Глава I

Эти сумерки не закончатся никогда. Этот моросящий дождь вечен. Эта дорога без конца. Этот лес, окружающий дорогу со всех сторон, давно умер. И эти твари, скользящие по мертвому лесу, смотрят на меня и пускают слюни. У каждой в руке огромный топор. У каждой глаза горят тлеющими углями. Каждая хочет меня убить.

Но теперь я знаю то, чего не знал раньше. Мне нельзя бояться, потому что они питаются моим страхом. И тогда, когда ужас доходит до предела, когда паника захватывает мозг, тогда они нападают. Но только тогда. До тех пор, пока я иду спокойно по дороге, пока не паникую, пока из последних сил сдерживаю страх, они ко мне не приблизятся. Они так и будут скользить по мокрому лесу вдоль бесконечной дороги. Дорога — это моя жизнь, пока я иду по ней, я безопасен. А потому я больше не боюсь, я улыбаюсь и ору во все горло гимн советских пионеров:

* * *

Апрель 1985 года.

Я, кажется, задремал. Открываю глаза, зеваю и потягиваюсь. Где это я? И вдруг понимание накатывает волной. Всё вернулось.

Я сидел на свободной лавочке у Чистых прудов. Сейчас апрель 1985 года. Всё вернулось назад. Но почему? Что случилось?

— Откат.

Я вздрогнул и повернул голову. Рядом со мной сидел Александр Валерьевич, он же — Падший. Ну, конечно, тот, с кого всё началось, и встречает меня первым.

— Что? Откат? Какой откат? Почему? — посыпались из меня вопросы.

— Я попробую объяснить, — спокойно ответил он. — Однажды случившееся изменить, теоретически, можно. А вот практически это очень трудно. Время обладает огромной пластичностью, но не бесконечной. Когда предпринимаемые усилия чрезмерны, оно откатывается назад, к моменту, с которого все и началось.

— Что именно я сделал не так?

— Ты ни при чем, это моя ошибка. Щит с односторонней проницаемостью уже сам по себе чрезмерное вмешательство. Но последовавшие за ним бомбежки и советские ультиматумы всему миру, сделали откат неизбежным.

— Это значит, — сказал я, — что все сейчас живы. И Горбачев и Путин?

— Живы, конечно, живы. Первый еще не Генсек, а второй всё еще обычный майор КГБ, в социалистическом Дрездене.

— И что же теперь делать?

— Что делать? — Падший, прищурившись, глянул на меня искоса. — Да что хочешь. Все твои новые способности, данные Ольгой, остались при тебе, но больше никакой поддержки от меня или от Ольги не будет. Теперь только ты сам, используя свой разум и свои возможности.

— Кстати, о способностях, — уцепился я как за соломинку за вовсе не нужные мне сейчас объяснения, — как такое вообще возможно? То же "ускорение" противоречит всем физическим законам. Ударь я кого-то с такой скоростью и силой, не просто убил бы на месте, но еще и голову оторвал. Не говоря уже о том, что и мою руку оторвало бы напрочь. Но ничего подобного не происходит. Почему?

— При чем тут физические законы? — пожал плечами Падший. — Это просто небольшое чудо. А чудо — это как раз то, что не подчиняется или, если хочешь — нарушает физические законы этого мира. Так сказать, по определению.

Он помолчал.

— И еще, я обязан сказать тебе. Ты больше ничего не должен. Все твои обязательства по улучшению мира, аннулированы. Таковы правила, мы не можем требовать от тебя больше одной попытки. Поэтому, просто наслаждайся жизнью, у тебя ведь теперь есть вторая попытка. Постарайся не профукать ее так же бездарно, как первую. Удачи тебе, Егор! И прощай.

— И мы никогда больше не увидимся? — мне отчего-то стало грустно и жалко его, падшего ангела.

— Кто его знает, — он улыбнулся и подмигнул мне, — пути Господни неисповедимы.

— А Ольга? Как же Ольга?

Александр Валерьевич пожал плечами:

— Серафимы даже в своих инкарнациях передо мной не отчитываются.

Он встал и пошел по аллее в сторону метро. Я же сидел и смотрел ему вслед, совершенно не представляя, что мне делать и как дальше быть. Было обидно до слез. Так всё хорошо пошло, так красиво! Врезали всем по зубам, так что никто и пикнуть не смог! И получается, что всё зря. Оказывается, ничего как бы и не было.

Но чем дольше я сидел и смотрел на прохожих, тем больше в меня проникало понимание того, что всё правильно. Что так было нельзя. Нельзя действовать нахрапом. Надо быть умнее и хитрее. Надо действовать осторожнее.

* * *

И вот уже третий день я пытаюсь думать. Пытаюсь понять себя и то, чего я хочу. Сегодня я это делаю дома, лежа на диване и глядя в потолок. Сердце требует реванша, но разум охлаждает сердце. Что же делать? Может, пошло оно всё, а? Получить диплом, выехать на Запад и там, в какой-нибудь уютной Германии или Швеции пережить ужасы 90-х. Успокоиться, наконец, понимая, что один человек ничего не может изменить. Не дураки же придумали пословицу "Один в поле не воин"?

Всё это правильно и, наверное, так бы и стоило поступить. Вот только есть у меня такая штука, называется — совесть. И откуда бы ей взяться? Из чего бы вырасти? Но вот ведь, нудит и нудит и нудит что-то во мне о том, что так нельзя. О том, что у меня есть возможности, которые я могу использовать для спасения хотя бы кого-то. Я задаю сам себе резонный вопрос: почему не использовать их просто для себя? В конце концов, мне выпал уникальный шанс: живи, как хочешь, ни в чем не зная нужды, все развлечения и возможности мира — твои, только пожелай! Особняки, яхты и прочая хрень. Ты можешь стать богат, или знаменит, или то и другое вместе. Или сделать уникальную карьеру, почти все пути открыты! Ага, как же, карьеру фокусника ты можешь сделать. А что? Тоже неплохо. Копперфильд иззавидуется! Что не так? Почему не хочешь?

И сам себе я так же спокойно отвечаю: потому что мне все это не интересно. Точно не интересно? — на всякий случай переспрашиваю того, кто сидит внутри. Да точно, точно! — отвечает он. И я знаю, что он прав, ведь он — это я. Возможно, сейчас кому-то покажется, что я выпендриваюсь, но какое мне дело до того, кто там что думает? Я знаю, что я никогда не гонялся за деньгами и никогда ими не дорожил. Нет, конечно, никогда и не отказывался, но, как говорится — как пришло, так и ушло. Хотя, надо признаться, что жизнь меня деньгами никогда и не баловала. Но меня это и не напрягало, как многих других моих знакомых. И вот, сейчас появилась возможность, а мне безразлично. А правильнее — не интересно. Да, вот так — просто не интересно. Скучно.

Но тот я, что внутри меня, он тот еще спорщик! Теперь он занимает другую позицию: причем здесь деньги? Дело не в деньгах, а в тех возможностях, которые они открывают! И здесь я с ним частично согласен, возможности открываются большие. Но не беспредельные. Многое в мире, просто нельзя купить ни за какие деньги. Как ни банально и затаскано это звучит, но любовь за деньги не купишь. Тело — да, сколько угодно. Благодарность, преданность, даже привязанность — вполне возможно. Но вот то чувство любви, особенно это касается первой любви, которое взрывает мозг — не-а, ни за какие деньги.

Или, когда кто-то в бою защищает своей грудью боевого товарища, отдает молодую жизнь — во сколько оцените? Он ведь не телохранитель, не наемник, который рискует за деньги. Обычный мальчишка — призывник. Ему своей грудью защищать товарища никакой выгоды нет.

И здесь мои мысли сделали закономерный зигзаг, что для них вообще-то дело обычное, и перенеслись в Афган, где я оттрубил почти полтора года. Может быть, я что-то могу сделать для ребят, которые там сейчас гибнут? Но что? Телепортироваться в лагерь духов и перебить их всех голыми руками? Тоже мне, супермен… А ведь что-то крутится в голове, что-то связанное с апрелем 1985 года.

И тут меня торкнуло — точно, сейчас ведь апрель 1985 года! А это значит, что, возможно, прямо сейчас погибают наши пленные ребята, восставшие в крепости Бадабер.

Так, быстро, что я о них знаю? Помню, как-то мне попалась газета со статьей на эту тему. В общем, подробностей никто точно не знает, известно лишь, что около двадцати пленных советских солдат, к которым присоединилось некоторое количество плененных солдат афганской правительственной армии, подняли восстание, когда моджахеды на лагерном плацу совершали вечерний намаз. Воспользовавшись тем, что охранников осталось в тюрьме всего двое, наши солдаты разоружили их, заодно освободив и афганских пленников. Все вместе они выбрались наружу, сняли часовых у складов с оружием и на тюремной вышке.

Им удалось захватить все склады с вооружением. Но духи быстро опомнились. Они подняли по тревоге всех обитателей лагеря и приступили к блокировке зоны складов. Им на помощь подошли части 11-го армейского корпуса пакистанской армии. После чего последовало подряд два штурма. Но советские солдаты и их афганские товарищи отбили все атаки. О том, что произошло дальше, существует две версии.

Согласно первой, пакистанские власти отдали приказ нанести по складам артиллерийский и авиационный удары, в результате чего находившиеся там боеприпасы сдетонировали и похоронили всех повстанцев. Именно в тот момент радиоразведка нашей 40-й армии зафиксировала радиоперехват переговоров между экипажами пакистанских самолётов, бомбивших склады.

По другой версии, восставшие, поняв безнадёжность своего положения, сами взорвали себя. Понесли серьёзные потери и духи. Сколько было уничтожено рядовых моджахедов, не известно, но среди убитых числились девять представителей пакистанских властей, двадцать восемь офицеров пакистанской армии и шесть американских инструкторов. Кроме того, восставшие уничтожили три реактивные установки залпового огня "Град", около 2 тысяч ракет различного типа и снарядов, около 40 единиц орудий и пулемётов.

Там были ребята со всего Союза. Показательно, что на Украине, в Казахстане и в Белоруссии своих солдат посмертно удостоили высших боевых наград этих стран. Имена этих людей фактически занесены в списки национальных героев.

Солдат же из России ждала более прохладная реакция со стороны властей. Ещё в 2004 году наградной отдел министерства обороны сообщил Комитету по делам воинов-интернационалистов о том, что якобы главному военному ведомству страны не известна достоверная информация о событиях в Бадабере, мол, "имеющиеся отрывочные данные являются противоречивыми и трудно объективно оценивать те события и конкретные личные заслуги их участников".

Так, это всё было 26-го апреля 1985 года. А сегодня какое число? Ответ пришел мгновенно: сегодня 26-е апреля 1985 года! Совпадение? Нет, я в такие совпадения не верю. Это называется иначе: предопределение. Не зря я вспомнил об этом именно сегодня, не зря вернулся именно в апрель 1985 года, а не в июнь 1984-го, как в прошлый раз! А потому я тут же открыл телепортационное окно с односторонней прозрачностью, задав простые координаты: "Пакистан, крепость Бадабер, наши пленные".

И сквозь открывшееся окно увидел усталых ребят, сидящих в каком-то, очевидно складском помещении. Обросшие, небритые, в каких-то лохмотьях, некоторые уже с бородами, но все вооруженные до зубов. Кто-то ранен и наскоро перевязан. Всего их было пятнадцать человек. А вот лица их мне не понравились. На лицах была обреченность. Где-то с улицы доносились звуки отдельных выстрелов, но в самом помещении было тихо. Ребята явно совещались. Или прощались. Я прислушался.

— Бойцы, нам нужно решать, что делать. Красный крест к нам явно никто допускать не будет. Сейчас подтащат пушки или минометы и нас просто здесь уничтожат. Если кто-то хочет сдаться, я препятствовать не буду, — говорил черноволосый молодой парень с седыми висками.

— Да какое там сдаться, товарищ лейтенант! Будем биться до последнего! — крикнули из угла. — Они ж просто так нас не убьют, издеваться будут долго. Так что успеешь миллион раз пожалеть о том, что сам не застрелился. Я этих тварей изучил!

— Вот я и предлагаю взорвать здесь всё к чертовой матери, и самим уйти красиво, прямо на небеса, — послышался хриплый голос.

Все загудели. Но тот, которого назвали лейтенантом, поднял руку:

— Тихо, тихо парни! Вы же и без того все прекрасно понимаете, что мы уже по любому мертвые. Так уж лучше так, чем тебя будут избивать, издеваться, а потом как барана зарежут. В общем, я поддерживаю предложение сержанта Васильева. Приказать вам не могу, поэтому, кто против такого решения, уходите, и пусть будет, что будет.

Солдаты на этот раз сидели молча. Прошла минута, другая, третья. Никто не встал и не ушел.

Тогда поднялся лейтенант и начал командовать:

— Рядовой Левчишин и младший сержант Коршенко, давайте к окнам и смотрите внимательно! Остальные — ищем взрывчатку.

Все задвигались и стали вставать.

Я же, наконец, решился, повернул колесико виртуальной мощности "гипноза" на среднее положение, что обеспечивало мне очень высокую степень доверия тех, к кому я буду обращаться, и сделал шаг вперед.

— Привет, парни!

А что я еще мог сказать? И тут же почувствовал, как ствол автомата уперся мне между лопаток.

— Тихи, тихо! Я свой. Я здесь для того, чтобы вытащить вас.

— Свои сидят дома. Ты кто такой и откуда здесь взялся? — подошел ко мне лейтенант Сабуров. И как только эта фамилия всплыла у меня в голове! А ведь точно, я читал о нем, и фото похоже: лейтенант Сергей Сабуров из 56-й десантно-штурмовой бригады, хакас по национальности, потому и жгучий брюнет. А седина на висках у молодого парня говорит о том, что немало ему пришлось перенести.

— Я младший сержант Соколов, 66-я отдельная мотострелковая бригада. Только я уже дембель, товарищ лейтенант Сабуров.

— Откуда знаешь меня?

— Долгая история, а времени у нас нет. Когда появится, расскажу. А сейчас надо уходить отсюда.

— Куда уходить? Как? Везде духи, все щели перекрыли!

— Перестань психовать, лейтенант! — повысил я голос. — Вы или верите мне, и спасаетесь, либо остаетесь здесь и погибаете. Другого выхода для вас нет. Кстати, а где остальные наши, где аскеры?

— Здесь все, кто остался. — Пожал он плечами и, видимо, приняв решение, спросил:

— Что нужно делать?

— Скомандуй всем встать в круг и взяться за руки.

Лейтенант отдал команду.

Солдаты подходили, недоверчиво глядя на меня. Но в их взглядах, где-то совсем рядом с недоверием, ярко светилась надежда. Надежда на чудо. Надежда на вот этого уверенного чистенького парня в белой футболке, джинсах и кроссовках, такого, всем своим видом нездешнего, из другой жизни, с другой планеты. Оттуда, где нет войны, а по улицам СССР ходят вот такие чистенькие ребята и девушки в красивых платьях. И так хотелось верить в то, что он сейчас каким-то образом все уладит, и они окажутся далеко отсюда, в безопасности, у своих.

А я смотрел на них и думал о том, что в той жизни они все погибли здесь, на этом месте. Солдаты уже почти забытой войны, брошенные своей родиной, так и не вспомнившей о них официально, так и не признавшей их своими героями. И если я сейчас сумею их вытащить, это будет значить, что я уже прожил свою жизнь не зря. Потому что один этот поступок, возможно, оправдает все мои прошлые обманы и подлости. Кто знает, может, в этом и заключается весь смысл моей жизни? Может, именно для этого я родился и жил, и умер, и воскрес? Может, именно для этого прошел через все испытания и унижения прошлой жизни, чтобы вот сейчас, здесь, наконец, выполнить свое предназначение?

Вот только получится ли всех сразу? Это вопрос. Пока я телепортировал только одного человека. Но было у меня подозрение, что масса здесь никакого значения не имеет, важен непосредственный контакт со мной. Как сказал Падший, это просто чудо и все. Ладно, в худшем случае, сделаю несколько заходов, много времени это не займет.

— Парни, — сказал я, — ничего не бойтесь, я вытащу вас. Просто поверьте мне, и возьмитесь за руки.

И они, увешанные оружием с ног до головы, подходили и вставали в круг, брали друг друга за руки, переглядывались с надеждой в глазах. Надежда — великая вещь! Она придает силы и умирает, как верно говорят, последней.

Я замкнул круг и представил себе тот маленький островок посреди Тихого океана, где я совсем недавно, в прошлом будущем (или как там теперь, я совсем запутался) разговаривал с Путиным, а до этого целовал Ольгу. Увидимся ли мы еще? — Так, отставить сопли, товарищ младший сержант, ты вновь на войне!

* * *

И тут же послушно в глаза ударило солнце, послышался шум водопада и дальний плеск прибоя.

Они так и стояли, держась за руки, ошалело оглядываясь вокруг. Я осторожно освободил свои ладони из ладоней соседей.

— Всё парни, всё! Здесь вас никто не достанет, никто не найдет. И Афган, и Пакистан очень и очень далеко — за лесами, морями и океанами.

— А где мы? — спросил рядовой Радик Рахинкулов из Башкирии.

Я встал в середину круга и громко сказал:

— Мы находимся на небольшом необитаемом острове посреди Тихого океана. Остров лежит вдали от торговых путей, здесь тепло, тихо, есть пресная вода. — Я кивнул в сторону водопада. — Поэтому пока отдыхайте, мойтесь. А я смотаюсь за едой и прочим. Да. И еще: какие нужны медикаменты, есть ли тяжелораненые?

— Подожди! — крикнул кто-то, — как мы здесь оказались вообще?

— Телепортация, — пожал я плечами, — слышал что-нибудь о такой штуке? Новейшая военная разработка.

Все притихли, обдумывая мои слова. Думаю, они не очень и поверили, но вокруг было солнце, океан, пальмы, водопад — и с этим не поспоришь.

— Тяжелых нет, — ответил за всех лейтенант. — Если сможешь стандартные армейские аптечки достать, этого будет пока достаточно. А там посмотрим, надо раны промыть и определить степень повреждения. Но сначала ответь на вопрос: ты кто вообще такой?

— Свой я, лейтенант, и это главное. Всё остальное — потом. Не бойся, расскажу всё и даже больше. Но пока отдыхайте.

И я исчез, оказавшись в московской квартире.

* * *

Вот имена ребят, принявших свой последний бой в безнадежной ситуации, в крепости Бадабер, а сейчас оказавшихся на затерянном острове. Они погибли в том варианте истории, но здесь и сейчас они стоят на песке пляжа и удивленно озираются вокруг. Это рядовой Игорь Васьков, 1963 года рождения, Костромская область; ефрейтор Николай Дудкин, 1961 года рождения, Алтайский край; рядовой Сергей Левчишин, 1964 года рождения, Самарская область; рядовой Николай Саминь, 1964 года рождения, Казахстан; рядовой Александр Зверкович, 1964 года рождения, Белоруссия; младший сержант Сергей Коршенко, 1964 года рождения, Украина; рядовой Иван Белекчи, 1962 года рождения, Молдавия; сержант Владимир Васильев, 1960 года рождения, г. Чебоксары; моторист-сверхсрочник Виктор Духовченко, 1954 года рождения, Украина; младший лейтенант Геннадий Кашлаков, 1958 года рождения, Ростовская область; ефрейтор Александр Матвеев, 1963 года рождения Алтайский край; рядовой Радик Рахинкулов 1961 года рождения, Башкирия; лейтенант Сергей Сабуров, 1960 года рождения, Хакасия; вольнонаёмный водитель Николай Шевченко, 1956 года рождения, Украина; рядовой Владимир Шипеев, 1963 года рождения г. Чебоксары.

Мы не знаем, как они попали в плен, но в вариант с добровольным переходом на сторону врага я не верю. Добровольные предатели так не умирают, они принимают ислам и берут в руки оружие, чтобы убивать своих бывших товарищей. Если даже они в чем-то провинились, например, в самовольной отлучке из части, то они полностью искупили свою вину, уничтожив большое количество живой силы и вооружения противника, и погибли, не сложив оружия. Вечная им память и воинская слава!

* * *

Как старший по званию, лейтенант ВДВ Сергей Сабуров, опомнился первым и начал командовать:

— Так, бойцы, мы не знаем, где мы, и этому типу доверять, пока оснований нет. Пока мы знаем только то, что он нас спас от верной смерти. Но не знаем, что он нам приготовил. Мало ли куда он нас затащил. Поэтому, слушайте мою команду: все, способные передвигаться, по двое расходимся в разные стороны и прочесываем местность. Сигнал тревоги: выстрел в воздух. Мы с младшим лейтенантом Кашлаковым, занимаем позицию здесь. Приказ ясен?

— Так точно, — послышался нестройный ответ. И ребята с оружием наперевес стали расходиться в разные стороны. Как нужно проводить зачистку местности, большинство из них знало по опыту.

Лейтенант Сабуров и младший лейтенант Кашлаков залегли в ближайшем кустарнике и стали приводить в порядок оружие.

— Слышь, Гена, — начал Сабуров, — что думаешь обо всем этом, а?

— А хрен его знает, — честно ответил Геннадий Кашлаков, командир танка во время срочной в Союзе, а после окончания курсов подготовки военных переводчиков персидского языка Военного института, направленный в Афганистан. — Я пока вообще ничего не думаю, думалка плохо работает. Одно понятно, мы очень далеко от Пакистана. Воздух здесь другой. Всё остальное — неясно.

— Вот я тоже ничего понять не могу, — пробормотал Сергей, окончивший Рязанское высшее воздушно-десантное командное училище лишь в 1982 году, и до своего плена командовавший первой ротой первого парашютно-десантного батальона 56-й Отдельной десантно-штурмовой бригады. — Понимаю лишь пока, что этот тип нас всех от смерти спас. Вот только зачем? Отвык я за годы плена верить в сказки и красивые обещания. Больше привык к грязи, насилию и обману.

— То, что он не представляет армейские структуры, понятно, — кашлянул Гена. — Но кого-то он представляет?

— КГБ, ГРУ или, может, вообще ЦРУ или МИ-6?

— Ну, последнее вряд ли. Те нас и там спокойно обработать могли. Нет смысла показывать какие-то, наверняка, суперсекретные технологии.

— Тоже верно, — кивнул лейтенант. — Ладно, подождем.

И они удобно расположились в кустарнике, выставив вперед оружие.

* * *

А я в это время раздумывал, что делать и как поступить. Деньги были и все можно купить, но это долго, да и магазины уже закрылись. Так, в первую очередь, медикаменты. Мне нужен какой-то военно-медицинский склад. Я попытался наугад дать координаты: медицинский склад ГРУ и открыл телепортационное окно. Ого! Кажется, я попал, куда надо. Огляделся — вокруг никого, только полки со снаряжением. Я сделал шаг и оказался в складе, подсвечивая прихваченным фонариком. Удачно рядом на полке были сложены добротные и объемные военные рюкзаки. Я взял парочку и стал набивать их бинтами, промедолом в шприц-тюбиках, кровеостанавливающими жгутами, антибактериальными, обеззараживающими средствами, анальгетиками, антибиотиками и всем прочим, что попадалось под руку. Набив рюкзаки под завязку, и прихватив с собой еще несколько пустых, я вернулся со всем этим добром в квартиру.

Угу. Дальше мне нужен продовольственный склад. И лучше всего, что-то типа склада елисеевского магазина, где лежат дефицитные в СССР продукты. Сейчас уже поздний вечер и там никого не должно быть. Я взял фонарик, несколько пустых рюкзаков, задал координаты "Склад дефицитных продуктов" и попал на место без происшествий. Огляделся, водя фонарем вокруг — и присвистнул от удивления. Да, мыши на этом складе о сплошном дефиците в СССР, очевидно, никогда не слышали.

Но на размышления времени не было, и я стал забивать рюкзаки копчеными колбасами, сырами, хлебом, банками с красной и черной икрой, другими рыбными и мясными консервами, какими-то конфетами и еще Бог знает чем. Набив рюкзаки, я вернулся домой, оставил их там, и захватил оставшиеся два пустых рюкзака, вновь шагнул на склад.

На этот раз я брал бутылки с газировкой — "Саяны", "Тархун", "Крем-сода", "Байкал", соки, прихватил и несколько бутылок дорогой пшеничной водки. У ребят стресс, выпить просто необходимо. Из холодильника взял пару больших шматов сала, из хозяйственного отдела несколько упаковок душистого мыла, несколько тюбиков зубной пасты "Поморин" и пятнадцать зубных щеток, пятнадцать махровых полотенец, расчески, ножницы, даже несколько бутылок шампуней — и вернулся домой. Думаю, на первое время хватит. Я оглядел экспроприированное имущество. Да, вот я и превратился в вора. Вором, правда, себя не чувствую. Я все взял для тех, кто заслужил это больше многих в нашей стране. Страна у нас народная — а они ее народ: страна возвращает своим героям лишь маленькую толику того, что она им задолжала. И все в этой стране Советов принадлежит народу, согласно Конституции СССР. Значит, берем своё. Я улыбнулся, подумав, что ни один советский суд не принял бы такие оправдания. Ну и ладно.

Еще будет нужна одежда, но сначала надо узнать размеры. Это подождет. Что еще?

Я метнулся к шкафу и достал из него две большие и, видимо, дефицитные, скатерти. Ну, не на песке же им есть! А с хозяевами я потом рассчитаюсь. Еще взял стопку газет, которые я сегодня купил в ларьке Союзпечати. Вроде, пока всё?

Вопроса как все это переправить не возникало, ибо технология у меня уже была отработана. Открываю окно на остров на уровне земли и по одному выставляю на песок рюкзаки. После чего выхожу сам. Пока я возился, прошло часа три.

* * *

За пару часов бойцы обошли весь остров и вернулись с докладами. Получалось, что это и правда, остров, не больше трех — четырех километров в диаметре, абсолютно безлюдный. Ни людей, ни животных, ни птиц. Так, скала в океане, вернее — мертвый коралл. Но с источником чистой пресной воды и небольшим озерцом, в котором лейтенант и разрешил искупаться по трое. Хотя бы поверхностную грязь смыть с себя. Сам он с младшим лейтенантом сделал это последним. И кто бы мог представить себе, какое это было счастье! — Только тот, кто провел много месяцев в грязи и духоте душманского плена.

Не успели они закончить водные процедуры, как прямо из воздуха на пляже стали появляться рюкзаки. А потом появился и сам их спаситель.

— Еще раз, всем привет! — крикнул он, и указал на рюкзаки, — здесь медикаменты, здесь мыльно-рыльные принадлежности, а здесь еда и прочее. Если вы назовете мне размеры, то я притащу и одежду.

— Подожди, друг, — остановил его Николай Шевченко, вольнонаёмный водитель с Украины. — Мы хотим знать, кто ты такой и что вообще происходит?

Он оглядел всех и в его поддержку послышались одобрительные восклицания.

— Шевченко! — окликнул его лейтенант.

— Что "Шевченко"? — огрызнулся тот. — Бой окончен, а я вольнонаемный и тебе не подчиняюсь.

Сабуров пожал плечами и промолчал. А что тут возразишь?

— И правда, товарищ лейтенант! — Поддержал земляка моторист-сверхсрочник Виктор Духовченко. — Без информации никак нельзя. Надо сначала всё выяснить.

— Да я ж не против, я только за! — взмахнул руками лейтенант и обернулся к их благодетелю:

— А и правда, младший сержант Соколов, пора уже нам всё рассказать.

— Младший сержант запаса, — в ответ жестко усмехнулся Соколов, — так что, я тоже никому здесь не подчиняюсь. Но вы правы, пора расставить точки над ё. Давайте, сделаем так. Вы пока перевяжите раненых, накройте столы. Вот здесь скатерти, если что. Можно разложиться вон там, в теньке. А я сейчас смотаюсь в одно место и сразу назад.

И парень растворился в воздухе, к чему все уже стали привыкать. Все помолчали, глядя на то место, где он только что стоял. Общее молчание нарушил младший лейтенант Гена Кашлаков:

— Сержант Васильев!

— Я! — откликнулся сержант Володя Васильев из г. Чебоксары, до плена — заместитель командира взвода 56-й Отдельной десантно-штурмовой бригады.

— Давай, организуй тут перевязку и кого-нибудь назначь накрыть поляну.

— Есть! — сержант повернулся и начал отдавать приказания.

Всё пришло в движение. Рюкзаки распаковывались, доставались припасы и распределялись по предназначению.

— Ух ты! — только и слышалось со всех сторон по мере того, как парни доставали продукты и водку.

* * *

А я загрузил дома сумку посудой и стопками с рюмками — всё, что нашел в серванте и на кухне в мойке, туда же свалил ложки, ровно 16 штук — я и сам давно не ел. Ножи, как я видел, у многих есть. Открыл "окно" и отправил сумку туда же. Потом подошел к ящику стола, достал свой паспорт, военный билет и присел на диван, чтобы собраться с мыслями и дать ребятам время на перевязку и подготовку поляны.

Итак, я их спас. Что дальше? Если они, например, захотят вернуться домой, что делать? Доставить к папам с мамой, женам и т. д. и что потом? Как они объяснят всем, откуда они здесь взялись? Их просто арестуют как дезертиров и, там, где надо, выбьют из них все, что видели и слышали. Конечно, всегда можно заставить их всё забыть, но, во-первых, это как-то несправедливо по отношению к ним. А, во-вторых, я и сам ничего не знаю про эту свою способность "гипноза". Вдруг у спецслужб есть какие-то методики по раскрытию некогда забытого?

Или, второй вариант: кто-то из них захочет вернуться в свои части, чтобы продолжать воевать и отомстить за месяцы и годы в плену. Это тоже вариант не очень хороший, поскольку их ожидает, несомненно, такая же печальная участь. Сразу в оборот их возьмут спецотделы: как попал в плен, что там делал столько времени, не участвовал ли в расстрелах своих товарищей, как удалось сбежать, как нашел путь обратно, как смог добраться по враждебной территории и т. д.?

Возникает вопрос: а какую альтернативу могу предложить им я? Эх, если бы мне самому еще знать, что я хочу!

Ладно, одна голова хорошо, а шестнадцать голов лучше. Пойду, поговорю с ними, может, они что подскажут?

Но, прежде чем отправиться на остров, я предпринял еще одну вылазку. На этот раз целью стал склад вещевого довольствия 40-й армии, где я затарился тремя десятками комплектов полевой формы, в просторечии — "афганки". На глазок я оценил ребят — от 41 до 44 размеров, где-то в этом промежутке точно не ошибусь. А потом совсем обнаглел, рванув на склад морской пехоты США (даже не в курсе, где он находился, при телепортации координаты не высвечиваются) и набрал такое же количество берцев, красивого песочного цвета, 100 % кожа, толстая пружинящая подошва с протекторами. У нас и в 21-м веке такие для армии делать не будут. Заодно уж прихватил там носки и нижнее белье, пусть ребята людьми себя почувствуют. Если с размерами не подгадаю, обменяю прямо с острова.

Да, чуть не забыл, а спать им на чем? Долго шарился с фонариком по немалому пространству склада, пока, наконец, не обнаружил то, что искал — спальные мешки. Классные мешки, между прочим, качественные! Ребята, думаю, будут довольны.

Хотел уже уходить, но вдруг кое-что вспомнил и стал оглядываться по сторонам. Ага, вот и то, что мне надо. Пакеты с одноразовыми станками "Schick", пена для бритья (такого в Союзе еще и не видели!) и прекрасные наборы, в которые входила механическая бритва для волос и ножницы — большие и маникюрные. То, что надо!

Возвратившись домой, я уже хотел отправляться к парням, но вдруг стукнул себя ладонью по лбу. Я-то не курю, а они, наверное, курят. Все же на дворе середина восьмидесятых. Хоть и вряд ли им давали курить в плену, но эта привычка так быстро не проходит. Я опять метнулся на склад дефицита и прихватил там пять блоков "Столичных" фабрики "Ява" и пару упаковок спичек. Вот теперь всё!

И когда, наконец, после переправки всего этого добра через телепортационное окно, я материализовался на острове, оказалось, что все уже успели вымыться найденным мылом. И даже выстирать свою одежду, развесить ее сушиться, и ждали меня, рассевшись в трусах (а кто-то и в набедренной повязке) вокруг уложенных на землю в тени пальм скатертей, с выложенными на них продуктами. Раненые были аккуратно перевязаны. Все же, они еще остались солдатами, эти ребята, и дисциплину не забыли. Я же видел, что никто из них не дотронулся ни до пищи, ни до напитков, ни до водки. Хотя, наверняка, изошли уже слюнями.

— Прошу прощения, пришлось немного задержаться, но это для вашей же пользы, — быстро проговорил я, вываливая экспроприированное добро рядом с ними. — Это одежда для вас, потом разберете. Тут еще станки для бритья, сигареты, спальные мешки и многое другое.

Все молча смотрели на меня. Никто не произнес ни слова, никто не сдвинулся с места. Но все изучали меня, глядя, я бы даже сказал, с немалым подозрением. Ну да, я всё понял: бесплатный сыр только в мышеловке бывает. Именно об этом они сейчас и думают.

Ну, что ж, придется всё объяснить. Я оставил виртуальное колесико мощности "гипноза" ровно посредине, чтобы они не зомбировались, а просто верили тому, что я им буду рассказывать — и сел в круг, между лейтенантом Сабуровым с одной стороны, и сержантом Васильевым, с другой. Молча протянул лейтенанту паспорт и военный билет. Тот внимательно просмотрел каждую страницу и передал документы младшему лейтенанту Кашлакову, сидевшему рядом с ним. Тот так же внимательно и молча стал изучать их. После чего передал следующему. И пока мои документы гуляли по рукам, я предложил:

— Ну что, парни, мы с вами одну войну прошли. Только мне повезло больше, хотя я чуть не погиб. Но погибнуть, на мой взгляд, все же проще, чем попасть в плен. А потому я предлагаю выпить за ваше спасение. Стопки вон в той сумке, там же ложки и еще что-то, уже не помню.

Васильев глянул на лейтенанта, тот кивнул и всё закрутилось. Кто доставал и расставлял стопки, кто резал колбасу, хлеб, сыр, сало. Кто-то вскрывал консервы, кто-то водку, кто-то лимонад. А некоторые, самые, видимо, страдающие, уже распечатывали пачки с сигаретами.

Когда суета закончилась, и водка была разлита, все вновь уселись вокруг импровизированного стола. Я взял стопку в руки и сказал:

— За вас, солдаты! За то, что вы не струсили и выполнили свой долг до конца. Вы все герои и я горжусь вами.

Все выпили и набросились на еду. После того, как первый голод был утолен, встал лейтенант Сабуров:

— Товарищи солдаты! Я понимаю, что все мы голодали много времени. И именно поэтому я хочу предостеречь вас от набивания желудка. Врачи говорят, что после длительной голодовки от этого можно даже умереть. Поэтому, товарищи, это не приказ, это просьба моя к вам как к боевым товарищам и моим личным друзьям: ешьте понемногу. Когда почувствуете сытость, остановитесь. Для вашей же пользы. Лучше, давайте выпьем по второй.

Когда все со смехом разлили по второй, лейтенант продолжил:

— Братья! Мы все были в аду, и мы оттуда вернулись. Я не знаю, как и почему, надеюсь, наш спаситель все нам объяснит. Но, прежде чем мы предоставим ему слово, я предлагаю всем выпить за него. Потому что, если бы не он, мы уже давно были бы мертвы.

И все выпили по второй. Даже я, поскольку понимал, что отказываться в этот момент никак невозможно. Ладно, стопочки я взял маленькие, пятидесятиграммовые.

Наконец, Сабуров повернулся ко мне:

— Мы слушаем, младший сержант запаса Егор Соколов. Надеюсь, ты нам всё объяснишь.

— Я попробую, — честно ответил я и приступил к рассказу.

 

Глава II

— Только прошу меня не перебивать, хорошо? Что бы я ни говорил. Все вопросы потом. — Я оглядел всех, все согласно кивнули.

— Итак, я родился в марте 1964 года. Как и все, ходил в ясли, в садик, потом в школу. После окончания десятилетки в 81-м поступил в пединститут. В июне 82-го после окончания первого курса, призвали в армию. Ну, военный билет вы все уже видели. В июне 1984 года был демобилизован из ташкентского госпиталя, где проходил реабилитацию после ранения. В сентябре восстановился в институте на втором курсе и продолжил учебу. Дальше тоже все обычно. В 88-м году окончил институт по специальности "математика".

В этом месте ожидаемо все вскинули головы. Что и понятно, ведь сейчас еще 1985-й!

— Тихо, тихо, парни! — я поднял руки. — Мы же договорились: сначала слушаем, потом все вопросы.

— В общем, сумел устроиться в своем родном городе преподавателем в техникум, что было совсем неплохо. Заочно поступил в аспирантуру, начал писать диссертацию. Женился по любви. Дочка родилась в 1991 году. Это был страшный год, год развала СССР.

Горящие глаза уставились на меня, но все молчали, выполняя уговор.

— Ладно, здесь, вижу, надо подробнее. Хорошо. В курсе вы или нет, но совсем недавно, в марте умер генсек Черненко. На смену ему пришел Михаил Сергеевич Горбачев. Он и начнет то, что весь мир запомнит под названием "Перестройка". В этот период будут сняты многие запреты. СМИ начнут печатать все, что захотят, без всякой цензуры. По телевизору тоже станут показывать все то, что до этого было запрещено. Узаконят частное предпринимательство. Но, несмотря на все это, а, может, и из-за этого, не знаю, все будет становиться только хуже. Примерно, с 88-го года начинается сплошной дефицит даже самых элементарных продуктов питания. Вводятся талоны на продукты. В начале 89-го выведут из Афгана последние войска. Но не как победителей, а как бездарно всё просравших. Всё зря: все победы, все погибшие, раненые, калеки. На родине на нас будут смотреть косо. Мы не герои, а не пойми кто. Чуть ли не каратели, напавшие на мирный афганский народ.

Здесь все зашумели, но лейтенант поднял руку и народ замолчал.

— Дальше начнутся волнения на национальных окраинах. А в 1991-м году СССР развалится. На его месте возникнут самостоятельные государства, самое большое из которых, объявившее себя преемницей СССР — Россия или, иначе — Российская Федерация в границах РСФСР.

90-е годы потом назовут "лихими девяностыми" и это будет, ребята, страшное для простого народа время. Полное безвластие в стране, по сути, бандиты будут единственной властью, и все будут их бояться. Даже менты. Каждый день на улицах городов будут греметь взрывы, кого-то будут убивать. Короче, страна встанет на капиталистический путь развития. Начнется искусственно инициированная обвальная инфляция, зарплату будут выплачивать в миллионах, но и это будет просто бумага. Коробок спичек, например, будет стоить 100 рублей. Да-да, ровно в десять тысяч раз дороже, чем сейчас. Предприятия окажутся в частных руках, рабочие и пенсионеры не будут получать зарплаты и пенсии месяцами, иногда по полгода и больше. Часто будут выплачивать зарплату продукцией своих же предприятий. Помню, проезжая на поезде город Гусь Хрустальный, видел толпы людей, продающих на перроне некогда дефицитную хрустальную посуду. Так с ними расплатился завод.

Потом вообще многие фабрики и заводы будут закрываться, работать станет негде. Безработица подскочит до невиданного ранее уровня. Люди перестанут рожать — а как детей прокормить? При этом полки магазинов будут ломиться от продуктов и любой одежды, в основном — все импортное. Вот только многие будут ходить в эти магазины как в музеи — поглядеть и пустить слюни.

Армию развалят до такой степени, что уже в 1995-96 годах она не сможет справиться с восставшей крохотной Чечней и проиграет войну на позорных условиях. И так будет продолжаться до 2000-х. Весь мир будет смотреть на это, и ждать окончательного развала России на части. Американцы, ЦРУ-шники будут открыто командовать здесь всем, даже не пытаясь скрываться.

Ситуация начнет меняться, когда в 99-м станет премьер-министром, а в 2000-м президентом России бывший полковник КГБ Владимир Владимирович Путин. Чечню разбомбят и покорят опять, а где-то ко второй половине нулевых жить станет получше. Станут платить зарплаты, народ вздохнет свободнее. Люди станут путешествовать по всему миру, это даже будет не очень дорого.

Пока в 2014 к власти на Украине не придут русофобы. Крым восстанет и попросит о присоединении к России, наши введут туда свои войска и Крым снова станет российским. Восстанет Донбасс, и новое националистское руководство Украины начнет войну против своего народа. Европа и США их поддержат. Конечно, обвинив во всем Россию, которую вновь объявят своим врагом N1. Россия будет помогать Донбассу оружием, советниками, продуктами. И тогда начнется международная блокада нашей страны во главе с США, каждый год будут приниматься новые санкции, болезненно отражающиеся на экономике страны, а значит — на уровне жизни, цены начнут расти. Путину удастся во многом преодолеть убытки, развивая свою промышленность и сельское хозяйство, ибо до этого страна прочно сидела на импорте.

По сути, начнется новая холодная война. Бывшие союзники, даже страны Прибалтики войдут в НАТО. Короче, это очень долго рассказывать. Хотя нельзя сказать, что к 2020 году, когда я умер, народ в России жил совсем плохо. Автомобили были практически у всех. Многие, даже простые работяги ездили отдыхать в Турцию, Египет — да, в общем, куда хотели, куда денег хватало, туда и ездили по всему миру. Со многими странами был введен безвизовый режим — просто бери билет и отправляйся, виза не нужна. Я бы сказал, что жизнь стала даже лучше, чем в СССР 80-х.

М-да, но это в самых очень общих чертах о том, что будет со страной. Что касается меня, то жизнь моя тоже сахаром не была. Но это уже не интересно. Умер я в 2020 году. Сердце не выдержало.

Но утром, накануне смерти, подошел ко мне один мужик. Богатый с виду, ухоженный. Угостил в кафешке пивом. И сделал предложение, от которого я не смог отказаться. Так после смерти, настигшей меня той же ночью, я очутился опять в своем молодом теле в ташкентском госпитале, после ранения, в июне 1984-го года. Вот такая, если очень коротко, история.

Я помолчал, а потом, понимая, что надо разрядить обстановку, сказал в тишину, сгустившуюся вокруг:

— Спрашивайте, не стесняйтесь.

— Что произошло дальше? — задал вопрос лейтенант.

— Да, собственно, ничего. Приехал домой, побыл с родителями и рванул в Москву. Там снял квартиру, поступил в МГУ и вот, вспомнив о вас — а информация в будущем все же была о том, что вы совершили, даже фильмы снимались, — решил помочь. На этом всё.

Историю первого, неудачного моего вмешательства в историю, я решил не рассказывать. Ни к чему им об этом знать.

— Разливайте по третьей, — скомандовал Сабуров.

Все встали, взял в руки посуду, и помолчали, думая о своем. Потом так же молча выпили и стали рассаживаться.

После этого я отодвинул рюмку от себя подальше. Сержант Васильев, уже захмелевший, удивленно спросил:

— Ты чего, братишка?

— Да я вообще зарекся пить после смерти, — сказал я, и все вокруг заржали. И это было хорошо, это значит, что ребят отпустило.

— Слушай, — влез с вопросом рядовой Игорь Васьков из Костромской области, — а как там, на том свете?

— Не знаю, — развел руками я, — или я там не был, или не помню. Лег спать в 2020-м, а проснулся в госпитале в 1984-м.

— Так, может, ты там и не умер? — это уже ефрейтор Николай Дудкин из Алтайского края, заинтересовался.

— То, что умер, это точно. Даже знаю, что тело потом сгорело. И что дочка моя останки схоронила. Извини, источник сведений назвать не могу.

Васьков с Дудкиным понимающе кивнули, и настаивать не стали. Все же "гипноз" работал, и доверие к моим словам у всех было высокое.

— А телепортации где научился? — это уже младший лейтенант Кашлаков.

И все притихли, вопрос был интересный и важный. А я не знал, как на этот вопрос ответить, поэтому решил не врать, но и правду не говорить. Ответил так, как понятнее солдатам:

— Извините парни, но этого я рассказать не могу. Я такие подписки давал, что меня живым закопают!

— Ладно, — решил лейтенант, — сегодня отдыхаем, высыпаемся, а думать будем завтра.

И вокруг загудело, засмеялось, заговорило, зазвенело, застучало и зачокалось.

Я наклонился к лейтенанту?

— Что с ранеными?

— Легкие царапины.

— Врач нужен?

— Ну, вообще-то, неплохо, если бы посмотрел специалист. Но, на мой взгляд, само зарастет.

— Ладно, специалиста я завтра обеспечу. А вам на отдых даю три дня, — я решил расставить приоритеты, показав, кто здесь главный. Это было важно, анархия в таких случаях страшнее всего, особенно, когда у всех оружие. — После этого опять соберемся и будем решать, что делать с вами.

Он подумал и согласно кивнул головой. А я отошел за пальму, чтобы никого не смущать и перенесся в свою московскую квартиру. Если на острове время близилось к вечеру, что-то, около 18.00, то в Москве сейчас было утро — 10 часов и, таким образом, ночь у меня была бессонная. Надо срочно компенсировать. И я завалился спать.

Проснувшись поздно вечером, и прикинув, что у них там утро, я быстро перекусил, помылся и отправился добывать врача.

* * *

Александр Михайлович Ботанович, подполковник медицинской службы и старший ординатор хирургического отделения 650 военного госпиталя в Кабуле лишь к середине дня смог вздохнуть спокойно. Операции на сегодня закончились, и можно было заняться нудной, но и успокаивающей бумажной работой. Он сидел в своем кабинете, пил индийский чай, привезенный коллегами из Союза, вместе с любимыми конфетами "Коровка" и наслаждался тишиной и покоем. Александр Михайлович любил эти редкие минуты, когда можно отвлечься от бесконечного кровавого конвейера, регулярно поставлявшего ему работу, и побыть одному. И тут как назло в дверь постучали. Виталий Михайлович поморщился, но служба есть служба.

— Войдите.

В кабинет вошел парень в афганке с лычками младшего сержанта на погонах. На груди сверкали награды, среди которых наметанный глаз подполковника сразу выделил медаль "За отвагу".

— Разрешите, товарищ подполковник?

— Уже разрешил, — буркнул Ботов. — Ты кто такой?

— Младший сержант Соколов! — Представился вошедший. — Разрешите обратиться?

— Да давай уже, что у тебя там? — Его взгляд скользнул по нашивке за ранение, и подумалось, что это, наверное, кто-то из его прошлых пациентов.

Соколов сделал несколько шагов вперед и, оказавшись рядом со столом врача, наклонился и внимательно посмотрел в глаза хирурга. И в голове у того завертелась черная воронка, в которую он и стал падать.

Сержант произнес ровным голосом, не отрывая взгляда от застывших глаз старшего ординатора:

— Недалеко находятся 15 бойцов, среди которых есть раненые. Вам необходимо взять с собой всё необходимое и отправиться со мной для оказания медицинской помощи. Это понятно?

— Да.

— Соберите все необходимые медицинские принадлежности, других людей привлекать не надо. Никому об этом не сообщать. Скажете, срочный вызов — и всё. Ясно?

— Так точно!

— Тогда — вперед!

* * *

Вчера засиделись допоздна лишь некоторые, самые выносливые и не раненые. Хотя водки было немного на всех, тем не менее, для истощенных и измученных организмов хватило и этого. Часам к 10 вечера вырубились все. К ночи заметно похолодало, но американские спальные мешки были теплые. А с рассветом стали просыпаться, потягиваться, оглядываться, убеждаясь, что это все им не приснилось. Что они на самом деле на свободе, на тихом островке. Кто-то побежал купаться. Кто-то сразу полез к продуктам. Но проснувшийся лейтенант сразу пресек эти попытки. Продуктов мало, а когда прибудет пополнение запаса (если прибудет) — пока не ясно. Этот младший сержант запаса, вроде, парень слова, но распускать людей нельзя, от военной службы их никто еще не освобождал. А здесь как? — Дашь слабину один раз, второй, они и на шею сядут. Поэтому, дисциплина — это главное.

Назначив двоих готовить завтрак, лейтенант Сергей Сабуров решил тоже искупнуться. Но только он это решил, как посреди пляжа появились двое, с чемоданами в руках. На чемоданах красные кресты. "Кажись, обещанные медики прибыли", подумал Сергей.

И точно! Правда, медик среди них был один. А второй — их спаситель. Но на этот раз по форме: в новенькой афганке, с погонами и наградами. Сергей пригляделся, пока те подходили. Ага, понятно: медаль "За боевые заслуги", медаль "За отвагу", какая-то афганская висюлька, памятный знак воина-интернационалиста и золотая нашивка за тяжелое ранение. Все соответствуем записям в военном билете, но все же, вот так, наглядно, вызывает уважение. Сразу видно, что парень не прятался за чужие спины и воевал честно.

Подойдя, Соколов принял подобие стойки смирно (такая расхлябанность тоже характерна для Афгана, машинально отметил про себя Сабуров) и, вскинув руку к кепи, отрапортовал:

— Товарищ лейтенант, младший сержант Соколов, прибыл в соответствие с договоренностью, — а в глазах пляшут веселые чертенята. — Разрешите представить: товарищ подполковник, главный ординатор хирургического корпуса Кабульского госпиталя. Он сейчас окажет помощь нашим раненым.

Лейтенант взглянул в застывшие глаза подполковника и спросил:

— Соколов, а что это с ним?

— Всё нормально, лейтенант, не боись! — перестал играть комедию в начальника и подчиненного Соколов. — Просто он под небольшим ментальным воздействием, чтобы потом ничего не вспомнил. Но на его работе это никак не скажется. Давай, веди к своим раненым.

— Да, Соколов, не прост ты, ох, не прост! — Сабуров покачал головой и повел подполковника под пальмы, где находились раненые.

Там спасителя окружили солдаты и стали о чем-то расспрашивать. Но он отмахнулся от них, и аккуратно сложив одежду, отправился купаться.

Через час доктор закончил. Как мы и думали, тяжелых ранений не было, никто в срочной госпитализации не нуждался. Все нужные перевязки он сделал, где кому надо — зашил, лечение назначил, и доложил о готовности.

После чего Соколов его забрал, и они исчезли с острова.

Рядовой Коля Саминь из Казахстана подошел к своему другу рядовому Александру Зверковичу из Белоруссии и, приобняв, его, тихо сказал:

— Слышь, Зверь, а тебе не кажется, что мы из огня да в полымя попали, а?

На что тот коротко ответил:

— Не бзди.

Он вообще был немногословным.

* * *

С этой разницей во времени, я совсем день с ночью перепутал. Но все же, по моим подсчетам, сейчас там должно быть утро, раз уж здесь вечер. Три дня, данные мной на отдых, прошли и я, сначала переправив сумки с продуктами, телепортировался на остров сам. Предстоял, как мне казалось, трудный разговор. И здесь я как в воду смотрел.

Когда все вновь собрались за столом, вольнонаемный Николай Шевченко недовольно и громко спросил:

— А водка-то где!?

На что я тоже громко ответил ему в рифму. Нет, не про Караганду.

Народ заржал, но в смехе чувствовалась нервозность, да и вообще некое напряжение витало в воздухе. Что ж, это понятно, я и сам нервничал.

— Значит, так, парни, — начал я. — Никто из вас ничем мне не обязан. Я спасал вас не для того, чтобы потом как-то использовать в своих интересах, а просто потому, что мог спасти. Мне лично от вас ничего не нужно, никаких условий я никому из вас предъявлять не будут. Это понятно?

— Пока понятно, — ответил за всех лейтенант.

— Тогда продолжаю. — Вновь взял слово я. — В любой момент каждого из вас я могу отправить туда, куда он хочет. Но прежде я должен сказать о том, что вы должны знать и, возможно, знаете. Но напомнить не помешает.

Я помолчал, собираясь с мыслями:

— Первое. Если кто-то из вас пожелает отправиться домой, то такой человек пусть ожидает ареста и долгих допросов. Ему предстоит ответить, как минимум, на следующие вопросы: как он здесь оказался, где был, как сумел сбежать, как пробрался в СССР, кто помог, что делал в плену, не участвовал ли в расстрелах советских солдат, кем завербован, какое задание, чем докажешь свою невиновность и т. д. и т. п. Конечно, можно спрятаться и лет шесть просидеть под кроватью, пока никому до вас дела не станет, но тут уже кому что нравится.

Второе. Если кто-то захочет вернуться в свою часть, то сценарий будет практический идентичный, разве что не будет вопроса о том, как пробрался в СССР, но вот о том, как сумел пройти из Пакистана по враждебной территории, спрашивать будут крепко. Спецотделы на таких делах собаку съели.

Третье. Обо мне и вообще, обо всем, что было после того, как вы сидели на том складе в крепости Бадабер, готовясь к смерти, и вплоть до того, как вы очнетесь там, где очнетесь, вы помнить не будете ничего. Извините, но мне совершенно ни к чему светится перед органами, да и вообще перед кем бы то ни было. Поэтому сказать вам будет нечего, кроме как "споткнулся, упал, очнулся — и вот я здесь". Так что свои истории вам придется придумывать самим, — о том, как вы всё это провернули. И, боюсь, вам не поверят. Я бы точно не поверил.

Четвертое. Я могу снабдить вас оружием и боеприпасами и отправить в Афган. Пробивайтесь к нашим с боем. Но как-то не верится мне, что дойдете. А если кто и дойдет, того встретит тот же спецотдел с теми же вопросами.

Пятое. Хотите, могу отправить в любую точку мира — в Америку, Западную Европу, Австралию и т. д. Но там тоже придется отвечать на подобные вопросы, и я не гарантирую, что вы не окажетесь в тюряге. Впрочем, здесь уж кому как повезет. И еще: как у вас с иностранными языками? Я всё сказал.

И я замолчал. Молчали и все остальные, переваривая услышанное. Первым нарушил молчание рядовой Иван Белекчи, из Молдавии:

— Я вот знаю немного румынский, у нас языки очень похожи. Может, мне в Румынию, а?

Я тут же ответил:

— Да без проблем! Вот только Румыния сейчас лучший друг СССР, соцстрана. Тебя выдадут без размышлений. И вообще, это всех касается, кто думает о том, чтобы рвануть за бугор, — возможно, идея сама по себе не такая уж плохая. В свете того, что скоро в нашей стране начнется. Но если кто думает, что там вас ждут с распростертыми объятиями, то он горько ошибается. Поверьте, это далеко не так. В общем, если кому такая идея запала, продумайте сначала всё очень хорошо.

— Ну и нахрена тогда ты нас вообще вытащил? — послышался чей-то злой голос. Не пытаясь определить спрашивающего, я просто предложил:

— Кто хочет обратно, это тоже легко устроить.

На этот раз молчали дольше.

— А ты сам-то, чем намерен заняться? — как бы невзначай спросил лейтенант Сабуров. Но я сразу увидел, как народ навострил уши.

— Я-то? — я широко улыбнулся, как бы подчеркивая несерьезность всего, что сейчас скажу. — Не знаю пока, но есть у меня мысль заняться совершением разных подвигов, которые, возможно, хоть немного помогут моему народу в грядущие тяжелые времена.

* * *

Серафим парил над планетой Земля, и взгляд его был прикован к небольшому островку в Тихом океане. Конечно, никакой спутник, даже с самой новейшей аппаратурой никогда бы не заметил его. Ведь серафимы — существа духовные, в них нет ничего материального, за что можно было бы зацепиться умным приборам.

Однако самого серафима, конечно, это совершенно не интересовало. А интересовала его небольшая группа людей, решавшая сейчас жизненно важные для своей дальнейшей судьбы вопросы. И серафим тоже решал для себя вопрос исключительного морального характера: обосновано будет или нет, с точки зрения божественной морали (не путать с моралью человеческой) внести сейчас некоторые изменения в мозги этих человечков?

Нет, серафим не боялся Бога или Его гнева, ибо знал, что Богу нет никакого дела до того, что он собирается сделать. Мысли и дела Бога далеки от забот человеческих. Как там сказано в их Библии? Ах, да, точно: "Мои мысли — не ваши мысли, ни ваши пути — пути Мои, говорит Господь. Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших, и мысли Мои выше мыслей ваших".

Но, несмотря на это, люди созданы Творцом свободными и их свобода воли должна быть обеспечена. Это с одной стороны, так сказать, в идеале. С другой стороны, после грехопадения их свобода стала обусловленной и зависимой от множества обстоятельств и ограничений, подверженной воздействию множества факторов. Одним фактором больше, одним меньше — по сути это не меняет нечего. Решать всё равно им. Впрочем, как и отвечать за свои решения. На то она и свобода воли. Если кто-то думает, что свобода подразумевает безответственность, то он глубоко и фатально ошибается. Ответственность не несет только тот, кто лишен выбора. Чем больше свобода выбора, она же свобода воли, тем выше ответственность за свои решения, поступки и их последствия.

Именно с этим и была связана моральная дилемма серафима: может ли он оказать воздействия на решение этих людей? Ведь это будет означать уменьшение их ответственности за те действия, которые они совершат, следуя по пути, указанному воздействием? А если это будет уменьшением ответственности, то, как следствие, это будет и уменьшением свободы, данной Творцом?

Наконец, серафим решил, что воздействие не может оказать фатальных последствий на их свободу воли и тихонько дунул в сторону группы людей на острове.

* * *

— И что, у тебя уже есть какой-то план? — продолжал свои вопросы лейтенант.

— Кое-какие мысли есть, — не стал я вдаваться в подробности. Во-первых, потому, что никакого плана у меня не было. А, во-вторых, никто из них еще не озвучил своего решения о том, что каждый из них собирается делать.

А поэтому я решил дать им время, о чем и объявил:

— Значит так, ребята. На раздумья вам сутки. Думайте, решайте, советуйтесь друг с другом. Если решите со мной, то я беру всю ответственность за вас на свои плечи. Вплоть до официальной легализации в Союзе, что означает встречу со своей семьей и все остальное. А у меня пока есть еще свои дела. До завтра!

Дел у меня никаких не было, а вот подумать тоже требовалось. Поэтому я перенесся на Кубу, где купался, бродил по пляжу вдоль прибоя и думал. Обгореть я не боялся, поскольку за последние дни загорел уж до бронзового цвета.

Итак, что я вообще могу? Теоретически, не так уж и мало. Владею телепортацией и могу перетаскивать с собой грузы и, минимум, пятнадцать человек зараз. И почему-то мне думается, что это далеко не предел. Почему-то я считаю, что важна связь со мной, а не масса или количество. Но это проверяемо.

Кроме того, я владею способностью программирования людей, фактически — полного подчинения их своей воле. Еще я могу видеть людей буквально насквозь. А также, владею способностью ускоряться и способностью к быстрой регенерации. Что это мне дает?

Нет, вопрос поставлен неправильно. Что это мне дает, как раз вполне понятно. А вот как это можно использовать для изменения будущего СССР или Российской Федерации? Так, подожди, давай определимся с тем, чего я вообще хочу. Первый вопрос: хочу ли я сохранения СССР? — В том виде, в каком он есть сейчас, точно нет. Что-то типа будущего Китая? — Возможно, хотя я знаю о Китае только из СМИ. А это не факты, а их интерпретация.

Хочу ли я развала СССР и создания Российской Федерации? — Опять же, в том виде, как это происходило в моей первой жизни, точно нет. А так, как это стало году к 2012-му, так, в общем и целом, совсем неплохо. На мой взгляд, гораздо лучше, чем в позднем СССР. А другого я ничего и не знаю.

Нет, я встречал многих ура-патриотов СССР, которые идеализировали жизнь в нем. Что они делали? — Они сравнивали самое лучшее из того, что было в СССР, с самым худшим из того, что стало в Российской Федерации. А это неправильное сравнение. Много хорошего и плохого было и там и там. Вопрос в том, где в целом лучше жить среднему человеку?

Давай попробуем сравнить. Статистики у меня нет, придется делать анализ по собственным воспоминаниям и ощущениям.

Итак, первое. Образование. В СССР было полностью бесплатное образование, и оно было в целом неплохим. Это плюс. Но были и минусы. В некоторые ВУЗы, самые престижные, дающие самое лучшее образование, дипломы которых наиболее ценятся, можно было поступить только по блату. Нет, это не значит, что все там учились лишь по блату, многие проходили по конкурсу, на общих основаниях. В то же время, очень многие поступали именно по блату, занимая места достойных, которым отказывали. Это факт.

В Российской Федерации общее образование тоже бесплатное, хотя за многое родителям приходится доплачивать. Система поборов денег с родителей широко распространена. Ну, ладно, не везде, по-разному бывает. Высшее образование есть бесплатное, есть платное. Бесплатное образование — в государственных ВУЗах, если ты прошел по конкурсу. Там же можешь поступить на платное обучение, если не прошел по конкурсу, но есть места. Впрочем, для "платников" места всегда оставляют. Есть коммерческие ВУЗы, где любое обучение полностью платное. Это, в общем и целом.

Далее. Медицина. В СССР медицина полностью, всегда и везде бесплатная. Но также есть блат, есть деньги в конвертах — за более качественное обслуживание. В целом, качество медицины среднее. Но зато гарантированное.

В Российской Федерации, по идее, медицинское обслуживание тоже бесплатное, по медицинскому полису страховой компании, который выдается всем. Но большая проблема в том, что многие услуги бесплатно можно ждать месяцами по записи, а если заплатить в платной клинике, — то их же пройдешь очень быстро, но дорого. Так же очень трудно попасть к бесплатному врачу-специалисту. К такому же платному врачу — приходи в любое время, но дорого. Плюс — реформа медицины происходит, на мой взгляд, ужасно. Если говорить конкретно, то, думаю, многие со мной согласятся, за период с 2010 года и далее медицина была доведена до самого плачевного состояния. Что тому виной — непродуманные реформы, незнание реального положения на местах или холодный расчет, сказать не могу. Но то, что все плохо и с каждым годом только хуже, ясно и врачам и пациентам. Не ясно только, похоже, министру и прихлебателям. Они живут совсем в другом мире. Ну, или полностью некомпетентны, и их надо давно гнать в шею. Впрочем, вопрос некомпетентности руководства в России, как бы она в разные исторические периоды ни называлась, всегда стоял очень остро.

Что там еще? А, квартирный вопрос, куда ж без него! В СССР большинство людей получали квартиры бесплатно. Они вставали на очередь на производстве или по городской (районной) очереди и, рано или поздно, но квартиру получали. Все же, если честно, в большинстве случаев — поздно. После развала СССР миллионы людей так и жили в бараках и коммуналках — это факт. Но зато квартира была бесплатная и даже передавалась по наследству. Правда, квартира была не твоя, она принадлежала городскому фонду или производству, но фактически являлась все же почти собственной. И что очень важно, коммунальные услуги стоили копейки. И "копейки" — это не оборот речи. Кроме этого, в СССР было кооперативное жилье: строились дома, в которых люди квартиры могли купить. Но строилось мало, и по советским меркам это было недешево. Были частные дома, но в основном это деревянные деревенские развалюхи и дачи. Хотя встречались и неплохие домики, по тем меркам, конечно.

В Российской Федерации бесплатного жилья нет. Ну, кроме ведомственного, даваемого пока ты работаешь на таком-то месте. Правда, последние годы у армейцев, кажется, жилье остается даже после увольнения, точно не знаю — может, они его выкупают. А так все жилье покупается и стоит оно недешево. Если есть деньги, купишь, что хочешь, хоть трехэтажный дом с бассейном и теннисным кортом. Если нет — будешь ютиться в бабушкиной коммуналке, ну или снимать квартиру. Очень многие к 2020-му году живут именно на съёмных квартирах, этот бизнес очень распространен. Плата за коммунальные услуги очень высокая и каждый год растет. В отличие от зарплат.

Далее. Питание и одежда. В позднем СССР царит дефицит практически всего: нет в магазинах ни нормальной одежды, ни мяса, ни колбасы, ни сыра, ни… в общем, почти ничего, кроме рыбных консервов. Утрирую, конечно, но близко к этому. Жители Москвы, Ленинграда, столиц союзных республик и городов-миллиоников меня, возможно, не поймут. Там это было, хотя и тоже в ограниченных количествах.

Короче, в позднем СССР царил повальный дефицит всего и вся.

В Российской Федерации с этим всё просто прекрасно: полки магазинов завалены в любом уголке нашей необъятной родины. Любые продукты, любая одежда. Вот только цены растут постоянно, все это достаточно дорого. И это при том, повторюсь, что зарплаты расти не спешат. А потому уровень жизни неуклонно понижается.

Что осталось? Свобода слова и свобода перемещения? Ну, конечно, свободу слова в 2020 не сравнишь с той же свободой в 90-е, она очень сильно урезана. Вот только хорошо это или плохо, я сам для себя так решить и не могу. Хотя, в общем, интернет есть, а там можно найти всё, что угодно. Ну, по крайней мере, пока я был там, хотя уже и тогда все стали прижимать. Чем это там закончилось, не знаю.

Что касается СССР, то там со свободой слова вообще был полный швах. Нет, в позднем СССР, конечно, за анекдоты не хватали, но в прессе и на ТВ безраздельно царила цензура. Хотя самые последние годы существования СССР, года, примерно, три, вожжи были отпущены, и полезло наверх всё подряд. Так, что уже и не разобрать, где, правда, а где ложь. Но по привычке советских людей верить любому печатному слову, верили любому дерьму, лишь бы это в газете напечатано было или по телевизору сказано. Постепенно, конечно, эта привычка поотпустила, а у нового поколения ее не было с рождения.

Свобода передвижения. В СССР теоретически тоже можно было путешествовать по миру. Но практически это было очень трудно, а для многих и невозможно. Особенно в капиталистические страны. Конечно, спортсмены ездили на соревнования, ученые на симпозиумы, музыканты — на концерты и фестивали, дипломаты, как и разведчики — по работе, торговый флот перевозил грузы, летчики пилотировали самолеты. Но отбор и надзор были строгими. И это все же была очень небольшая часть населения. Можно было, например, по профсоюзной путевке, сгонять в Турцию, как в фильме "Бриллиантовая рука". Но путевок этих было очень мало, выдавались они частично передовикам производства, а большей частью — нужным людям, по блату. В 80-е с этим стало чуть-чуть лучше, но именно что чуть-чуть.

В Российской Федерации всё зависит от наличия денег. Есть деньги — можешь ехать куда хочешь. Ну, или почти куда хочешь. Многие приморские страны, бюджет которых зависит от туризма, вообще заключили с Россией безвизовые соглашения. Это значит, что главное для тебя иметь деньги на поездку и загранпаспорт, который выдавался всем свободно. Виза не нужна ни в Турцию, ни в Египет, ни в Израиль, ни на Кубу или в Доминиканскую республику, ни в Тунис, ни в Аргентину или на Багамские острова, ни в Бразилию, ни в Индию, ни в Мексику, ни в Эмираты, ни в Таиланд, ни… в общем, долго перечислять. По сути, виза, в основном нужна для въезда в страны Европейского Союза, но ее получить нетрудно. А вот в США — трудно, к 2020 году не очень охотно они наших граждан принимают, если ты, конечно, не видный оппозиционер.

А потому, куда ни приедешь на отдых, в какой отель ни заселишься, везде слышна русская речь. И это не бизнесмены с миллиардерами, в такие отели мне ход заказан — где деньги? Это обычные работяги, пенсионеры и офисный планктон. И это, кстати, говорит о том, что несмотря ни на что, деньги у народа есть и жили они там не так уж и плохо, как это часто представлялось.

Ну и какой же из всего этого вывод? Чего я хочу, суммируя всё?

Я подумал и честно сказал себе, что я не хочу сохранения СССР в том виде, в каком он существует сейчас. Я хочу не допустить ужасы 90-х, которые неизбежно последуют за развалом Союза. И вот здесь вопрос: а как этого вообще можно избежать? Хотя бы теоретически? И честный ответ на этот вопрос будет звучать так: я не знаю. Я вообще никакой не специалист, я в этом ничего не понимаю.

Это, в свою очередь, означает то, что мне нужен тот, кто понимает. И кто это такой? Кто сможет справиться со всем этим? Ну, не те же бедолаги, собранные мною на безымянном острове? Те вообще ничего не понимают в происходящем. Зато они умеют воевать. А именно это от них и требуется.

Я улыбнулся. Нет, все они ребята хорошие и каждый из них — герой, но задача им явно не по зубам. Нет ни знаний, ни опыта. Да, блин, его ни у кого сейчас в стране нет!

 

Глава III

Я брел по пустынному пляжу и в какой-то момент вдруг понял, что вижу впереди грибок. Обычный пляжный грибок от солнца для этих мест: воткнутое в песок бревно, на котором укреплен зонтик из нескольких слоев пальмовых листьев. А под грибком, в теньке — широкий шезлонг с толстым пляжным матрасом, на котором кто-то лежит. Странно, сколько здесь бываю, никогда никого и ничего вокруг нет. Мое сердце сжалось от предчувствия, я ускорил шаг. Не может быть! Но чем ближе я подходил, тем яснее видел лежащую в шезлонге девушку, которая была очень похожа…, нет, не может быть. Да! Это Ольга! Я бросился бегом и в один момент преодолел оставшиеся метры. Кажется, я даже непроизвольно "ускорился".

И вот я стою перед ней, а она смотрит на меня и смеется. Как всегда — с легкой хрипотцой:

— Привет, Егор!

— Оля! — я упал перед ней на колени и стал покрывать поцелуями ее лицо, шею, плечи, руки. Она обхватила мою голову и впилась в губы долгим поцелуем, от которого у меня всегда кружилась голова. Потом она отстранила меня и спросила:

— Искупаемся?

— Ага! — ошалело ответил я. Я вообще был готов на всё, что бы она сейчас ни предложила. Я, конечно, скучал по ней, но даже сам от себя не ожидал, что буду так рад увидеть ее. Она — человек из той жизни, делившая со мной грязный, вонючий подвал. И пусть я знал, что это не совсем так, но ведь и так, в том числе! А потому, пусть она и не человек вовсе, но для меня остается самым близким человеком в этом мире. Может быть, даже ближе родителей. Нет, понятно, родители — родителями и я их очень люблю. Но они не делили со мной подвал в самые тяжелые дни моей жизни. В чем, конечно, нет никакой их вины, их и в живых-то тогда уже не было. А она была.

Мы долго плескались в теплой воде. Я ловил ее, она ускользала. Потом вдруг сама запрыгивала на меня и целовала, целовала, целовала… Светило яркое кубинское солнце, переливалась то синевой, то аквамарином вода. А мы пили друг друга и никак не могли напиться, никак не могли утолить жажду. Я забыл обо всем на свете. Какие еще проблемы? Какое спасение мира? Пошло оно всё, ведь со мной Ольга! Здесь и сейчас только она и я.

А потом мы вместе лежали в обнимку на широком шезлонге и произносили слова, которые не имеют ни значения, ни смысла, ибо они лишь музыка любви. Они — танец, в котором значение имеют не смысл слов, а движения рук, ног, бедер, блеск глаз и суета губ.

Вы знаете, что такое счастье? Подумайте об этом. Счастье — это когда ты выжил в смертельном бою. Когда у тебя родился ребенок. И когда ты вместе с любимым человеком в полном согласии с желаниями души и тела. И поэтому счастья никогда не бывает много. Но когда оно приходит, его не спутаешь ни с чем. Счастье — это те минуты и часы, о которых ты будешь вспоминать до смерти. Ты многое забудешь, сотрется все неважное и второстепенное, считавшееся когда-то важным и нужным, и останутся лишь воспоминания о тех счастливых моментах жизни, что ты когда-то пережил.

И вдруг, в какой-то момент я понял, что нет океана, нет пляжа, а мы сидим за столиком в уличной кафешке, а Ольга делает заказ официанту в черных брюках и белой рубашке с короткими рукавами. Причем, делает это по-испански. Я глянул на себя и увидел, что полностью одет: футболка, джинсы, легкие летние туфли. Ольга была в каком-то совершенно легкомысленном, но очень шедшем ей платье. А вокруг было что-то смутно знакомое, я когда-то был здесь. Но где это? На той стороне площади возвышался величественный собор.

— Это старая Гавана, ты когда-то был здесь. — Конечно, она читала мои мысли. Но разве можно запретить это серафиму!

— Да, точно! — улыбнулся я, даже не спрашивая о том, как мы здесь оказались. На площади уже зажигались фонари, вокруг звучала латиноамериканская музыка. Дневной зной спал, и приятная свежесть ласкала разгоряченное тело.

Принесли вино для Ольги, а для меня "Пина-колада" без алкоголя.

— Поговорим? — голос Ольги вырвал меня из мечтательного состояния.

— А? Да, давай! Как у тебя дела?

И снова этот смех, сводящий меня с ума! Но потом она сделал серьезное выражение лица и вежливо ответила:

— Спасибо, у меня всё хорошо. Как твои дела?

— Да какие у меня дела? Вот, осваиваюсь после "отката" и думаю, чем заняться.

— М-м-м, а он у нас еще и скромный! Прямо, завидный жених! — Ольга подмигнула. — А про то, как ребят от смерти спас, рассказать не хочешь?

— Рассказать, конечно, можно, но ведь ты и сама всё знаешь, правда?

— Правда, — серьезно ответила она. — Но вот чего я не знаю, так это то, что ты собираешься делать дальше?

— А тебе это надо знать обязательно? — я тоже перешел на серьезный тон. И как раз в это время принесли ужин.

— Не обязательно, Егор, не обязательно, только…, а справишься?

И тут я неожиданно для самого себя выпалил:

— Оля, выручи, а? Мне нужен Путин!

— Ты же уже пробовал?

— Хочу еще раз попробовать.

— Ты не обязан.

— Я знаю. Падший сказал мне. Но это и мое личное желание — помочь своему народу.

— Благородно, — улыбнулась она. — Вот что. И Путин и Горбачев вернулись к состоянию на апрель 1985 года, но при этом, они, как и ты, помнят всё, что произошло в предыдущей попытке. Понимаешь?

— То есть, — протянул я, — Путин знает всю историю вплоть до 2020 года, плюс помнит нашу неудачную попытку?

— Именно. И я уверена, что он ждет тебя.

— А Горбачев?

— И Горбачев тоже помнит и горит желанием реванша. Твоя программа по-прежнему в нем действует, и вчера он уже поручил вызвать к себе майора Путина из Дрездена. И Путину даже не надо произносить условную фразу, Горбачев и так в его полном подчинении. Тайно, конечно.

— Вот это новость! — я откинулся на спинку удобного плетеного кресла.

— Я думаю, тебе срочно нужно встретиться с ВВП, дорогой. Через час его самолет приземляется в Шереметьево. Но прежде возьми вот это, — и она протянула мне небольшую коробочку.

— Что там?

— Ну, если хочешь, это прибор такой. А если точнее, браслет, содержащий в себе сок древа жизни из Эдема. Достаточно одеть его на руку или просто приложить к живому существу, как все его болезни и раны, какими бы смертельными они ни были, моментально исцеляются. Я понимаю тот соблазн, который у тебя появится, но, Егор, ты не вылечишь весь мир, людям положено болеть и умирать. Это закон падшего мира. Поэтому, браслет настроен только на тебя. Он не поможет больше никому. За единственным исключением. Это те солдаты из Бадабера и твои родители. К каждому ты приложишь или оденешь на руку этот браслет, и в течение суток после этого их здоровье станет идеальным и даже чуть лучше. Я повторю. На каждого из этих пятнадцати ребят, браслет окажет воздействие однократно. Как и на твою маму и твоего папу. Этого идеального здоровья всем им хватит на пятнадцать лет. В течение этого времени они не будут болеть ничем вообще, а раны, полученные ими, будут заживать быстрее и качественнее. Потом все опять пойдет своим обычным образом. Потому что таков закон мироздания.

Ты же должен носить браслет постоянно, он настроен только на тебя. После применения его для перечисленных лиц он станет обычной безделушкой для всех, кроме тебя.

— А Путин? — спросил я.

— С его здоровьем, как ты помнишь, мы уже разобрались.

И она поцеловала меня в висок. Почему в висок? Да откуда ж мне знать?

Открыв коробочку, я увидел внутри обыкновенный коричневый ремешок с застежкой, на вид — из кожзаменителя, ничем не примечательный, похожий на браслет для дешевых часов. Вот, часы я на нем и буду носить, подумал я.

* * *

Владимир Владимирович Путин сидел в салоне самолета ТУ-154М и смотрел в иллюминатор. Подумать было о чем. Он прекрасно помнил тот день, когда умер. Это было 15 октября (будет?) этого, 1985 года и это была бомба, заложенная в машине Председателя КГБ СССР — машине, которая проверяется постоянно. А что это значит? — А это значит, что совершил диверсию кто-то из ближнего круга. Из тех, кто имеет доступ. Эх, как же не хватает верных, преданных людей!

Последнюю фразу он, похоже, произнес вслух. И тут же услышал ответ:

— Преданные люди у меня для вас есть, Владимир Владимирович.

Уже оборачиваясь к только что пустовавшему соседнему креслу, Путин знал, кого там увидит. Поэтому его лицо расплылось в улыбке:

— Егор Николаевич! Вы не представляете, как я рад вас видеть!

— Взаимно, товарищ майор, взаимно!

И мы крепко пожали друг другу руки.

— Я так понимаю, Егор Николаевич, всё вернулось на круги своя?

— Совершенно верно. Кажется, в прошлый раз мы переусердствовали и время спружинило. Оказывается, оно имеет такое свойство. История не терпит чрезмерных усилий по своему изменению. А потому изменения не должны быть глобальными, но, скорее, точечными. А для этого они должны наноситься в нужное время, в нужном месте, нося минимальный характер, но приводя к максимальному результату в будущем. По крайней мере, мы сейчас это знаем. Отрицательный результат — это тоже результат, ибо дает необходимый опыт. Есть желание начать все сначала?

— Даже не сомневайтесь, буду начинать сначала столько раз, сколько позволят высшие или, уж не знаю, какие там, может, наоборот, дьявольские силы.

— Высшие, Владимир Владимирович, высшие силы, даже не сомневайтесь в этом, — успокоил я Путина, решив не упоминать о Падшем. Я хотя и не понимал до конца, кто он вообще такой, но лучше Путину не знать о его существовании. Ни к чему это, ибо "кто умножает познания, тот умножает скорбь". К тому же, как я понял, все мы, всё человечество, тоже в определенной степени, падшие. Но это уже теология, сейчас Путину не интересная. Это в будущем он станет показательно, хотя и своеобразно верующим. И, есть подозрение, что исключительно для пользы дела. Хотя, это, конечно, не точно. Возможно, он и правда уверует искренне.

— Ну и, слава Богу! Как вы считаете, Егор Николаевич, Горбачев еще в моем подчинении?

— Да, и он с нетерпением ждет ваших указаний. И, кстати, как человек эмоциональный, горит желанием реванша и рвется в бой!

Путин улыбнулся:

— Да, Михаил Сергеевич человек порыва. Хороший, в общем, человек. Жаль, слишком тщеславен.

Мы помолчали.

— Егор Николаевич, вы что-то говорили о преданных людях?

— Да. Вы слышали что-то о восстании в крепости Бадабер?

— Конечно. Жаль, что там так всё вышло. И жаль, что мы так и не знаем, что там на самом деле произошло.

— Ну, это поправимо. Я этих ребят вытащил, можно сказать, прямо из лап смерти. Они уже готовы были подорваться там со всем арсеналом. Сейчас они на том маленьком островке в Тихом океане, помните?

— Как же мне не помнить!

— И мне кажется, если вы с ними правильно поработаете, более преданных людей вам не найти. Людей, прошедших через ад и готовых уже погибнуть с оружием в руках, но не сдаться.

— Спасибо вам, Егор Николаевич, за этих ребят. Будет время, мы по справедливости оценим то, что вы делаете. Сколько их?

— К сожалению, удалось вытащить лишь пятнадцать человек. В основном, молодые ребята. Самый старый там моторист-сверхсрочник Виктор Духовченко, 1954 года рождения.

— Ну, тридцать лет — это еще далеко не старость, — улыбнулся Путин.

— Как только решите вопрос с Горбачевым, их нужно будет где-то пристроить. Не могут же они постоянно жить на крохотном островке!

— Пристроим, не беспокойтесь. Они мне не меньше нужны, чем вам. Неплохо бы их соответствующим образом, как только вы умеете, обработать, — внимательно посмотрел на меня ВВП.

— Давайте так. Решение они будут принимать сами, по своей собственной воле. А вот тех, кто даст такое согласие, немного подправим в лучшую сторону.

— Да, я тоже считаю, что так будет правильно.

— Владимир Владимирович, — задал я главный вопрос, — что вы на этот раз намерены делать? Предупреждая ваш вопрос, кстати, отвечу сразу: защитного купола в этот раз не будет. Чтобы не было соблазна всех ракетами обстреливать.

Он кивнул и долго молчал, глядя в иллюминатор на сплошной слой облаков внизу.

— С учетом того, что вы сказали о сопротивлении времени и истории, я считаю, что действовать нахрапом, как в прошлый раз, нельзя. Обойдемся без купола. Так даже лучше, осторожнее будем. Но Крым и некоторые области Украины к РСФСР приберем все равно, самым законным образом. Это нужно обязательно сделать в рамках СССР. Чтобы потом у нас не было тех проблем, что в прошлой реальности. А вот Прибалтику трогать не будем. Я уверен, что они пошли на крайние меры как раз именно из-за Прибалтики. Вернее, она была последней и решающей каплей. Хрен с ними, пусть отделяются. Только в этот раз мы их такими условиями свяжем, что никакого НАТО там, в видимой перспективе не будет. Вообще мы запрет на расширение НАТО обязательно обговорим как условие вывода наших войск из стран Варшавского договора. И выход Германии из НАТО, и запрет на размещение там иностранных военных баз на переговорах по объединению Германии. Иначе никакого объединения им не видать.

Он еще помолчал.

— Но это дело будущего. А пока разберемся с внутренними врагами, которых, как оказалось, хватает.

На этот раз кивнул уже я. А что тут скажешь?

— То есть, Владимир Владимирович, вы по-прежнему считаете, что СССР не сохранить?

— Не только считаю, но и уверен, что не нужен он нам, висит на России тяжким бременем на сплошных дотациях.

— Нельзя его разваливать так, как в прошлый раз! Сколько людей погибло, сколько в нищете загнулось, Владимир Владимирович!

— Это и моя главная задача, Егор Николаевич. А вы, надеюсь, мне в этом поможете.

— Чем смогу.

* * *

Прошли сутки, и я вновь переместился к бывшим пленникам Бадабера. Но на этот раз не один, а с Путиным. Он уже обговорил все дела с Горбачевым, поставил ему задачи и получил новое назначение. Теперь в его кармане лежало удостоверение полковника госбезопасности и корочки помощника Генерального секретаря ЦК КПСС по специальным вопросам. В них было прописано, что все партийные, советские, милицейские и военные власти СССР обязаны оказывать предъявителю этого документа любое, затребованное им содействие. Семье Путин уже сообщил, они там готовятся к вылету в Союз, где им была из партийных фондов выделена просторная квартира в Москве.

Ребята встретили нас приветливо, но с некоторой настороженностью. Раздались выкрики:

— Сколько мы здесь будем сидеть?

— А что, кто-то соскучился по афганским застенкам? — резко спросил я. — Или по советским?

Наступила тишина, в которой уже было меньше приветливости и больше настороженности.

— Ладно, парни, — улыбнулся я, — не переживайте. Всё будет так, как договорились. Надеюсь, вы уже подумали и что-то решили. Итак, кто озвучит ваше решение? Я думаю, старший по званию? — посмотрел я в сторону лейтенанта.

Тот вышел вперед и спросил:

— А кто это с тобой, Егор?

— Разумный вопрос, — я обернулся к тому, кого я помнил как Президента России.

— Меня зовут Путин Владимир Владимирович, я полковник КГБ и помощник Генерального секретаря ЦК КПСС по специальным вопросам. Прошу ознакомиться с моими документами, товарищ лейтенант.

ВВП передал Сабурову обе свои корочки. Тот внимательно их рассмотрел, отдал обратно и, вытянувшись по стойке смирно, отчеканил:

— Прошу прощения, товарищ полковник государственной безопасности!

— Ничего, вы всё правильно сделали. — Путин обвел глазами ребят, которые, услышав о том, кто к ним прибыл, уже соорудили некое подобие строя. — Товарищи офицеры, сержанты, ефрейторы, рядовые и вольнонаемные, по поручению Генерального секретаря ЦК КПСС, от имени партии и правительства я уполномочен выразить вам благодарность за службу. Уверяю вас, подвиг ваш не будет забыт, и в свое время все вы будете представлены к государственным наградам.

— Служим Советскому Союзу! — нестройно пронеслось над пальмами.

— Товарищи, мы с Егором Николаевичем сегодня здесь для того, чтобы услышать ваше решение. Но прежде, чем вы его озвучите, я лично обещаю вам, что теперь, после некоторых предпринятых нами с Егором Николаевичем усилий и гарантий, данных лично Генеральным секретарем ЦК КПССС, никакие допросы никому из вас не грозят. Кто захочет поехать домой, тот поедет домой — со всеми положенными документами. Кто захочет вернуться в свою часть, тот вернется и будет дальше служить как герой, а не как предатель. Но есть третий вариант: вы поступаете на службу во вновь формируемое спецподразделение, задачей которого будет противостояние врагам государства, как внешним, так и внутренним. Тем, кто, как вы слышали от Егора Николаевича, поставит страну на колени, развалит ее, обречет на нищету миллионы людей, а десятки тысяч — на смерть. Лично я буду курировать это подразделение, которое лишь формально будет числиться по ведомству Комитета государственной безопасности, но фактически будет подчинено только Генсеку лично. В любом случае, какое бы решение вы не приняли, все вы получите месяц отпуска для того, чтобы обнять своих родных и близких. Товарищ лейтенант, прошу озвучить ваше решение.

— Так точно, товарищ полковник государственной безопасности! Мы посовещались и это наше общее решение. После того, что мы услышали о грядущем будущем нашей Родины, мы, ее солдаты, в соответствие с присягой, готовы служить Родине там, куда она нас пошлет, мы хотим помочь ей преодолеть трудные времена. И, если это возможно, избавить от них.

— Это решение каждого? — уточнил Путин. — Это очень важно, поэтому, я прошу, чтобы каждый из вас ответил лично, подтверждает ли он слова товарища лейтенанта.

— Так точно, товарищ полковник! Докладывал ефрейтор Дудкин.

— Так точно, товарищ полковник! Докладывал рядовой Васьков.

— Так точно, товарищ полковник! Докладывал рядовой Левчишин.

— Так точно, товарищ полковник! Докладывал рядовой Саминь.

— Так точно, товарищ полковник! Докладывал рядовой Зверкович.

— Так точно, товарищ полковник! Докладывал младший сержант Коршенко.

— Так точно, товарищ полковник! Докладывал рядовой Белекчи.

— Так точно, товарищ полковник! Докладывал сержант Васильев.

— Так точно, товарищ полковник! Докладывал вольнонаемный служащий Духовченко!

— Так точно, товарищ полковник! Докладывал младший лейтенант Кашлаков.

— Так точно, товарищ полковник! Докладывал ефрейтор Матвеев.

— Так точно, товарищ полковник! Докладывал рядовой Рахинкулов.

— Так точно, товарищ полковник! Докладывал рядовой Шипеев.

— Так точно, товарищ полковник! Докладывал вольнонаемный служащий Шевченко.

Путин посмотрел на меня, я улыбнулся и подмигнул ему. Да, я не сомневался в этих парнях. Тот, кто побывал на самом краю, всегда иначе смотрит на жизнь.

— Сегодня Егор Николаевич переправит всех вас на государственную дачу в Крым, в Форос. Договоренность с генсеком уже есть (вернее, отданный ему приказ, но ребятам это знать ни к чему), там вас приведут в порядок, подкормят, подлечат, выправят все необходимые документы и, как я и обещал, вы поедете на месяц в отпуск. Утешите своих родных, а после вас ждут такие тренировки, что я вам не завидую, — хмыкнул ВВП.

Настало время моего выступления. Я вышел вперед и скомандовал:

— Внимание! Я сейчас встану возле водопада. Как только я дам знак, по одному подходим ко мне, начиная с правого фланга. Остальные в это время остаются на месте. Как только отходит один, подходит следующий, но не раньше. Каждому из вас я должен сообщить нечто личное. Всё понятно?

— Так точно!

Я отошёл к водопаду с тем расчетом, что шум падающей воды будет приглушать мои слова и их не будет слышно уже на небольшом расстоянии. Мысленно представив себе регулирующее колесико "гипноза" я поставил его на самую большую мощность и крикнул:

— Первый — ко мне!

Первым был правофланговый лейтенант Сабуров.

Каждому подошедшему на несколько секунд я оборачивал браслет вокруг руки. И когда я это делал, то видел, как человек на мгновение окутывался голубым сиянием. Но, кажется, кроме меня этого не видел никто. После этого я приказывал посмотреть мне в глаза и, заметив характерное быстрое моргание с последующим застыванием взгляда, начинал закачку:

— Ты абсолютно предан России, как бы она ни называлась, лично мне и Владимиру Путину. Ты всегда готов выполнить любой приказ, отданный одним из нас. Ты знаешь, что любой наш приказ служит на благо страны и всех людей, в ней проживающих. Ты не боишься никакой боли, ты в состоянии заблокировать любую боль усилием воли. Ты не боишься смерти, ты вообще ничего не боишься из того, что может причинить вред лично тебе. Но понимая, что твоя жизнь нужна родине, ты всегда внимателен и острожен. Ты должен убить врага и сам остаться живым. Однако ты отдашь свою жизнь без размышлений, если это будет необходимо или если поступит такой приказ. Ты будешь прилагать все силы для того, чтобы стать лучшим воином, овладевая военным искусством с удовольствием и прилагая к этому все старания. Ты всё понял?

— Так точно!

— Как только ты сделаешь первый шаг, то забудешь всё, что я сейчас говорил и делал. Ты никогда не вспомнишь об этом, но всё, заложенное мною в тебя, будешь выполнять беспрекословно, считая это своим собственным решением и убеждением. О нашем разговоре ты будешь помнить только то, что я поблагодарил тебя за твой выбор и пообещал, что ты никогда не пожалеешь о нем. Всё понятно?

— Так точно!

— Кругом! Шагом марш!

Ну, вот так примерно, ребята. Я, Егор Соколов, перед Богом и людьми беру на себя ответственность за то, что я сейчас с вами сделал. Кто-то скажет, что это ужасное насилие над свободой человека. Но эти люди свой выбор сделали сами. Я лишь помог им потенциально стать лучшими в мире солдатами. Кого это объяснение не удовлетворяет — подайте на меня в суд.

После этого я приказал всем построиться в круг и взяться за руки, после чего мы перенеслись в Форос. Где я оставил их на попечение Путина, а сам отправился домой. Нет, не в Москву, к родителям.

* * *

Домой я поехал на электричке, с пересадкой в Александрове. Захотелось, знаете, посидеть, подумать, посмотреть на мелькающие за окном деревья и поселки. Вот я и ехал, смотрел, думал.

Несмотря на то, что решил для себя на острове, думал я о том, какое имею право распоряжаться судьбами людей. Вот этих бывших пленников Бадабера, например. Да, они сами сделали свой выбор, я на них не давил. Но подтолкнул их к этому выбору именно я. Но разве они не были уже мертвы в той истории? Разве я не распорядился их жизнью по своему усмотрению уже тогда, когда спас ее?

А с другой стороны, те, кто через шесть лет сделает выбор за всю огромную страну, они какое право на это имеют? И то, что делаю сейчас я, это защита, защита от той нелепицы и предательства, что прокатилось и переломало жизни миллионов людей. А то, что я сделал с мальчишками потом, после их выбора, это подарок им от меня. Всё, что я могу для них сделать. Надеюсь, это им поможет, а, может, кого-то и спасет. От смерти или от позора.

А я еще я думал вот о чем: то, что я делаю, многие будут проклинать. И больше всего те, кто в результате этих моих действий останется жив, не потеряет работу и средства к существованию. Потому что они об этом никогда не узнают. Сейчас им хочется свободы, колбасы и джинсов. Утрирую, конечно. И моя задача заключается в том, чтобы дать им это все. Но так, чтобы они не прокляли эту свободу и того, кто им ее подарил. Как это случилось в прошлый раз. Только им ведь все равно будет мало. Всегда мало. Нашу оппозицию надо воспитывать веками, по крайней мере — десятилетиями, пока они научаться оппонировать власти, не разрушая страну, а созидая и укрепляя ее. А то ведь у нас всякий, получивший диплом о высшем образовании, уже числит себя демократической элитой, а власть — сатрапами. Причем, так будет при любой власти без исключения. Потому что нет политической культуры. Да, собственно, пока еще неоткуда ей взяться. И потому свободу нужно обретать постепенно. Я ненавижу революции, я за эволюционный путь развития. Как в тех же США или Западной Европе. Но для этого нужно время. Много времени. А вот ждать никто не хочет. Тем более скоро возобладает в "свободных умах" на Западе теория о том, что демократию можно насадить путем бомбардировок и внутренних восстаний.

Я не хочу, чтобы плакали матери молодых ребят, погибших в дикой междоусобной войне в Грузии и Абхазии, Азербайджане и Армении, Приднестровье и Молдавии, в Чечне и Дагестане, в Южной Осетии, в России и Украине. Чтобы не было бомжей и беспризорных детей на улицах наших городов. Чтобы девочки не мечтали стать проститутками, а мальчики бандитами.

Вот этого я хочу всем сердцем своим и всем разумением своим и всей душою своею. Если хоть что-то из этого мне удастся воплотить, не допустить, изменить, то это и будет моей наградой. И для того, чтобы хоть что-то из предыдущего сценария не случилось, я готов на многое. В том числе, посылать людей на смерть и убивать самому. И умирать самому. Если не будет другого выхода.

* * *

Дверь открыл отец. И сразу, обнимая меня, закричал в сторону кухни:

— Мать! Иди, встречай своего любимого сыночка.

Охая, мама выбежала мне навстречу и обняла, и расцеловала. И засмеялась, парируя отцу:

— Да, это мой любимый сыночек! И твой, кстати, тоже.

Господи, как же это прекрасно — видеть их живыми, моих самых дорогих людей! Я смотрел на них и не мог насмотреться, при этом вспоминая их похороны. И зачем это в голову лезет, они ведь еще долго будут жить. А с моим браслетом, может быть, еще дольше.

Я вновь обнял отца и с силой прижал браслет к голой коже его спины. Он, если тепло, всегда дома ходил по пояс обнаженным. И тут же увидел, как голубое сияние окутало его. Потом взял руку матери и на секунду, как будто случайно, прижал браслет к ее запястью. И снова голубое сияние, исчезнувшее через мгновение.

Конечно, мама стала меня кормить, расспрашивать об учебе в университете. А отец ходил из кухни в комнату и обратно, тоже периодически вставляя несколько слов.

Я видел их радость, я видел их гордость за сына, который — на зависть всем, не курит, не пьет, герой, вернулся с войны целым и с медалями. А сейчас учится не где-нибудь, а в МГУ! Ни у кого из знакомых ребенок не поступил в МГУ, а наш поступил! И сейчас вот, приехал не с пустыми руками, привез из Москвы копченой колбасы и сосисок, и конфет.

— Невесту-то не нашел еще себе там? — это отец.

— Какая еще невеста! — вскидывается мама. — Пусть университет сначала закончит. Успеется еще, никуда невесты не денутся.

Ну, конечно, она-то уж уверена, что за ее сыночка любая с радостью пойдет! Милые мои, хорошие, славные. Я купаюсь в вашей любви и постараюсь никогда не подвести вас. Ведь это и из-за вас тоже я вернулся. Там, в том мире, я стал вашим позором. Простите меня, я так больше не буду.

 

Глава IV

Да уж, когда Егор Николаевич (а этого парня называть надо именно по отчеству, если такие люди его уважают и к его слову прислушиваются) по прибытии в Форос сказал, что будет тяжело, старшина (а тогда еще сержант) Володя Васильев только улыбнулся. Какие еще могут быть трудности для него, сержанта ВДВ, прошедшего войну и зверства духов в той проклятой крепости? Но сейчас, по истечении шести месяцев с того памятного дня, когда они все приняли решение, он был вынужден еще раз убедиться, что, уж если Егор Николаевич что-то говорит, то это именно так и будет.

Их не просто гоняли, их, можно сказать, гоняли насмерть. Их учили убивать из любого оружия, совсем без оружия, голыми руками и любым предметом, подвернувшимся под руки. Их учили водить любой вид транспорта: от мотоцикла, БТРа и танка, до новейшего вертолета! Конечно, всё это на уровне того, чтобы можно было завести, поехать и стрелять или завести, взлететь и сесть, но, блин, кого же из них готовят? А "тропа разведчика"? А "полоса риска" — участок, который преодолевается под самым настоящим боевым огнём из стрелкового оружия? А упражнения из курса горной подготовки? А переправа вплавь через реку c быстрым течением на подручных средствах? А преодоление проволочного забора под напряжением электрического тока? А ныряние на глубину и освобождение там от оружия и снаряжения? А переправа по канату через реку или горное ущелье в полном боевом снаряжении? А плавание в обмундировании и с оружием? А рукопашный бой с двумя — тремя противниками? А наблюдение за вскрытием трупов в морге?

А учебные классы? Английский язык, топография, история, инфокоммуникационные технологии и системы специальной связи, способы обнаружения слежки и ухода от нее, а ещё…, в общем, замучаешься всё перечислять. Похоже, из них готовят суперсолдат.

Но чаше всего Вовка вспоминает, как их награждали в Кремле. Сам Генеральный секретарь ЦК КПСС, в присутствии министра обороны и других высоких чинов, которых он и не знал, произнес прочувствованную речь. Правда, говорил он долго и путано, так что Вовка толком ничего и не понял, но это всё не важно. А потом министр обороны вручал каждому из них звезду героя Советского Союза, орден Ленина с грамотой от Президиума Верховного Совета СССР, также каждому медаль "За отвагу" и почётный знак воина интернационалиста. А потом зачитали приказ министра обороны о присвоении им внеочередных званий. Всем рядовым присвоили звание сержанта, вольнонаемным — звание младшего сержанта, ефрейторам — старшего сержанта, ему, сержанту — старшину дали. Товарища младшего лейтенанта сделали старшим лейтенантом, а товарищу лейтенанту вручили погоны капитана. С одновременным зачислением их в ряды сил специального назначения КГБ СССР.

И поехали они все по домам, в обещанный полковником отпуск. Он в родную Чувашию, в город детства и юности Чебоксары, который не видел уже шесть лет. Да, именно шесть. Призвали его осенью 1979 года, в ноябре. А в конце декабря, после прохождения курса молодого бойца, он уже был в Афгане. Где в апреле 80-го и попал в плен. Тогда, 10 апреля в ночном бою в провинции Пактия около кишлака Калай-Малай его ранили, и он потерял сознание. Почему его не добили, он удивлялся все пять лет страшного плена. Он спрашивал Бога, почему Тот не дал ему умереть тогда, почему обрек на такие мучения? Почему не позволил моджахедам перерезать ему горло, когда он отказался принять ислам? Ведь это же так просто — умереть и всё, вместо того, чтобы каждодневно терпеть унижения и побои, надрываясь на тяжелой работе! Теперь ему казалось, что он знал ответ на этот вопрос: потому что он нужен был для того, чтобы мстить. И будь уверен, Всевышний, я буду верной рукой твоего карающего гнева!

Он вышел на вокзале в Чебоксарах во всем блеске парадной форма. На плечах — васильковые погоны с золотыми буквами "ГБ" и широкой продольной старшинской лентой. На левой стороне груди — звезда героя Советского Союза, под ней орден Ленина и медаль "За отвагу". Справа — знак воина-интернационалиста и золотая нашивка за тяжелое ранение. На лице шрам от виска до подбородка — подарок от моджахеда, решившего позабавиться над рабом и продемонстрировать друзьям умение владения ножом. И полностью седые волосы у двадцатичетырехлетнего парня.

Чтобы потом уже не терять времени, он решил сразу отметиться в управлении КГБ СССР по Чувашской республике. Взял такси на вокзале, благо деньги есть — выплатили сержантское жалование за все годы, и назвал адрес: улица Карла Маркса, 43. Таксист, глядя на него, всю дорогу пытался приставать с вопросами, на которые Володя отвечал односложно и невпопад. И таксист, в конце концов, отстал. А он смотрел на знакомые с детства улицы, которые уже и не надеялся никогда больше увидеть. Слезы текли по его щекам, а он их даже не замечал. Лишь когда удивился тому, что стал видеть хуже, все как-то смазалось перед глазами, поднял руку и, проведя ладонью по мокрым глазам, понял, что плачет. Стыдливо покосился на водителя, и неловко достав из кармана носовой платок, вытер соленую влагу.

В Управлении встал на учет у капитана, удивленного рассматривающего его документы и откровенно пялившегося на награды, но так ничего и не спросившего (не принято в этом заведении коллег расспрашивать, где они были и за что их наградили), лишь предупредившего на прощание:

— Перед отъездом не забудь отметиться.

И вот он подходит к своему дому — хрущевской пятиэтажке, вспоминая, как радовались родители полученной квартире. Он тогда был классе в третьем, и очень гордился тем, что теперь у него будет своя комната! Старшина Васильев осмотрел старый двор, где на их лавочке сидели уже новые, подросшие пацаны, которые были совсем сопляками шесть лет назад, когда его всем двором провожали в армию, и направился прямо к подъезду. Сегодня суббота и родители должны были быть дома. У подъезда на лавочке, как и положено, сидели бабушки, с которыми он вежливо поздоровался. Они ответили, внимательно рассматривая его, но, кажется, так и не узнали. Да и как узнать в этом седом, худощавом солдате соседского парнишку Вовку Васильева?

Он постоял перед дверью родительской квартиры, не решаясь нажать на звонок и прислушиваясь к доносящимся звукам работающего телевизора. Там, где он сейчас служил, существовала такая секретность, что родители до сих пор ничего о нем не знали. Для них он так и был пропавшим без вести, как им сказали в военкомате еще пять лет назад. И сейчас он подумал, что зря не позвонил заранее отцу на работу, чтобы он маму подготовил к такому сюрпризу. Ведь, говорят, случается, что и от радости сердце не выдерживает. А у нее сердце всегда было слабым. Но теперь уже отступать поздно. Наконец, решившись, он вдавил кнопку и услышал такое знакомое дребезжание.

За дверью послышались шаги, щелкнул замок и дверь открылась. В первое мгновение в этой постаревшей женщине он не узнал маму, которой еще не исполнилось и пятидесяти лет. Но потом сердце его сжалось, и он тихо произнес:

— Мама…

Женщина нахмурилась, как-то нерешительно повела головой, внимательно вгляделась в его лицо и вдруг стала молча падать. Он быстро шагнул вперед и подхватил ее, такую легкую, почти невесомую. И стоял в отчаянии, не зная, что делать.

Из комнаты выглянул отец, и Володя крикнул ему:

— Папа, помоги, с мамой плохо!

Отец сделал несколько шагов:

— Ты кто тако…, ох… Вовка? — мелькнуло узнавание в его глазах.

В этот момент мама открыла глаза и тихо спросила:

— Вова?

— Мама, папа, да я это, я — живой и здоровый!

Потом он сидел на диване в обнимку с ревущей в голос матерью и смотрел на бегающего туда-сюда отца, не знающего, что предпринять и только повторявшего без конца:

— Да что же это, да как же так, мы же уже с матерью тебя в церкви отпели!

На что Володя, улыбаясь, бодрым голосом отвечал:

— Так это же хорошо! Значит, долго жить буду!

В общем, не спали с родителями почти до утра. Рассказал им многое, кроме самых жутких моментов. Ни к чему им это знать. Мать и так чуть в обморок не падала. Рассказал о том, как они подняли восстание, вот только конец этой истории в его рассказе был другой. Не было никакого Егора Николаевича, не было телепортации и прочих чудес. А просто подошли наши войска и всех освободили. А он потом лежал в госпитале, где ему и предложили заключить контракт и поступить в войска охраны Кремля, где сейчас очень хорошо, спокойно, тепло и сытно. И совершенно никакой опасности. А сообщить о себе раньше, ну никак не мог! А что вы хотели? Они же все такую подписку о неразглашении всего-всего дали, что попробуй только лишнее слово скажи! Спасибо, что хоть отпуск дали.

Мама, конечно, переживала. Говорила, что надо бы демобилизоваться и поступить учиться. "Ну, так она просто не знает, что ожидает нашу страну в скором времени", — думал он. И это правильно, пусть и дальше не знает. Дай Бог, этого не допустят их начальники. С Вовкиной, конечно, помощью.

Отец смотрел на его награды, на звезду героя и качал головой: вот это дал сынок! Не посрамил отца! Но когда его взгляд падал на шрам через все лицо и на седую голову сына, глаза его нехорошо прищуривались. Как будто он прямо сейчас собирался отправиться мстить за сына.

Мама же просто тихо плакала, гладя сына по седым волосам и целуя тонкий, загорелый, как и все лицо шрам.

Проснулся поздно, к обеду. И сразу услышал, как мама на кухне что-то готовит. Такое забытое совершенно ощущение, откуда-то из детства. Как будто ничего не было — войны, плена, издевательств, и балансирования на грани смерти. В общем, весь день опять с родителями, можно сказать — весь день в обнимку с мамой, потому что она никак вновь обретенного сыночка отпускать не хотела. Но к вечеру Вовка все же выбрался, хотелось погулять по городу, посмотреть на изменения, встретиться с друзьями. Тем более, уже созвонился с двоими, договорился встретиться на "их" месте. Поскольку никакой гражданской одежды на его сегодняшний размер дома не нашлось, одел новую "афганку", американские берцы, сунул в карман военный билет и отправился смотреть гражданскую жизнь. Ну и влип по самое некуда.

Нет, сначала-то всё шло хорошо. С друзьями посидели, девчонки некоторые подошли из старой юношеской компании. Но уже немного их осталось, кто-то уехал учиться, кто-то женился или вышел замуж, кто-то просто переехал. Но посидели хорошо, душевно. Выпили, конечно, как полагается, столько лет не виделись! А Вовка, если честно, в душманском плену уже и не надеялся, что хоть когда-то увидит их вновь. Чаще всего тогда мечтал он о двух взаимоисключающих вещах. Ему одновременно хотелось умереть, ибо порой сил не было терпеть, и хотелось выжить и мстить, мстить, мстить.

Ну и понятно, что кому-то из компании пришла в голову идея тряхнуть стариной и отправиться на дискотеку, что в клубе неподалеку проходила по выходным. Там сначала тоже все хорошо было, Вован танцевал с девчонками медленные танцы, трясся под быстрые — отрывался по полной. Потом оказалось, что станцевал с подружкой какой-то нового местного авторитета. Ну и вызвали его поговорить на улицу. Он вышел без проблем, оглянулся, ища поддержку от кого-то из своих ребят. И никого не увидел. Они потом, конечно, говорили, что не заметили ничего, думали, он просто покурить со знакомым вышел. Но Вовка их не осуждал, что возьмешь с тех, кто смерти не видел ежедневно?

Тех было семь человек. Тот, с чьей девушкой он танцевал, умело поигрывал с ножиком. Что интересно, так это то, что старшина Васильев смотрел на них и не испытал даже тени страха, был абсолютно спокоен и сосредоточен. Оглянулся, увидел позади стенд, отодрал от него брус и быстро побежал на них. Он ничего не спрашивал, не пытался разобраться, он просто хотел их проучить. И плевать ему было, что их семеро, что у них нож, может, и не один. Всё это не волновало Вовку нисколько. У него была задача, и он должен был ее выполнить. "Интересно", — мельком и как-то отстраненно подумал он, — "это так на меня Афган повлиял?" Врезал брусом по руке с ножом, тот бабочкой взлетел вверх и упал на асфальт. Руку, кажется, сломал. Минус один. Сразу, с разворота, не останавливая руки и продолжая движение, подсек брусом другого под ноги. Тот с размаху грохнулся на спину и ударился головой. Минус два.

Надо отдать им должное, они не разбежались, и остальные пятеро набросились на обидчика. Один получил брусом по лицу, нос Вовка ему точно сломал. Но остальные его все же повалили. Вы думаете, старшина испугался? Как бы ни так, он по-прежнему был абсолютно спокоен и сосредоточен. Вцепился одному в горло и начал методично его душить. Остальные били его ногами и руками, но, странное дело, Вовка различал удары, мысленно констатировал, куда попали на этот раз, но боли не чувствовал. Вообще не чувствовал, нисколько! А потому он бы точно задушил того пацанчика. Насмерть. Если бы вовремя не вмешалась родная милиция и не отодрала его руки от горла уже хрипящего парня. Что было, скажем прямо, не просто. Они-то и дубинкам его колошматили, и ногами били, а он как будто и не чувствовал. И невдомек им было, что он и на самом деле ничего не чувствовал.

Разглядев, наконец, форму, Вовка отпустил свою жертву, спокойно встал и, не торопясь, стал отряхиваться. Он видел свои содранные руки, чувствовал, как у него по лицу течет кровь из разбитой брови, носа и губы, но по-прежнему не ощущал боли.

А тут и луноход подъехал. Всех погрузили и отвезли в отделение, где Вовка и переночевал в отдельной камере. После афганских и пакистанских зинданов, эта камеры было просто курортом. Поэтому старшина госбезопасности Васильев сразу же уснул.

* * *

А утром, часов в десять его вызвали на допрос. Парень в штатском, представившийся дознавателем лейтенантом Стопятовым, долго молча рассматривал Вовкин военный билет. Потом все же спросил:

— Слушай, ты, правда, Герой Советского Союза? Кавалер ордена Ленина?

— Правда, — Вовка пожал плечами.

Лейтенант вздохнул и придвинул к себе протокол допроса.

Ну, рассказал Вовка, что случилось, ничего не утаивая и не скрывая.

Стопятов, продолжая вздыхать, старательно записывал его показания. Наконец, закончил и поднял голову:

— Честно тебе скажу, старшина, один из этих уродов — сынок нашего городского комсомольского босса. Я бы тебя сразу отпустил, но, боюсь, папаша не простит.

— Слушай, лейтенант, — ответил Вовка, — ты не буксуй, всё будет нормально. Просто позвонили по этому номеру. И он назвал ему московский номер Соколова.

Стопятов номер записал и пообещал позвонить, выразив, однако, сомнение, что это поможет. После чего дал Васильеву подписать показания, которые он, внимательно прочитав, подписал. И отправился назад в камеру в сопровождении милицейского сержанта. В камере Вовка с удивлением смотрел на свои руки — чистые, гладкие, без царапин даже, и думал о том, как же он мог вчера видеть их все ободранные и порезанные? Встал, подошел к маленькому зеркальцу над раковиной, вгляделся в свое лицо. Лицо как лицо. Никаких вам разбитых носов и губ. Вовка сел и крепко задумался, но так и не пришел ни к какому выводу.

А лейтенант молодец, по номеру все же позвонил.

* * *

Прокопьев Илья Павлович, первый секретарь чувашского республиканского обкома КПСС уже заканчивал утреннюю накачку подчиненных, когда раздался звонок по "московскому" телефону. Он взял трубку и произнес:

— Прокопьев у телефона.

Вот чего он не ожидал услышать в ответ, так это голос Председателя ЦК КПСС Михаила Сергеевича Горбачева. Дело в том, что Егор, узнав о случившемся с его подшефным бойцом в Чебоксарах и выяснив у звонившего лейтенанта все подробности и нюансы дела, решил сразу задействовать "тяжелую артиллерию", поскольку предполагал, что главный комсомолец города республиканского значения просто так свою жертву не отдаст, и сломанную руку сыночка любимого не простит. Поэтому, он позвонил Путину, тот, сразу уяснил ситуацию и позвонил Горбачеву, вежливо попросив его решить вопрос с местными властями на своем бронебойном уровне. Так, чтобы было уже без всяких проволочек.

— Здравствуй, Илья Павлович, узнал?

— Здравствуйте, Михаил Сергеевич, как же можно не узнать первого человека партии и государства!

— Очень хорошо, тогда слушай. Там ваша милиция задержала не того, кого надо. Это полное безобразие! Ты лично сам прямо сейчас отправляйся туда и проконтролируй, чтобы при тебе лично его выпустили и уничтожили дело, если его вдруг уже завели. Человек этот не преступник, а потерпевший, понял? Как все сделаешь, мне сразу отзвонишься. А не сделаешь, сам сядешь, понял? Это тебе не при старом режиме! Записывай его данные.

— Михаил Сергеевич, всё сделаю лично, даже не беспокойтесь. Парень же герой, а тут с ними так. Ну, они у меня получат сейчас!

Главный человек в Чувашской АССР положил трубку и вызвал секретаря:

— Быстро ко мне министра внутренних дел, чтобы моментально был у меня!

Через полчаса в кабинет первого секретаря буквально влетел запыхавшийся генерал-майор милиции и министр внутренних дел Чувашской АССР Салмин Евгений Кузьмич:

— Приветствую, Илья Павлович! Что случилось, что за пожар?

— Поедешь сейчас со мной, в машине все расскажу.

* * *

В ОВД по Калининскому району г. Чебоксары царила неторопливая деловая атмосфера, характерная для позднего СССР. Можно сказать, последние годы спокойной службы, когда еще никто и не ведал об организованной преступности, а милиционеры даже оружия не носили.

Старожилы отделения надолго запомнили этот день, когда ворвавшиеся в отдел Первый секретарь обкома КПСС на пару с министром внутренних дел республики построили по стойке смирно всё руководство и устроили им такой разнос, что те только икали и таращили глаза на свекольных лицах. В результате этого цунами старшина ГБ Васильев был с извинениями отпущен и на машине первого секретаря доставлен домой к родителям, где ему и родителям еще раз были принесены извинения от имени руководства республики, и твердые обещания наказать виновных в этом безобразии.

А подъехавшему как раз в это время главному комсомольцу Чувашии, для того, чтобы лично проконтролировать наказание обидчика любимого сына, было предложено в течение часа написать заявление об увольнении. Если не хочет, конечно, попасть на партийный суд и позорную отставку.

А лейтенант Стопятов, гладя на всё это, мысленно благодарил Бога, в которого не верил, за то, что послушал этого старшину и позвонил по телефону. Поскольку хорошо помнил, как Васильев, уходя, подмигнул ему.

* * *

Как и в прошлый раз, передача Одесской, Николаевской, Запорожской, Донецкой, Луганской, Харьковской, Днепропетровской, Сумской областей, а также автономной республики Крым из Украинской ССР в РСФСР прошла спокойно и под победные реляции телевизионных дикторов о единстве народов СССР, нерушимой дружбе и т. д. Теперь, при будущем разделе страны по существующим границам, Украина останется без выходов к морям. Следовательно, с трех сторон окруженная Россией, будет гораздо сговорчивее. Лично я считаю это самым главным итогом 1985 года, огромной победой России, которая уже сейчас изменила многие будущие политические расклады. Я не враг Украины, но именно потому, чтобы у кого-то на ее западе, не возникло в будущем искушения поссорить наши народы, я это и делаю. Хотя их этим, конечно, не остановишь. Но зато возможностей у них будет несравнимо меньше. Как говорится, выбор есть всегда, но альтернатива далеко не всегда приемлема.

На Белоруссию были другие планы. Необходимо было сделать все, чтобы так и не состоявшееся в прошлой истории совместное государство с единой валютой и вооруженными силами, было реализовано максимально быстро на основании всенародного голосования и нужной обработки лидеров. Но это всё потом. До этого еще дожить надо.

Прибалтику трогать не стали, ни к чему лишние проблемы в будущем. Мы сделаем наоборот, когда они заявят о своем выходе, с уважением с этим их выбором согласимся — согласно Конституции СССР, но поставим два условия мирного выхода — гарантии неприсоединения ни к каким военным блокам и гарантии одинаковых прав для всех, проживающих на их территории людей. Согласятся, никуда не денутся. Иначе одним ОМОНом, как в прошлый раз не отделаются. Теперь у нас есть спецназ, натаскиваемый именно на такие ситуации, приучаемый к боям в городских условиях и партизанской борьбе. Так и скажем: или почетное отделение от СССР со всеми гарантиями, либо — введение войск спецназначения. А тогда уже точно — упразднение государственности без всяких вопросов.

Но это, конечно, совсем не желательно. Во избежание всяких временны?х исторических перегрузок, и что у них там еще. Да и просто хотелось бы обойтись без человеческих жертв.

Путин, как и в тот раз, вновь назначенный Председателем КГБ СССР в декабре 1985 года, и введенный в состав Политбюро ЦК КПСС в январе 1986-го, развернул широкую деятельность. В феврале, после полугодовой спецподготовки, в столицу прибыли наши пятнадцать героев, готовые ко всему как морально, так и физически, не боящиеся ни боли, ни смерти, и составили личную охрану Владимира Владимировича. Николай Шевченко стал его личным водителем, а остальные, переодетые в штатское, следовали за ним повсюду.

Сам же комитет чистил свои ряды от предателей, имена которых были известны Путину назубок. Тем же самым было занято и ГРУ, куда были переданы все необходимые сведения. В то же время войска специального назначения КГБ СССР пополнялись новыми бойцами. Предпочтение отдавалось самым лучшим, желательно — имеющим боевой опыт. На сегодняшний день подготовку проходили уже более пяти тысяч человек. Перед вручением им васильковых беретов, являющихся знаком отличия войск спецназначения КГБ, каждый из них проходил собеседование со мной.

Ну, это они считали, что собеседование, когда входили в мой кабинет и выходили из него. На самом деле это была ментальная накачка на верность, на нечувствительность к боли, на ликвидацию страха смерти, на невозможность предательства.

Из ребят делали настоящих волкодавов, которые в будущем должны будут пресечь любые попытки восстаний на территории России и на корню удавить зарождающуюся организованную преступность. Планировалось, что к моменту организованного раздела СССР (а не развала, как прошлый раз!) количество этого рода войск достигнет ста тысяч человек, а после учреждения Российской Федерации они официально выйдут из состава КГБ и составят основу Росгвардии, которая сменит внутренние войска.

Я теперь перешел на заочную форму обучения в МГУ, а официально числился штатным психологом спецназа КГБ. И мне, кстати, было присвоено звание лейтенанта КГБ. Что, конечно, не по правилам, но таково было решение Председателя, который сказал мне так:

— Егор Николаевич, формальности мы уладим. А высшее образование у вас уже есть, пусть оно получено и не в этой истории, но мы же бюрократы.

Конечно, в каждой роте спецназа был свой штатный психолог. Но они занимались своими делами, и я в их дела не лез, поскольку должность психолога у меня была чисто формальной. На самом деле, как вы уже поняли, у меня была несколько другая работа. Хотя в некоторой степени и связанная с психикой человека. Ну, не главным же магом спецназа меня было назначать, в самом деле!

Разница с той историей, которую помнил я, уже начала прослеживаться. Хотя еще и не так заметно. Например, Эдуард Шеварднадзе не был назначен министром иностранных дел СССР. На это место был принят молодой Сергей Викторович Лавров, переведенный из Нью-Йорка, с должности первого секретаря Постоянного Представительства СССР при ООН. Тридцатишестилетний министр иностранных дел — это был фурор, невиданное дело уж долгие десятилетия. Впрочем, как и тридцатитрехлетний Председатель КГБ. Люди видели, что правительство обновляется и людям это нравилось.

Кстати, Сергей Викторович стал третьим посвященным, если считать меня и Путина, которому по моей просьбе Ольга "вернула" память до 2020 года. Так что министр иностранных дел у нас был на самом деле очень опытный.

Что там еще у нас изменилось в сравнении с прошлой историей? Ну, понятно, что в этот раз не допустили вывоза британской разведкой из СССР предателя Гордиевского. На этот момент он уже был осужден и расстрелян. Как и некоторые другие его коллеги — предатели Родины.

Кроме этого, опять же, в отличие от прошлого раза Горбачев не стал объявлять односторонний мораторий на ядерные испытания, помня установку Путина о том, что никаких односторонних уступок быть не должно — только взаимовыгодные. Наши западные "партнеры" любую одностороннюю уступку воспринимают как свою победу и знак нашей слабости.

Так же была предупреждена радиационная авария на атомной подлодке Тихоокеанского флота, которая должна была случиться в августе 85-го, но не случилась. Поскольку в этот раз спецслужбы внимательно наблюдали за тем, чтобы соблюдались все требования ядерной безопасности и технологии при перезарядке активных зон реакторов. К сожалению, большинство аварий случается именно из-за банальной халатности.

Но все это были, хотя и очень важные, но, по большому счету, мелочи. Если, конечно, смотреть в глобальном масштабе. Перед нами сейчас стояла главная задача, поскольку цены на нефть упали до своего рекордного минимума и СССР потихоньку превращался в банкрота.

 

Глава V

В прошлой истории Центр специального назначения ФСБ РФ был создан по инициативе директора ФСБ Путина только в 1988 году. В этой истории тем же человеком такой центр был создан на 12 лет раньше.

Мой личный кабинет находился в одном из неприметных зданий Центра, недалеко от полигона, созданного по всем правилам тренировки спецназа 21 века. Фактически здесь соблюдалась высокая секретность, так что даже сотрудники центра зачастую не знали, кто есть кто, и кто чем занимается, если это был человек не из собственной структуры.

Сегодня меня вызвал к себе Председатель КГБ СССР, прислав за мной машину. В его кабинете на площади Дзержинского состоялся между нами следующий разговор.

— Егор Николаевич, — обратился ко мне Путин после взаимных приветствий, показывая на два соседних кресла в зоне отдыха, — как вы считаете, не пора ли нам заняться вопросами цен на нефть? Мы с вами оба помним, что в прошлой истории именно резкое падение цен, которое происходит прямо сейчас, послужило одной из важных причин катастрофического распада страны.

— Давно пора, Владимир Владимирович. Только вот, что можно сделать?

Путин откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел мне в глаза:

— Я думаю, здесь без диверсии не обойтись.

Я пожал плечами:

— Вам виднее, Владимир Владимирович. Но при чем здесь я? Я ведь не диверсант.

— Кстати, не хотите пройти спецподготовку? — серьёзно спросил Путин.

— Если честно, то подумываю об этом, не помешает.

— Хорошо, я распоряжусь, но учтите — никаких скидок, никаких особых условий.

Я вздохнул и согласно кивнул головой.

— Но с диверсиями вы можете помочь. И вы знаете как. Для нашей страны это сейчас вопрос выживания.

Конечно, я знал как:

— Создать портал для заброски диверсионной группы?

— Верно. Но не только для заброски, но и выхода. Не бросать же там наших ребят, которых мы столько времени готовим? Они Родине еще пригодятся.

— Разумеется. Что касается меня, то я готов.

— Вот и отлично. Думаю, дня через два приступим к операции. А по ее окончании, если все пройдет хорошо, уже старший лейтенант госбезопасности Соколов, приступит к спецподготовке. Как вам такая перспектива?

— Заманчиво, — улыбнулся я. — Только как быть с учебой? Я ведь еще студент.

— Но ведь вы уже имеете высшее математическое образование?

— Да, конечно. Я даже знаю немного больше, чем сейчас преподают в МГУ. Поскольку еще много лет после учебы интересовался своей любимой темой — математической физикой. Или, как говорят у нас, физико-математикой.

— Ну, вот видите! Поэтому, за учебу не переживайте, всё уладим.

— Спасибо, Владимир Владимирович!

— Вот и договорились!

Путин встал и протянул мне руку. Поднявшись, я крепко пожал ее.

— Егор Николаевич, — вдруг сказал Путин, когда я уже собирался уходить. — Я всё время вот о чем думаю. Ведь, по правде говоря, вы у нас самый ценный человек во всей стране. Если не в мире. Давайте приставим к вам охрану.

Я посмотрел в окно, подумал и ответил:

— Владимир Владимирович, кто я сейчас такой? Студент-заочник, лейтенантишка, один из многих тысяч, никому не интересный. И вот к этому никому не интересному лейтенанантишке вдруг приставляют охрану из крутых спецов. Как думаете, что произойдет?

Путин, не думая, ответил:

— Он сразу станет человеком, который интересен всем — и нашим и, конечно, иностранным резидентурам.

Я развел руками:

— Ну, вот вы сами и ответили на свой вопрос.

Путин покивал головой и мы, наконец, распрощались. Уже подходя к двери, я остановился и неожиданно для себя самого добавил:

— К тому же, думаю, вы преувеличиваете мою значимость. Если совсем честно, то я сейчас могу лишь кое в чем помочь, но, в общем, вы спокойно можете обойтись теперь и без меня. Вы ведь знаете будущее. А кто предупрежден, тот вооружен. В любом случае, спасибо за заботу.

Путин тут же среагировал:

— Вы не правы Егор Николаевич. Дело здесь вовсе не в знаниях и умениях. Как бы это лучше объяснить? Я всегда был уверен, и в той и в этой жизни, что самая большая ценность в жизни — это люди, на которых можно положиться во всем, как на самого себя, которые не предадут тебя ни в каких обстоятельствах. Поэтому я всегда с презрением относился к этой западной демократии, хотя, признаюсь, долгое время был ей увлечен. Там много хорошего и правильного — с этим глупо спорить, это просто надо делать и у себя. Копировать всё самое лучшее. Но среди правящей элиты там нет друзей: есть партнеры и попутчики на данном этапе и не более того. И они постоянно воюют друг с другом — за прибыли, за влияние, за власть. Нельзя сказать, что такого нет у нас. Есть, да еще как! Но я всегда хотел, чтобы в моей команде такого не было. Поэтому я всегда забочусь о своих людях.

* * *

Благодаря бурному росту цен на нефть, который, в свою очередь был спровоцирован эмбарго арабских стран на поставки нефти в западные страны и США, в связи с их поддержкой Израиля, к 1984 году доходы от добычи нефти в казну СССР достигли рекордных 55-ти процентов. Кстати, приведу лишь одну цифру для тех, кто "плачет" о том, как это плохо. В развитой Норвегии зависимость от сырья больше, чем в современной нам России, там нефть даёт до 65 — 70 % от всех полученных доходов государства. Любое государство мира развивает главным образом ту отрасль экономики, которая приносит в бюджет основные доходы. Было бы чрезвычайно странным и крайне глупым, если бы СССР и впоследствии Россия не использовали свои ресурсы.

Главный вопрос не в этом, а в том, как правильно распорядиться полученными сырьевыми сверхдоходами. А вот тут у СССР возникли большие проблемы. Можно было бы, например, вложиться в самые передовые наукоёмкие перспективы. Именно тогда в мире стали появляться компьютеры, мощный толчок получило развитие электроники, появились первые образцы различных информационных технологий. Уже к началу 90-х годов эти передовые отрасли приносили таким странам, как США или Япония многомиллиардные прибыли.

У Советского Союза в этом плане были неплохие возможности: уровень развития точных наук был сопоставим с ведущими государствами мира. Развитие новейших технологий позволило бы создать себе дополнительный источник доходов, независимый от сырья. Однако советское руководство поступило иначе.

В Кремле почему-то решили, что стоимость нефти будет постоянно расти. Часть средств государство тратило на поддержку коммунистических движений в разных частях мира, часть уходила на закупку товаров народного потребления из соцстран, вместо того, чтобы развивать собственную лёгкую промышленность! А ещё немало сырьевых доходов шло на закупку импортного нефтегазового оборудования — этот импорт вырос в стоимостном выражении за 1970 — 1983 годы в 80 раз!

В итоге получилась парадоксальная ситуация — нефтегазовая промышленность СССР фактически съедала всю заработанную прибыль, ничего не оставляя на прочие государственные нужды. Пагубные последствия этой политики отчётливо проявились в середине 80-х годов, когда круто обвалилась цена на нефть.

И здесь следует сказать, что никаких объективных причин для падения цены на нефть в те годы не существовало. Более того, шла война между Ираном и Ираком, враждующие стороны топили курсирующие в заливе нефтеналивные танкеры, создавая определённый дефицит сырья. Подобные факторы всегда толкали цены на нефть вверх. И, конечно, это было очень выгодно для СССР.

Но в январе 1985 года совершенно неожиданно для всех министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии объявил о планах невиданного прежде увеличения темпов добычи сырья. Добыча была увеличена сразу в три раза, что моментально привело к перенасыщению рынка. И за полгода — с января 1985-го по июнь 1986-го года цена на сырьё упала с 27 до 6 долларов за баррель! Советский Союз получил мощнейший удар по своему бюджету, который в совокупности с другими неблагоприятными факторами, например — неподъёмными для народного хозяйства военными расходами и общим застоем в экономическом развитии и привёл к глубокому кризису.

В благодарность за проведение такой экономической диверсии (а как это назвать иначе?) Саудовская Аравия получила огромные дивиденды. Речь идёт о доступе к новейшим западным технологиям и безграничным дешёвым кредитам. Словом, саудиты в целом только выиграли от падения цен на нефть. Чего не скажешь об СССР.

Вот эту ситуации нам и предстояло исправить. Первое, что сделал Советский Союз в этом варианте истории, это объявил временное эмбарго на поставку нефти за границу. Почему этого не сделал Горбачев в той истории — непонятно, ведь у арабов не было возможности насытить рынок полностью. Это сразу привело к скачку цен, нефть стала продаваться за 12 долларов за баррель! Это уже был неплохой результат. Но страна не могла им воспользоваться. Поскольку, как только СССР отменил бы эмбарго, цена бы опять упала.

Значит, следовало идти на радикальные шаги.

* * *

За неделю мы с ребятами, спасенными из Бадабера, натаскали немалое количество обмундирования, новейшего оружия и взрывчатки с разных складов морской пехоты США, раскиданных по половине мира. Этого было вполне достаточно для того, чтобы с ног до головы вооружить батальон спецназовцев. Но поскольку мы с разных складов брали понемногу, а склады располагались далеко друг от друга, то если это и вызвало какую-то тревогу, то вполне локального масштаба. И уж на СССР точно никто не подумал.

За это время командование предстоящей операцией сформировало сводный взвод из самых лучших бойцов ЦСН. Перед ними планировалось поставить задачу по ликвидации короля Саудовской Аравии Фахда и как можно большего количества членов кабинета министров, которые одновременно в большинстве своем являлись членами его семьи.

Моя задача заключалась в переброске взвода в нужное место в нужное время. И в выводе взвода назад после выполнения задания. Для этого мне необходимо было постоянно мониторить обстановку, чем я по большей части всё это время и был занят.

В час "икс" взвод был собран в отдельно стоящем ангаре, обнесенном бетонным забором и тремя рядами колючей проволоки. Все были одеты и экипированы как морские пехотинцы США. Я в том числе. В ангаре был развернут полевой лазарет со всем необходимым для оказания экстренной медицинской помощи. Врачи центра находились в постоянной готовности к приему раненых.

В ангар вошел Путин в сопровождении двух помощников. Прозвучала команда:

— Командиру взвода построить взвод для получения боевой задачи.

Прозвучали команды, и бойцы быстро построились поотделенно. Мне Путин указал на место рядом с собой.

— Бойцы, — начал Путин, — вы элита, вы лучшие из лучших. Поэтому и задачи перед вами всегда будут ставиться самые сложные. Но вы это знаете, вас к этому готовили. Пришло время проверить, на что вы реально способны. Для нашей страны сейчас наступили трудные времена. И только вам под силу это изменить.

Он помолчал и, откашлявшись, продолжил:

— Ваша задача уничтожить короля Саудовской Аравии Фахда и членов его кабинета. Вы будете заброшены прямо на совещание короля со своими министрами. Приказ: уничтожить всех присутствующих. Вам будут сейчас выданы фотографии тех, кого необходимо ликвидировать. Ликвидацией короля и членов его кабинета занимается первое отделение. Остальные три отделения берут на себя прилегающие помещения и коридоры. Приказ: уничтожить всю охрану, которую удастся обнаружить. Это необходимо для того, чтобы следующий король, с которым существует тайная договоренность о сделке, смог как можно спокойнее занять место ушедшего. На все про все у вас 10 минут. Еще раз: 10 минут и ни секундой больше. Это очень много времени, вас этому учили. Через десять минут взвод собирается в зале заседаний для эвакуации. Задача понятна?

— Так точно, товарищ Председатель КГБ СССР! — отрапортовал командир первого взвода.

— Обращаться ко мне "товарищ генерал-майор", — поморщился Путин.

— Виноват, — исправился офицер. — Задача понятна, товарищ генерал-майор!

Путин кивнул и продолжил:

— Напоминаю: все переговоры в эфире и вообще любые разговоры в месте выполнения операции только на английском языке! У вас есть один час, в течение которого мои помощники ознакомят вас с обстановкой, покажут карты, схемы, фотографии и расскажут вам всё, что вам необходимо знать. И еще одно. Когда объявится готовность, вы выполняете все приказания лейтенанта Соколова. Он тот, кто вас туда доставит и оттуда вытащит. Не дай вам Бог сделать что-то не так, как он скажет. Говорю прямо: ваши жизни зависят от него. Не забывайте об этом.

Путин отошел в сторону, на его место вышли помощники. Прозвучали команды, и бойцы отправились в большую армейскую палатку, в которых стояли скамейки, стол и развешенные на подставках карты.

Путин окрикнул меня. Я подошел, и мы поздоровались за руку.

— Ну как, Егор Николаевич, готов?

— Так точно, готов. За меня не беспокойтесь, я свою задачу выполню.

— Да я и не беспокоюсь за тебя. Я за ребят переживаю. Это первая операция центра.

— Думаю, они справятся. А там уж как карта ляжет.

И они справились.

* * *

Но прежде именно мне пришлось подготовить для них территорию. Пока они получали ценные указания, я отслеживал через "окно" короля Саудовской Аравии. И когда, наконец, он остался один, удалившись в туалетную комнату, я подождал, когда он сделает свои дела и перенесся туда.

— Фахд! — окрикнул я его. Он вздрогнул и обернулся, схватившись за сердце. А обернувшись, увидел перед собой морского пехотинца США в полном обмундировании.

Он что-то вскрикнул по-арабски, но я прервал его, схватил руками за голову и впился глазами в его глаза. Когда наши взгляды встретились, он моргнул, и глаза его словно окаменели. Ну, еще бы! Ведь колесико мощности гипноза было вывернуто до предела.

— Ты понимаешь меня? — спросил я по-английски.

— Да, — ровным голосом ответил он.

— Сейчас ты выйдешь из туалета и соберешь расширенное экстренное заседание совета министров. Ровно через час чтобы все были в зале совещаний. Ты меня понял?

— Да. Через час чтобы все были в зале заседаний.

— Хорошо. Как только ты выйдешь из туалета, ты сразу забудешь меня. Ты будешь считать, что это твоя идея о заседании и что его нужно провести как можно быстрее. Повод придумай сам. Понятно?

— Да.

— Тогда, иди.

Он развернулся и пошел к выходу из туалетной комнаты. А я в это время перенесся в наш ангар в ЦСН.

— Ну как? — подошел ко мне Путин?

— Скомандуйте готовность, примерно, через час.

— Молодец! — Путин дружески стукнул меня кулаком в плечо. — В кабинете министров все посты занимают его преданные родственники. Другая линия родни, находящаяся в опале, только и ждет знака от нашего резидента, чтобы быстро занять освободившиеся кресла. Они сейчас с преданными им людьми концентрируются в районе королевского дворца. А ребята там кое-что еще подкинут, что будет указывать на американский след. А новые правители это найдут. И, думаю, полностью расплатятся с теми, кто освободил для них место.

— Хорошо, Владимир Владимирович, я тогда пойду отслеживать события. Как все соберутся, дам знать.

Он кивнул и направился в сторону взвода.

* * *

Я внимательно следил за тем, как зал заседаний королевского дворца заполнялся министрами и их заместителями, о чем-то бурно, по-восточному, переговаривающимися между собой, а сам я в это время выбирал позицию для взвода. Лучшее место, на мой взгляд, было слева от огромного панорамного окна. Там было большое пространство, куда можно было поместить взвод из сорока человек. И лучше, наверное, это сделать так, чтобы первое отделение появилось там стоящим в линию, лицом к королю и министрам, чтобы они могли, не теряя времени на поиск позиции, сразу открыть огонь. Остальных надо разместить у них за спиной, чтобы они не пересекали линию огня, но могли сразу приступить к выполнению своего задания.

Наконец, королю дали знак, что все собрались и можно начинать. Я быстро подбежал к командиру взвода, старшему лейтенанту Серебрякову.

— Товарищ старший лейтенант, готовность номер один! Скомандуйте взводу выстроиться следующим образом: первое отделение впереди, развернутое в ряд. Дело в том, что мы сразу появимся там, стоя лицом ко всей этой кодле, которую нужно ликвидировать. Таким образом, бойцы смогут сразу, без промедления и лишних движений открыть огонь. Остальные три отделения следует выстроить за ними, чтобы не перекрывать линию огня и за их спинами приступить к выполнению собственной задачи.

— Понял. — Кивнул старший лейтенант и начал командовать.

Бойцы быстро и без суеты выстроились, как было приказано, спуская на лица вязаные шапочки с прорезями. Привет из будущего, кстати! Здесь еще до такого не додумались. Последовала следующая команда:

— Оружие к бою! Первое отделение, вы начинаете огонь, как увидите перед собой цель. А увидите вы ее сразу же. Она будет прямо перед вашими глазами. Поэтому уже через полсекунды после переноса вы должны работать. Второе, третье и четвертое отделения! Вы переноситесь за спинами первого отделения и, не перекрывая им линию огня, приступаете к выполнению собственного задания. Напоминаю: у вас ровно десять минут!

Теперь дело за мной.

— Товарищ старший лейтенант, прошу вас занять место в строю.

Когда Серебряков встал в строй с правого фланга, я скомандовал:

— Взвод! Второе, третье и четвертое отделение: всем положить левую руку на плечо стоящего впереди бойца. Первое отделение, положить левую руку на плечо стоящего рядом товарища. Вы все должны составлять единое целое. Кто не будет держаться за соседа, тот останется здесь. Как только я скажу "one" — всем приготовиться, "two" означает, что мы уже на месте и можно работать.

Бойцы, как послушные дети положили руки на плечи друг другу. Я втиснулся ровно посредине строя:

— One!

И мы стоим в зале совещаний королевского дворца в Саудовской Аравии. Прямо перед нами — король и министры кабинета.

— Two!

И уже исчезая, услышал команду старшего лейтенанта:

— Fire!

* * *

— Fire! — прозвучало в наушниках гарнитуры, и раздался одновременный грохот десяти новейших автоматических винтовок M16A2, адаптированных под патрон SS109. Эта новая модификация М16 поступила на вооружение морской пехоты США только в 1984 году. А в остальные войска лишь год спустя.

Что сказать? Это была бойня, закончившаяся через 12 секунд. Все, находящиеся в зале заседаний саудиты, включая короля Фахда, лежали на полу, истекая кровью. Поскольку все было обговорено заранее, то в дополнительных командах необходимости не было. Три остальных отделения в это время разбегались по коридорам дворца, откуда уже слышался грохот выстрелов.

Бойцы первого отделения, покончив с королем и министрами кабинета, последовали на помощь остальным. Лишь три человека остались в зале, методично добивая каждого, кто подавал признаки жизни. Да, честно говоря, вообще каждого, даже тех, кто признаков жизни не подавал. На всякий случай.

Ровно через девять минут и три секунды все собрались в зале. Я уже был там. Считаться некогда и Серебряков кричит:

— Взвод, становись! Всем взять друг за друга!

Я опять встаю в середину, хоп — и мы уже в ангаре.

Опять команда Серебрякова:

— Взвод, построиться поотделенно! Командирам отделений доложить о потерях.

Через две минуту старший лейтенант уже докладывал Путину:

— Товарищ генерал-майор, задание выполнено. Раненых нет. Отсутствует сержант Гаврохин. Докладывал командир взвода старший лейтенант Серебряков.

— Что значит, отсутствует? — тихим голосом поинтересовался Путин.

— Не знаю, товарищ генерал, видимо, не успел добежать до зала.

Что там было дальше, я не слышал, потому что был уже во дворце Фахда. Вернее, в бывшем дворце Фахда. И сразу услышал автоматные очереди из правого коридора.

Сдернув с плеча винтовку, я осторожно побежал в ту сторону. Впереди замелькали люди в униформе. Видимо, охрана дворца, поднятая по тревоге.

Я присмотрелся. Они зажали Гаврохина в боковой комнате, откуда тому не было хода в зал заседаний. Слышно было, как он вяло отстреливался. Возможно, экономил патроны. Я включил "рентген" и обнаружил его засевшим за поваленным возле стены столом. В коридоре возле комнаты столпилось около взвода охранников, и я увидел, как двое доставали гранаты. Блин!

Одним движением вскинув винтовку и, переведя ее на автоматический огонь, я открыл по ним стрельбу. Кажется, убил обоих, проверять некогда. Остальные уже поворачивались в мою сторону и поднимали автоматы.

"Ускорение!" — мысленно выкрикнул я, и они просто застыли на своих местах, как статуи. Я мог бы убить их всех, не особенно и торопясь. Но я не стал этого делать. Это всё равно, что расстреливать безоружных и не виновных. Ведь, в отличие от тех министров и короля, они просто выполняли свой солдатский долг. Вместо этого я подошел к каждому и, глядя в глаза, мысленно дал приказ расходиться по местам дислокации. Я уже приметил эту особенность: если отдавать приказ мысленно, то неважно, знает русский язык тот, кому ты отдаешь приказ или нет — он просто каким-то образом всё понимает. Все забываю спросить об этом у Ольги.

Потом, я просто прошел в комнату, где засел Гаврохин, огибая охранников как статуи в музее восковых фигур мадам Тюссо. Подойдя к нему вплотную, я несколько мгновений смотрел, как он целится в сторону двери. Вся левая нога его бы в крови.

Вот, почему он не успел добежать вовремя, — подумал я. Потом вынул у него из рук винтовку, чтобы своих сгоряча не пострелял, присел с ним рядом, обхватив его за плечи. Мгновение — и мы в ангаре, где я первым делом отключил "ускорение".

— Здесь раненый! — крикнул я! И медики с носилками рванули в нашу сторону. А Гаврохин ошеломленно озирался вокруг, шаря руками в поисках оружия.

Ко мне уже бежал Путин. А я сидел на полу и думал о том, что вот мне и опять пришлось убивать. Значит, моя война еще не закончилась.

— Ты как, Егор? — Путин присел рядом. — Не ранен?

— Никак нет, — ответил я и улыбнулся, — кишка у них тонка, в меня попасть.

— Ну, ты у меня еще за это ответишь! — прошипел Путин. — Кто тебе разрешал рисковать жизнью? Почему не взял с собой бойцов?

На что я ответил:

— Вы же понимаете, каждая секунда была на счету, в каждый момент его могли убить. А тут — пока скомандуешь, пока построятся…. К тому же…

Я сделал паузу и поднял на Путина смеющиеся глаза:

— Знаете, товарищ Председатель КГБ СССР, а нахрена мне все мои способности, если я нашего парня вытащить не могу? Да и не красная девица я, полтора года войны в Афгане тоже кое-чему научили.

— Ладно, потом поговорим.

Путин встал и обернулся к стоящему по стойке смирно взводу:

— Товарищи, я всё видел, благодарю всех, разборы ошибок и награды будут потом. Пока отправляйтесь в свое расположение и отдыхайте. Да! Не забудьте американскую форму и оружие оставить здесь. Из ангара все выходим в советской военной форме.

* * *

За эту операцию мне было присвоено очередное звание — старший лейтенант ГБ и вручен орден Красной звезды. Теперь, если мне одеть все свои висюльки, вообще солидно будет смотреться. Главное, все награды боевые, а не юбилейные и за выслугу лет. Но это для тех, кто понимает, конечно.

И я подумал, что пора ставить в курс изменений в моей жизни родителей. Уже полгода как в СССР ввели контрактную систему армейской службы. Работала она так. Любой, отслуживший в рядах Вооруженных сил, мог заключить контракт сроком на пять лет. Так же, любой призывник мог на выбор либо служить как раньше, по призыву — два года. Либо мог заключить контракт на три с половиной года. Разница в сроке службы, конечно была. Но свои привилегии у такого выбора тоже были. Например, рядовой ВС СССР в 1986 году получал семь рублей в месяц. А рядовой-контрактник получал 120 рублей в месяц, плюс довольствие, плюс — по окончании контракта он мог поступить в любой ВУЗ СССР (кроме трех-четырех самый престижных) без экзаменов. И если в течение первого года он не вылетал за неуспеваемость, то продолжал учёбу как все студенты.

Вообще, денежное довольствие для контрактников сделали очень привлекательным в сравнении со средними зарплатами в СССР. Если рядовой получал 120 рублей, то ефрейтор уже 135, младший сержант — 145, сержант — 155, старший сержант — 170, старшина — 185 рублей. Ну и еще доплата за должность. Например, сержант, занимая должность заместителя командира взвода, получал доплату в 60 рублей. Кроме этого очень резко подняли зарплату офицерскому составу, так что теперь, например, лейтенант — выпускник училища получал за звание не 120 рублей, как раньше, а 200. Плюс к этому, если, как обычно, он получал должность командира взвода, то доплата за должность была не 110 рублей как до того, а 160. Плюс "пайковые" — не 20 рублей, а 70. Итого, средний лейтенант сразу по выпуску из училища имел на руки 430 рублей. Что было очень неплохими деньгами по тем временам.

По легенде, я перешёл на заочное отделение и заключил контракт с войсками ГБ, несущими охрану Кремля. Старшего лейтенанта и орден мне дали за то, что мой взвод показал лучший результат на учениях. Думаю, родители должны поверить. Если только отец, отслуживший три года в десанте, в чем засомневается. Но сомнения — это не доказательство.

На этот раз я тоже появился с подарками в виде дефицитных конфет и сырокопченой колбасы. Но уже не стал трястись наземным транспортом, а телепортировался прямо к дверям квартиры. На звонок открыла мать и как обычно, сразу кинулась целовать меня, не обращая особого внимания, во что я одет. А вот вышедший на звонок отец, наоборот, в первую очередь, обратил внимание на форму. И после взаимных объятий, он сразу взял быка за рога:

— Ну, проходи, сынок, рассказывай, что это на тебе за форма такая и откуда она вдруг взялась.

Короче, выложил я им легенду. Мать ожидаемо заохала: да зачем тебе это надо, учился бы спокойно, а мы бы помогали и т. д. Отец ее одергивал: мол, парень взрослый, сам решает, как ему жить, а офицерам сейчас много денег платят.

Тут я выложил главный аргумент: мне дали двухкомнатную служебную квартиру в сталинке в центре Москвы, вместе с полагающейся московской пропиской. Что было чистой правдой. Это событие вызвало новые охи, и ахи матери, одобрительные хлопки по плечу отца.

Тут, мама спохватилась, что ребенок голодный и умчалась на кухню. Здесь-то отец и предложил выйти на лоджию, поговорить. И там потребовал правды. Всё, как я ожидал.

Ну, я ему и выложил "правду". Мол, заключил контракт, получив звание лейтенанта, поскольку я студент МГУ — дескать, так сейчас можно. А "старшего" дали буквально вчера, вместе с орденом. И правда, за хорошие показатели на учениях. Но, конечно, там был случай, когда молодой солдат чуть не погиб, а я его вытащил. За это и орден дали.

— Только не вздумай матери говорить об этом! — предупредил отец.

— Да что же я, не понимаю что ли? — ответил я.

На этом допрос был закончен. Поверил он мне или нет, я спрашивать не стал. Но сделал вид, что поверил. Он понимал, что такое военная тайна.

 

Глава VI

Я вновь иду по пустынному пляжу Варадеро. Кстати, а почему здесь никогда никого не бывает, когда я здесь? Хм. Надо будет спросить у Ольги.

— Ну, спроси! — раздался сзади смешливый голос.

— Оля! — я так стремительно развернулся, что упал, не удержавшись на ногах. Она хохотала, и я хохотал, валяясь на песке. Она бросилась на меня, и мы начали шутливую борьбу, которая очень быстро переросла в жаркие объятия и страстные поцелуи.

Потом мы побежали купаться и вот, лежим на песке, подставив припекающему утреннему солнышку свои мокрые тела.

Я ухмыльнулся:

— Даже представить себе не мог такого, что когда-то буду…э-э-э-э…

Ольга перевернулась на живот и насмешливо посмотрела на меня:

— Ну, давай, договаривай. Чего ты не мог представить?

— Что буду целовать серафима.

— Ой, ой, целовать! Знаю я, что ты там на самом деле подумал!

— Да ничего я такого не подумал, — сделал я честные глаза.

Она отвесила мне легкий подзатыльник и опять повернулась на спину.

— Запомни, Егор, серафимы — существа бесполые и бестелесные. Они вообще не люди, с ними нельзя заниматься сексом, просто не получится. К тому же они святы, что в изначальном смысле означает — отделены от всего мира для Бога. Так что, обломись.

— Но подожди, как же, — я даже приподнялся на локтях, — разве ты не серафим?

— Ты же знаешь, что нет, — спокойно ответила она — я инкарнация.

— А в чем разница? Инкарнация — это же воплощение. Серафим воплотился в теле человека. Разве не так?

Ольга ответила вполне серьезно:

— Не совсем так. Я являюсь воплощением лишь небольшой духовной составляющей серафима. И в этом мире я девушка, почти обычная. По крайней мере, в физическом смысле. Как ты сам уже не раз мог убедиться.

— В смысле — небольшой духовной составляющей? Души что ли?

— У серафимов нет души. Душа есть только у людей.

Я ничего не понял, хотел еще что-то спросить, но она вновь полезла целоваться, что я воспринял с большим энтузиазмом. А потом опять искупались.

Когда вышли из океанских волн на белый песок пляжа, то там уже стоял грибок из пальмовых листьев, а под ним два шезлонга. Между ними находился белый пластиковый столик с запотевшим стаканом пива (наверняка, немецкого) для Ольги и безалкогольной пина-коладой, налитой в выскобленный изнутри ананас — для меня. Я даже не стал спрашивать, откуда всё это взялось. Уже понимал, что это просто обыкновенное чудо. Делов-то!

Лежа в шезлонге и потягивая через трубочку пину-коладу, я спросил:

— А разве не грех с точки зрения серафима и вообще Бога, Которому ты служишь, то, чем мы занимаемся? Ну, я имею в виду нашу близость.

— Да поняла уже, можешь не разжевывать, — вздохнула Ольга. Помолчала, а потом серьезно ответила вопросом на вопрос:

— А в чем грех?

— Ну, как же, есть заповедь "Не прелюбодействуй".

— Разве ты женат?

— Нет.

— Я тоже не замужем. Где же прелюбодеяние?

— А, ну да, точно. Хорошо, но как же тогда слова Иисуса о том, что кто посмотрит на женщину с вожделением, тот уже прелюбодействует?

— Мы же уже выяснили, что мы не прелюбодействуем. И Христос здесь говорит именно о прелюбодеянии. То есть, речь идет о похотливых желаниях в отношении замужней женщины. Это же просто, Егорка.

— Хм. А ведь и правда. Почему же тогда в Церкви всегда толкуют это как вожделение к вообще любой женщине?

— О, Боже, Егор! Ты поменьше слушай то, что говорят разные озабоченные проповедники. Ибо они говорят не слова Бога, а то, как сами их понимают. Ну, или просто повторяют как попугаи за другими. Еще раз услышишь от кого, посоветуй ему перечесть "Песнь песней".

— О'кей, о'кей! Не буду спорить, тебе, наверное, виднее, — ушел я от темы, все же с некоторым остающимся сомнением.

Мы помолчали. Я тянул из трубочки пина-коладу, Ольга маленькими глоточками пила пиво. Волны с белыми гребешками, накатывали друг на друга, и от этого зрелища трудно было отвести взгляд. Оно гипнотизировало. И тут я вспомнил:

— Оль, я что хотел спросить-то!

— Ну?

— А почему здесь никогда никого нет, когда я сюда телепортируюсь?

— Потому что тебе этого так хочется, — спокойно ответила она.

— Не понял. Это как? — заинтересовался я.

— Ну, я не физик и не теолог, я всего лишь инкарнация серафима, — скромно начала Ольга. — Поэтому объясню, как смогу. Каждый человек видит то, что ожидает увидеть, в зависимости от своего личного опыта, образовательного и культурного уровня, а так же принятых в ту или иную эпоху представлений о мире. Мы об этом уже говорили, помнишь?

— Ага, что-то такое припоминаю.

— Ну, вот. Поэтому, неправильно говорить, что мы видим глазами. На самом деле наш мозг дает нам уже обработанную им информацию, в том числе — визуальную. Это ты тоже помнишь?

Я кивнул.

— И, по сути, эта информация не является объективной, но субъективной. Мир такой, каким каждый представляет его. Какой он на самом деле, не знает никто, в том числе и я. Но общество, наука, религия, культура, образование и т. д. создают как бы общие стереотипы для всех людей. Поэтом мы и "видим" обычно то же самое, что видят все. Но иногда происходят "сбои" и некоторые люди видят то, что не видят другие. К сожалению, это не всегда психически больные люди, но если их картинка мира не совпадает с картинкой мира большинства, то им уже очень трудно жить в обществе "нормальных" людей. Однако продолжаю, теоретически каждый человек может жить в своем мире. И это никакая не магия, просто следующая ступень развития человека, когда человеческий мозг освобождается от общих и навязанных ему стереотипов и проецирует ту картину мира, которую каждый человек хочет увидеть в тот или иной момент. Ты, в некотором смысле, получив известные тебе способности, перешел на следующий этап. Кстати, сами эти способности тоже вовсе не какие-то магические. Они обыкновенные и доступные, опять же — теоретически для любого человеческого существа. Просто ты один их тех, кто как бы перешагнул эту ступень эволюции гораздо раньше, чем остальное человечество. Но это будущее всех. Правда, будущее еще достаточно отдаленное, если брать за основу современные человеческие представления о природе времени. А вообще умные люди предсказывают это уже давно. Вспомни тот же третий закон Кларка — достаточно развитая технология неотличима от магии. Я бы еще сказала, что наоборот тоже верно: магия — это достаточно развитая технология. Просто можно пользоваться чем-то, не понимая, как это работает, но зная, как оно включается. А можно пользоваться тем же самым, прекрасно понимая принцип работы. Так вот, современная наука все больше скатывается к первому случаю: ученые знают, как это можно включить и использовать, но не знают, почему оно так получается. И в этом современные ученые все больше похожи на магов, а квантовая физика все больше сближается с теологией.

— То есть, — осторожно продолжил я, — мы сейчас в каком-то другом мире?

— Можно выразиться и так. Но правильнее сказать, что мы просто в одном из возможных вариантов этого мира — твоем. Все возможные варианты реализуются одновременно, но ты подсознательно выбираешь тот вариант, в котором пляж пуст. Кстати, по этой же причине все твои страхи по поводу телепортации, что, типа, ты можешь попасть под машину или поезд при переносе, несостоятельны. Ну, то есть, можешь, конечно, но только в том случае, если это и будет твоей целью. Если ты хочешь всегда появляться так, чтобы тебя никто не видел, то ты именно так и будешь появляться. Даже в толпе людей. Просто так получится, что все вокруг в этом мире будет смотреть в другую сторону. Но если ты захочешь произвести впечатление и появиться так, чтобы все видели, то это тоже возможно. Всё зависит от тебя самого. Еще раз: все возможные варианты реализуются одновременно, но каждый выбирает тот, который хочет выбрать. Большинство людей — несознательно или подсознательно, лишь некоторые — вполне осознанно.

— Я не очень понял, что значит, все варианты реализуются одновременно?

— То и значит. Смотри, квантовой физике уже сегодня известно, что какой-то там паршивый электрон или, не знаю, как они у них правильно называются, мотаясь по Вселенной, одновременно реализует все возможные варианты траектории. Иначе говоря — он находится одновременно везде. Как это возможно, никто даже не представляет, но так получается, по всем выкладкам. Однако так лишь до тех пор, пока мы на него не смотрим. Как только мы сосредоточиваем наше внимание на этой конкретной элементарной частице, она сразу же занимает одну из возможных позиций и находится только здесь. Это называется "эффект наблюдателя". Здесь примерно то же самое. Пока ты (или кто-то другой) не появляешься на этом пляже, здесь реализуются все возможные варианты наполненности этого пляжа. Но как только ты здесь появляешься, реализуется один из возможных вариантов. Конкретно тот, который ты ожидаешь: пляж совершенно пуст.

— А-а-а — суперпозиции, кот Шредингера и т. д.?

— Ну, вот видишь, ты все знаешь. Все же ты математик, хоть и бывший.

— Значит ли это, что в другом варианте сейчас здесь толпа народа?

— Вполне вероятно.

— И-и-и как разделены эти варианты друг от друга?

— Да никак они не разделены, Егорушка. Просто они все существуют одновременно. Извини, я не могу этого объяснить.

— Правильно ли я понял, что могу менять окружающую меня реальность?

— Можешь, если этого хочешь.

— А для других это будет видно?

— Только в том случае, если они поверят тебе и примут твой мир. Как я, например. Ведь сейчас я нахожусь именно в твоем варианте окружающего пространства. Я в него поверила и приняла как объективную данность. Только вот для меня это происходит естественно, я свободно перемещаюсь между мирами. Для меня это как для тебя — дышать, я даже не задумываюсь о том, как это делаю. Другим же придется приложить немалые усилия. Они должны поверить в тебя как в себя и даже больше, чем в себя. И если такой человек найдется, то он увидит твой мир и войдет в него.

— Подожди, Оль, дай собрать мозги в кучу. Ты хочешь сказать, что это не тот мир, в котором я однажды бомжевал и умер, а какая-то параллельная реальность?

— Можно сказать так, а можно сказать иначе: нет никаких параллельных реальностей. Есть одна и та же реальность, реализующая одновременно все варианты развития событий. И в этом смысле ты сейчас в той же самой реальности, но реализующей другой вариант.

Я молчал и смотрел на прибой. Потом произнес:

— То, что ты мне говоришь, больше похожа на фантастику или магию, а не на науку.

Ольга засмеялась:

— Так ведь и я не ученый. Но вообще, ты прав. И я уже это говорила: чем дальше движется наука вперед, тем больше она похожа на магию. Или теологию. Вот, смотри, теологи говорят о том, что Бог вездесущ, то есть, Он одновременно находится везде. А физики говорят, что электрон находится одновременно везде. То есть, электрон — или как его там, получается, вездесущ. Или, христиане говорят о том, что Христос одновременно является Богом и человеком. А ученые говорят, что фотон одновременно является и частицей и волной. В том и другом случае одно противоречит другому: если Бог, то не человек; если человек, то не Бог. Или: если частица, то не волна; если волна, то не частица. Но те и другие утверждают, что эти противоречащие друг другу утверждения, верны. Когда-то Роберт Джастроу, бывший директор Годдаровского института космических исследований при НАСА, сам по убеждениям агностик, написал книгу с названием "Бог и астрономы", которую закончил следующими словами: "Для ученого, который жил верой в могущество разума, эта история кончается, словно ночной кошмар. Он преодолел горные хребты невежества; он приступил к покорению величайшей вершины; взобравшись, наконец, на последний уступ, он встречается с компанией богословов, которые сидят там уже не одно столетие".

— Скажи, я тоже одновременно присутствую во всех возможных вариантах?

— Да, но только до тех пор, пока не реализуешься в каком-то одном, — улыбнулась Ольга, и предложила:

— А, давай, искупнемся?

— А, давай!

* * *

Новое правительство Саудовской Аравии, придя к власти, обвинило США в ликвидации короля и всего предыдущего правительства. В ООН были представлены видео с камер наблюдения, на которых морпехи США бегают по коридорам дворца и расстреливают всех встречных. Кроме того, следствие имело на руках показания свидетелей — выживших охранников и записи переговоров между морпехами. Записи, правда, составляли лишь несколько слов — команд, но отданных на английском языке.

США, конечно, всё отрицали. Но это тоже было для всех привычно. США всегда все отрицают, что касается их тайных дел. Как, впрочем, и все остальные.

Без всяких сомнений саудиты с американцами быстро договорятся вновь, но пока новый король, выполняя тайные договоренности с СССР, объявил о снижении добычи нефти до уровня декабря 1984 года, объясняя это экономическими причинами. Естественно, цены на нефть поползли вверх и через месяц достигли рекордной отметки в 30 долларов за баррель. Что было на 4 доллара выше, чем до кризиса. Правительство СССР облегченно вздохнуло. Путину было присвоено звание генерал-лейтенанта, и он стал кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС.

Можно сказать, что мы выиграли для СССР пару лишних лет — как минимум. И их надо использовать с максимальной выгодой для будущей России. А для этого следовало закончить войну в Афганистане не в 1989 году, а в этом, 1986-м. И такая задача Министерству обороны была уже поставлена: к лету 1986 года вывести войска из Афганистана. По сути, были уже сейчас прекращены все наступательные операции для того, чтобы снизить количество потерь до минимума. Новобранцев больше не отправляли "за речку". Более того, постепенно начался вывод войск. Оставались только самые боеспособные части. Правительство Афганистана было поставлено перед фактом: к лету регулярных советских войск здесь не будет. Возможно, останутся советники и различные диверсионные подразделения ВДВ, ГРУ и КГБ, которые будут использовать Афганистан как полигон для обкатки своих бойцов. Возможно, мы будем помогать авиацией армии Афганистана, проводя бомбардировки и ракетные обстрелы указанных и разведанных целей. Это тоже хорошая тренировка для летчиков. Будем помогать разведданными, полученными, в том числе, при помощи спутниковой разведки. Но напрямую воевать с оппозицией им придется самим.

И новый бюджет СССР срочно перекраивался с учетом этого фактора.

Кроме того происходила передислокация техники и воинских частей. Самые боеспособные части выводили из союзных республик и размещали на территории РСФСР. Где ударными темпами строились дома для офицерского состава и военные городки.

Менялась техника. Вся новейшая техника — самолеты и вертолеты, корабли, танки, артиллерия и т. д. тоже передислоцировались в части, расположенные на территории РСФСР. Взамен посылалась устаревшая техника и техника, срок эксплуатации которой подходил к концу. Пусть потом сами возятся с этим металлоломом.

То же касалось стратегических предприятий, в частности тех фабрик и заводов, в основном военного и авиационно-космического назначения, что, в первую очередь, находились на территории Украинской ССР и прибалтийских союзных республик.

Все это делалось не торопясь, чтобы не вызывать лишнюю панику, по различным надуманным причинам, с учетом того, что у нас впереди есть, как минимум, еще пять лет до начала первых бунтов. Все же, с учетом более раннего прекращения афганской компании и решения вопроса с нефтяным кризисом, была надежда, что Союз развалится не в 91 году, а позже. Для реализации этого планировался еще целый ряд мер.

Если бы кто взялся наблюдать, то он обнаружил бы, что по всей советской стране стали от разных причин умирать люди. Это были будущие лидеры антироссийской направленности. Так, например, погиб в автомобильной аварии (отказали тормоза) начальник штаба 13-й гвардейской тяжёлой бомбардировочной авиадивизии Джохар Дудаев. И он был одним из многих. Но кому надо было наблюдать за этим? Люди постоянно умирают — то от одного, то от другого. Как говорится: никто не застрахован.

Да! И аварии на Чернобыльской АЭС в этой версии действительности не будет! Но это уже не моя работа. Здесь потрудился Путин, гораздо больше меня знавший о причинах трагедии той истории и ее последствиях.

* * *

— Скажи, Оля, я ведь в том варианте умер?

— Умер.

— По-настоящему?

— Не сомневайся: умер, потом сгорел, потом твои останки закопали в землю.

— Почему же я сейчас здесь живой, молодой и здоровый? Ведь, по идее, исчезнув в одном из вариантов, я должен исчезнуть везде, разве не так?

— Конечно, не так. Ведь небытия не существует.

— Объясни.

— А что тут объяснять?

— Как что? Вот, например, мои родители в том варианте умерли и перестали существовать.

— Для кого?

— Да для всех, кто их знал.

— А для тех, кто их не знал, они вообще никогда не существовали, верно?

Я задумался:

— Ну, вроде, верно.

— И если для тех, кто их никогда не знал, они никогда и не существовали, означает ли это, что они не существовали вообще?

— Нет, не означает. Они существовали для меня и для всех, кто их знал. Но потом они умерли и перестали существовать для меня и всех своих знакомых.

— Вот теперь ты правильно выразился. Именно — для тебя и всех своих знакомых. Но не вообще. Это очень важно, когда мы говорим о многих вещах и о смерти в том числе — для кого, с чьей точки зрения? Так и ты в том варианте умер и перестал существовать для всех, кто тебя знал. Но ты не перестал существовать вообще, а не для кого-то. И теперь реализуешься в другом варианте реальности для всех, кто тебя знает.

— Оля, это что-то типа колеса сансары?

— Пойми, Егор, я ценю твою начитанность, но любое объяснение не дает реального представления. Но всегда отражает лишь одну из сторон. Поэтому, в сущности, объяснения не важны, важно приятие или неприятие происходящего.

— Кто же мы вообще такие?

— С чьей точки зрения? — лукаво взглянула на меня Оля.

— Ты меня совсем запутала. Я вообще ничего не понимаю.

— Я тоже, — печально улыбнулась одна из прекраснейших инкарнаций серафима. — Всё знает и понимает только Бог. Поэтому вера важнее знания. Наука делает жизнь человека комфортней и разносторонней, но по сути ничего не дает. Это всё иллюзия.

— Да что ты такое говоришь вообще! Как ничего не дает! Мы перемещаемся в комфортабельных автомобилях, полетели в космос, живем в домах со всеми удобствами! А телевидение! А интернет в будущем, мультиварки там…

— Скажи, Егор, — перебила меня Ольга, — сделало ли всё это человека счастливее?

— В смысле?

— Ну, например, ты можешь утверждать, что ты счастливее Пушкина, который не знал ватерклозета, а ходил в горшок, и перемещался не в автомобиле, а на лошадях? А уж про самолеты и полеты в космосе вообще ничего не знал. Как, впрочем, и об интернете. Ты счастливее его?

— Думаю, нет.

— Таким образом, наука приносит некоторые удобства, которые важны только для тех, кто о них знает. Вот сейчас, в СССР практически никто не знает о глобальной сети интернет, страдают ли люди от отсутствия интернета?

— Как они могут страдать от отсутствия того, о чем даже не знают?

— Вот ты сам и ответил. Наука дала человечеству очень многое, но это не сделало человечество счастливее. И, по большому счету, все научные знания не изменили вообще ничего в принципе. Люди как болели, так и болеют. Только с увеличением возможностей лечения одних болезней, увеличивается количество новых болезней, на которые старые препараты не действуют. Люди стали в среднем жить дольше, но это лишь увеличило общее количество страдания в мире. Поскольку люди стали жить дольше не из-за того, что перестали болеть. А из-за того, что научились продлевать жизнь больного человека. Если раньше человек от какой-то болезни умирал очень быстро, и на этом его страдания заканчивались. То теперь он с той же болезнью живет гораздо дольше, продолжая страдать от нее. Большинство болезней вообще не излечивается, а все лекарства предназначены лишь для временного облегчения симптомов и внешних проявлений.

— Мрачная какая-то картина у тебя получается.

— Это только если смотреть с определенной точки зрения. Скажи, только честно, вот сейчас, в этот самый момент, когда мы вместе лежим здесь на пляже, ты счастлив?

Я не задумываясь, ответил:

— Конечно, счастлив.

— И я счастлива. Но, обернись вокруг. Видишь ли ты здесь ватерклозеты, самолеты, интернет и космические корабли?

Я театрально посмотрел по сторонам и констатировал:

— Не вижу.

— Значит, счастье не зависит ни от чего из перечисленного?

— Получается так.

И мы оба весело рассмеялись.

Отсмеявшись, я, наконец, задал давно интересовавший меня вопрос. Конечно, ответ на него, вроде бы, подразумевался, но мне важно было услышать это напрямую:

— Оля, Бог есть?

— Конечно.

— А ты можешь описать кто такой или что такое Бог?

— Нет.

— Почему?

— Потому что не существует в человеческом языке ни слов, ни понятий для описания.

— Но ведь Его все же описывают разные религии.

— Хорошо, давай так. Возьмем то, что тебе ближе — христианство. В христианской теологии есть два направления — апофатическое и катафатическое. Апофатика — это отрицательная теология, она утверждает, что всё, что мы можем сказать о Боге, это то кем или чем Бог не является. А всё, что мы можем сказать о Нем в утвердительном смысле, будет неверно. Катафатика — это положительная теология. Она, полностью соглашаясь с выводом апофатики, тем не менее, считает, что говорить о Боге мы как-то должны. Отсюда появляются все эти утверждающие суждения о Боге: Бог есть Творец, Любовь, Милосердие, Прощение, Отец и т. д. Всё это утверждения катафатические, то есть изначально являющиеся не точным описанием Бога, а лишь метафорами, антропологизмами, образами, сравнениями и т. д., призванными хоть как-то выразить не сущность Бога, а лишь наши представления о Нем.

— А описания Бога какой религии ближе к правде?

— Никакой. Я же объяснила тебе — нет слов для описания в человеческой речи. Ни в какой. Да, было время, в начале творения, когда в едином языке такие слова и понятия были. Но этого языка давно уже никто не помнит, и если я тебе начну говорить на нем, ты просто ничего не поймешь, даже в переводе.

Я долго молчал, силясь переварить услышанное. Потом тихо спросил:

— Скажи, Оля, а Он нас слышит?

— Я не знаю, — так же тихо ответила она, — иногда мне кажется, что слышит. А иногда — иначе. Одно могу сказать точно: глупо думать, что Бог всё бросит и начнет исполнять все моления, к Нему обращенные. Чаще всего, Он предпочитает не вмешиваться.

— Это хорошо или плохо?

Она засмеялась:

— Ну, если почитать Тору, то, скорее, хорошо.

* * *

Звонок дребезжал и дребезжал. Да что это такое, в самом деле! Я встал и пошел к телефону, висевшему в прихожей. Нет, вот, зачем вещать телефоны в прихожей, что за глупость такая? Все никак не соберусь переставить его к кровати.

— Ало?

— Старший лейтенант Егор Николаевич Соколов?

— Да, это я. С кем имею?

— Это из приемной Председателя КГБ. С Владимиром Владимировичем плохо.

— Что? Что случилось?

— Извините, не могу по телефону. Он срочно требует вас. Машина ждет у подъезда.

Первое желание было телепортироваться, но, если машина ждет у подъезда, то логичнее поехать на ней. По пустой ночной Москве доставят быстро. К тому же и ехать-то здесь чуть. Ни к чему прокалываться на мелочах.

— Иду! — бросил я в трубку и стал одеваться.

Быстро засунув себя в привычные джинсы и футболку, я положил в карман удостоверение (без него не пропустят), вышел на лестничную площадку, где меня дожидался здоровенный детина в форме младшего лейтенанта ГБ. Он отдал мне честь, приложив ладонь к козырьку фуражки, я кивнул ему и повернулся, чтобы запереть дверь. И в этом момент страшный удар обрушился мне на затылок. Сквозь пронзившую меня боль я, проваливаясь во тьму и тишину, успел подумать: "Надо же, развели как лоха…"