По дороге из лесу у трактора лопнул натяжной винт гусеницы и Шугай свернул к парку в мастерские МТС. Деревья в парке были в белом инее, искрились на солнце светлые поляны, и березовая роща казалась издали огромным снежным холмом…

Починив гусеницу, Шугай вывел трактор на серебрянскую дорогу и, когда парк остался позади, спросил Алешку:

— На какой скорости едем?

— На третьей.

— Вон, видишь, горка? Что я должен делать на подъеме?

— Взять первую скорость.

— А ну попробуй сам. Спокойнее! Вот так!

Однажды в сумерки, когда они возвращались домой, Шугай сказал Алешке:

— Завтра сам поведешь трактор.

Накануне вечером Алешка отрабатывал запуск двигателя, включение скоростей, повороты и развороты. Он даже не пошел в школу. И все же, когда Шугай уступил ему свое место тракториста, он растерялся и, забравшись в кабинку, так неловко повернулся, что сел Шугаю на колени. Оказывается, садиться за руль тоже нужна привычка. Какую-то минуту Алешка помедлил и тронулся в путь. Пусть Шугай не думает, что его руки, сжимающие рычаги гусеничной машины, дрожат. Это на ходу вздрагивает трактор. И спокойней, спокойней, Алешка. Даже если что-нибудь сделаешь не так, — ничего не случится — ведь рядом Шугай. Нет, случится! И именно потому, что рядом Шугай. Увидит, что ты не умеешь ездить, и больше не пустит за руль. А трактор идет и идет, словно выстилая перед собою гусеницы. И хоть немного страшно, а хорошо на тракторе.

Алешке очень хотелось хоть одним глазком взглянуть на Шугая. Ну как, ничего идет машина? Но Алешка боялся. Что-нибудь в это время не так сделаешь и все пропало. Беги, беги, земля, под гусеницы, подминай под себя дорогу, тракторище-силища! И веди себя как полагается хорошей машине. Не глохни и не стучи, и чтобы без всяких капризов.

Но вот и скотный двор! Обходи, Алешка, кучу навоза, смотри, не задень бидоны, разворачивайся под груженый прицеп. Так, все в порядке! Выключай скорость! Тормоз! Уф, приехали! И еще не успел Алешка вылезти из кабинки, как Шугай сказал ему:

— Ступай домой!

— Разве что не так? — испуганно спросил Алешка.

— Ты погляди на себя, — улыбнулся тракторист.

— А что?

— Красный, что из бани. И, небось, вся рубашка мокрая.

— Мокрая! — сознался Алешка, только сейчас почувствовав под ватником прилипшую к телу рубашку. Но домой он не спешил.

— Никита Иванович, а здорово я у скотного развернулся? Эх, жалко, этой девчонки нет, а то бы я ей показал…

— Ты это про кого? — спросил Шугай.

— Да про директорову дочку, — ответил пренебрежительно Алешка.

— Запомнил…

— Выдала меня, а я все равно на тракторе.

— Напрасно сердишься. Права она была.

— Ябедница.

— А если бы ты сейчас увидел ее на нашем тракторе, как бы ты поступил?

— Так она же ничего не понимает в машине!

— Ты понимал? Ведь сломал тогда машину! Значит, самому можно, а другим нельзя?

Алешка не ответил. А потом, чтобы переменить разговор, сказал:

— Лето придет, мы с вами, Никита Иванович, попашем.

— Да уж сделай одолжение, подсоби… Что я без тебя буду делать?

— Думаете, не смогу?

— Ездить на тракторе — одно, а пахать — другое, — уже серьезно проговорил Шугай.

— На дороге сани, а в поле плуг. Какая разница?

— А такая, что в поле и ездишь и землю пашешь.

— Как-нибудь сумею, — уверенно сказал Алешка.

— Я тебе вот дам «как-нибудь», — пригрозил Шугай. — Ты у меня это слово забудь.

Зима была в разгаре. Они возили торф, навоз и лес. Однажды Алешка возвращался с поля. Шугая в кабинке не было. Навстречу шла бабушка Степанида. Старая Степанида уже слыхала, что ее внук раскатывает на тракторе. Но одно дело знать, а другое самой увидеть, как он с лязгом и грохотом ведет огромную машину. От страха ей показалось, что трактор вот-вот возьмет и вырвется из рук Алешки. Степанида бросилась к кабинке.

— Убьет тебя, негодник. Сойди, Христа ради. Пожалей ты меня, старую…

Однако Алешка продолжал свой путь и лишь сбавил скорость.

— Отойди, бабушка, под гусеницу попадешь.

Но бабушка Степанида, воспользовавшись тем, что трактор сбавил скорость, забежала вперед и встала посреди дороги.

— Не уйду, хоть дави меня,

Алешка резко притормозил. И верно, задавишь собственную бабку. Он спрыгнул на землю, подошел к Степаниде и, обняв ее за плечи, повел к трактору.

— Ты, бабушка, посмотри, какая машина. Это же не лошадь: не сбросит, копытом не ударит.

— Скажешь тоже, не лошадь. Лошадь — она с пониманием. А это железо и железо. Завезет в канаву, придавит — и конец тебе.

— Да нет; как же завезет, раз я держу посреди дороги? Куда хочу, туда и поедет.

— А как же в канавы валятся? Это отчего?

— Дурной водитель! А машина тут ни при чем… Да ты посмотри, бабушка, какая тут кабинка. Дай-ка я тебя подсажу.

— И смотреть не хочу.

Но Алешка уже открыл дверцу и подсадил бабку.

— Разве плохо тут? Чистота, тепло, а вот это приборы, бабушка… Безотказные приборы! Раз — включаем, два — пускаем, три — пошли! — И трактор неожиданно для бабки двинулся дальше. Она подалась к дверце, закричала на внука:

— Останови, негодник! Ссади меня!

— Ты не бойся, бабушка! Смотри, как хорошо машина идет. Хочешь потише — пожалуйста, побыстрее — изволь. Может быть, к середине дороги взять? Вот и середина. Смотри, какой послушный трактор. А ты говоришь…

Бабке Степаниде ничего не оставалось, как смириться со своим безвыходным положением. Еще некоторое время она испуганно вскрикивала, когда Алешка объезжал рытвины или направлял машину к бровке канавы. На ухабах, и особенно при переезде через мостки она инстинктивно хваталась за ватник внука. Но вскоре освоилась с положением пассажира тракторной кабинки, поправила съехавший с головы платок, вся подтянулась и так стала смотреть на проходящих мимо односельчан, словно всем им говорила: что скажете о моем внуке Алешке? Хорош! Это я его таким вырастила! Без отца и матери! И Алешка, почувствовав настроение бабки, весело сказал:

— Подожди, бабушка, я стану трактористом, мы с тобой вот как заживем.

Старая Степанида согласно кивала. Ах, негодник, все же добился своего!

Алешка ссадил бабку у дома и свернул через переулок к скотному двору. Там его уже ждал Шугай. Они прицепили груженные навозом тракторные сани и двинулись в новый рейс. Правил Шугай, а Алешка сидел рядом и рассказывал, как он перехитрил бабку.

Шугай перебил его:

— Меня Серафима Сергеевна зайти просила…

— Наверно, в родительский комитет введут, — решил Алешка.

— Какой из меня родительский комитет, когда старшак только на будущий год в школу пойдет, а младшему, Володьке, лишь год стукнуло? Ладно, потерпим до завтра. Да и сам я давно собирался к ней. Вот ты обучаешься на тракторе, — а другие? Другим тоже хочется. Правильно? Значит, надо, чтобы школа этим делом занялась. Не иначе.

— И вы, Никита Иванович, будете ребят обучать?

— Хоть я, хоть другой.

На следующий день Алешка едва дождался, когда окончится пятый урок. В школе будут изучать трактор. Вот здорово! И он даже намекнул кое-кому из ребят о предстоящих больших изменениях в жизни седьмого класса. Русский, история, география и вдруг урок: трактора! Может так быть? А трактор он сам приведет из МТС. Поставит его в сарай, где сейчас дрова, а дрова — под навес. И, пожалуйте, не сарай, а гараж! А завгар он, Алешка! Он же помощник преподавателя. Больше некому. И его спрашивает Серафима Сергеевна: «Ну как в классе успеваемость по вашему предмету?»

После уроков Алешка выбежал из школы и, остановившись посреди дороги, прислушался: где Шугай? Гул донесся со стороны фермы. Очень хорошо! Значит, трактор идет с порожняком на погрузку. Напрямик, по огородным тропкам Алешка бросился к скотному двору. Еще издали он замахал Шугаю сумкой. Никита Иванович, без меня не уезжайте!

— Постой, сначала покажи дневник, — сказал Шугай.

Алешка нехотя вытащил дневник.

— Так, — сказал Шугай, перелистывая страницу. — Двойка по географии… И по геометрии… А физика?

— Я и без физики тракторист, — буркнул Алешка.

— Скажи, пожалуйста, уже тракторист, — покачал головой Шугай. — Так вот слушай, что я тебе скажу: во-первых, ты никакой не тракторист, а во-вторых, двоечники в нашем деле — аварийщики. Заруби это накрепко. А сейчас ступай домой!

Но Алешка продолжал стоять на гусенице.

— Слыхал, что сказал? — прикрикнул Шугай. — Сходи!

— Вы насчет школы говорили с Серафимой Сергеевной?

— Вот о чем ты! А ты подумай, мог я говорить об этом, когда она мне все твои двойки в нос сунула? Смотрите-де, Никита Иванович, до чего довели парня ваши трактора. Так как же я мог говорить с ней о всех ребятах? Это чтобы весь класс вроде тебя в двоечниках ходил? Ты и себя подвел, и товарищей. Сам во всем виноват. А теперь ступай! И так сколько с тобой проканителился.

Алешка послушно сошел с гусеницы. Трактор дохнул ему в лицо теплом и ушел в поле. Опять не повезло!