Среда, 29 декабря, комиссариат полиции, 10 часов
Лейтенант Эрик Торез врывается в кабинет майора Фабра, как питбуль, который поднялся сегодня не с той лапы.
— Вы можете объяснить мне, что происходит? — сердито выпаливает он.
— Доброе утро, лейтенант, — спокойно говорит парижанин. — Почему это вы так раскипятились?
— Почему? Я только что видел, как Фасани завела Гаэль Лоран в комнату для допросов! Вот почему!
— А что тут такого?
— С какой стати вы притащили ее сюда?
— Мы, лейтенант, хотим задать жене майора Лорана несколько вопросов…
— Вопросов? Каких еще вопросов?
Фабр, ничего не ответив, встает, выходит из кабинета и направляется к кофейному автомату. Торез следует за ним по пятам, сердито скривив губы. Со стороны кажется, что он вот-вот вцепится зубами в загривок Фабру.
— Может, выпьете кофе? — спрашивает майор.
— Вы мне не ответили! — выпаливает Торез, повышая голос.
— Успокойтесь, лейтенант… Думаете, мне самому это нравится?.. Однако должен вам сообщить, что относительно мадам Лоран возникли серьезные подозрения.
— Подозрения? — переспрашивает ошеломленный этим заявлением Торез. — Это еще что за глупости?!
— Послушайте, сегодня утром мы поехали к ней домой и попытались задать ей кое-какие вопросы, но она выставила нас за дверь. Поэтому я счел необходимым привезти женщину в комиссариат… Если она имеет какое-либо отношение к исчезновению своего мужа, ее будет легче расколоть здесь, нежели у нее дома…
— Чушь какая-то!
— Вы собираетесь учить меня, как надо работать, лейтенант?! Правило номер один: вырвать подозреваемого из привычной для него среды, чтобы дезориентировать его и тем самым сделать более податливым…
— Что за бред? Я знаком с Гаэль уже многие годы и уверен, что она не имеет никакого отношения к исчезновению Бена!
— Если это действительно так, то, уверяю вас, она очень быстро вернется домой. Так что не переживайте…
— А вам не кажется, что она уже и без вас перенесла достаточно страданий? — негодует Торез.
— Я всего лишь делаю свою работу, — спокойно заявляет Фабр и направляется в сторону комнаты для допросов.
— У вас есть против нее какие-то улики? — не унимается лейтенант. — И почему вы не поставили в известность меня?
— У вас вчера был выходной, и поэтому я решил поставить вас в известность сегодня… А теперь лучше пойдите и взгляните на материалы по данному делу. Они лежат на моем рабочем столе. Располагайтесь там как у себя дома!
Фабр и Фасани заходят в комнату для допросов, в которой царит полумрак, настолько располагающий к исповеди, что тут было бы уместнее увидеть людей не в полицейской форме, а в сутанах…
Задержанная Гаэль Лоран сидит за небольшим пластиковым столом. Едва полицейские заходят и закрывают за собой дверь, она тут же набрасывается на них с вопросами:
— Вы можете мне объяснить, на каком основании меня привезли сюда? Кто присмотрит за Жереми?
— Один из моих людей отвез малыша к твоей свекрови, — сообщает Джамиля. — Не переживай.
— Мы всего лишь хотим задать вам несколько вопросов, мадам, — подхватывает Фабр. — Как я уже говорил сегодня утром, я…
— Что это за манера врываться ко мне домой в восемь утра и обращаться со мной как с преступницей?! — с негодованием перебивает его Гаэль. — Вам не кажется, что после того, что произошло с моим мужем, у меня и так хватает проблем?
— Как раз в связи с этим я и хочу задать вам свой первый вопрос, мадам Лоран… Исчезновение вашего мужа, похоже, не очень огорчило вас. В вашем поведении практически ничего не изменилось, и вы даже отказались от помощи нашего психолога…
— Не смейте говорить мне что-либо подобное! — бросается в контратаку Гаэль. — Я что, по-вашему, должна сидеть и заливаться горькими слезами? Это не в моем стиле! К тому же я напоминаю вам: пока нет никаких подтверждений, что Бенуа мертв. Он просто исчез… Если бы вы хорошо выполняли свою работу, то уже давно нашли бы его! Кроме того, у меня есть Жереми… Я не могу позволить себе впасть в отчаяние. Я должна жить точно так же, как и раньше, чтобы не травмировать своего ребенка.
— Безусловно, мадам Лоран. Я понимаю…
Джамиля закуривает сигарету и присаживается бочком на угол стола.
— …А вот что я не совсем хорошо понимаю, — продолжает Фабр, — так это ваше отношение к изменам супруга. Как вы — женщина с характером! — могли в течение нескольких лет мириться с тем, что муж постоянно изменял вам?
— Это не ваше дело! — сверкая глазами, восклицает Гаэль. — С какой стати вы суете нос куда не следует? Мне непонятно, каким образом ковыряние в нашей с Бенуа семейной жизни может помочь в вашем расследовании!
— Ну вот ты и сама подняла этот вопрос! — фыркает Джамиля.
— Если я правильно поняла, вы меня подозреваете? Вы обвиняете меня в том, что я убила своего мужа?
Оба полицейских молча смотрят на Гаэль, не утруждая себя ответом на заданный вопрос, поскольку они считают этот ответ очевидным. Гаэль качает головой.
— Вы пошли по ложному следу, можете мне поверить!..
— Уж лучше мы это проверим, мадам Лоран.
— Вы меня задерживаете по подозрению в совершении преступления?
— Пока еще нет, — отвечает Джамиля. — Пока нет…
— Вы сошли с ума! Зачем бы я стала убивать Бенуа?
— Наверное, затем, что он не раз и не два наставлял тебе рога! — восклицает Джамиля.
— Ну и что из этого? Я вам объяснила, что смирилась с этим…
— Неужели женщина может смириться с тем, что ее муж предается похоти со всем, что шевелится? — Джамиля качает головой.
Гаэль резко встает и подходит вплотную к своей сопернице.
— Имеешь в виду саму себя, шлюха?
— Эй, полегче! — вмешивается Фабр. — Присядьте-ка, мадам! Не нервничайте…
— Как я могу не нервничать, если эта потаскуха сует нос в мою личную жизнь?! Я, кстати, удивлена, как это Бенуа мог позариться на такую…
Джамиля хватает Гаэль за блузку.
— Хватит! — рявкает Фабр, глядя на Джамилю. — Если вы, капитан, не возьмете себя в руки, я удалю вас с допроса!
Джамиля неохотно отпускает Гаэль.
— Как бы там ни было, ваша, мадам, реакция на слова капитана Фасани свидетельствует о том, что в действительности вы не очень-то смирились с шалостями своего супруга!..
Гаэль молча смотрит на Фабра. Пауза затягивается.
— Ну что же вы молчите, мадам Лоран?..
Гаэль бросает на Джамилю пристальный взгляд и затем — ледяным голосом — произносит:
— Я отнюдь не утверждаю, что систематическая супружеская неверность моего мужа вызывала у меня радость. Я просто говорю, что прощала и готова прощать Бенуа снова и снова, потому что очень сильно люблю его и потому что знаю: в глубине души ему наплевать на всех тех бабенок, которых он трахает на столе в своем кабинете или в замызганном гостиничном номере… А вот меня он любит. Ради меня он пошел бы на что угодно… Он не может обойтись без меня. Тех же шлюх, которых Бен цепляет где-нибудь на тротуаре и затем трахает, он забывает сразу после того, как натянет на себя штаны…
Джамиля, судя по выражению ее лица, вот-вот взорвется. Фабр становится между этими двумя мегерами и слегка ослабляет узел своего галстука. Разве в таких условиях можно сосредоточиться?!
— Вам, майор, наверное, странно слышать от женщины, что она смирилась с подобным поведением своего мужа, да? И вы, судя по всему, стали подозревать меня, потому что не верите, что я могу любить мужчину, который все время изменяет мне…
— Вовсе нет. Каждый человек живет так, как считает нужным. Но ваш случай, мадам Лоран, согласитесь, и в самом деле весьма удивительный.
— Я с этим вполне согласна. Однако могу вам сообщить, мсье, что, выходя замуж за Бенуа, я уже тогда знала, что меня ждет. Я догадывалась, что он недолго будет хранить супружескую верность. Ни одна женщина не может перед ним устоять, — вам это понятно? Он обладает особым даром соблазнения… И он пользуется им с большим искусством… Не так ли, капитан Фасани?
Джамиля бросает свою докуренную сигарету на пол и решает тоже нанести удар.
— Ты устроила для нас интересный спектакль, Гаэль! Думаешь, кто-то поверит этим твоим вракам? У тебя уже такие огромные рога, что ты цепляешься ими за потолок. Но при этом ты еще пытаешься убедить нас, что миришься с таким отношением к себе, потому что вы любите друг друга! Да если бы твой муж тебя и в самом деле любил, у него бы не было необходимости ходить на сторону! А может… может, ты просто не способна дать ему то, что нужно? От тебя, наверное, нет никакого толку в постели!..
Фабр одним лишь взглядом заставляет Джамилю замолчать.
— Вот как раз в данном вопросе у меня нет никаких проблем! — заявляет Гаэль с ядовитой улыбкой.
— Мадам Лоран, не могли бы вы объяснить нам, зачем вы сняли девятого декабря с одного из своих банковских счетов три тысячи евро?
Лицо Гаэль становится каменным, ее рука судорожно сжимает край спинки стула.
— Три тысячи евро наличными — это немалая сумма, — продолжает майор.
Гаэль ничего не отвечает. Джамиля пытается слегка надавить на нее:
— Ты сняла эти деньги девятого декабря, то есть за четыре дня до исчезновения Бенуа… Интересное совпадение, правда? И на что же ты их потратила?
— Вас это не касается. Я имею полное право распоряжаться своими деньгами так, как мне заблагорассудится!
— Кроме того случая, когда деньги платят наемному убийце, мадам Лоран, — заявляет Фабр.
Гаэль ошеломленно смотрит на майора.
— Наемному убийце? Да вы с ума сошли!..
— Так на что же были потрачены эти деньги? — снова спрашивает Джамиля, повышая голос. — Расскажи-ка нам!
— Это не ваше дело!
— Вам лучше рассказать нам об этом, мадам Лоран.
— Идите к черту! Я возвращаюсь к себе домой! Хватит с меня этого спектакля! Вы лучше найдите Бенуа!
— Как раз это мы и пытаемся сделать! — напоминает Фабр.
Гаэль берет свою сумку и направляется к выходу, но Джамиля преграждает ей путь.
— Вы не выйдете из комиссариата, мадам Лоран, поскольку не можете объяснить, на что были потрачены эти три тысячи евро. Ситуация осложняется… Сейчас десять часов двадцать минут, и с этого момента мы официально задерживаем вас по подозрению в совершении преступления. Вы имеете право не отвечать на вопросы, вызвать адвоката, а также кого-нибудь из своих родственников…
— Мерзавцы!
— Вы можете потребовать, чтобы вам вызвали врача, — подхватывает майор. — А теперь соизвольте снять шнурки, пояс и шарф.
— Вы не имеете права!
Джамиля с решительным видом смотрит прямо в глаза Гаэль и медленно произносит:
— У нас тут есть право на что угодно.
Губы Гаэль начинают дрожать, ее пастельные глаза сверкают ненавистью.
— Когда Бенуа узнает, как вы тут со мной обращались, он заставит вас пожалеть об этом… Вот увидите!
Лидия, хорошенько позавтракав, спускается в подвал.
У нее в последнее время неутолимый аппетит. А может, она просто ест за двоих?
Бенуа в своей «клетке» не подает никаких признаков жизни. Он лежит на полу лицом к стене, укутавшись в одеяло. Лидия ради забавы проводит металлическим прутом по решетке. Бенуа резко приподнимается.
— Привет, Бен… Ты, я вижу, все еще жив. Это хорошо!
Бенуа прислоняется спиной к стене и скрещивает ноги. Лидия — не без удовольствия — замечает, что его правая рука почти полностью парализована.
— Ты хорошо выспался?
— Лидия… Я должен сказать тебе кое-что важное.
— Неужели? Сгораю от нетерпения услышать, что же ты мне скажешь!
Она садится на стул и раз за разом бросает на бетонный пол металлический прут. Звук удара о пол отражается от стен металлическим эхом.
— Я тебя слушаю, дорогой!
— Дело в том, что… что я могу доказать тебе, что не убивал Орелию.
Губы Лидии искривляются, лоб морщится. Она закуривает сигарету.
— Ты играешь с огнем, Бен… Имей в виду: мое хорошее настроение может улетучиться.
— Послушай, прошу тебя… Я много дней размышлял над этой датой… Я имею в виду тот день, когда исчезла Орелия. Шестое января 1990 года.
— Ну и что? — Лидия нетерпеливо ерзает на стуле.
— Я чувствовал, что эта дата имела какое-то значение в моей жизни, но никак не мог вспомнить какое… А сегодня ночью я вспомнил. Когда Орелия исчезла, я был далеко от этих мест. Я могу доказать это.
Лидия встает и подходит к решетке.
— Ты надо мной издеваешься, да? — спрашивает она. Ее голос звучит угрожающе.
— Нет! — восклицает Бенуа. — Я в то время находился в Куршевеле!
— Очень интересно! И что же ты делал там, в горах, мой дорогой Бен? Наверное, катался на лыжах?
— Я… я пробыл там около десяти дней. Видишь ли, один из моих друзей подыскал для меня временную работу.
— Временную работу?! А ведь ты, насколько мне известно, в 1990 году был студентом и учился в Безансоне…
— Именно так! Однако… однако я прогулял пару недель занятий после окончания рождественских каникул, чтобы заработать немного денег. И у меня сохранилась квитанция из той гостиницы, в которой я жил.
— А ты, как я погляжу, бережливый! — усмехается Лидия. — Обычно никто не хранит у себя квитанции пятнадцатилетней давности!
— Я… я сохранил ее, потому что она напоминала мне об одном человеке…
— Каком человеке?
— О девушке…
— Ну да, о ком же еще?! Наверное, одна из одержанных тобою побед!.. Не знала, что ты такой сентиментальный…
— Мне тогда было двадцать лет, и я влюбился в эту девушку… А она в меня — нет.
— Ого! Неотразимый майор Лоран был отвергнут?
— Да… Точнее говоря, она поиграла со мной, а затем бросила. И я чувствовал себя очень несчастным…
— Ну-ну!.. Скажи-ка лучше, когда ты перестанешь считать меня слабоумной?
Бенуа тяжело вздыхает, но продолжает настаивать на своем.
— Лидия, ты должна мне поверить! Тебе ведь не хочется покарать невинного, не так ли? Эта квитанция хранится в ящике моего письменного стола у меня дома… Она лежит в небольшой деревянной шкатулке вместе с другими памятными для меня предметами. Я не так давно заглядывал в шкатулку и видел эту квитанцию…
Лидия смотрит на Бенуа ненавидящим взглядом: львица вот-вот выпустит когти.
— Это еще что за ухищрения? Пытаешься обдурить меня, дерьмо?
— Нет! Я клянусь тебе, что эта квитанция существует на самом деле и что она находится у меня дома! Ты могла бы позвонить Гаэль и попросить ее принести тебе эту квитанцию…
Лидия заливается злым смехом.
— Еще чего! Я, да будет тебе известно, не полная дура! Думаешь, я и в самом деле позвоню твоей очаровательной супруге и назначу ей встречу в кафешке, куда тут же явятся твои сослуживцы?!
— Нет-нет, я не это имел в виду! Тебе будет вполне достаточно позвонить моей жене по какому-нибудь анонимному телефону и попросить ее положить эту квитанцию в том месте, которое ты ей укажешь… Если ты предупредишь ее, что я у тебя в заложниках, она не станет делать никаких глупостей, я в этом уверен!
— У меня в заложниках? Ты для меня не заложник, Бен! Ты — мой гость!
Бенуа закрывает глаза: его попытка, похоже, не увенчалась успехом.
— Во всяком случае ты для меня не раб, — бормочет Лидия.
Она встает и подходит к решетке.
Бенуа, собрав остатки сил, поднимается с пола и, рискуя спровоцировать очередную волну насилия, подходит к решетке, отделяющей его от запретной территории.
— Лидия, прошу тебя, дай мне шанс доказать свою невиновность… Я не убивал твою сестру!
Они стоят лицом к лицу — в каких-нибудь паре десятков сантиметров друг от друга.
— Твое вранье меня раздражает, Бен… Ты так и будешь здесь гнить! Будешь гнить, пока не скажешь, где ты закопал Орелию…
Нервы Бенуа не выдерживают.
— Да не убивал я твою сестру! — орет он. — Ну когда ты, гнида, это поймешь?!
Лидия поворачивается и, подойдя к одной из полок, берет электрошокер. Бенуа, однако, даже не думает отступать вглубь «клетки» — он так и остается стоять у решетки.
— Давай, убей меня, если тебе этого хочется! Я никогда не смогу сделать то, чего ты от меня добиваешься… Ты не сможешь узнать, где находится тело твоей сестры, если будешь мучить человека, который не имеет к ее убийству никакого отношения! Ты терзаешь невинного человека!!! А мне казалось, что ты хочешь, чтобы свершилось правосудие, Лидия… Я думал, что ты умная!
Электрический разряд прямо в голову — и Бенуа замолкает. Он медленно сползает вниз, инстинктивно цепляясь за прутья решетки, — оглушенный и беспомощный. Лидия хватает пленника за левое запястье и пристегивает его наручниками к решетке. Когда к Бенуа возвращается сознание, она, открыв дверь, заходит в «клетку».
— Ну что, хочешь со мной поиграть?
— Нет… Я просто хочу, чтобы ты мне поверила… Я хочу, чтобы…
Еще один электрический разряд, на этот раз — в грудь. Бенуа вскрикивает и сгибается пополам.
— Каждый раз, как только ты откроешь рот, чтобы соврать мне, я буду наказывать тебя, — холодно заявляет Лидия. — Итак, что ты еще собирался мне сказать?
— Доказательство… моей невиновности… находится у меня дома… в моем письменном столе…
Третий электрический разряд. У Бенуа уже нет сил даже на то, чтобы вскрикнуть. Проходит довольно много времени, прежде чем к нему возвращается дар речи. Но Лидия, похоже, никуда не спешит.
— Я все узнаю, Бен… Все. И я научу тебя говорить правду.
— Я… не убивал твою сестру…
Четвертый электрический разряд. Бенуа еще больше сползает вниз и виснет на руке, пристегнутой к решетке. Лидия наклоняется и смотрит ему в лицо. Он как будто без сознания.
— Ты меня слышишь, Бен?
Бенуа ничего не отвечает.
— Теперь ты перестанешь мне врать, не так ли?
До ее ушей доносятся два еле различимых слова: «Не убивал».
— А ты, я гляжу, упрямый…
Пятый электрический разряд — и Бенуа полностью теряет сознание.
Лидия ждет. Она ждет довольно долго, но Бенуа так и не приходит в себя.
Лидия вспоминает, что на коробке, в которой продавался электрошокер, было написано: «Несмертельное оборонительное оружие».
Комиссариат полиции, 18 часов 30 минут
У Гаэль прямо-таки железные нервы. Фабр и Фасани с самого утра допрашивают ее, используя все свои следовательские таланты, но пока ничего не добились.
Молодая женщина категорически отказывается признаваться в том, на что она потратила три тысячи евро. Она даже не пытается что-нибудь придумать и просто ничего не отвечает.
Наконец мадам Лоран отводят в камеру для временно задержанных, однако по прошествии часа ее опять вызывают в комнату для допросов. На этот раз туда вслед за ней заходят не Фабр и Фасани — мучители, уже ставшие ей ненавистными. К ее удивлению, в дверях погруженной в зловещий полумрак комнаты появляется Эрик Торез.
Гаэль бросается ему навстречу и в отчаянии прижимается к его груди. Она надеется, что он станет ее спасителем.
Лейтенант молча гладит Гаэль ладонью по голове, пытаясь утешить.
— Ты вытащишь меня отсюда? — хнычет женщина.
Эрик аккуратно отстраняет Гаэль от себя, а затем усаживает ее на стул.
— Гаэль… Они подозревают тебя в том, что ты заплатила кому-то, чтобы он убил Бенуа…
— Я знаю! Но это же просто смешно! Ты ведь им не веришь, правда?
— Нет, не верю… Я не верю, что ты на такое способна. Но тебе в данном случае необходимо объяснить, куда ты подевала те три тысячи евро. И если это можно будет проверить, тебя отпустят.
Гаэль снова погружается в молчание.
— Почему ты не хочешь рассказать нам об этом, а? — спрашивает ее Эрик тихим голосом.
Гаэль бросает на него гневный взгляд.
— Они прислали тебя, чтобы ты выполнил для них грязную работу?! Ведь так? А тебе не кажется, что вам всем лучше заняться поисками Бена?
Эрик опускает глаза.
— Я подчиняюсь приказам, — объясняет он. — Тебе необходимо рассказать, на что ты потратила эти деньги…
— Нет. Это мое личное дело.
— Гаэль, будь благоразумной, прошу тебя…
— Иди к черту! Если ты считаешь, что я могла убить Бенуа, то ты, значит, на их стороне!
— Успокойся, — просит Эрик уже более твердым голосом. — Мне вполне понятна их логика. Они ведь тебя толком не знают, и им стало известно…
— Что Бенуа наставлял мне рога, да?
Эрик качает головой.
— А тебе? Тебе об этом было известно? — Гаэль впивается в Эрика взглядом.
Эрик, ничего не отвечая, вздыхает.
— Тебе об этом было известно?.. Отвечай!
— Ну, я… скажем так… знал Бенуа довольно хорошо… В общем, он… Да, я знал о его шалостях…
— Потому что он хвастал о них у себя на работе? Ты это имеешь в виду?
— Нет… Просто мы с ним — близкие друзья. И он иногда изливал мне душу.
Гаэль встает и становится лицом к Эрику.
— Ну и о чем мой муж с тобой откровенничал? — бормочет она срывающимся голосом. — О чем-то вроде того, что «она симпатичная, ты мог бы попытаться к ней подкатить…» Да, Эрик?
Потупившись, он смотрит на носки своих ботинок, затем — на дверь. У него вдруг возникает огромное желание убежать отсюда.
— А что он рассказывал тебе про меня?
— Он тебя любит, Гаэль… Он не раз говорил мне об этом. Когда я напоминал Бену, что он ведет себя по отношению к тебе не очень хорошо, он отвечал, что любит жену больше всех на свете!
— Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени? Почему ты думаешь, что я его убила?
— Я так не думаю, — отвечает Эрик, — но я допускаю, что другие вполне могут так думать. Особенно в связи с этими тремя тысячами евро…
— Эти деньги — мои собственные, — заявляет Гаэль. — И я не обязана отчитываться за них перед подчиненными своего мужа… Отведите меня в камеру, лейтенант.
Бенуа требуется немало времени на то, чтобы вернуться в мир живых.
Лидии надоедает ждать, и она решает немного помочь ему. Подойдя к умывальнику, она сводит ладони ковшиком, набирает в них воду и затем разбрызгивает ее, стараясь попасть в лицо Бенуа… Наконец его веки медленно приподнимаются, но затем он снова закрывает глаза. Лидия начинает злиться.
— Ку-ку, Бен…
Бенуа, еще толком не придя в себя, слышит этот ненавистный голос. После кошмарных видений, терзавших его, когда он пребывал в состоянии забытья, действительность обрушивается на него с отнюдь не меньшей жестокостью. Его снова ждет бич, от которого невозможно спастись.
Бенуа, приоткрыв глаза, видит, что Лидия находится в «клетке», а раз так, то он, конечно же, пристегнут наручниками к решетке.
— Ну и как ты себя чувствуешь?.. Выглядишь ты, откровенно говоря, не очень… Столько электричества — и как это ты не сгорел?!
Очень смешно… Она, наверное, считает себя остроумной.
Бенуа находит для своего тела более удобное положение и прислоняется правым — уже почти парализованным — плечом к решетке. Ему сейчас хочется только одного — закрыть глаза. Он предпочел бы вернуться к кошмарным снам, лишь бы только не видеть эту женщину. Он чувствует, что дрожит от холода, и, взглянув на себя, замечает, что его рубашка расстегнута.
— Я воспользовалась твоим сном, чтобы поправить на тебе повязку, — усмехнувшись, поясняет Лидия.
Бенуа открывает рот и неожиданно для себя обнаруживает, что не может произнести ни одного слова. Даже ни одного звука. Он изо всех сил напрягается.
— Скорее… ты… воспользовалась моим сном… чтобы… меня… потискать…
Лидия разражается смехом.
— Не переживай, Бен, я тебя не насиловала… В отличие от тебя я не насилую людей. Тем более подростков…
Как она может так легко перескакивать с ненависти на смех?
Бенуа вспоминает о своей последней надежде на спасение.
— Ты… подумала… над моими словами, Лидия?
— Я? Нет, я ни о чем не думала. Я просто смотрела, как ты спишь…
— Я не спал, я был в бессознательном состоянии…
— А какая разница? Ты в любом состоянии очень милый…
— Я уверен, Лидия, что ты — женщина с незаурядным умом…
— Продолжай! — восклицает она. — Я обожаю, когда мне льстят!
— Я и в самом деле так думаю. Выдающиеся преступники обычно очень умны. Я понял это, работая в полиции…
— Ты забываешь, что единственный преступник среди нас двоих — это ты!
— Нет. Я никого не убивал. И ты в глубине души сама это знаешь…
— Хочешь еще немного пообщаться с электрошокером, Бен?
— Можешь делать со мной… что угодно, но… но ничего другого ты от меня не услышишь, Лидия… Ничего другого, потому что я говорю правду… В общем, решай сама… Или ты погубишь невинного человека, или ты поступишь так, как тебе подсказывает здравый смысл.
Ее глаза сердито сощуриваются. Бенуа думает, что она сейчас снова возьмется за электрошокер. Однако Лидия вдруг почему-то расплывается в улыбке. У Бенуа мелькает мысль, что его, наверное, ждет нечто действительно ужасное… Лидия выходит из «клетки», закрывает дверь на замок, кладет ключи в карман и присаживается на корточки как раз за спиной Бенуа.
— Кстати, Бен, с прискорбием сообщаю тебе, что твою милую супругу задержали по подозрению в совершении преступления!
Бенуа резко поворачивается, отчего наручники больно впиваются в запястье, и пристально смотрит прямо в глаза Лидии.
— Твои дружки-полицейские забрали ее из дома сегодня утром… Твою жену допрашивают. Ее, по всей вероятности, подозревают в том, что она приложила руку к таинственному исчезновению майора Лорана!
— Ты лжешь! — кричит Бенуа.
— Вовсе нет! Об этом недавно объявили по радио… Какая будет шумиха! Все журналисты — на ногах! Еще бы — примерная жена вдруг решает избавиться от своего мужа!..
— Ты лжешь! — снова кричит Бенуа. — Ты лжешь…
— Если хочешь, я дам тебе послушать следующий выпуск местных новостей… Мне кажется, что сейчас твой сын чувствует себя очень одиноким! Я обещаю, что завтра куплю утреннюю газету, чтобы ты сам мог прочесть статью обо всем этом. А пока желаю тебе приятно провести вечер, мой дорогой Бенуа!
Лидия с самодовольным видом направляется в сторону лестницы.
— Лидия! Я никого не убивал! Ты должна мне поверить!.. Пожалуйста, выслушай меня!
Свет гаснет, слышится звук закрываемой двери.
Еще один тупик. И новые неприятности.
Гаэль… Нет, его коллеги не могли решиться на такое!
Хотя почему не могли? Он очень хорошо знает свою бригаду. Если они допрашивали Гаэль, значит, у них имелись какие-то улики, какие-то обоснованные подозрения…
Нет, этого не может быть! Гаэль на такое не способна.
У Бенуа вновь текут слезы — словно капли дождя, падающие на высушенную почву его души.
Ничего не поделаешь, ему придется смириться с этой мыслью.
Он подохнет в этой гнусной конуре. Подохнет в полном одиночестве, брошенный всеми на произвол судьбы.
Покаранный за преступление, которого он никогда не совершал.
А если это правда? Если Гаэль и в самом деле…
Отчаяние впивается своими острыми клыками в его сердце.
Четверг, 30 декабря, 9 часов 30 минут
Самое худшее — это жажда.
Бенуа кажется, что его горло заполнено сухим песком.
Кран умывальника закрыт не до конца, и из него в раковину капает вода. Она — очень близко, но он не может до нее добраться. Изощренная пытка.
Бенуа время от времени машинально тянет на себя пристегнутую к решетке руку — как будто он может сломать этот металлический браслет, не позволяющий ему подойти к крану и утолить жажду.
Пуля, застрявшая в плече, причиняет Бенуа ни на секунду не стихающую боль. Если ему и удастся выбраться отсюда, его правая рука, наверное, на всю жизнь останется парализованной.
«Но ты никогда не выберешься отсюда, Бен… — с горечью говорит он сам себе. — Никогда…»
Уж лучше ему перестать сопротивляться и позволить жизни потихоньку покинуть его тело.
Перед мысленным взором Бенуа появляется лицо Жереми, и это ставит все на свои места.
Нет! Ему нужно бороться. До самого конца. До самой смерти. Ему нельзя сдаваться.
Нужно бороться до тех пор, пока сердце бьется и кровь течет по венам. До тех пор, пока глаза способны открываться. До тех пор, пока он может видеть солнечный свет…
До тех пор, пока он чувствует, что все еще жив.
А ведь он и в самом деле еще жив. Он помнит, как его зовут. А вот какой сегодня день — этого он не помнит. То, чего Бенуа так боялся, все-таки произошло: он потерял счет времени.
Сегодня среда? Или четверг? А может, пятница?.. Все еще тот же год или уже следующий?
Неизвестно. Бенуа старается напрячь свой полусонный мозг, но так и не находит ответа.
Он почти полностью потерял ориентацию во времени и в тех событиях, которые происходят в его жизни. Он словно бы блуждает по темному лабиринту между ледяными сталактитами и каждый раз, когда ему кажется, что путь к освобождению наконец-то найден, с размаху наталкивается на невидимую ледяную стену.
В его жизни остались только жажда, голод, холод, боль, одиночество и тоска.
Он потерял счет времени и не знает, что пребывает в этих жутких условиях уже целых семнадцать дней.
Но самое главное — он не знает, почему с ним все это произошло.
Лидия, приготовив кофе, жадно выпивает его, а затем кладет в рот анксиолитическое средство, изготовленное в виде сладенькой таблетки.
Она сегодня ночью почти не спала.
Она не спала, потому что ее уверенность в правильности своих действий становится все более и более рыхлой — наподобие старой штукатурки, которая впитала в себя слишком много воды.
Как он может так упорно заявлять, что невиновен, даже после тех пыток, которым она его подвергла? Откуда у него столько упорства?
Лидия нервно барабанит пальцами по столешнице, а ее нога то и дело подергивается.
В ее голове слышится голос. Весьма знакомый голос, который командует ею вот уже пятнадцать лет.
«Не сдавайся. Найди меня… Вытащи меня из небытия».
Лидия хватает медальон Орелии, висящий у нее на шее на той же самой цепочке, что и ее собственный. Она смотрит на него в течение нескольких секунд, и этого вполне достаточно, чтобы вернуть ее на правильный путь.
Сила ее пленника — в его способности лгать, в его умении манипулировать людьми… Но с ней у Лорана этот номер не пройдет. Она заставит его сказать правду — чего бы ей это ни стоило.
Потому что она знает, что Орелию убил именно он.
Потому что она должна выполнить свою задачу.
Потому что ее половина закопана в землю — закопана неизвестно где.
И эта половина ее ждет.
Комиссариат полиции, 10 часов
Гаэль снова приводят на допрос. На этот раз ее допрашивает Фабр. Один. Он предпочел не сводить больше лицом к лицу двух соперниц, понимая, что рано или поздно они вцепятся ногтями друг в друга. А это, без сомнений, вызовет большой скандал в комиссариате.
Сам Фабр тоже пребывает не в самом лучшем настроении: Гаэль, эта хрупкая на вид женщина, уже второй день упорно отказывается отвечать на его вопросы. Кроме того, сегодня утром big boss сердито отчитал его, Фабра. Не успел Фабр войти к себе в кабинет, как Моретти, возвратившийся на работу после двух выходных дней, устроил ему жуткую головомойку. Комиссар сказал, что он, Фабр, пошел по ложному пути, в чем-то заподозрив Гаэль, и что он попусту тратит время. Еще комиссар заявил, что из Парижа ему прислали никудышного полицейского и что он, Моретти, незамедлительно сообщит об этом куда надо. Однако Фабр держался стойко. Он отказался освободить Гаэль, сославшись на то, что имеется соответствующее решение прокурора… Моретти, в общем-то, не является здесь для него прямым начальником. Именно это, наверное, так сильно раздражает комиссара!
Как бы там ни было, данное расследование уже серьезно действует Фабру на нервы. Но майор, тем не менее, начинает допрос подозреваемой с абсолютно невозмутимым видом.
— Итак, мадам Лоран, ночь, проведенная в камере, дала вам возможность хорошенько подумать, — спокойно произносит Фабр.
На изящном, словно бы сделанном из фарфора лице Гаэль уже видны следы пребывания за решеткой: под глазами — темные круги, свидетельствующие о мучавшей ее бессоннице. Однако молодая женщина ничего не отвечает. Упорно продолжает играть в молчанку.
— У меня для вас плохая новость, — сообщает майор. — Прокурор дал согласие на продление срока вашего задержания. Поэтому мы можем продержать вас здесь аж до завтрашнего утра…
— Мерзавцы!..
— Ведите себя вежливо, это вам не помешает. И расскажите мне о том, что я хочу узнать у вас.
— Я не имею никакого отношения к исчезновению Бенуа. Это все, что я могу вам сказать!
Фабр засовывает руки в карманы своих вельветовых брюк и начинает ходить вокруг стола — словно хищная птица, которая летает над своей жертвой, постепенно сужая круги.
— С какой целью вы сняли три тысячи евро со своего банковского счета, мадам?
— Это мои деньги, и я распоряжаюсь ими, как считаю нужным…
— Да, это верно. Но вам все-таки лучше признаться, на что вы их потратили… Я проверю правдивость ваших слов и выпущу вас на свободу.
Гаэль по-прежнему упорно молчит. Фабр, вздыхая, садится перед ней.
— Вы что, думаете, что вам удастся отмолчаться и что завтра утром вас все равно отпустят? Так не бывает, мадам Лоран! Если на данном этапе вы не дадите никаких вразумительных объяснений по поводу этих денег, у прокурора появится основание для принятия решения о возбуждении против вас уголовного дела и производстве досудебного следствия. И если вы затем в течение двадцати четырех часов так ничего и не объясните, ваше дело будет передано в суд. И тогда уже, можете мне поверить, начнутся настоящие неприятности!
— Идите в задницу!
— Вы заплатили эти деньги кому-то, чтобы вас избавили от вашего мужа?
— Майор, вы и в самом деле считаете, что кто-то из наемных убийц может позариться на три тысячи евро? — усмехается Гаэль. — У них что, тоже бывают сезонные скидки?
— Так ведь… вы могли предложить наемному убийце три тысячи евро в качестве аванса и еще три тысячи евро после того, как он… Да, шесть тысяч евро вполне могли заинтересовать наемного убийцу.
— Я не убивала Бенуа! И я никого не нанимала, чтобы его убили! Кроме того, Бенуа еще не мертв. Если бы он умер, я бы это почувствовала… Он жив, я в этом уверена.
Лидия, зайдя в «клетку», сует под нос Бенуа газету.
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ МАЙОРА ЛОРАНА:
ЕГО СУПРУГА ЗАДЕРЖАНА ПО ПОДОЗРЕНИЮ В СОВЕРШЕНИИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ И НАХОДИТСЯ В КОМИССАРИАТЕ ПОЛИЦИИ В БЕЗАНСОНЕ.
— Видишь, я не соврала, Бен…
— Это все произошло из-за тебя! — вырывается у Бенуа.
— Нет! Это все произошло из-за тебя, Бенуа! Так что не переводи стрелки… Кстати, заметь, что полицейские, возможно, в чем-то правы… Вполне вероятно, что именно твоя жена прислала мне те письма!
— Нет, это сделала не она!
— Тебе неприятно такое слышать, да? Тебе неприятно слышать, что тебя предала твоя собственная жена… Твоя верная Гаэль решила тебя выдать!
— Она не могла меня выдать, потому что я никого не убивал! Я невиновен!
— Я заставлю тебя забыть это слово, — цедит сквозь зубы Лидия. — Ты больше не посмеешь его произносить…
Она касается щеки Бенуа, и он, отвернув голову в сторону, тут же чувствует, как его плечо пронизывает острая боль.
— Ты весь дрожишь, Бен… Тебе, видимо, холодно… Или же ты дрожишь от страха!
Он, не утруждая себя ответом, смотрит на грязный пол.
— Еще тебя мучает жажда. И голод. Не говоря уже о боли… Не хотела бы я оказаться на твоем месте!
Бенуа снова поворачивается к Лидии и смотрит ей прямо в глаза. Он замечает на лице женщины небольшой синяк. Это, вероятно, от удара, который он нанес ей, когда пытался убежать. Он с удовольствием ударил бы эту полоумную еще разок. Просто чтобы отвести душу. Но тут Бенуа вспоминает о мучениях, которые ему довелось перенести, и его воинственный пыл мгновенно улетучивается. Впрочем… У нее наверняка лежат в кармане ключи от наручников и от «клетки». Если бы ему удалось отнять их у нее, он, скорее всего, смог бы освободиться, а потом запереть ее в «клетке». Пусть посидит здесь, за решеткой, как сидел он!.. Уже от одной только этой мысли у Бенуа вдоль позвоночника начинают бегать приятные мурашки. Может, он даже немного пошалил бы с ней, прежде чем позвать сюда своих коллег-полицейских… Бенуа мысленно представляет, как Лидия оказывается в полной его власти, и это вызывает у него радостное возбуждение.
Он пытается пошевелить правой рукой — и тут же горько жалеет об этом: плечо пронзает такая острая боль, что у него перехватывает дыхание. Боль возвращает Бенуа к суровой действительности.
— Если ты во всем признаешься, твои мучения, возможно, прекратятся, — напоминает Лидия. — Ты мне уже рассказал о том, как убил мою сестру и на какие ужасные страдания обрек ее… Расскажи, где она сейчас находится, и я обещаю, что быстренько прикончу тебя. Не забывай, Бен, что тебя ждет либо медленная смерть, либо смерть быстрая… Других вариантов у тебя нет.
— Я сказал, что убил Орелию, потому что испугался за свою семью! Потому что я струсил! Но я тебе соврал, Лидия! Соврал!
— Это сейчас ты мне врешь…
— Нет! И у тебя есть возможность это проверить! Тебе нужно всего лишь поехать и взглянуть на доказательство, о котором я тебе говорил! Пока Гаэль находится в комиссариате, ты можешь зайти в мой дом, ничем не рискуя!
— Ты меня раздражаешь, Бен. — Лидия вздыхает. — У меня нет желания слушать твою болтовню… Ты мне уже надоел своими россказнями… А я не люблю, когда мне надоедают… — Она становится прямо перед Бенуа и наклоняется к нему. — Поэтому сейчас я займусь… тобой.
Она улыбается ему своей ядовитой улыбкой.
Бенуа решает рискнуть. Совершив буквально нечеловеческое усилие, он бьет правым кулаком Лидию в челюсть. Она теряет равновесие и с криком падает, однако Бенуа успевает хорошенько врезать ей ногой по голове.
Затем он несколько секунд ошеломленно смотрит на Лидию, не веря своим глазам: столь грозная еще совсем недавно львица валяется, словно тряпичная кукла, на полу. Бенуа становится на колени, сжимает зубы и вытягивает свою правую руку вперед, причем настолько сильно, что ему кажется, что она вот-вот выскочит из плечевого сустава. Его рука дрожит от напряжения, как кленовый лист. Однако Лидия упала слишком далеко, и ему до нее не достать.
— Черт бы тебя побрал!
Бенуа садится на пол и пытается дотянуться до неподвижного тела своей мучительницы ногами, чтобы придвинуть его поближе к себе. Поначалу у него ничего не получается, но затем, напрягшись из последних сил, он все же умудряется пододвинуть тело Лидии так, что теперь может залезть рукой в ее карманы. Боль в ране становится почти невыносимой, но Бенуа не сдается. Однако все его усилия оказываются напрасными: в карманах Лидии ничего нет.
— О господи, этого не может быть!
Его мучительница, лежащая сейчас к нему спиной, открывает один глаз. Ее голова разбита в кровь. Лидия, тем не менее, приподнимается и пытается отползти подальше от Бенуа. Он хватает ее свободной рукой, и ей приходится отчаянно отбиваться. Наконец она кусает его за ладонь, и он, взвыв от боли, отпускает ее.
Женщина поспешно отползает от Бенуа и вскоре становится для него недосягаемой. После этого, подтянув ноги к животу, Лидия садится на пол и, закрыв лицо руками, начинает всхлипывать и стонать. Спустя какое-то время она с трудом встает на ноги, медленно подходит к умывальнику и брызгает себе в лицо холодной водой.
Бенуа настороженно наблюдает за ней. Он сейчас не только сильно разбередил свою рану, которая снова начинает кровоточить, причиняя ему жуткую боль, но и разбудил дремавший вулкан, в результате чего через минуту-другую его ждет настоящее извержение. И все это — абсолютно впустую.
Нет, не впустую. Он хоть немного отвел душу. Правда, его это не очень сильно утешает.
— Мерзавец! Ты мне за это заплатишь!
Бенуа ничего не отвечает. Он ждет мести своей мучительницы с равнодушной отрешенностью. Он поступил так, как должен был поступить в сложившейся ситуации. Ему просто не повезло.
Лидия неторопливо приближается к своему пленнику. Она и в самом деле похожа на вулкан, из которого вот-вот начнет извергаться огненная лава.
— Ты, болван, думал, что я ношу ключи с собой?!
— Я решил рискнуть… Ты не оставила мне выбора!
У Лидии разбиты в кровь губы и нос. Видать, его рука, несмотря на рану, еще вполне дееспособна. Бенуа вдруг осознает, что он впервые в жизни ударил женщину. Однако в подобных неординарных обстоятельствах некоторые правила, принятые в обществе, теряют свою силу… Ему даже нужно было врезать ей еще сильнее.
Впрочем, теперь ее очередь. Он морально готовится к тому, что сейчас его ждет суровая месть.
Лидия выходит из «клетки». Бенуа поворачивается к решетке и следит взглядом за своей мучительницей.
Напряжение нарастает.
Какое орудие пыток она выберет на этот раз?
Бывают дни, которые длятся гораздо дольше других дней.
И часы, которые тянутся бесконечно долго.
Лидия сидит рядом со своей жертвой. Точнее, рядом с тем, что от нее осталось.
Она не может оторвать взгляд от этого мужчины и от жутких ран на его теле.
Она касается пальцами огромного кровавого синяка, покрывающего чуть ли не половину его лица. Но это еще не самое страшное из того, что можно увидеть на ее пленнике.
Похоже, на этот раз она явно перестаралась. Честно говоря, она и сама не знала, что способна на подобное зверство.
«Это не я проявила такую ужасающую жестокость, — думает она. — Нет, не я. Это Орелия».
Орелия отомстила, используя ее, Лидии, тело, ее силу, ее руки. Ее жизнь.
Но Бен так и не сдался. Она вспомнила последние слова, которые он произнес, умоляя не калечить его: «Я не убивал Орелию».
Лидию опять начинают мучить сомнения. Тяжкие сомнения.
Она молча покачивается взад-вперед, взад-вперед, взад-вперед. Словно взбесившийся маятник.
Да, взбесившийся.
Еще как взбесившийся.
Лидия наклоняется над Бенуа и, поколебавшись несколько секунд, заговаривает с ним очень тихим голосом, как будто боится разбудить его.
Впрочем, она и не может его разбудить.
Потому что он не спит.
— Бен… Пожалуйста, скажи мне правду… Скажи мне, где она…
Лидия, конечно же, не слышит никакого ответа.
Да и как он теперь сможет ей что-то ответить?
Около полуночи Лидия открывает дверь этого дома.
Держа в руках фонарик, она осматривает жилище семьи Лоран.
В их маленьком особнячке, как она и предполагала, никого нет. Она ходит по комнатам. В одной из них ее взгляд задерживается на фотографии хозяев дома и их сына. Бенуа улыбается лучезарной улыбкой. Он выглядит очень счастливым.
Лидия проскальзывает в кабинет, открывает ящик стола, о котором говорил Бенуа, обнаруживает там деревянную шкатулку. Пока что все сходится.
Она высыпает содержимое шкатулки на покрытую бордовой кожей крышку письменного стола. Ее взгляд цепляется за какую-то старую бумажонку.
Это гостиничная квитанция, о которой говорил Бенуа. В ней есть и его фамилия, и даты приезда и отъезда, и уплаченная сумма. Бенуа Лоран проживал в этой гостинице со второго по двенадцатое января 1990 года. За сотни километров от деревушки Оссель.
И от Орелии.
Лидия опускается на стул, сжимает виски похолодевшими руками и заливается целым потоком слез. Она плачет почти до самого утра.