Ступеньки домика необходимо было отремонтировать, и он обнаружил в сарае нужные инструменты. Адам рассудил, что физический труд даст ему определенный выход энергии, он чем-то займет свои руки. К тому же он таким образом хоть как-то отблагодарит людей, в чьем доме нашел приют.

Он накормил Джо, затем они взялись за дело. Это казалось ему самым безопасным видом деятельности. Но время шло, и он начал задавать себе вопрос — достаточно ли мудро он поступил?

Адам повернулся за очередным гвоздем и пришел в восхищение от игры света в ее волосах. И тут он понял, что ему грозит опасность.

Янтарно-золотые под солнцем и коричнево-красноватые при свете огня, тяжелые волосы спали мягкими волнами до самого пояса. Он уставился на игру солнечных бликов в этой роскошной золотой массе волос и не мог произнести ни слова.

Он помнил их мокрыми. По ощущению и по тонкости они напоминали нежную шелковую нить. Он представил себе, как играет ими — сухими, пушистыми, блестящими под солнцем, пропускает их через пальцы. Но в этот момент резким движением головы она отбросила всю массу волос через плечо, чтобы они не мешали. Но прядь за прядью, как песок в песочных часах, они свободно перетекали назад и вновь заслонили ее глаза.

Вопросительный взгляд Джо заставил его понять, что он слишком пристально смотрит на нее… что он загипнотизирован тем, что видит.

Это нужно заканчивать, сказал Адам сам себе. Эта тревога, эта юношеская восторженность становится просто одержимостью. Она, возможно, и не ребенок, но он ей все-таки годится в отцы. Да и не нужна ему эта головная боль, которую она наверняка принесет в его жизнь.

— Понятно? — спросил он, ставя ступеньку на место.

— Понятно.

Джо сумела удержать доску в устойчивом положении, уперевшись бедром в косяк и держа здоровую руку под доской.

— Мой отец обычно делал скамейки для пристани из кедра, — сказала она, поймав себя на том, что воспоминание ей было приятно. — Где вы научились работать с деревом?

— Испытания судьбы научили меня этому. К тому же Джон и я частенько вместе проводили время в его магазинчике.

Она ничего не сказала. Волосы вновь рассыпались по ее лицу, и он увидел, как она прореагировала на эти слова. Он ощутил растерянность и попытался скрыть его под раздражением.

— Ну, разве это не досадно? — спросил Адам, кивая головой на ее волосы. — Как вы вообще умудряетесь что-либо делать, все время они висят у вас на лице.

Она слегка пожала плечами.

— Достаточно заплести их в косу.

Испытывая отвращение к себе за эту вспышку, Адам заставил себя дышать спокойно.

— Держи вторую.

Он бросил молоток на землю и неловко поднялся. Он слишком долго пробыл согнувшись на земле. Потом захромал к дереву, где висела его куртка, и одним движением отвязал веревку, которая была натянута через оконную створку.

— Это нам поможет.

Джо выпрямилась и повернулась к нему спиной. Он медленно подошел и собрал ее тяжелую гриву в руки… и опять началось наваждение.

Волосы ее не походили ни на что, что он когда-либо трогал. Мягкие, как заря, душистые, как осеннее утро, казалось, они жили своей собственной жизнью. Адам не мог этого вынести. Он пропустил их через пальцы, отвел их с шеи гребнем, держа тяжелую золотую массу в своих больших руках. Это был самый неожиданный соблазн, который он когда-либо переживал, чувственный медленный, которому невозможно сопротивляться.

— Как они красивы, — бормотал он, точно в беспамятстве, испытывая искушение зарыться в это рассыпавшееся перед ним золото.

Она стояла очень спокойно, ее хрупкие плечи были напряжены.

— Вы были правы. Это большое неудобство.

— Хорошо, — произнес он так близко, что дыхание его шевелило волосы у нее на шее. — Это должно помочь.

Не столько умело, сколько решительно, он собрал тяжелые волосы на затылке, легко положил руки ей на плечи, рассматривая свою неуклюжую работу. — Ну, как?

— Значительно лучше. Спасибо, — пробормотала она, затем повернулась: — Становится жарко.

Тем не менее она ощутила, как дрожит. Тело его ответило горячим теплом. Слишком хорошо зная, чем это может закончиться, он отвел взгляд от девушки, но невольно залюбовался тонкой шеей, где легкая испарина высыпала, как роса.

Кожа ее была тонкой. Но его руки — нет. Однако ему очень хотелось дотронуться до нее. Он нежно прикоснулся к сухожилиям на ее шее своими длинными, загрубелыми от работы пальцами и вытер блестевшую влагу, затем стал рассматривать то место, которое только что ласкал. Адам сглотнул комок в горле, завороженный слабым биением пульса на шее. Он хотел прижаться губами к этому месту, попробовать соль, пот и сладость ее тела.

Но голос рассудка одернул его, предупреждая, что он ведет себя, как дурак, и опустил руки.

— Вернемся к работе, — сказал он хриплым голосом.

Хотя глаза ее были мягкими и вопрошающими, она снова вернулась к своему делу.

Они молча стали работать, сводя к минимуму обмен репликами, нарочно не обращая внимания на друг друга. Адам чувствовал, что девушка так же настойчиво борется за то, чтобы контролировать себя, как и он. По настороженному взгляду, молчанию, которое свидетельствовало о ее неуверенности, было видно, что она напряжена.

Когда он, наконец, заколотил последний гвоздь, то был в исключительно хорошем настроении, разогретом его разочарованием. Теперь ему необходимо установить между ними определенную дистанцию, пока они не совершили чего-то такого, о чем позже пожалеют.

Собрав инструменты, Адам пробормотал какие-то незначащие слова благодарности, а затем решил эту проблему самым простым и незатейливым способом. Он отошел в сторону. Не говоря ни слова, не бросив даже прощального взгляда, Адам пошел в лес.

Джо поднялась и посмотрела ему вслед. Комок застрял в ее горле. Тяжесть в груди стала еще больше, когда она вспомнила, как он пытался связать ее волосы своими длинными и сильными пальцами, делая это так же нежно, как нежно он ласкал ее.

С самого начала она слишком ощутила его физическую привлекательность. Его неожиданное бегство говорило ей о том, что он тоже ее желает. Вдруг ее осенило. Она была ошеломлена. Она стояла, облитая осенним солнцем, осознавая, что этот человек хочет ее. Почему — это уже не имело значения.

Джо знала, что Кувшинный остров она покинет иным человеком, чем приплыла на него.

Медленно войдя в домик, Джо увидела его постель, задвинутую глубоко в угол. Девушка поглядела на свою кровать, которую он поставил перед огнем и подумала, сколько еще ночей пройдет, прежде чем он придет к ней… или она придет к нему.

Приближаясь к домику два часа спустя, Адам был преисполнен новой решимости и прежних сожалений. Только жесткий самоконтроль позволит ему начать очередной день, который, скорее всего, завершится болью. Джо была невинна и чиста. Он был развращен опытом, и на нем лежали грехи его профессии. Он постарается держаться от нее как можно дальше.

Затем Адам увидел ее, и вся его решимость хрустнула, как прутик под ногой.

Она сидела на ступеньках и выглядела, как девчонка не более шестнадцати лет. Стройная фигурка купалась в лучах заходящего солнца. Ноги стояли на ступеньках, а руки были скрещены на коленях.

Он не может дать ей ничего хорошего, но очень многое хочет забрать. Адам вновь поклялся, что не тронет ее и пальцем. Но, заметив на ее губах нерешительную улыбку, почувствовал, что его убежденность пошатнулась.

— Хи, — произнесла она мягко, и глаза ее засияли лукавым простодушием — он сомневался, видел ли он подобное простодушие когда-либо.

— Хи, — произнес он и заставил себя пройти мимо в домик.

— Если ты голоден, я разогрела суп.

— Отлично. — Он закрыл дверь и оперся о нее, пытаясь осознать выражение озадаченности, блеснувшее в ее глазах. Он выругался про себя. Наверное, лучше оставить ее озадаченной, чем невольно ранить. А это может произойти, если он тронет ее хотя бы пальцем.

— И это говорит человек, всегда гордившийся умением контролировать свои чувства, — пробормотал Адам с отвращением, хлопая дверцей шкафа, где он пытался найти какую-нибудь плошку.

Взяв миску, он наполнил ее. Потом, поставив локти на стол, склонился над обеденным столом, как голодный медведь, охраняющий свой последний горшочек с медом. Адам уже съел две полные ложки супа, но вдруг тяжело вздохнул и бросил ложку в сторону.

Адам вытянул руки на столе и поглядел на дверь. Из-за кого он так бесился? Из-за нее? Но это нечестно, Дарски.

Он прошел через комнату и открыл дверь.

— Вы ели? — спросил он, опираясь рукой о косяк.

Она не обернулась. Она просто обняла колени руками и склонила голову.

— Недавно.

Адам поглядел на ее затылок, и желваки на лице задвигались. Вздохнув, он вышел на крыльцо.

— Вы не будете против, если я присоединюсь к вам?

Джо посмотрела на него через плечо, пытаясь понять, какое у него настроение.

— Я могу уйти в комнату, если вы хотите остаться один на крыльце.

Девушка поднялась… Но Адам остановил ее, положив руку на плечо.

— Нет, оставайтесь. Мне нравится ваше общество.

Но он сразу же отнял руку, чтобы не погрузиться в ее тепло.

Адам уселся на нижнюю ступеньку и вытянул свои натруженные ноги. Опершись локтями на ступеньку, он тоже стал смотреть на залив. Первая вечерняя звезда, как булавочная головка, светилась в розовых сумерках. Они молча наблюдали, как сумерки медленно отдавали последний дневной свет металлически-синему темнеющему небу. Тишину нарушал лишь неустанный плеск воды.

— Вы уже привыкли к этому? — спросил он, не глядя на Джо. — Тишина. Одиночество.

Он почувствовал, как девушка шевельнулась на ступеньке. — А как вы привыкли к серым и выхлопным газам города? Я думаю, что это лишь вопрос о том, что считать естественным.

Если вы вырастаете в уединении, оно вам кажется естественным. Я никогда не сумела привыкнуть к жизни в Миннеаполисе. Я все время чувствовала себя не на месте.

Он повернулся, чтобы заглянуть ей в глаза.

— Вам должно быть, было тяжело.

Джо поглядела в темноту, поглощенная тем, что только что видела. Когда она встретила его взгляд, лицо ее было взволнованным.

— Я ненавидела это. Но я оставалась там, потому что мне больше некуда было идти. Тетушка Грейс и я вместе приняли это решение. Никто из нас не хотел, чтобы я оставалась. Это, наверное, единственный вопрос, по которому мы достигли взаимопонимания.

Джо резко остановилась, чувствуя себя неуютно под его внимательным взглядом.

— Похоже, вас не встретили с распростертыми объятиями. — Думаю, для нее это тоже был шок, — произнесла она великодушно.

Слишком великодушно, подумал он, безотчетно злясь на эту неизвестную ему старую ведьму, которая вместо крова над головой предложила девочке убраться восвояси.

— В любом случае, — продолжила Джо, — она одела меня, предложила мне кров. Затем сделала вид, что меня не существует. Я облегчила эту задачу, стараясь не попадаться ей на глаза. В тот же день, когда закончила среднюю школу, я уехала оттуда. Закончила колледж, затем получила работу в рекламном агентстве в Сен-Поле.

— А затем?

Она пожала плечами:

— Затем я накопила денег и этой весной приехала сюда.

Наверняка, она не знает об этом, подумал он, но когда девушка произнесла слово «дом», голос ее смягчился и все напряжение исчезло. И одновременно по его телу тоже разлилось тепло, и оно поглотило его решимость не обращать на нее внимания. Он не должен становиться ни ее любовником, ни ее другом.

— Я думаю, вы знали, о чем говорили все это время, — произнес он задумчиво.

— Извините?

— Вы на самом деле знаете, как о себе позаботиться.

Она стала говорить с его интонацией, но в ее глазах поблескивала безрадостность:

— Именно поэтому я чуть не утонула.

Адам улыбнулся, получая удовольствие от ее улыбки тоже:

— Итак, — сказал он задумчиво, отчетливо проговаривая слова, — вы уехали от одиночества или от отсутствия одиночества?

— Я приехала сюда главным образом из-за «Тенистого уголка». Стив сообщал мне регулярно, что происходит с пансионом, весной я приехала, полагая, что это самый верный момент.

— Жизнь не была для вас спокойным плаванием? — спросил он, глядя в ночь.

— Она все время бросала мне вызов.

— И что теперь, Джо?

Она пожала плечами и подняла подбородок.

— Что-нибудь появится. Я справлюсь.

— Я уверен, что вы справитесь, — сказал он тихо, затем улыбнулся и повернулся лицом к озеру. — И пусть Бог пожалеет простого мужчину, который может вам помочь.

— Я слышала это, — сказала она, пытаясь, как и он, перевести разговор на шутливый тон. — Я, возможно и упряма, но не тупа. Если мне на самом деле требуется помощь, я принимаю ее.

— Но вам это не нравится? — Адам поднялся, отряхнул штаны и ответил на ее молчание мягкой улыбкой. — Бьюсь об заклад, я знаю еще кое-что, что может не нравиться и доставлять боль.

Она с вызовом подняла подбородок.

— Эта борьба, которая развернулась прошлой ночью между вами и озером, можно сравнить с оттаскиванием грузовика с дороги.

— Я в порядке.

Он засмеялся.

— Видите? Вы скорее проглотите несколько гвоздей, чем признаете, что вам больно. Рука сломана. Вас изрядно потрепала буря, а вы сидите здесь на своей побитой гордости и покрытой синяками заднице и отрицаете явные факты.

— Откуда вам знать, как выглядит моя… задница?

Адам усмехнулся, поймав улыбку в ее голосе.

— Я догадался об этом, наблюдая, как вы передвигаетесь целый день. — Он по-новому посмотрел на нее. — Ты слишком непреклонна, рыженькая, но это к твоему благу. Думаю, тебе еще стоит надеяться. Если ты научишься принимать помощь, которую тебе предлагают. Говорю об этом, потому что я приготовил для тебя небольшой сюрприз и, вероятно, ты станешь чувствовать себя лучше.

— Сюрприз?

— Угу. А пока тебя мучают сомнения, что это такое, попробуй сказать только два слова: «Спасибо, Адам».

Оставив ее в недоумении, он быстро прошел за домик.

Этим утром, роясь в поисках инструментов, он обнаружил в углу медную ванну. Пока она дремала, он вымыл ванну и поставил сушиться на солнце.

— О, Дарски, — завопила она в восторге, когда он подтащил ванну к крыльцу.

— Терпение, малышка! — приказал он. Когда, наконец, ванна была наполнена горячей водой, а в печке горел огонь, Адам позволил ей войти внутрь.

Она перевела взгляд от дымящейся ванны на его лицо.

— Для маленькой леди с раздутой гордостью и красной задницей, — произнес он мягко.

Глаза ее горели. Казалось, в них вот-вот появятся слезы.

— Спасибо тебе, Адам.

— Ты сказала это очень хорошо, — произнес он серьезным шепотом. Не обращая внимания на внутренний голос, он поднял руку к ее волосам. — Купайся, сколько захочешь. Я уйду.

В ту ночь луна над озером стояла полная и яркая. Адам долго сидел на берегу, рассчитывая время, чтобы не помешать Джоанне.

Потом он снова сидел и смотрел на луну.

Наконец, он тихо вошел в домик. Девушка свернулась калачиком в кровати и спала. Она доела его суп, а миску вымыла, но кастрюля с супом все еще стояла на печке и дымилась. На столе были разложены чистая тарелка и ложка. Что-то теплое, но забытое защемило у него в груди от ее предусмотрительности.

Он не был голоден, однако сел за стол и поел еще супа, не отрывая глаз от ее по-детски маленького тела, свернувшегося калачиком под одеялом. Затем он разделся и скользнул в теплую воду, которая пахла мылом и Джоанной.

Адам мылся медленно, представляя, как ее маленькое тело занимает это же самое пространство, как вода омывает ее грудь, почти видя, как намыленными руками она проводит по телу так, как он сам мечтал бы по нему провести.

Тихо выругавшись, он вылез из ванной: ты просто старый козел, эта девочка не для тебя создана. Так что, ради всего святого, держись подальше.

Но никогда еще в жизни он не желал так женщину. И никогда он желал такую женщину как она. Он хотел женщин быстро и не чувствовал к ним ничего. Он хотел их только для себя и не испытывал потом угрызений совести.

Но Джоанну он желал томительно, он желал ее так сильно, как сильно могли бы обнять его ее ноги. Он хотел ее, чтобы спрятать в ней свое чувство вины.

Он вытерся насухо и откинул покрывало на постели. Сомкнув пальцы за головой, он уставился в потолок и попытался расслабиться. Но одна и та же мысль стучала и стучала у него в голове. Как много еще пройдет ночей, прежде, чем он… или она… придут друг к другу? И откуда тогда взять силы и сказать «нет»?

Джо проснулась неожиданно, сердце ее тяжело билось. Она уселась на кровати, откинула назад копну волос, пытаясь соединить сон и звук, разбудивший ее.

Мучительные стенания раздавались из угла, где лежал Адам.

— Адам, — прошептала она, вставая на коленях рядом с его кроватью. Она положила руку на горячий, покрытый испариной лоб. Он был весь в поту, одеяло сбилось вокруг бедер, а кулаки неистово сжимали матрас.

Джоанна схватила его здоровой рукой за плечо.

— Адам, — затрясла она его. — Адам, пожалуйста, проснись.

Его серые глаза раскрылись. Застывший взгляд дико метался по темной комнате. Он схватил ее запястье, скатился с кровати и бросил девушку на пол, прижал своим теплом, крепко держа в руках ее руки, распростертые над головой.

— А… черт… — закричала она, борясь с ним, но он плотно прижал ее к полу своим весом.

— Адам, мне больно. Адам, пожалуйста. Проснись! Это я, Джо.

Он горячо дышал ей в лицо, так что волосы на висках шевелились. Страх и боль, которыми были проникнуты ее слова, привели его в сознание.

— Джо. — Он тяжело вздохнул, дыхание его все еще было прерывистым. — Джоанна. О, Боже мой. Я не ранил тебя?

Она покачала головой, и сердце ее бешено забилось в груди.

— Бог мой, Джо, — он медленно отпустил ее запястья.

Поднявшись на локтях, он взял ее лицо в свои руки. Слеза скользнула по ее виску к уху. Он застонал, поймал ее пальцем и прижался губами к коже, увлажненной слезами. — Рыженькая, прости меня.

— У тебя был кошмар.

Он прижался лбом к ее лбу и закрыл глаза.

— Да, — он задержал дыхание. Успокоенный ее близостью, свежим ароматом ее кожи, он ощутил, как постепенно становится ровнее его дыхание и спокойнее пульс.

Он напугал ее, вероятно, сделал ей больно, но, подняв голову, Адам прочел в ее глазах тревогу. Он уже годы не видел такого выражения в женских глазах. И в этот момент он понял, что может доверять ей. Самые свои глубокие секреты, самые ужасные факты своей жизни.

Благодаря судьбу или какие-то иные силы, которые свели их вместе в этом месте и в это время, он улыбнулся и откинул волосы с ее висков.

— Тебе, по-моему, нравится, когда я за тобой ухаживаю.

Она улыбнулась и расслабилась.

— Ты единственный мужчина, которому я могу позволить заниматься этим, — проговорила она, и голос ее зазвучал суше, а в нем появились хрипловатые нотки, которых он не слышал раньше.

Взгляды их встретились, а ее мягкая улыбка исчезла. Она шевельнулась. Ощущение было быстрым и подобным взрыву. Единственное, что их отделяло друг от друга, — его испарина, покрывшая все тело, и тонкая рубашка, которую Джо надела на ночь. Он застонал и ощутил мгновенное возбуждение.

— О, Джо, — он зарылся в ее прохладную кожу у горла и потерялся среди ее тепла. — С тобой так хорошо. — Он поцеловал ее, хотя знал, что должен отпустить ее. — Так безумно хорошо… — он притянул ее к себе. — А я так давно не обнимал что-нибудь, кроме плохого сна.

Маленькие теплые ручки, как будто сомневаясь, легли на его руки. Медленно, как будто пытаясь запомнить каждую мышцу, каждый кусочек его тела, они поднялись к нему на плечи. Он вздрогнул и тронул небольшое углубление в ключице. — Отошли меня обратно в постель, — потребовал он, — пока у меня еще есть силы уйти от тебя.

Она изогнула шею, чтобы ему было удобнее целовать ее:

— Твоя постель вся в поту, — прошептала она. — Ты не сможешь туда вернуться. Иди в мою постель.

Сердце его остановилось и потом забилось в удвоенном ритме. Кровь запульсировала в его чреслах. Он заставил себя поглядеть ей в глаза. Они широко открыты, полны обещания и страсти, но невинность в них требовала, чтобы он остановился.

— Это безумие, Джо.

— Я знаю.

Он поцеловал ее скулы. Ресницы мягко коснулись его губ.

— В этом нет никакого будущего, ни для кого из нас. — Он покрывал ее поцелуями, как будто моля: уходи, но не отпускай.

— Я не прошу у тебя будущее.

— Проклятие, Джоанна, — он оторвал свой рот от притягивающего вкуса ее кожи. — Это неправильно. Я достаточно стар, чтобы быть твоим отцом. А ты…

Она дрожащими пальцами коснулась его губ.

— Я достаточно взрослая, чтобы знать: это не имеет никакого значения.

Глаза его загорелись:

— Ты уверена?

— Я уверена, что хочу тебя, что ты нужен мне.

— Ты уверена сегодня, ночью. А завтра?

Она убрала с его лба влажную прядь волос.

— Я не прошу о завтрашнем дне.

Взяв ее здоровую руку, он прижал ее к полу над головой.

— Но ты должна просить! И я должен дать тебе завтра! Ты стоишь значительно большего. — Он закрыл глаза и стиснул зубы. — Но мне нечего тебе дать.

— Ты дал мне свою честность. Этого достаточно.

Она покачала головой, борясь с необходимостью сделать то, что правильно, и до боли желая сделать то, что неправильно.

— Джоанна. — Он выдохнул ее имя. — У тебя… когда-нибудь…

— Я не девушка, если это тебя страшит. Как хочешь. — Она слегка пожала плечами, и страсть ее внезапно превратилась в сомнение: — Я не собираюсь вынуждать тебя.

Он слышал боль в ее голосе. Каждое слово жгло его.

— Я думала, мы оба хотим одного и того же, — продолжила она. — Если ты хочешь найти предлог для того, чтобы сказать мне, что я тебе не нужна, — можешь не беспокоиться.

Она зашевелилась под ним пытаясь скинуть его. Он быстро схватил ее крепче. Она невероятна. Соблазнительна в своей невинности, смела в своих заявлениях. Но как бы девушка ни была уверена в себе, она все же не представляет всей меры своего воздействия на него. Он хотел ее до боли. Он хотел положить ладони ей на попку, он хотел заполнить свой рот ее грудью. Он хотел ласкать ее, хотел заставить ее кричать. Он так страстно желал ее, что боялся повредить ей, физически или эмоционально.

— Ты ведь не знаешь, разве не так? Ты даже не знаешь как ты желанна.

— Я реалистка. Я живу с этим лицом уже двадцать шесть лет. Обычно ребята глядели мимо этого лица на более симпатичных девочек. Это лицо заставляло моих друзей не приглашать меня на свои вечеринки. Мое лицо не заставляет сильнее биться пульс и не учащает дыхания.

Он прижал ее руку к своей груди, чтобы она услышала, как бьется его сердце.

— Послушай это, — сказал он серьезно. — Если мое сердце забьется еще сильнее, то ты станешь виновницей сердечного приступа. И все из-за тебя.

Под ресницами не стало видно глаз, в которых немо бился вопрос.

— Тогда зачем же ты меня отвергаешь? — спросила она.

Ее уязвимость разбивала ему сердце. Ему стало тяжело дышать. Разозленный, что не в состоянии остановить это безумие, он приподнялся и предложил ей еще один повод послать его в собственную постель.

— Ты ведь даже не представляешь, во что втягиваешь себя. Ведь если я не остановлюсь сейчас, то уже завладею тобой целиком.

Он прижался ртом к ее губам, стремясь доказать свою правоту. Держа ее лицо в руках, он раскрыл ее губы пальцами. Язык его метался внутри, стремясь напугать ее. Но из них двоих напуган был только он, напуган той настойчивостью, с которой он испытывал потребность завладеть ею. Той податливостью, которую встретил с ее стороны.

Он слегка отпрянул и поглядел ей глубоко в глаза. Они блестели возбуждением и страхом, который она не могла до конца скрыть. Губы ее были раскрыты и уже слегка распухли от его поцелуя. Сердце ее учащенно билось.

— Теперь ты понимаешь? — он прижал ее бедра к своим, передавая Джо свое возбуждение, как последнее предупреждение об опасности. — Ты понимаешь, что мне от тебя нужно, рыженькая?

Она облизнула губы кончиком языка.

— Да.

— Моя маленькая, — простонал он. — Думаю, ты не знаешь. Ты так наивна, так доверчива, и не представляешь себе аппетитов такого мужчины, как я. Я слишком много видел и слишком много испытал. Я хочу все. Это не просто сладкое похлопывание и пощипывание. Это не длительная ночная увертюра. Я хочу тебя всеми возможными способами, о каких ты даже не догадываешься.

— Никогда ты не сделаешь мне больно, Адам. Всю жизнь я думала о завтрашнем дне и последствиях того, что я делаю сегодня. И вот однажды я хочу сделать то, что чувствую сегодня — сегодня, не думая о завтра.

Он наклонил голову к ее шее:

— Всю свою жизнь я брал то, что идет в руки. А последствия пусть катятся к черту…

Она повернулась к нему.

— И не меняйся сейчас, Дарски, пожалуйста, не меняйся.

Вот так быстро завершилась битва.

Но сдался, безусловно, он. Если это было поражение — оно было сладким.

Доверие в ее глазах было удивительным, полным — он пообещал себе, что она права. Он никогда не сделает ей больно. Если он только ощутит напряжение, то станет действовать медленнее.

Он нежно поцеловал ее в лоб, затем отодвинулся в сторону. Потом поднялся на ноги и притянул ее к себе, обхватив руками, и держал так бесконечно длинный миг.

Затем он подвел девушку к ее постели на полу.

Несмотря на ее браваду, Адам почувствовал, как к ней вернулись застенчивость и сомнение. Он вытянулся рядом с ней во всю длину и, положив голову на руку, провел пальцем по ее подбородку.

— Мальчик может пройти мимо этого лица, но мужчина — никогда.

Губы ее раскрылись. Он легко дотронулся до них. Губы ее слегка дрожали и были прохладными.

— У тебя прекрасный запах, — сказал он. Она застенчиво приподнялась к нему, чтобы продлить поцелуй.

Улыбнувшись, Адам углубил поцелуй, пробежав языком по ее губам и лишь затем проникнув внутрь.

— У тебя, наверное, были очень глупые друзья… или они были слепы.

Теперь пришла ее очередь улыбнуться:

— Ты очень тактичен, Дарски.

— Вы — такая вкусняшка, мисс Тейлор. — Он опять начал целовать ее, более настойчиво, так что дыхание его участилось.

Он пробежал рукой по ее телу и остановился там, где сквозь тонкую рубашку поднимался сосок. Она задвигалась, когда он опустил руку и коснулся шелковистой поверхности между бедрами. Дрожащими руками он поднял край ее рубашки и коснулся живота.

— Джоанна, — простонал он, — и погрузился в ее влажное тепло, которое давно ожидало его.

Она прижалась к нему, слегка постанывая. Он уже лежал на ней и шептал на ухо:

— Я хочу, чтобы все было медленно.

Но на это не стоило надеяться. Его желание было безгранично. Его аппетит, до сих пор утоляемый лишь скромными порциями безымянных встреч, требовал все больше и больше, искал подлинной страсти. Имя этой женщины он никогда не сможет забыть. Адам боялся, что она станет слишком много значить в его жизни, что ее лицо будет преследовать его до конца жизни.

— Джоанна, — пробормотал он, погружаясь целиком в ее горячую плоть. Она двигалась в такт его движениям. Их ласки были бесконечны, как плеск воды о берег, а любовь переполняла их тела, души и сердца.