Следователю дело о похищении запасных частей из кладовой училища механизации представлялось совершенно ясным и похожим на многие подобные дела. Гражданин Левшин Иван Иванович, пятидесяти семи лет от роду, русский, да, да, нет, нет (это означало, участвовал ли в гражданской и отечественной войне, был ли под судом и следствием), пользуясь бесконтрольностью со стороны руководства училища и в частности заведующего учебной частью, а также тем, что занимал должность заведующего складом запчастей, что давало ему возможность совершать хищения, и коменданта, что позволяло выносить с территории училища похищенное, систематически присваивал имущество училища механизации, заключающееся в разных тракторных деталях, на общую сумму в 5292 р. 94 к. Хотя обвиняемый себя виновным не признал, но изобличается в совершенном преступлении, обнаруженном, во время инвентаризации недостачей на вышеупомянутую сумму, а также тем обстоятельством, что в процессе следствия было обнаружено бегство племянника обвиняемого, Алексея Левшина, ученика-слесаря училища механизации, что свидетельствует о сговоре во время хищения, а так же о том, что вышеозначенный племянник продавал тракторные детали на сторону, так как обыском никаких запчастей, если не считать рукоятки для заводки мотора, которая служила рычагом при подъеме воды из колодца, обнаружено не было…

И вдруг такое, продуманное от начала до конца, дело зашаталось в своей основе. Алексей Левшин оказался Николаем Лопатиным, и совсем не племянником обвиняемого И. И. Левшина. Но этого мало. Нашелся какой-то Алексей Левшин, который действительно является племянником И. И. Левшина, но в котором обвиняемый не признает своего племянника и который заявляет, что еще весной он уехал из города. Но черт с ними, с этими мальчишками. Пусть Николай Лопатин принимает на себя вину Алексея Левшина, и пусть Алексей Левшин несет что-то несусветное, что он Николай Лопатин; беда в том, что они в один голос утверждают, что обвиняемый ни в чем не виноват, а виновата какая-то шайка, заставившая Николая Лопатина красть из кладовой запасные тракторные части. Нет, не ради каких-то там мальчишек он ведет это дело. Да ведь если от него ускользнет главный виновник, то будет грош ему цена… Где ваше чутье, товарищ следователь? Позволительно ли вам в ваши сорок с лишним лет так ошибаться? И думали ли вы, что какие-то там мальчишки спутают все дело, построенное по всем правилам юридической логики? Но закон есть закон. Следователь обязан расследовать даже вранье мальчишек, вдруг заявивших, что Алексей Левшин был Николаем Лопатиным, а Николай Лопатин — Алексеем Левшиным. Итак, верно ли, что Николай Лопатин стал Алексеем Левшиным, а Алексей Левшин — Николаем Лопатиным? С ума можно сойти от этой путаницы — кто когда кем был и кто теперь кем стал. Итак, прежде всего надо распутать имена и фамилии мальчишек. Пока тут не будет ясности, следствие будет кувыркаться с ног на голову и с головы на ноги. Это будет не следствие, а акробатическое представление на юридической арене.

На следующий день рано утром, обосновавшись в директорском кабинете, следователь вызвал к себе всех обвиняемых, подозреваемых и свидетелей. Прежде всего он решил выяснить личность появившегося в окне ночного гостя.

Алешка стоял у края стола, а напротив сидела, вызванная для опознания внука, бабушка Степанида. Следователь спросил ее:

— Скажите, — вы знаете этого гражданина?

— Да какой же он гражданин? — заливалась слезами старая Степанида. — Это же Алешенька, внучек мой. Ой, родненький, похудел-то как, и черный, что сапог. Я Ивану все отпишу. Не сберег он тебя…

— Гражданка, мне важно знать имя и фамилию вашего внука.

— Алексей Левшин… Одна у него фамилия…

— Это точно? Вы не ошибаетесь?

— Ды ты, милый, меня никак за дуру иль за сумасшедшую принимаешь? Кому, как не бабке, знать своего внука!

— Ну что ж, посидите в сторонке, — сказал следователь и приказал милиционеру: — Введите обвиняемого Ивана Левшина.

В кабинет вошел дядя Иван. Увидев Алешку, он улыбнулся ему, а. потом, заметив Степаниду, смущенно опустил голову.

Следователь спросил:

— Обвиняемый, скажите, — эта гражданка вам родня?

— Да… Мой брат был мужем ее дочери.

— Значит, вы должны знать внука этой гражданки и своего племянника?

— Конечно.

— Он в этой комнате?

— В этой комнате? — переспросил, озираясь, дядя Иван и покачал головой. — Его здесь нет.

— А это кто? — спросил следователь, показывая на Алешку.

— Николай Лопатин! Это не племянник.

— Ах, бесстыжие твои глаза! — вскочила старая Степанида и потрясла маленьким, худеньким кулачком. — Сгубил парня, в грязное дело втянул, а теперь отказываешься.

Следователь остановил ее:

— Гражданка, я вас прошу вести себя спокойно. — И приказал милиционеру: — Тракториста Шугая! — Когда тот вошел, спросил, показывая на Алешку: — Вы этого молодого человека знаете? Как его фамилия?

— Алексей Левшин!

— А что я говорила? — обрадовалась бабка.

— Что вы говорили, я слыхал, — перебил ее следователь. И продолжал вызывать свидетелей.

И вот один за другим вошли в директорский кабинет: Черешков, Сергей Антонович, Серафима Сергеевна, Форсистов, Володька, его отец — пастух колхоза, Глаша. Одни показывали, что Алешка — это Алексей Левшин, а другие, что он Николай Лопатин. Поднялся шум. Ни одна из сторон не желала признать правильными показания другой стороны. Тогда следователь сказал:

— Хорошо, давайте сделаем так: может быть, мы сможем прийти к единым показаниям в отношении другого человека, — и кивнул милиционеру: — Ввести Алексея Левшина!

— Какой еще Алексей Левшин? Один есть у меня внучек — вон он, — вскочила старая Степанида.

В комнату вошел Колька Лопатин. Он невольно остановился, увидев так много своих знакомых. Следователь подозвал его к столу, повернул лицом к присутствующим и сказал:

— Перед нами гражданин, который мне известен как Алешка Левшин. Кто считает, что я не ошибся?

— Совершенно правильно, это Левшин, мой племянник, — первый заявил дядя Иван.

— И я могу то же самое сказать, — подтвердил Сергей Антонович. — Он поступил к нам учеником-слесарем.

— Совсем очумели! — выкрикнула бабка. — Да ведь это Колька Лопатин.

— Я должна то же самое сказать, — показала Серафима Сергеевна. — Это Николай Лопатин.

Порядок допроса был нарушен. Каждая сторона организованно выкрикивала:

— Лопатин!

— Левшин!

— Нет, Лопатин!

— Нет, Левшин!

Тогда следователь поднял руку и, восстановив тишину, сказал:

— Поскольку показания свидетелей существенно отличаются друг от друга, то спросим Левшина и Лопатина, кто из них Левшин, а кто Лопатин.

— Я Левшин, — сказал Алешка.

— Я Лопатин, — сказал Колька.

— Очень хорошо. Значит, раньше вы обменялись фамилиями? Так я вас понял? Но, как известно, признание своей вины еще не является доказательством вины. А потому я должен выяснить, как произошло, что вы обменялись своими фамилиями. Начнем с Алексея Левшина.

— Вы это меня? — спросил Алешка.

— Ну конечно! Иль отвык, что ты Левшин?

— Отвык…,

— Привыкай… Рассказывай.

Следователь выслушал показания Алешки, потом стал допрашивать Кольку. Дело становилось все яснее. И теперь оно рисовалось ему уже совершенно в другом свете… 15 мая инвентаризационная комиссия при училище механизации обнаружила в складе запасных тракторных частей недостачу материальных ценностей на сумму 5292 р. 94 к., ответственным за которые являлся гражданин Левшин И. И., заведующий складом, он же комендант училища. Первоначально подозрение пало на гражданина Левшина, каковой был привлечен по данному делу к ответственности. Однако, как показало следствие, гражданин Левшин ни в чем не виновен, так как все ценности — как то магнето, динамо, арматура и т. д. — на вышеупомянутую сумму, были похищены гражданином Лопатиным Николаем, который оказался в его доме, а затем и в училище под именем Алексея Левшина. Конечно, обвиняемый Левшин подлежит освобождению… Значит, обвиняемым должен стать Лопатин? Но ведь совершенно ясно, что Лопатин действовал по принуждению шайки… Следователь еще не успел решить, как быть с Лопатиным, как вдруг увидел во всем этом деле новую трещину, грозящую разрушить все его умозаключение.

— Позвольте, граждане, — обратился он ко всем присутствующим, — а как же так получилось? Вернулся в МТС Левшин Алексей Николаем Лопатиным, и никто его не изобличил в подмене фамилии. Тут что-то не так!

— МТС была озабочена, чтобы черепановский тракторный участок вышел в передовые, — сказал Черешков. — Наше внимание привлекал к себе Форсистов, а не его ученик…

— А я вовсе и не был его учеником, — запротестовал Алешка. — Я работал на него. Работал, а он славу зарабатывал…

— Славу? — удивился следователь и взглянул на Форсистова.

— Можете по документам проверить, — пытался оправдаться Форсистов. — Там все до сотки учтено.

— А скажи, Левшин, Форсистов знал, что у тебя не своя фамилия? — спросил следователь.

— Знал.

— Ну вот, теперь все ясно!

Следователь поднялся с директорского кресла, задумчиво прошелся по кабинету и остановился около Алешки и Кольки.

— Ну скажите, — что мне делать с вами? — И повернулся к Черешкову. — Каша заварена, и надо ее расхлебывать.

Было уже за полдень, когда дядя Иван получил справку о прекращении следствия по обвинению его в хищении. Но прежде чем уйти, он позвал из коридора Алешку и Кольку и подвел их к столу следователя.

— Разрешите уточнить, товарищ следователь. Так, значит, мой племянник Николай Лопатин?

— Позвольте, гражданин, — запротестовал следователь. — Вы опять путаете. Не Лопатин ваш племянник, а Левшин.

— Совершенно верно. Я хотел сказать — бывший Лопатин, — поправился дядя Иван. — Не тот, который был племянником, а который не был племянником. Так просьба у меня к вам, — вы сами рукой укажите — где Левшин, а где Лопатин, который племяш, а который нет.

— Вот он ваш племянник, — сказал следователь и подтолкнул Алешку. — Вот!

— Спасибо, — поблагодарил дядя Иван и, подойдя к Кольке Лопатину, взял его за руку.

— Теперь буду знать.

— Но позвольте, не этот ваш племянник.

— Знаю. Но именно он-то мне и нужен. Вы как хотите, можете судить парня, а я его из любой тюрьмы вызволю и человеком сделаю. Да он и есть человек! Правда, подвел он меня, но и спас…

Алешка вышел от следователя, чувствуя себя победителем. А не рано ли ты празднуешь победу? Твоя судьба еще не решена. Теперь всем известно, что училище механизации ты закончил, не имея на то права, что все твое уменье водить трактора незаконно, а следовательно, вылезай-ка из кабинки. Отдохни два годика. Будет семнадцать, тогда пожалуйста!

Алешка прилег на траву у конторы МТС. Ну когда, наконец, вызовут его к Черешкову? Быть или не быть ему трактористом? Рядом с Алешкой — бабушка Степанида. Довольная, что все окончилось благополучно, она потчевала его ватрушками и жаловалась на свое житье-бытье:

— Хоть дочка мне Лизавета, а не хозяйка я в доме. Да и чувствую — обуза я ей… Своя семья большая.

— Ничего, бабушка, потерпи немного, я тебя скоро к себе возьму, будешь опять хозяйкой…

— Ты обо мне не думай, сам себя хоть прокорми.

На крыльце появилась Таня. Она поманила Алешку

и молча повела за собой через темный коридор. Не доходя до директорского кабинета, она остановила его и сжала руку.

— Тихо… Слышишь?

Дверь в кабинет была неплотно прикрыта, и Алешка не только мог слышать, что там говорят, но и увидел в щелку сидящих за столом Черешкова, Сергея Антоновича и Шугая. Зачем Таня привела его? Подслушивать чужие разговоры? Он уже не мальчишка. Но уйти он тоже не мог. Вечно девчонки подводят ребят.

— Я понимаю, — услышал Алешка голос Черешкова, — что у парня положение трудное. Кто попробовал хлеб, заработанный своими руками, тот не пойдет на иждивение к бабке. Да и вряд ли она сможет взять его к себе. Но поймите, Сергей Антонович, и мое положение. Закон запрещает мне вручать машину детям.

— Да такое ли Левшин дитё? Вы знаете, сколько ему лет?

— Забыл. Не то четырнадцать пятнадцатый, не то пятнадцать шестнадцатый.

— Видите, — рассмеялся Сергей Антонович. — Годы идут, ребята взрослеют, вступают в жизнь, а мы все их детьми считаем…

— Но закон… — упрямо проговорил Черешков. — Кажется, логично?

— А зарабатывать славу взрослым, таким, как Форсистов, пятнадцатилетнему можно? Это логично? — спросил Шугай.

И тут случилось то, чего Алешка совсем не ожидал. Он увидел, как Таня решительно шагнула к двери и широко распахнула ее.

— Папа, ты оставишь Алешу. Я тебя прошу, папа.

Черешков привстал из-за стола. Черт знает что за характер у девчонки! Но он сдержался и сказал снисходительно:

— Таня, во-первых, нехорошо подслушивать разговоры взрослых, а во-вторых, — и Черешков улыбнулся Сергею Антоновичу, — в советских учреждениях все дела решаются не по знакомству, не по личным ходатайствам родных, а по закону. А теперь ступай и приготовь нам что-нибудь поесть.

Таня не двинулась. Она умоляюще взглянула на отца и снова сказала:

— Папа, я тебя очень прошу… Ты понимаешь, — ведь для него это жизнь… Ты сделаешь это.

— Таня, ты слышала, что я сказал?

Шугай поднялся и, обняв Таню за плечо, сказал успокаивающе:

— Пойдем-ка со мной, поговорим.

Алешка предусмотрительно покинул свой пост. На крыльце он подождал Шугая и Таню.

— Так как жить думаешь? — спросил тракторист.

— Самостоятельно! Вот как, — ответил Алешка, хотя как именно он будет жить, не представлял себе.

— Думаешь, умеешь рулить — сумеешь и жить? Нет, брат, жить посложней.