Иногда тишина может быть громче, чем шум города, – и то, что лежало между ней и Мэттом, когда она поднималась вслед за ним по лестнице его городского дома в Линкольн-Парке, была именно такая тяжелая, тревожная тишина, которая поглощает все, кроме мыслей.

Провести ночь в его городском доме, вместо того чтобы ехать в отель, казалось совсем неплохой идеей. Самолет вылетал завтра рано утром, и Лили согласилась на предложение Мэтта, поскольку ей совсем не хотелось появляться на публике с разбитой губой и синяком на щеке. И еще она боялась своей появившейся в последнее время привычки беспричинно лить слезы.

И хотя она понимала, что ее плаксивость – нормальная реакция на перенесенное эмоциональное потрясение, это не уменьшало ее смущения, когда она вдруг осознала, что слезы сами собой бегут по ее лицу, сидит ли она в ресторане или делает покупки в супермаркете.

Лили смотрела на широкую спину Мэтта, когда он открывал дверь. Стоять перед аудиторией было бы для нее меньшим стрессом, чем провести свою последнюю ночь с этим мужчиной.

– Входи, – сказал он, включив свет и отступая в сторону.

Лили молча вошла в холл, стараясь не задеть Мэтта за раненую руку, висевшую на перевязи. Он вошел вслед за ней и снял дом с охраны.

В доме были высокие потолки, деревянные полы, отполированные до блеска, белые стены, пластиковые корзины с виноградной лозой, резные рамы и двери.

– Мило, – заметила Лили.

– Я нанял человека, который декорировал дом. Нельзя сказать, что у меня был к этому особый интерес, просто хотелось, чтобы все выглядело красиво.

– Смею заметить, что ты не зря вложил деньги.

В доме царил образцовый порядок. Ни грязных носков, ни разбросанной одежды, ни старых газет или чего-нибудь другого, захламляющего жилище.

– Моника сказала, что твои вещи из отеля «Дрейк» доставят позже. – Мэтт стоял в растерянности, не зная, что делать дальше. Похоже, гость в доме был чем-то для него непривычным.

Возможно, так оно и было. У телохранителей не так много времени, чтобы тратить его на барбекю или футбольные матчи по телевизору.

– Очень мило с ее стороны проявить обо мне заботу, – сказала Лили, потому что надо было что-то сказать.

Какая неловкая ситуация! Особенно принимая во внимание физическую и духовную близость, которая возникла между ними в последние несколько недель, и все то, через что им пришлось пройти.

Неужели им больше нечего сказать друг другу? Лили почти физически ощущала, как давят на нее стены.

– Идем, – сказал Мэтт, робко кашлянув. – Я покажу тебе спальни, и ты сама сможешь выбрать ту, которая понравится.

Улыбнувшись натянутой улыбкой, Лили сказала:

– Веди.

Мэтт показал ей две спальни, обе были великолепны, но существовала еще одна, его собственная, которую он не показал Лили, и это больше всего заинтриговало ее. Она прервала его пояснения о совмещенной ванной комнате и повела его вниз в его собственную спальню.

Эта комната по крайней мере имела индивидуальность. Светлая и просторная, она хранила его запах. Книги и журналы лежали стопками на краю стола, у кровати на полу стояла пара ботинок, у зеркала рядом с флаконом одеколона – пивная кружка, полная мелочи, на спинке стула висел кожаный жилет. На стенах висели репродукции в рамочках и фотографии. На одной из них был изображен улыбающийся мужчина на палубе яхты: Мэтт в плавках и солнцезащитных очках, темные волосы развеваются на ветру.

– Это твоя яхта? – спросила Лили, подойдя к фотографии поближе. На ней Мэтт выглядел веселым и беззаботным, почти таким же, каким он был, когда они изображали медовый месяц в домике у озера.

После перестрелки его глаза снова стали печальными.

– Да, – ответил Мэтт, встав у Лили за спиной. Она чувствовала тепло его тела и боролась с желанием откинуться назад и упасть в его объятия.

Лили повернулась, осторожно обошла Мэтта. Она стала рассматривать фотографии, спиной чувствуя на себе взгляд Мэтта.

На одном из снимков она узнала Мэнни, на другом были изображены Мэтт и Моника в их лучшие времена. Лили почувствовала укол ревности и не знала, как относиться к этому – то ли радоваться, то ли грустить.

Она подошла к кровати, покрытой синим пуховым одеялом, одетым в пододеяльник с красным орнаментом по краям.

– Мне нравится эта комната, – сказала Лили, сев на кровать. – Здесь уютно.

– Ты можешь остаться здесь, если хочешь. А я могу спать в одной из гостевых комнат.

– Мэтт, посмотри на меня. Почему мы оба не можем остаться здесь? Я не хочу быть одна сегодня ночью.

– Это плохая идея, – ответил Мэтт, прислонившись к стене.

– Почему? Потому что я завтра улетаю и проспать со мной еще одну ночь кажется тебе аморальным?

– Можно подумать, что у меня осталась какая-то мораль.

– У Джоуи были свои представления и свой собственный взгляд на то, что хорошо, а что плохо, – сказала Лили. – Ты не похож на него.

– Что мне всегда хотелось, Лили, так это быть одним из хороших парней, – тихо проговорил Мэтт. – И держать людей подальше от того дерьма, в котором я вырос.

Лили долгое время молчала, боясь, что слезы внезапно помешают ей говорить. Ей хотелось подойти к Мэтту, обнять его – просто обнять, – но она продолжала сидеть на кровати.

Мэтт пристально посмотрел на Лили и торопливо проговорил:

– Манкусо где-то прав. Возможно, мои клиенты не убивают полицейских и не грабят банки, но большинство из них нельзя назвать хорошими парнями. Иногда они балансируют на грани закона.

– Что ты хочешь сказать, Мэтт?

– Я не знаю. Все, что я знаю, – мне нельзя быть сейчас с кем-то рядом. Даже с тобой.

– Гораздо легче жалеть себя самого, не так ли? Остаться в одиночестве и оттолкнуть от себя людей?

– Я все испоганил, Лили.

– Даже Всевышний ошибается время от времени. Почему ты считаешь, что он не выдал нас?

– Он взял с собой оружие, потому что у него было плохое предчувствие. Если Тони Грациано не заговорит, мы никогда ничего не узнаем. Но Манкусо умер, пытаясь защитить нас. В то время как я стоял в сторонке и пальцем о палец не стукнул.

– Он выстрелил человеку в спину. Я до сих пор не знаю, как расценивать его поступок.

Мэтт промолчал, да и что тут можно было сказать?

– Почему ты не хочешь рассказать всем, кто он был в действительности? – В окружении многих людей Лили не решалась задать ему этот вопрос раньше.

– И что хорошего выйдет из этого? Это ничего не изменит, а только причинит боль людям, которые этого не заслуживают. Семье Конроя не надо знать, что их обманули, а падчерицам Манкусо вовсе не обязательно горевать по бандиту.

– Думаю, ты прав. Часть меня рада, что Джоуи и Роуз будут снова вместе. Я знаю, что я неисправимый романтик… и все же.

– Я рад, что ты не утратила эту черту характера даже после того, через что я протащил тебя.

Лили вскочила с кровати и направилась к Мэтту. По мере того как она приближалась, его лицо становилось все напряженнее.

– У меня нет никаких сожалений, Мэтт. Кроме одного, но здесь я ничего не могу поделать.

– Не подходи ко мне так близко, Лили.

– Почему? Я возбуждаю тебя, а ты меня не хочешь? Или ты полагаешь, что не слишком хорош для меня, и пытаешься играть в благородство?

Раздражение, смешанное с нерешительностью, появилось во взгляде Мэтта. Лили отметила это про себя с удовлетворением и придвинулась к Мэтту еще ближе.

– Лили, остановись. Из этого не выйдет ничего хорошего.

Он стал отодвигаться от нее, но она, вцепившись руками в его рубашку, приперла его к стене, чем немало удивила его.

– Возможно, – сказала она. – Но я не сяду завтра в самолет, пока не буду уверена, что ты знаешь, от чего отказываешься.

– Хорошего секса?

– Да. Я очень люблю это дело. Не забывай, Мэтт, что я сижу глубоко внутри тебя, я читаю твои мысли и заранее знаю, что ты сделаешь.

Лили запустила одну руку Мэтту под рубашку, провела ею по животу, затем ниже. Его восставшая плоть оказалась у нее в руке.

Мэтт замер, глядя на Лили из-под опущенных ресниц.

Второй рукой она расстегнула ему рубашку и вытащила ее из джинсов.

– Черт побери, Лили, – едва не задохнувшись от волнения, проговорил Мэтт.

Их взгляды встретились, и Лили прижалась к его губам страстным поцелуем. Она вела себя агрессивно. Злость, отчаяние от осознания того, что она может легко потерять Мэтта, и любовь – все вылилось в ее жаркие торопливые поцелуи.

Тяжело дыша, Мэтт так же страстно целовал Лили.

Она начала расстегивать молнию на его джинсах, но тут он внезапно оттолкнул ее и, тихо ругнувшись, схватился за переднюю часть ее рубашки, рванул ее так, что отлетели все пуговицы, и положил руки на ее груди.

– Да, – выдохнула Лили.

Мэтт снял с нее все, включая нижнее белье, спустил с себя джинсы и, оперев Лили спиной на стену, положил ее ноги к себе на талию и рывком вошел в нее.

Ощущение его рук на теле, его дыхания на шее, его плоти глубоко внутри себя переполняло Лили таким блаженством, что она тут же испытала оргазм. Животный крик вырвался из ее груди, и она вцепилась ногтями в плечи Мэтта, и он, застонав, сильно сдавил руками ее ягодицы.

Дыхание Лили постепенно восстанавливалось, и тут только она вдруг осознала, что в порыве чувств не проследила за тем, чтобы Мэтт надел презерватив. Паника овладела ею, но тут Лили вспомнила, что до ее критических дней осталось не так много. Однако она поступила глупо, так рискуя. Ничего, но обратил ли Мэтт на это внимание?

– Оставайся со мной, Мэтт, – прошептала Лили. – Никто и никогда не будет тебя любить так, как я. Ты это прекрасно знаешь. – Лили прочитала ответ по глазам Мэтта, но сделала еще одну попытку: – Найди другую работу. Если ты не хочешь использовать свой шанс, значит, ты не тот человек, за которого я тебя принимала.

– В этом-то и беда, Лили. Я никогда не был таким человеком. Я все время пытался объяснить тебе это, но ты не хотела слушать.

У Лили пропала последняя надежда. Она с силой оттолкнула Мэтта от себя и сказала:

– Я пыталась… Я сделала все, что могла.