Алешка перегнал трактор на паровое поле, — его утренняя смена кончалась. Но, когда на краю поля появился Форсистов, Алешке стало ясно, что и на этот раз ему придется работать за своего покровителя. Харитон Дорофеевич был в новом сером костюме и щегольских красных полуботинках. Опять куда-то собрался!

— В район вызывают, — сказал Форсистов, осторожно открывая дверцу кабины и следя за тем, чтобы не испачкать брюки. — Может, тоже хочешь поехать? — И улыбнулся. — Знаю, нельзя, тебе. Но ты не горюй. Вот твоя зарплата. Расчет-перерасчет — получай пятьсот!

Алешка взял деньги. Пять сотен! Выходит, Харитон Дорофеевич и не думал обманывать его. Опять попал впросак Алешка. Сам-то не очень хорош, вот и кажется, что кругом плохие.

— Доволен?

— Ясно, Харитон Дорофеевич!

— Только не подумай, что это всё. Я еще тебе должен… За мной твоя копейка не пропадет. А теперь пойдем в сельмаг, выберешь себе костюм.

В деревне Форсистова окликнули из окна правления:

— Харитон Дорофеевич, скоро поедешь? Машина давно ждет.

— В сельмаг только загляну.

— Вы езжайте, Харитон Дорофеевич, — сказал Алешка, — костюм не к спеху.

— Ничего, и им не к спеху. А потом надо, брат, поставить себя: требуется лошадь из леса дрова привезти, — возьмите, сделайте одолжение, товарищ тракторист! Захотел поросеночка купить по сходной цене, — смело иди в правление. А уж ежели мне надо куда ехать, то хоть час, хоть два — подождут! Тракторист — это тебе не библиотекарь какой-то. Мы землю пашем, план выполняем, мы соль земли, Алешка! — И он хлопнул его по плечу.

— Вы уж поезжайте, Харитон Дорофеевич, еще опоздаете.

— Ладно, смотри, сам не покупай. Пусть Глаша с тобой сходит. Скажи, я велел.

Алешка с помощью Глаши купил костюм. Приоделся, вышел на улицу. Ну чем не тракторист! И галстук в три цвета: зеленый, желтый, красный. Как взглянешь, — круги перед глазами ходят. Вот только горло давит. А впрочем, какая ему радость от нового костюма и красивого галстука?

Вон кто-то смотрит на него из окна дома. Наверное, думают: скажи пожалуйста, как приоделся наш тракторист. Эх, пройтись бы вот так по Серебрянке! И новый костюм сразу потерял всякую ценность в глазах Алешки. Ну чего вырядился? В поле трактор на простое, а ты расхаживаешь по деревне, что петух. Алешка вернулся домой, переоделся и направился в поле. Там его друг — трактор, а для трактора самый лучший костюм — промасленный комбинезон.

Солнце клонилось к закату, когда Алешка увидел из кабинки остановившуюся на дороге грузовую машину. Из кузова выпрыгнул Форсистов. Если не проехал прямо домой, — значит, есть что-то важное. Алешка остановил трактор.

— Зачем вызывали, Харитон Дорофеевич?

— Из области начальник управления сельского хозяйства приезжал. Захотел со мной познакомиться… Ничего мужик! Здоровый такой, плечистый… Лучший, говорит, тракторист в МТС Шугай, но надеюсь, говорит, — догоните и перегоните. И часы мне! Вот погляди, — и протянул руку. — Я, брат, сначала обрадовался, а потом обида меня взяла. Ты пойми, — всего мы с тобой отстали от Шугая на сорок гектаров. Шесть смен! Ну не обидно ли?

— А Шугаю что дали?

— Мотоцикл, — с горечью ответил Форсистов. — Мой мотоцикл! Значит, не смогли еще использовать золотую жилу.

— Золотую? — переспросил Алешка.

— Это, парень, особая жила, — с азартом стал объяснять Форсистов. — Вот говорят, — деньги, деньги великая штука! Один украл десять тысяч и в тюрьму попал. Выходит, — не деньги, а тюрьма. А другой славу за хвост уцепил. А рубль славы — сто рублей денег! Слава — вот она, наша золотая жила! Схватим, так обоих осияет. Не мотоцикл — свою легковушку заимеем. В Москву на выставку поедем, золотую медаль отхватим. Тогда только пусть попробуют не дать нам запасных деталей. Это мне-то, лучшему трактористу? Держись, Шугай! Мы ему покажем! Осенью сместим с первого места! Хватит! Выковыривайся…

— Нехорошо получается, Харитон Дорофеевич, — неожиданно перебил Алешка.

— Все хорошо, — возразил Форсистов. — Все, что нам хорошо, стало быть, вообще хорошо!

— Мы двое, а Шугай один.

— И у Шугая есть стажер, — тряхнул головой Харитон. — А ты по бумагам кто при мне?

— Но ведь я не стажер.

— Был бы не стажер, — давно бы отобрали тебя. Ты это учти…

Алешка хотел крикнуть, что он не позволит обманным путем одолеть Шугая, но чувство осторожности подсказало ему, что пока лучше не спорить с Форсистовым. Ишь ты, славы захотел, легковой машины! А как лягушки квакают, видал? Алешка выпрыгнул из кабинки и, оставив Харитона у машины, зашагал к дороге. Нет, не возьмет Форсистов верх над Шугаем. Пусть Харитон что-то мудрит там с трудоднями, — не жалко! Пусть он заставляет работать на себя, — ладно, ничего не поделаешь. Но заставить Алешку предать своего друга — никогда! Алешка шел к дому с одной мыслью: с первым ночным поездом добраться до Шугая и все ему рассказать. У калитки кто-то окликнул его:

— Алешка, это ты?

Алешка оглянулся и увидел Кольку.

— Колька! Лопата! — Алешка был так зол в эту минуту, что набросился и на своего серебрянского товарища. — Предал меня? Зачем все рассказал Форсистову?

— А ты не ярись, — остановил его Лопатин. — Тебе же лучше сделал. Ведь работаешь?

— Гнус этот Форсистов!

— Где он?

— В поле… А зачем потребовался?

— Дело есть…

— А училище?

— Бросил… Опасно стало… Боялся, дядя Иван все узнает…

— Как же теперь мы обменяемся документами? — приуныл Алешка. — Помнишь уговор — станешь трактористом и обменяемся…

— Я уже получил… Пришел в сельсовет и заявил, что потерял метрики, — мне новые выдали. Я теперь опять Николай Лопатин…

— Постой, постой, — встревоженно спросил Алешка. — А где же я? Ты же был — я.

— Выходит, нет тебя, — развел руками Лопатин.

— Это как так нет меня? — возмутился Алешка. — Значит, ты — это я…

— Ты — это ты, — признал Лопатин. — Ну, а с другой стороны…

— А где же мои документы? Давай сюда! — потребовал Алешка.

— Я их в реку бросил… С ними беды не оберешься… А теперь и ты Колька, и я Колька. Ты Лопатин, и я Лопатин. У нас полдеревни Лопатиных — и что ни двор, — свой Николай!

И все-таки утонул ты, Алешка. Не сам, — твои документы. Официальный утопленник! Но признать себя утопленником он не хотел и решил, что раз Колька вернул свою фамилию, то и он отныне должен стать Алешкой Левшиным. Как это сделать, — Алешка еще не знал. Но во всяком случае он начнет возвращать себе свое настоящее имя с того, что все расскажет Шугаю. Ну, берегись, Харитон Дорофеевич! Не выйдет по-твоему. Алешка не стал даже допытываться, зачем Форсистов потребовался Кольке, забежал в горницу, переоделся и, захватив ломоть хлеба, направился к станции.

Он шел ночной дорогой, не чувствуя усталости после многих часов работы. Как неожиданно все обернулось! Он вернет свое имя! Он останавливался и громко кричал:

— Алешка, это ты?

«Ты!» — отвечало ему лесное эхо.

Он был счастлив. Он предупредит Шугая об опасности. И грозил Форсистову:

— Я тебе покажу золотую жилу!