслуженной обиды.

- Но я же пробуду в Германии от силы неделю, или сколько там продлится симпозиум, да и кто меня, советского гражданина, допустит к подобным секретам! - он щелкнул ногтем по фотографии. - Разве, при таких условиях, возможно что-либо выяснить?

- При таких - невозможно, но если изменить условия - тогда в лучшем виде. Что, если так: по окончании симпозиума вы объявите о нежелании возвращаться в СССР и попросите убежища в Рейхе? Биография подходящая, немцы в вас нуждаются, так что отказа не последует. А поскольку специалист вы - узконаправленный, чьи знания применимы лишь в строго определенной области, с высокой долей вероятности можно предположить, что искомой области не миновать.

- Но я же не шпион - вдруг провалюсь?…

- Если попытаетесь играть в шпиона, - поморщился Лаврентий Павлович, - непременно провалитесь. Но мы вам ничего подобного не предлагаем. Оставайтесь ученым, оставайтесь исследователем, при этом проникните в сердце Аненербе и выясните все, что можно, а потом сообщите нашим людям, которые сами на вас выйдут, когда придет время.

- А назад… Скажите, как я вернусь назад?

- На этот счет не беспокойтесь - существуют наработанные каналы. Годами наработанные. В общем, решайте Герман Иванович: дело очень опасное, так что навязывать свое мнение не стану, слово за вами.

Сузив глаза, Крыжановский минуту смотрел на стену. Причудилось, будто краска внезапно пошла меняющимися разноцветными стеклышками, какие бывают в калейдоскопе. И каждое стеклышко являло собой картинку прошлой жизни. Прошлой, а, возможно - и будущей…

- Я согласен, - наконец вымолвил он.

- Вот и хорошо, иного ответа я не ждал, - Берия подошел и крепко пожал профессору руку. Вслед за ним то же самое проделал широко и белозубо улыбнувшийся Кобулов.

- На этом пока остановимся, сейчас поезжайте, отдохните, детальный инструктаж потом…, кстати, совсем упустил из виду главное, - спохватился нарком, - костюм-то у вас подходящий имеется - такой, чтоб не стыдно было в зарубежной поездке страну представлять?

- Только тот, что на мне, - стесняясь, ответил Герман.

- Ну, ничего, это дело поправимое…, - Лаврентий Павлович подошел к двери и позвал Нечипуренко. Тот моментально явился и, в ожидании приказаний, принял строевую стойку.

- Проводи товарища Крыжановского к моему автомобилю, шофер знает, куда везти.

Оставшись вдвоем с Кобуловым, Берия обронил:

- Ох, уж эти ученые - совсем как дети: любят, чтоб с ними посюсюкали, все разжевали и рассказали интересную сказку.

- Ловко вы, товарищ Берия, провели вербовку, - угодливо ввернул Кобулов, - сразу видно настоящего психолога.

- Я же менгрел! - самодовольно ухмыльнулся Берия. А менгрел - это грузин высшего сорта. Но вернемся к делу, Богдан. Что думаешь по поводу профессора?

- А что тут думать, нас он ненавидит лютой ненавистью, это видно невооруженным глазом. Наверняка по приезду в Германию переметнется на сторону врага, как эта его б…ь, Сокальская. Мне кажется, что вся идея очень рискованная…

- Кажется? А мне кажется, что я тебя рановато с Кавказа в Москву забрал! - взорвался нарком. - Сидел бы пока дома да недобитых дашнаков и мусавтистов вылавливал.

- Их там уже совсем не осталось, товарищ Берия, - побледнев и вытянувшись в струнку, если подобный термин применим к его грузной фигуре, гаркнул Кобулов.

- Не осталось, не осталось…, - продолжал лютовать Берия. - Профессионалов, вот кого в органах не осталось - всех этот кровавый педераст Ежов извел! Ну, да ладно, он за все ответит сполна, а к тебе мои слова не относятся - следователь ты хороший, вдумчивый, руководитель строгий, да и человек надежный.

- Спасибо за доверие, товарищ Берия! - просиял Кобулов.

- Смотрю, ты уже стихами заговорил, - засмеялся Лаврентий Павлович. - Поэт, да? Но внешняя разведка - не для тебя, Богдан, потому что внешняя разведка - это не поэзия. Это… математика!!! Думаешь, я не заметил, какие недобрые взгляды профессор бросал, когда речь об отце зашла? Прекрасно видел! Так и на той стороне увидят то же самое. Соответственно, если здесь доверие к Крыжановскому - со знаком «минус», то там - со знаком «плюс» будет. Дальше можно составить очень красивое уравнение… Богдан, ты чего такой кислый стал? Математику не любишь, да? А что тогда любишь?

- Я рыбалку люблю…, - потупился Кобулов.

- Вот как? - притворно удивился нарком. - Что ж, поговорим о рыбалке. Мы с тобой насадили нашего профессора на крючок, привязали тонкую малозаметную, но очень прочную леску. Теперь этого червячка остается забросить к немцам…э…в водоем, и можно наслаждаться рыбалкой. Я ничего не забыл? Все правильно сказал?

- Поплевать на червяка забыли, чтобы красавчик стал и рыбке понравился! - радостно рявкнул Кобулов.

- Точно! - вздернул вверх палец нарком. - Этим и займемся, но позже, а сейчас пойдем, заслушаем доклад о мероприятиях по подготовке операции «Утка»: наверное, товарищи Андрей и Наумов уже заждались.

- Выспаться бы, - мечтательно вздохнул Кобулов.

- Давай-давай, шевелись, на том свете выспишься! - отрезал нарком.