Весенняя земля парила, обдавала теплом, уже рассыпалась на гребнях борозд. А над землей стояла едва заметная, прозрачная дымка, пронизанная лучами солнца. Весна полой воды прошла, наступила весна пахоты и сева, черной земли и первой поросли всходов. И от края до края весенней земли шел волнами неумолкающий тракторный гул.

Алешка перепахивал под яровое большой, расположенный у леса, участок. В кабинку гусеничной машины врывался весенний ветерок, в круглое зеркальце было видно, как сзади переворачиваются черные земляные ремни, и всем своим существом Алешка прислушивался к ровно работающему двигателю. Все это было для него привычным, он не впервые пахал на тракторе. Но то, что было до этого, казалось простой забавой, чем-то несерьезным. Теперь он не мальчишка у руля машины, а тракторист, который отвечает за каждый ее винтик и за каждую вспаханную борозду. Впервые он ощутил неразрывную связь между своей работой и жизнью других людей. Он был горд, что своим трудом он выращивает для людей хлеб. И сам себе в эту минуту он казался не водителем, восседающим в кабинке гусеничного трактора, а пахарем земли. И это было его, завоеванное им, Алешкино счастье.

В полдень Форсистов сменил Алешку. Алешка направился домой, чтобы отдохнуть, но, не пройдя и ста шагов, остановился и прислушался к гулу мотора. Своим чутким ухом он уловил какой-то неестественный звук, словно двигатель работал с перегрузкой, и вернулся в поле. Харитон притормозил.

— Ты чего?

— Что-то неладное с машиной.

— Тянет хорошо.

— Больно сильно подтянул гайку натяжного винта.

Алешка осмотрел гусеницу. Так и есть — перестарался кудрявый. Он ослабил гайку, вместе с Форсистовым сделал два загона, но, выйдя из машины, не пошел домой, а прилег у куста, расстелив на земле свой ватник. Только сейчас Алешка подумал о том, что Форсистов хотя и старший тракторист, а машину знает не очень-то хорошо. Долго ли вывести из строя двигатель. И, думая об этом, он твердо решил не отходить от своего напарника, пока тот полностью не освоится с новой машиной. Алешка лежал на земле, смотрел в голубое небо, где плыли, как всегда погожей весной, редкие белые облака, и думал. Ну что ж, если надо, он будет жить и в поле. Ведь случись что с машиной, он, Алешка, окажется не у дел, сразу станет ненужным человеком. И он не обижался на несправедливость судьбы. Конечно, он лучше Харитона Дорофеевича знает трактор, но старшим трактористом пусть будет Харитон Дорофеевич. Главное, — чтобы исправно шла работа.

Алешка поднялся и двинулся вдоль борозды. Форсистов пахал неплохо, но местами задевал подзол. Так нельзя! Там, где вывернут подзол, хлеб не будет расти. Об этом дядя Пуд не раз говорил. Алешка побежал рядом и крикнул в окошечко Харитону:

— Подзол! На выемках надо помельче.

— Забороним, не увидят.

Алешка отстал и направился снова к кустам. Конечно, после бороньбы подзол, может, и не заметят. Но все равно хлеба там не жди. Нельзя так пахать. А еще могут сказать, что это он сделал, мальчишка, который ничего не понимает в земле. Значит, надо и за машиной и за пахотой в оба смотреть. Ну ничего! Не нарочно же Харитон Дорофеевич вывернул подошву.

Но лежать под кустом Алешке вскоре надоело, и он забрался в кабину. В конце концов не все ли равно, где ничего не делать — на поляне у леска или в машине? В машине даже лучше. Мягкое сидение, можно откинуться на спинку, покачивает — хоть спи! А чуть что закапризничает мотор, он тут как тут. Только до сна ли Алешке, когда перед ним рычаги управления, педали, щиток и бежит, бежит под радиатор земля.

— Харитон Дорофеевич, вот есть целые заводы-автоматы. А почему не выдумают трактор-автомат?

— Скажешь тоже! А как же поворачивать он будет? Или, скажем, идет он, а впереди камень.

— Ну и что же! — ничуть не смущаясь отвечает Алешка. — Для поворота можно сделать такое устройство — прошел километр или сколько нужно, оно сработало, вот и поворот. А чтобы на камень не наехать, локатор такой придумать. Где камень, — там в сторону, и в обход.

— А нам, трактористам, что делать тогда?

— Будем наладчиками. Дадут тебе пять тракторов — ходи проверяй, как они работают, да налаживай автоматы. Тогда тракторист не иначе, как техником должен быть.

Неожиданно Алешка увидел, что Форсистов опять вывернул подзол. Да что это он портит пашню? Алешка попросил остановить машину.

— Домой? — Харитон был не прочь, чтобы рядом сидел Алешка. Мозговитый парень, хорошо знает трактор. Спокойнее с ним.

— Жарко в кабинке.

— А ты садись на плуг.

— И то думаю.

Алешка уселся в неудобное железное седло огромного пятикорпусного плуга и стал регулировать глубину вспашки. Он вспомнил Шугая. Тракторист должен быть механиком земли, а вот его Шугай не принял бы к себе, будь он хоть ее инженером.

На повороте, у самой дороги, которая вела в деревню, Форсистов остановил машину. Алешка спрыгнул на землю. Что стряслось? Но, оказывается, все в порядке. Просто Харитону надо в правление колхоза, чтобы договориться, где пахать завтра.

— А с трактором как быть, Харитон Дорофеевич?

— Постоит часок-другой, беда не велика.

— Я поработаю.

— А вдруг задержусь?

— Ничего, я не устал.

И Алешка снова в кабинке. Он ведет вдоль борозды трактор и видит в зеркальце Харитона, идущего неторопливым шагом в деревню.

Прошел час, другой, третий, — Харитон не возвращался. Алешка продолжал работать. Какой уже гектар идет? За свою смену семь, да за Харитона — третий! Неплохая выработка. Хотелось, чтобы старший тракторист задержался в правлении, ну хотя бы еще на полчаса. Тогда за день будет десять гектаров. Такая выработка даже у Шугая не часто бывала. Вбт так Алешка! Догнал знатного тракториста области! Но что это такое? Вдалеке толпится народ. И милиционер там! Красный околыш на солнце так и играет.

Алешка остановил машину, встал на гусеницу и прикрылся ладонью от слепящего солнца. Идет толпа, а в толпе милиционер. И вдруг Алешка рассмеялся. Так это же ребята! А один напялил милицейскую фуражку. Наверное, отцовскую или брата. И сразу догадался, что ребята идут не куда-нибудь в лес— ведь весной ни ягод ни грибов, — а к нему. Посмотреть, как он работает на тракторе, ну и прокатиться в кабинке. Да и как не догадаться? Давно ли сам был таким же? Алешка приосанился, напустил на себя подобающий для взрослого тракториста вид и, словно он никого не заметил, продолжал пахоту.

Ребята подошли к полю и расселись у канавы. Алешка один раз проехал мимо, не обращая на них внимания, проехал другой, но в третий не выдержал, остановился напротив ватаги и спросил с той же легкой ухмылкой, с какой обычно взрослые спрашивают ребят:

— Покататься охота?

— Охота! — наперебой ответили мальчишки. — Прокатишь?

Алешка взял концы и не спеша вытер руки… Никого из ребят он не знал, но мог точно сказать, что среди пришельцев многие семиклассники. Это было приятно и опасно. Еще учуят, что ему всего-то пятнадцать! Этих не так-то легко обмануть. И Алешка, которому очень хотелось запросто подсесть к ребятам, поговорить с ними о рыбалке, о всякой всячине и как-то прощупать, с кем в деревне он может дружить, — одним словом, вместо того, чтобы быть самим собой, несколько свысока оглядел ребят и спросил басовитым, срывающимся голосом:

— Только и всего, что покататься? А научиться управлять никто не хочет?

— Хотим, хотим, — снова наперебой ответили ребята.

— Тогда другое дело.

Он старался отгадать, — кто тут вожак? Вот этот, в милицейской фуражке? Нет! Длинный, похожий на Кольку Лопату? Вряд ли. Может быть, веснущатый, с торчащими волосами? А вернее, вот он вожак — в кепке! Смотрит прищурившись, испытующе, словно хочет сказать: «А мы еще увидим, что ты за парень сам!» Алешка улыбнулся. И он посмотрит, что за парень этот вожак! Ни слова не говоря, Алешка перепрыгнул через канаву и подошел к стоявшей неподалеку бочке с горючим. Назад он вернулся с порожним ведром и спросил главаря:

— Тебя как зовут?

— Володька.

— Вон там за кустами родник, принеси воды!

— Дай я, — вскочил мальчишка в милицейской фуражке.

— Еще наносишься, — отказал Алешка. Теперь он был твердо убежден, что именно Володька вожак, и сказал еще более настойчиво, почти приказывая: — Давай быстро, да полнее!

Володька нехотя поднялся. А что, если скажет: «Сам ступай?» Как хорошо Алешка в эту минуту понимал Володьку! И все же решил одолеть его. Иначе окажешься беззащитным перед черепановскими ребятами. И всем своим видом, требовательным и не терпящим возражения, он как бы предупреждал Володьку: смотри, не послушаешься, не то что на трактор, близко к полю не подпущу! И Володька сдался. Он взял ведро, словно делая одолжение, и, ни на кого не глядя, пошел за водой. Алешка устало опустился на землю и на радостях весело объявил своим новым друзьям:

— Я вас, ребята, всех обучу! Согласны? — и добавил, когда вернулся Володька: — А ты будешь старостой! Только смотри, учиться так учиться! Чтобы дисциплина была!

Алешка был счастлив больше, чем ребята, которых он обещал научить управлять трактором. После многих месяцев пребывания в училище, где его окружали взрослые, наконец, он снова среди мальчишек и, как в родной деревне, он снова главарь их, только не такой главарь, за которым они готовы залезть в чужой сад или искать несуществующий клад, а инструктор-механик, водитель трактора. Ничего не скажешь! Да о таких он что-то и в книжках не читал.

Алешка так увлекся своей новой ролью, что только под вечер вспомнил о Форсистове. Что же это Харитона Дорофеевича нет? До сих пор все ищет председателя? Он вывел трактор к бочке с горючим, заглушил мотор и вместе с ребятами направился в деревню.

Алешка хорошо знал, что в эти весенние дни занятия в школе были в полном разгаре. Но, желая показать, что он давно кончил семилетку и уже успел забыть учебный распорядок, спросил:

— В школе экзамены когда?

— Через три недели, как и полагается, — ответил за всех Володька.

— А меня ваши учителя не заругают? Скажут, отрываю вас от учебы.

Староста ответил не сразу:

— Они не узнают.

— А если узнают? И вам попадет, и мне.

Мальчишка в милицейской фуражке спросил:

— Так завтра как, приходить?

— Часов в шесть, не раньше, — после некоторого раздумья согласился Алешка. Он вспомнил, как Шугай заставил его учиться, и решил применить тот же метод: — У кого двойки, тройки, — не возьму в кабинку.

Условия были нелегкие, но ребятам ничего не оставалось, как принять их, и на этом Алешка распрощался с новыми друзьями. Он вошел во двор и увидел на крыльце Глашу.

— Харитон Дорофеевич не пришел еще?

— Ушел в колхозную контору и все нет и нет.

В это время в калитке показался Форсистов. Опаленный солнцем, весь в пыли, отчего волосы стали пепельными, он кивнул Алешке:

— Много вспахано?

— Полторы нормы сегодня.

— Ну и я не сидел зря. — Форсистов прошел в горницу, умылся и, позвав Алешку, усадил его рядом за стол. — Тут одно выгодное дельце подвернулось. Надо колхозу лес к реке подтрелевать, работенки на неделю хватит.

— А в договоре есть эта работа?

— Договором всего не учтешь, не в том дело. Они так предлагают — тысячу рублей за работу, деньги на руки, а МТС по боку!

— Так разве можно, Харитон Дорофеевич?

— Можно по-всякому. Не то еще делают. Иные ухитряются на тракторе огороды колхозникам пахать да за день по двести — триста рублей в карман класть. Только опять же не в этом дело. Пусть так дураки делают, а мы с тобой должны понимать, что к чему. Расчет через МТС!

— Правильно! — поддержал Алешка, обрадованный, что Форсистов не согласился на халтурку. — Пусть в кассу МТС платят.

— Только и не в деньгах дело, — продолжал Форсист тов, — колхозу мы лес вытащим к реке, а для МТС покажут пахоту, культивацию и прочую работу. В общем договорился так: на сто двадцать гектаров акт подпишут. Выходит, каждая смена двадцать гектаров выработку дает.

— Здорово! — согласился Алешка. — А на вывозке как будем работать?

— Днем.

— А в поле?

— В поле ночью. Упускать полевые работы тоже нельзя.

С этим Алешка тоже не мог не согласиться и уверенно сказал:

— Не упустим! — И даже не додумал, а зачем понадобилось Форсистову выдавать вывоз леса за полевые работы? Алешкино дело — пахать и пахать! А расчеты с МТС пусть ведет Форсистов: он старший тракторист.