Жилище Дурина Каменистого показалось мне чересчур показушным и помпезным. Хозяин, похоже, был склонен к дешевым эффектам. Разместив на стенах головы чудовищных зверей с невероятным количеством клыков, глаз и ушей, гном, видимо, хотел добиться загадочности или произвести впечатление, однако у меня эти чучела вызвали легкое недоумение, да и только. Тяжелая мебель с массивным основанием изобиловала резными изображениями драконов, львов и единорогов. Кованая люстра, свисавшая с потолка, занимала почти все пространство комнаты, и, не будучи гномом, я, как мог, старался не влететь в нее лбом. Дурину тут было комфортно, а вот я помещался с трудом.

У Каменистого имелась обширная библиотека. Книжные полки и шкафы закрывали все свободные стены резиденции мага. Бесконечные ряды переплетов, простых и тесненных золотом, из кожи и дерева, тонких и толстых, новых и таких ветхих, что казалось, дотронься до фолианта, и он рассыплется в пыль. Некоторые книги были расставлены крайне небрежно, другие выстроены в идеальном порядке по авторам и темам, третьи и вовсе располагались на отдельных полках, в специально отведенных для этого отсеках. Нашлось и несколько книг под стеклом, и еще одна, на которую был навешен замок, чтобы при всем желании без наличия ключа ты бы не смог заглянуть внутрь.

Некоторые комнаты, как и в доме Кроса, были заперты на обычные и магические замки, однако я даже не стал спрашивать, что в них. Мне одного дневника Горта хватало за глаза.

Попробовав начать диалог в кабинете, Дурин рассудил, что обстановка ему дороже нового ученика, и так мы переместились сначала в зал, а потом и на террасу. Благо климат в подземном царстве был стабильный и комфортный для проживания.

Усевшись в кресло, Каменистый указал мне на топчан, и наш разговор начался.

– Ты что-нибудь слышал о первых магах?

– Слышал, – кивнул я и решил пока не рассказывать гному о своем артефакте. – Их звали Март и Горт.

– Верно. А знаешь ли ты их историю?

Вопрос был явно с подвохом, и Дурин с интересом прищурился, ожидая ответа.

– Было дело. Поговаривают, что Горт убил брата и решил истребить человечество, но у меня на этот счет другая точка зрения.

– И это правильно. – Гном улыбнулся и сцепил руки на животе. – Доподлинно об этой размолвке ничего не известно, да и не так просто убить первого мага. Проще солнце погасить, а поскольку оно светит, в чем я лично нисколько не сомневаюсь, то и Горт, скорее всего, жив.

– Постой! – изумился я. – Это же чертову уйму времени назад произошло.

– Именно! Но тебе все вскоре станет понятно. – Гном, казалось, наслаждался своей менторской позицией. – Ты должен понять и заучить несколько постулатов, которые до тебя не донесет ни одна магическая академия. В первую очередь, черное и белое – это две части единого целого. Без дня нет ночи, без солнца нет тени. Это пока, надеюсь, понятно?

Я согласно кивнул. Понятно, чего уж там. Ночь, тень, и дураку будет ясно.

– Черное не есть зло, так же как и белое не всегда – добро. У зла и добра не бывает цветов и оттенков. Зло или добро совершается человеком, а человек есть личность свободная, не примкнувшая ни к одному из лагерей. Становясь магом, ты тоже не можешь принять ту или иную сторону и всегда колеблешься, и потому на свете так мало истинно белых или абсолютно черных. Взять того же Зеленого Полоза или Красного Сокола. Думаешь, они не хотели бы сменить свой окрас? Выйти на новый уровень магического понимания и колдовской инженерии? То-то же!

Теперь о магии смерти и о магии жизни. Тут отдельный вопрос. Жизнь – это свет, тепло, приятный запах и все удобства в одной коробке, а смерть для нас всегда тлен, разрушение, уныние и еще много неприятных слов. Однако не стоит забывать, что смерть несет жизнь, а после жизни всегда следует смерть, и что из чего произрастает, доподлинно неизвестно. Взять хотя бы времена года. Снег падает на землю, растения чахнут, застывает вода в реке, животные прячутся по норам, а люди топят печи и обряжаются в меха. Но всегда приходит новый день, а вслед за ним и первый луч солнца, весеннего и радостного, пробуждает землю к жизни. Жизнь и смерть, что было первым?

– Это вроде курицы и яйца? – попытался встрять я, но Дурин наградил меня таким испепеляющим взглядом, что я поспешно закрыл рот и впредь, без острой необходимости, мага не прерывал.

– В тех или иных условиях жизнь меняется со смертью местами, а абсолютное зло для одного есть добро для другого. Хороший мясной антрекот, зажаренный на сковороде, для тебя добро. Ты насытишься, и сможешь прожить еще пару дней. Однако антрекоты из свиньи, и для нее это зло. Добыв часть мяса, ты убиваешь всю скотину. Ты скажешь, что это плохой пример? Свинья ведь просто животное, однако каждая жизнь ценна. Могу привести простое сравнение. Есть налог, и его надо платить. Для крестьянина это побор, хоть в пшенице, хоть в монете, хоть в баранах, однако для казны это благо. Если крестьянин не заплатит налог, он сделает добро только себе. Государство же не сможет заплатить стражам на границе, лекарям в бесплатных лечебницах, учителям в школах. Если же крестьянин платит налог, для него это разорение, в известной мере, а для государства благо.

– Слабая аргументация, – покачал я головой, но Дурин только рассмеялся.

– У Светлых с этим еще проще. Пичкают молодежь аксиомами о правильности добра и света, и никому не приходит в голову оспаривать их и подвергать сомнению.

– Неужели никому?

– Случается, кто-то оспаривает. – Гном сморщился, как будто вспоминая что-то неприятное. – Но мозги таковым вправляют быстро, а с кем не выходит, вышвыривают прочь из магической академии и поминай, как звали. Я к чему все эти разговоры с тобой веду. Маг не должен сомневаться в том, что делает, ни капли, ни секунды, ни грамма. Иначе будет большая беда…

В ученики меня, конечно, Дурин взял. Старику льстило, что черный маг из людей набился к нему в услужение, но на этом весь его интерес и закончился. Выделив мне и Кобе отдельную комнату (раздельных спален у Каменистого не водилось), маг так нагрузил меня бумажной работой, что я аж взвыл. День за днем я вставал, умывался, чистил зубы, «уничтожал» вполне приличный завтрак и шел в библиотеку, где несколько часов кряду переписывал различные документы. Магией тут и не пахло. Все, что мне вверялось, – это отчеты об урожае, планы дорог, копии торговых договоров и подряды на поставки снаряжения и продовольствия в города-артефакты. Столбики с цифрами, сухой конторский язык, сводки и графики, казавшиеся для меня поначалу абсурдными, начали обретать свои очертания, и ближе ко второй неделе этой тягомотины я уже немного представлял геополитику королевства и мог отличить сырьевой регион от дотационного. И если бы разговор шел только о подгорном царстве. Дело касалось всего королевства.

Например, в центральной части шли большие заказы на «доброе» железо и соленую оленину, а оттуда по бартеру поставлялись подводы с сукновальной глиной. Приморье уделяло больше внимание вооружению и экипировке собственных гарнизонов, из чего можно было заключить, что в море выходить не стоит, если ты не хочешь нарваться на пиратскую саблю или быть пущенным на корм морским обитателям. На севере королевства имелись богатейшие залежи каменного угля, а юг разрабатывал золотоносные жилы. Мир этот был полон удивительных вещей, и не хватало только одного, а именно нефти. Нефтяные месторождения в этом мире не разрабатывались, как впрочем, и газовые. Всплыл и тот самый черный порох, оказавшийся поставками как раз с побережья и прибывший туда из далекого восточного предела.

В редкие часы отдыха я посещал зал для тренировок гномьего гарнизона, где Хлоин со всем радушием предложил мне попрактиковаться в бое на мечах. Физическая нагрузка после кропотливой работы над скучными документами казалась мне в радость, и я с головой погружался в мудреную науку ножевого боя. Успехи мои были скромные. Ранее я учил и с успехом применял на практике бой на ножах, однако с более серьезным оружием дело обстояло сложнее. Верткие низкорослики буквально порхали по залу, рассыпая смертельным веером удары и уколы, а все, что оставалось мне, – это стоически сносить тычки учебными деревянными мечами да работать со щитом.

Вторая неделя моего затворничества началась с того, что Дурин снова поручил мне переписывать манускрипты, а сам, нарядившись в парчовую куртку, шелковые панталоны и надев на голову бордовый колпак с завитками, удалился в неизвестном направлении. Я даже слова не успел сказать, как Каменистый, нарезав задач, ускользнул за дверь, оставив меня наедине с рутиной.

Печально вздохнув, я развел руками и, дав себе зарок поутру следующего дня обязательно потолковать с гномом о паре-тройке контролируемых смертельных заклинаний, отправился в столовую, где верный Коба накрыл завтрак. На столе уже стояло огромное блюдо с хлебом, раскаленная сковорода с беконом и яйцами и кувшин какого-то сока. Завтракал я почти на автомате. Сказывалось нахождение под землей и отсутствие солнца. Я становился вялым, неуклюжим и сонным.

Покончив с приемом пищи, я побрел в библиотеку, где меня поджидали чернильница, заточенное гусиное перо и новый трактат. Это оказалась работа одного знатного агронома о выращивании кукурузы. Вздохнув, я по привычке перевернул огромные песчаные часы и принялся за работу. Писать пером – дело сложное и с непривычки крайне утомительное, а писать пером разборчиво кажется сущей мукой. Мы, люди двадцать первого века, так быстро привыкшие к клавиатуре и сенсорным экранам, стали забывать это священное искусство письма. В нашей истории еще каких-то триста лет назад умеющий писать и читать мог пробиться в жизни и занять видный пост. Высокие технологии, бесплатное образование и лень свели победу над неграмотностью на нет, и только тут я смог воспользоваться этим умением по назначению.

Песочные часы, стоящие на каминной полке, отмеряли ровно час, после чего я откладывал перо и шел размяться, а заодно и перекусить чем-нибудь на кухне, после чего снова возвращался в библиотеку и начинал по новой. Однако этот день, взяв свое начало в рутине, совершил крутой поворот. Едва я коснулся бумаги и вывел на ней первую букву, как дверь распахнулась, и в комнату ворвался возбужденный Коба. Лицо гнома было измазано в саже, голова перебинтована, руки дрожали, однако гном буквально сиял от восторга.

– Мама дорогая, что случилось-то? – охнул я, однако низкорослик только замахал забинтованной рукой.

– Кошачью лапу сделали! – возбужденно зачастил он. – Три штуки. Одна не сработала, вторую от пороха рвануло, а третья так стрельнула, что доспех насквозь пробила, а с ним и чучело. Смотреть будешь, хозяин?

Испытание огнестрельного оружия не самое интересное занятие, однако, ввиду сложившихся обстоятельств, оно показалось мне чуть ли не глотком свежего воздуха. Бросив свои канцелярские забавы, я с готовностью двинул за гномом.

– Ты не смотри, что я в бинтах, хозяин. Пустяки. Стеклом зацепило, – объяснял гном, уверенно ведя меня по запутанным коридорам цитадели. – Как первый раз бабахнуло, я с перепугу через окошко и вышел. Да не я один. Сам мастер Пали от страха бороду фитилем подпалил. Еле потушили. Борода-то у него смоленая-пересмоленная.

– Ты в следующий раз аккуратней, – настоятельно порекомендовал я. – Должна же быть техника безопасности!

– Чудно ты говоришь, хозяин. – Гном остановился около незнакомой двери и, нажав плечом, распахнул створки. Пахнуло порохом, серой, раскаленным железом и жаром печей. Гул от ударов молотом и шума мехов сливался с криками гномов. Все грохотало, вертелось, сверкало. Раскаленные печи выдавали струйки жидкого металла, стекавшие по желобам в продолговатые формы. После чего, едва металл успевал затвердеть, их перехватывали щипцами и принимались обихаживать молотами, придавая отливке форму. Вот уж чего я не ожидал увидеть под горой, так это сталелитейный цех.

– Что тут такое? – закричал я, обращаясь к Кобе, уверенно шагавшему впереди.

– Цех новый, – поделился гном. – Жидкое железо делаем. Потом его в формы сворачиваем. Такого еще ни у кого нет. Один у нас тут учудил. Наделал пластин тонких, и в кафтан засунул. Так ведь и не скажешь, что в кольчуге, однако не видно да и стрела не пробьет. Пробовали и на арбалетном болте, тоже не прошибает. Одни синяки да пару ребер сломали.

– Коба, ты мне вот такую же одежду справь, – попросил я гнома, и тот согласно закивал.

– Сделаем, хозяин. Вот только кошачью лапу до ума доведем и сразу за стальную рубаху примемся. У нас такие мастера есть в швейном цеху – ни в жизнь от обычной одежды не отличишь.

Гномий бронежилет в этом мире был бы весьма кстати, так же как и огнестрельное оружие, пусть и такое непрактичное, как мушкет. Играя с порцией пороха, зарядом и величиной орудия, можно было производить все – от легкого ружья до тяжелой артиллерии, однако, когда мы оказались на стрельбище, я пришел в ужас.

Вся конструкция вышла более чем громоздкой и на первый взгляд весила килограммов триста, если не больше. Литье у гномьего народца вышло знатное, но тут они тоже не стали мелочиться, да и остальные важные части механизма явно превышали мои ожидания. Вышла у них небольшая пушка, пристроенная на станину. Сама же станина была оснащена четырьмя колесами на подвеске, позаимствованными у другого, неизвестного мне механизма. Низкорослые инженеры учли даже откат орудия, который компенсировался четырьмя костылями, вбиваемыми в землю. Такое же громоздкое орудие стояло неподалеку, а еще одно, с развороченным дулом, треснутое буквально пополам, возвышалось вдалеке печальной грудой неудачного опыта.

Трое чумазых гномов, стоя около рабочего образца, бурно дискутировали, жестикулировали, общаясь на повышенных тонах и поминутно указывая на разнесенную в щепки колоду, которая, очевидно, служила мишенью. При виде меня разговоры поутихли, и один из мастеров, пожилой гном с длинной опаленной бородой, выдвинулся вперед, оглаживая свой кожаный фартук.

– Великая честь для нас, о Кот, цветом Черный, испытать твое изобретение. Опасно оно и восхитительно, и мы с моими подмастерьями в восторге!

– Сам рад. – Я дружелюбно улыбнулся и протянул седому мастеру руку. Тот смутился, некоторое время изучал мою ладонь, а потом робко, как бы не веря собственным глазам, вложил в нее свою крохотную мозолистую пятерню. – Я вижу, вы немного увлеклись с размерами.

Гном оглянулся на получившийся механизм и развел руками.

– Прототип требует доработки, ваше магичество. С большими деталями и ошибка видней. Доведем до ума, вот мельчить и начнем. Каковым вы видите его габарит?

Я развел ладони в стороны, показывая искомый размер оружия.

– Так, чтобы человек мог нести в руках.

Гном прищурился и что-то прикинул в уме.

– Можно и так, о Кот, цветом Черный. Сработаем.

– Хозяин! – Коба настойчиво подергал меня за штанину. – А может, еще бабахнем?

Я осмотрел бинты, наложенные на голову низкорослика и печально усмехнулся.

– Не набабахался еще?

– Да разве ж можно! – Коба расплылся в улыбке, видимо приняв мой ответ за положительный, и начал подгонять оружейников: – Что встали, как тролли под солнцем! Заряжай Кошачью лапу! Хозяин сам смотреть будет.

Гномы сноровисто засыпали порох, расправились с пыжом и фитилем и, благополучия ради, спешно отошли на безопасное расстояние. Укрытием им служил каменный павильон, метрах в сорока от места испытания.

– Я сейчас! – Коба подхватил с земли факел, сноровисто высек искру кресалом и, подпалив паклю, с готовностью зажег фитиль.

Охнув от неожиданности, я подхватил гнома и бросился в укрытие, но не успел. Орудие сработало, и, слава богу, как надо. Пороховое облако заполонило все вокруг, от грохота выстрела заложило уши, а колода, в которую целились гномы, разлетелась в щепки.

Когда дым рассеялся и я снова обрел возможность слышать, вокруг меня уже собрались довольные улыбающиеся оружейники. Они буквально светились от счастья. Не часто, видимо, им приходилось работать с чем-то подобным, а ввиду отсутствия огнестрельного оружия, этот шанс и вовсе представлялся уникальным.

Мы договорились о сроке следующих испытаний, и гномы пообещали уменьшить модель и усовершенствовать механизм. На этот счет у них была куча идей. Одно только меня смущало. Появление в этом мире огнестрельного оружия могло привести к кардинальным переменам в ведении боя, комплектации вооружения и численного состава воинских подразделений. Они должны были стать мобильней, наносить больший урон и вообще начать главенствовать над войсками, вооруженными не столь передовыми технологиями.

Отсюда и вовсе выходила сложная цепочка. Те, кто ранее нес поражение от численного преимущества противника или лучшей воинской подготовки, теперь способны были выйти на первый план и заявить о себе. Слабый и хворый контингент, вооруженный десятком огнестрелов, способен был подавить сопротивление врага, вдвое превышавшего по численности, а эффект неожиданности и вовсе не сулил воинам, вооруженным стрелами и мечами, ничего хорошего. Опять же, увеличивалась дальность поражения.

Далее предполагался дележ собственности по праву сильного, однако этот перевес сохранился бы недолго. Почти наверняка в бою оружие будет утеряно, и инженеры с оружейниками противоположной стороны воспроизведут его для того, чтобы пехота могла применить с тем же успехом. Снова бой, снова жертвы, и ранения гораздо серьезней, чем можно было бы получить от арбалетного болта.

Представив себе эту картину, уходя, я строго-настрого запретил гномам болтать об их поделке, на что они с охотой и согласились, не задавая лишних вопросов.