Бабушкина болезнь, которую Алешка думал вылечить горячим чаем, оказалась сложнее, чем он предполагал. На следующий день из районной больницы приехал врач, сказал, что у бабушки воспаление легких, и увез ее с собой. Вернулась бабушка только через месяц. Она выздоровела, вновь захлопотала по хозяйству, но по тому, как осторожно она ступала, когда несла воду, как часто отдыхала, когда мыла полы, Алешка чувствовал, что где-то внутри надорвалась неуемная бабушкина сила, и вряд ли весной бабка выйдет в поле. Но долго раздумывать над этим он не стал. Придет весна — весна покажет. А потом как-то забыл о бабушкиной болезни, тем более, что сама старая Степанида об этом не заговаривала. Куда больше тревожило его другое. В канун весны шугаевский трактор ушел на ремонт в мастерские. Первое время Алешка скучал, надоедал Шугаю, — когда же машина вернется? Однако шли дни, уже прошел лед на реке, а трактор не возвращался: Алешка не на шутку встревожился. Еще другого тракториста пришлют работать.

В одно из воскресений, когда Алешка сидел на крыльце и учил геометрию, в калитке показалась тетка Лиза. Она жила в сплавном поселке, неподалеку от районного города, и ее появление не удивило Алешку. Он проводил ее в дом и снова принялся за теоремы. Но в открытое окно он услышал, как тетка Лиза сказала бабушке Степаниде: «Три тысячи!» А бабушка ответила: «Нет, четыре!» Так они повторили несколько раз. Ну как тут не насторожиться? А потом бабушка и тетка ушли на улицу. Это куда они отправились? Но тут Алешка увидел Кольку Лопатина, шедшего с усадьбы МТС.

— Ну как, отремонтировали шугаевский трактор?

— Ему новый дают! Только что прибыл со станции своим ходом. Хорош трактор!

И Алешка все забыл: геометрию, приезд тетки, разговор о тысячах. Он даже не вернулся домой, чтобы закрыть дверь в сени, и прямо с улицы помчался в МТС. Ну как это может быть, чтобы прибыл для Шугая новый трактор, а он, Алешка, сидит в Серебрянке и учит какую-то там геометрию?

Через полчаса Алешка уже был на усадьбе МТС. Ну, где тут новый? Но прежде он увидел старый трактор, на котором так много поездил. Машина, «видимо, только что вышла из ремонта. Ее заводил какой-то незнакомый Алешке тракторист, с вьющимися черными волосами. Алешка остановился и с любопытством стал наблюдать за кудрявым. Напрасно тот снова и снова накручивал на колесо пускача веревку. Мотор упрямо молчал. Алешка весело улыбнулся и подумал о тракторе, как о живом существе: «Чужих не признает». Но тут же его охватила тревога: испортит трактор! И, не выдержав, Алешка бросился спасать своего старого друга.

— Ты болты отпустил?

— Что? — переспросил, не расслышав, тракторист.

— Болты надо отпустить!

— Не мешай!

— Да ведь не заведешь. Ты слушай меня.

— Я слушать — слушаю, да вот дам по шее, будешь знать, как соваться в чужие дела. А ну, проваливай!

Но Алешка и не думал уходить.

— Чего портишь наш трактор?

Это было уже слишком. И без того раздосадованный тракторист схватил непрошенного советчика за рукав и так мотнул его в сторону, что Алешка, пролетев несколько шагов, растянулся в поблескивающей нефтью весенней луже.

— Будешь знать!

— Я-то знаю, а ты вот все равно не будешь знать, как заводить трактор! — ответил Алешка, поднимаясь из лужи и стряхивая с себя грязь. Но подойти к машине он не рискнул и продолжал досаждать своему противнику издали: — Крути, крути, пока пускач не испортишь! Узнаешь, сколько он стоит.

Кудрявому, наконец, надоело возиться с мотором; он вытер руки и направился в столовую, откуда вкусно пахло щами и жареным мясом. Алешка не замедлил этим воспользоваться, подскочил к трактору ослабил болты. Тракторист не успел еще пообедать, как у Алешки заработал пускач, а за ним и двигатель. Алешка сел в кабинку. Пока этот, кудрявый неумеха обедает, он еще успеет немного обкатать машину. И, включив скорость, повел трактор по широкому двору мастерских.

И тут Алешка увидел выскочившего из столовой незадачливого тракториста. Обозленный, тот бросился за ним вдогонку. Алешка на минуту притормозил и на крутом повороте увильнул от преследователя.

— Стой! Стой! — кричал в конец разъяренный тракторист, стараясь подскочить сбоку к машине и рвануть на себя дверь. Алешка разгадал маневр, снова сделал крутой поворот и, лавируя, пошел задним ходом по кругу. Со стороны все это походило на игру в кошки и мышки.

Из мастерских высыпали люди и наблюдали за исходом борьбы.

— Молодец мальчонок! Здорово ведет машину! Ловко маневрирует, — восторгалась молодежь.

— По шее ему дать, — ворчали пожилые.

— А здорово мы трактор отремонтировали, — кричали весело слесаря, — этакую обкатку выдерживает!

Напрасно погонявшись за Алешкой, тракторист понял, что на ходу в кабинку не попасть. И тогда он нагнулся, схватил полную горсть грязи и со всей силы бросил в опущенное окно. Бросок был меткий, прямо в лицо Алешке. На какое-то мгновение он потерял управление машиной. Тракторист бросился вдогонку. Теперь-то он вытащит этого щенка из кабины!

Алешка смутно различал дорогу. Одной рукой он отирал глаза, другой управлял машиной. Но вот резь прошла, и тогда, развернувшись, Алешка повел машину прямо на своего преследователя. Тот в сторону, Алешка — за ним. Кудрявый свернул с дороги в канаву. Но едва он перемахнул через нее, как следом за ним, с ревом и лязгом, перевалился трактор. Куда бежать? В мастерские! Но Алешка успел на дорогу раньше и отрезал путь. А что, если загнать кудрявого в лужу? Пусть искупается. Алешка торжествующе смотрит на барахтающегося в луже тракториста и проезжает мимо. И тут он видит Шугая. Шугай идет прямо на него, подняв руку, и в ней такое непреклонное требование остановить машину, что Алешка не только тормозит, но даже заглушает мотор. Шугай подошел к кабинке и приказал:

— Слезай!

Алешка вылез и рассказал, как было дело.

— А зачем взял без разрешения чужую машину? Знаешь, что бывает за такое озорство?

Алешка почувствовал, как засосало под ложечкой. Ну вот, опять прогонят его. Но Шугай больше не стал его ругать.

— Ты вот что, парень, ступай домой. Там тебя бабка ищет.

— Можно новый трактор посмотреть? — сразу осмелев, спросил Алешка.

— Пригоню в колхоз, — посмотришь.

Еще с улицы Алешка увидел на крыше своего дома какого-то незнакомого человека. Наверно, бабушка наняла плотника дом ремонтировать. Он поспешил к калитке и увидел, что бабушка Степанида сидит на крыльце с заплаканными глазами.

— Ты что, бабушка?

— Ох, внучек мой, Алешенька-касатик, — громко заплакала Степанида.

— Да о чем ты, бабушка?

— Ой, горе мое горькое!

Алешка понял одно: бабушка чем-то расстроена, и это связано с приходом чужого человека.

— Чего этот дядька по крыше лазает?

— Дом смотрит, — еще больше заливаясь слезами, запричитала старая Степанида. — Не наш уж этот дом, Алешенька, не жить нам с тобой в нем.

И Алешке сразу все стало ясно, — зачем приехала тетка Лиза и что произошло, пока он бегал в МТС и воевал там с кудрявым трактористом. Он присел на крыльцо рядом с бабкой и деловито спросил:

— Продали дом?

— Продали, Алешенька, — кивнула Степанида, утирая слезы.

— А сама к тете Лизе?

— К ней, Алешенька. Хоть к дочке, а все же не в своем доме. Да что поделаешь. Подорвала меня болезнь, — сил нет работать не то что в колхозе, а у себя на огороде… Не прокормиться нам с тобой вдвоем…

Алешка хотел ответить, что он скоро станет трактористом и тогда ничто им не будет страшно, но смолчал. Когда-то еще ему доверят машину и он сможет заработать деньги! И больше всего его угнетало, что тетка Лизавета крута да прижимиста. Не легко будет бабушке у нее. Тут хоть колхоз нет-нет да позаботится, и свой дом; а там что? Ну да что сделано, то сделано; и, чтобы как-то утешить бабку, Алешка сказал как можно веселее:

— Ты не горюй! Я тебя в обиду не дам…

— Внучек ты мой, обо мне ли разговор? Тебя бы не обидели.

. — Меня? Уж не тетка ли? Боялся я ее! Думаешь, я не знаю, кто подбил тебя дом продать!

— А хоть бы и я! — громко сказала Лизавета, появившись сзади на крыльце. — Мне своих хватит ртов — и никого к себе я не звала. А захотела мать, — пожалуйста, переезжай, вноси свою долю. Но только еще был уговор. Тебя, Лексей, я к себе не возьму!

Алешка готов был ответить запальчиво — да он и сам не пойдет, но почувствовал себя вырванным из привычной жизни и растерянно спросил:

— А я как же, бабушка?

— К дяде Ивану поедешь, — сквозь слезы ответила Степанида. — Домик у него в городе свой, огород при доме, служба. Хорош не хорош, а все-таки родня. Брат он твоему отцу. Будешь послушным, и он худого тебе не сделает. Работать устроит; не маленький ты, — скоро пятнадцать. Мало ли службишек в городе, магазинов всяких, складов, сам себя прокормишь.

Теперь Алешка все понял до конца. Значит, ему ехать к дяде Ивану, которого никогда в жизни даже не видел. Так решай, Алешка, что будешь делать?

— Не поеду я к дяде Ивану.

— А где ты, родимый, жить будешь?

— Я найду…

Алешка поднялся и решительно направился со двора.

Солнце клонилось к закату… От домов к дороге тянулись длинные тени. Алешка шел вдоль деревни. На околице он увидел Шугая. Тракторист возвращался из МТС.

— Никита Иванович, — тихо сказал Алешка, — возьмите меня к себе… Бабушка меня в город отправляет… Я в тягость вам не буду. А в город я все равно не поеду.

Шугай некоторое время молча шел рядом с Алешкой, потом сказал:

— Пойдем к бабушке, там поговорим.

Старая Степанида, словно ничего в ее жизни не произошло, месила в квашне тесто. Переезжать или оставаться, жить у дочери или самостоятельно, — хлеб все равно нужен. Да и охами и ахами беде не поможешь. Пришла старость, подкосила хворь — смирись! Но едва Шугай заговорил об Алешке, куда девалась старушечья немощь. Швырнула в сторону квашню, сунула кулаки в бока и пошла на Шугая.

— Ты что же хочешь, чтобы я его от родного дяди да в батраки тебе отдала?

— Бабушка Стеша, да я, да мне… хоть спроси Маринку. — Шугай растерялся и почувствовал себя совершенно беспомощным перед сухонькой старушкой, бросившейся на защиту своего птенца. — Что Алешка, что свои, — все они равны.

— Знаю, как равны. Своему кусок в рот, а чужому кулак в загривок. Ишь, чего выдумал.

— Да я ведь не сам… Алешка просит. Уж очень он к трактору пристрастился. Вот над чем подумай.

— А я и думать не хочу! Не те времена, чтобы сироте в батраках ходить.

— Бабушка! — умоляюще крикнул Алешка. — Послушай, бабушка…

— Нет уж, ты меня послушай, — оборвала Степанида внука. — Куда лезешь? К чужим на горький кусок? Одних ребят трое. Да еще на тракторе заставят работать. Ни дня, ни ночи покоя не будет.

Шугай боялся слово вставить. Он только мотал головой, отдувался и поглядывал на дверь, чтобы скорее сбежать от разбушевавшейся старухи. Наконец это ему удалось, после того, как бабка от неосторожности смахнула со стола блюдце и бросилась собирать рассыпавшиеся по полу осколки.

Алешка догнал его на улице.

— Никита Иванович, я все равно в город не поеду, возьмите меня к себе.

— Сам слыхал, что бабка говорила.

— Да что вам бабка, Никита Иванович?

— Мне никто, а тебе родня, за мать она тебе! Против ее воли идти не могу.

— Возьмите, Никита Иванович, — продолжал просить Алешка.

— И хотел бы, да прав нет. Только ты не думай, что я тебя оставлю. Ты годик-другой поживи у дядьки…

Ждать два года? Смеются, что ли, над ним? Нет, все это ему не подходит. Эх, Шугай, Шугай, и ты не поддержал Алешку.

Алешка убежал в поле.

Вечерние сумерки уже легли на землю. Далеко у леса они были совсем темными, над кустарником, что тянулся вдоль дороги, — серыми, а здесь в поле, казались серебристыми. Алешке не хотелось идти домой. Что ему там делать? Лучше вот так лежать на траве, прислушиваться к бесчисленным вечерним звукам и думать о своем, о том, что все как-нибудь обойдется и будет хорошо. После дня волнений он, наконец, обрел спокойствие. Впервые он обнаружил, как много жизни в поле, когда уже солнце зашло и на небе обозначились светлые майские звезды. Переквакиваются в низинке лягушки, кричат где-то у дороги дергачи и неумолчно переговариваются ручейки. Даже кажется, о чем-то шепчутся озимые. Будет дождь или вёдро? А может быть, недовольны, что им подсеяли клевер?

Вернулся Алешка домой поздно ночью. Старый дом — все в нем было как прежде. Сени с лестницей на чердак, кухня с огромной печкой, горница, выстланная половиками и уставленная старым комодом и гнутыми стульями. Но Алешке все это казалось чужим. Ведь дом продан. А его новый дом — где он? И будет ли он лучше и светлее?