Суббота, 1 января, час ночи
Он испробовал уже все, что только пришло ему в голову. И потратил на это свои последние силы.
Теперь ему не остается ничего, кроме как капитулировать. Капитулировать перед очевидным: ключи лежат слишком далеко и ему до них не дотянуться.
Повернувшись спиной к трупу Лидии, Бенуа ложится на пол возле непреодолимой для него решетки. Он съеживается — и от холода, и от охватившего его отчаяния.
Вскоре у него начинают стучать зубы. Он стонет от боли. От боли и от страха.
Его глаза широко открыты, и он всматривается в темноту, словно пытаясь увидеть в ней хотя бы отблеск надежды. Надежды выбраться отсюда живым.
Он опять столкнулся с мучавшим его еще с детства кошмаром.
Только теперь этот кошмар стал явью.
Его похоронили живьем.
Ему удалось кое-как доковылять до умывальника и утолить жажду. Его движения уже мало чем похожи на движения человека.
Затем он вернулся на одеяло, чтобы ждать там своей смерти.
После гибели Лидии ему остается надеяться разве что на тех людей, которые его ищут. В том, что его все еще ищут, Бенуа ни чуточки не сомневается.
Чтобы нарушить тягостную гробовую тишину, он начинает громко говорить:
— Ребята, я здесь… Найдите меня побыстрее, черт вас побери… Не дайте мне сгнить в этой конуре!
Ему отвечает лишь слабое эхо…
Бенуа укутывается в одеяло и сворачивается калачиком на полу. Его взгляд останавливается на подвальном окошке, через которое видно, как быстро сгущаются сумерки.
Еще немного — и наступит ночь.
Еще немного — и он умрет.
У него, похоже, начинается жар. Рана в плече наверняка загноилась. Она причиняет ему жуткую боль. Ему кажется, что голову иссушает жар, а тело, наоборот, вот-вот покроется льдом.
Он старается не смотреть в сторону трупа, лежащего неподалеку от него в этом проклятом подвале.
«Ну почему, черт возьми, ее угораздило свалиться с лестницы?.. И почему меня угораздило вляпаться в эту историю?.. Чем я прогневал Бога? За что он меня так сурово покарал?»
Бенуа никогда не верил в Бога, но теперь в его сознание начинают закрадываться сомнения. Чувствуя приближение смерти, он неожиданно для себя задумывается над тайнами мироздания и бытия.
Куда попадает человек, когда он пересекает самую последнюю в своей жизни черту?
И что его, Бенуа, там ждет?
«Если все эти религиозные россказни не из области фантазий, то после всего, что я в своей жизни совершил, мне предстоит попасть прямехонько в преисподнюю… Но я ведь и так уже в аду! Что со мной может произойти такого, от чего мне станет еще хуже?..»
Бенуа видит, как пол, стены, решетка, потолок постепенно растворяются в темноте.
Чтобы отогнать от себя тоску и отчаяние, он пытается думать о Гаэль и Жереми.
А еще о своих родителях.
И обо всех близких ему людях, которые сейчас переживают в связи с его исчезновением. Это приносит ему хоть какое-то утешение. Утешение от осознания, что кто-то за него переживает…
Узнав о том, что он пропал, некоторые женщины тоже, наверное, пустят слезу. Всплакнут втихаря — чтобы не увидел муж.
Ох уж эти ревнивые мужья!.. Вполне возможно, что кто-то из них и отомстил ему, Бенуа, таким вот образом. Ему отомстил кто-то из тех, кому он наставил большущие рога!
И вдруг Бенуа слышит, что где-то над его головой по дому кто-то ходит. Он слегка приподнимается, напрягает слух…
Ему, вероятно, просто померещилось.
Хотя нет, вот он опять отчетливо слышит чьи-то шаги!
Бенуа начинает орать, как сумасшедший:
— На помощь! Помогите! Я здесь, в подвале! На помощь!
Затем он снова прислушивается. Звук шагов приближается, раздается знакомый ему скрип двери…
Бенуа охватывает бешеная радость.
Ну наконец-то его мучения закончились! Ну наконец-то он отсюда выберется!
— Я здесь!
Он приподнимается, припадает к решетке и, всмотревшись в темноту, различает в верхней части лестницы чей-то силуэт. Силуэт человека, который стоит неподвижно и смотрит на него, Бенуа.
— Пожалуйста, подойдите сюда! Побыстрее! — взмаливается Бенуа. — Я сижу взаперти! Помогите мне!
Силуэт даже не шевелится.
— Меня зовут Бенуа Лоран! Я — офицер полиции!
Если бы у него было при себе служебное удостоверение с французским триколором на корочке, он стал бы им размахивать.
Однако его сигнал «SOS» наталкивается на риф равнодушия.
И тогда Бенуа догадывается.
Он догадывается, что перед ним человек, по воле которого ему суждено было оказаться здесь. Человек, присылавший Лидии анонимные письма.
К нему пришел его палач.
Окутанная полумраком фигура спускается вниз по лестнице. Бенуа изо всех сил напрягает зрение, пытаясь разглядеть лицо этого человека. Похоже, это женщина. И тут вдруг на несколько секунд его ослепляет свет внезапно включенного и направленного ему прямо в лицо фонарика.
Затем луч света скользит куда-то в сторону, и Бенуа видит, как явившийся к нему в подземелье «призрак» наклоняется над Лидией и щупает ее пульс. Это и вправду женщина, однако Бенуа по-прежнему не может рассмотреть ее лицо.
— Лидия погибла. Она свалилась с лестницы… Ключи от этой двери вон там, в ее руке… Пожалуйста, выпустите меня отсюда! Я серьезно ранен…
«Призрак» берет из ладони Лидии связку ключей, и сердце Бенуа замирает. Однако женщина почему-то бросает эту связку в дальний угол подвала. Бенуа чувствует, как у него в жилах леденеет кровь.
— Что… что вы делаете?! — восклицает он. — Умоляю вас!.. Я не совершил ничего плохого! Вы ведь не станете обрекать меня на смерть?!
Вместо ответа «призрак» снова направляет луч света прямо в лицо Бенуа.
— Кто вы? — кричит Бенуа. — Скажите, черт возьми, кто вы такая?!
Женщина, повернувшись к Бенуа спиной, подходит к стене и пишет на ней фломастером несколько слов, но Бенуа не может прочесть их из-за царящей здесь темноты. Затем она начинает подниматься вверх по лестнице.
— Нет! Не уходите! Я вас умоляю!..
Женщина уже в верхней части лестницы.
— Поговорите со мной! Объясните мне, почему вы так поступаете! Я уверен, что произошла какая-то ошибка… Объясните, по крайней мере, почему вы желаете моей смерти!
Женщина оборачивается и бросает на Бенуа последний взгляд. Бенуа охватывает ярость, ибо он понимает, что ему ничего от нее не добиться.
— Мерзавка! Если я выберусь отсюда, я разыщу тебя и снесу тебе башку! Я тебя на куски разрежу! Я с тебя кожу сдеру! Ты меня слышишь?
Раздается звук закрываемой двери. Бенуа еще некоторое время выкрикивает ругательства, а затем, обессилев, сползает на пол.
Он пребывает в полном замешательстве.
Кто это был? Кто приходил взглянуть на его агонию? Кто заколотил крышку его гроба?
Кто его так сильно ненавидит?
Кто может быть настолько безжалостным, чтобы вынести ему столь тяжкий приговор?
Смертный приговор.
Бенуа начинает громко рыдать.
Женщина, взяв в кухне ключи и выйдя на крыльцо дома, закрывает замок входной двери на два оборота. Затем она ныряет в ночную темноту и быстрым шагом устремляется к припаркованному за въездными воротами автомобилю. Ей становится зябко, и она поднимает воротник пальто. В кармане этого пальто — анонимные письма, которые она без труда разыскала в личных вещах Лидии.
В руке, облаченной в кожаную перчатку, женщина несет полиэтиленовый пакет с «доказательствами», которые Лидия хранила в металлической коробке.
Теперь уже не осталось ни единой улики.
Проходя вдоль внешней ограды, женщина на несколько секунд останавливается.
Останавливается, чтобы перекрыть кран на трубе, по которой в дом поступает вода.
Воскресенье, 2 января, 8 часов утра
Бенуа кажется, что он пришел в себя после глубокой комы.
Ему снилось, что… что кто-то сюда приходил… сюда, почти к самой решетке…
Бенуа открывает глаза и смотрит на стены, от которых несет сыростью.
Через стекло маленького окошка в подвал проникает свет. Свет, вселяющий в него надежду.
Да, солнце все еще светит для него. И он пока жив…
Бенуа поворачивает голову, и его взгляд падает на труп Лидии. Ее глаза открыты.
Жуткое зрелище.
Он приподнимает голову и невольно хмурит брови: на стене, прямо напротив «клетки», виднеется какая-то надпись.
Значит, это был не кошмарный сон. Вчера вечером сюда и в самом деле кто-то приходил.
Бенуа поднимается и, кое-как доковыляв до решетки, читает надпись.
«Ты так и не узнаешь почему».
Сейчас, должно быть, полдень, потому что в подвал через окошко заглядывает солнце. Оно словно пытается хоть немного подбодрить его.
Бенуа ковыляет к умывальнику. Ему нужно хотя бы пить воду, чтобы суметь продержаться как можно дольше.
Он открывает здоровой рукой кран, наклоняется и начинает пить.
Однако струя воды вскоре суживается, а затем и вовсе исчезает.
Бенуа становится страшно. Он открывает кран до упора. Безрезультатно.
Он цепляется за умывальник, чтобы не грохнуться на пол от охватившего его ужаса.
«Нет, только не это…»
Та женщина, получается, не оставила ему ни малейшего шанса. Но в самом ли деле это была обычная женщина? Он не уверен в этом. Он теперь вообще ни в чем не уверен.
Он делает несколько неуклюжих шагов и оказывается перед стеной — той самой, в самом верху которой находится маленькое подвальное окошко.
Отупело взглянув на это окошко, Бенуа начинает вопить:
— Почему?! Почему?! Что я такого натворил?! Черт побери, ну что я такого натворил?!
Он пытается идти вдоль стены, но, неудачно перенеся вес тела на изувеченную ногу, воет от боли и опускается на пол.
— Почему?!
Куда бы Бенуа ни обращал свой взор, повсюду он видит безрадостное зрелище.
Поэтому он решает все время смотреть на окошко. Решает не отводить от него взгляда ни на минуту.
Это его последняя связь с внешним миром. Его последний ориентир. Его последний источник света.
Благодаря этому окошку он, по крайней мере, может определять, день сейчас или ночь.
И, судя по блекнущему в окошке свету, очередной день пребывания Бенуа в аду подходит к концу.
Очередной день пребывания в чистилище, где мучают невинных людей.
Бенуа, укутавшись в одеяло, сворачивается калачиком на полу и закрывает глаза.
Возможно, он не откроет их уже никогда.
Вторник, 4 января, комиссариат полиции, 10 часов утра
Фабр заходит в комиссариат, все еще пребывая под впечатлением бурно проведенного уикенда. Он с равнодушным видом приветствует попадающихся ему навстречу сотрудников комиссариата: кому-то говорит «Доброе утро!», кому-то — «С наступившим!» или «Здравствуйте!»
Наконец он заходит в свой кабинет.
Завидев Фабра из другого конца коридора, к его кабинету тут же быстрым шагом устремляются Джамиля и Эрик.
Фабр открывает папку с материалами об исчезновении майора Лорана и начинает просматривать страницы, содержащие информацию по опросу соседей. И тут в его кабинет почти одновременно заходят Джамиля и Эрик.
Фабр, даже не поздоровавшись с ними, сразу переходит к делу.
— Я вчера звонил в больницу, — сообщает он.
Оба полицейских с непонимающим видом смотрят на него, хлопая ресницами.
— Никому даже в голову не пришло поинтересоваться, вышла ли мадам Гишар из комы, да?
— Э-э… А кто она, эта мадам Гишар? — спрашивает Джамиля.
— Соседка Лорана, — напоминает майор. — Та самая, которую мы не смогли допросить…
Джамиля и Эрик, в общем-то, помнят о ней, однако они все еще не могут понять, какая польза для проводимого ими расследования может быть получена от престарелой соседки Лорана.
— Ну и что? — спрашивает Эрик.
— А то, что эту даму уже выписали из реанимации, она прошла курс интенсивного лечения и вот уже третий день находится в кардиологическом отделении…
Заметив, что его подчиненные смотрят на него с недоумением, Фабр, тяжело вздохнув, продолжает:
— Пожилые люди частенько коротают время, сидя у окна и глазея на то, что происходит на улице. Мадам Гишар попала в больницу незадолго до исчезновения Бенуа. Однако она вполне могла заметить что-нибудь необычное в течение тех нескольких дней — или недель, — которые предшествовали тому моменту, когда у нее произошел сердечный приступ. Поэтому я считаю, что ее нужно как можно быстрее допросить!
Джамилю и Эрика, похоже, не очень впечатлила идея Фабра, и он, заметив это, недовольно ворчит:
— А что, у вас есть какие-то другие зацепки?.. Нет?.. Ну, тогда нам все-таки придется потревожить старушку. — Фабр вздыхает. — Ладно, не переживайте, я ее и сам допрошу. Сразу после обеда.
Сегодня утром Бенуа смог выпить немного воды.
Точнее, той влаги, которая стекает по сырым стенам его «клетки».
А еще в этой забытой богом дыре кроме него и Лидии теперь появился и кое-кто еще.
Проснувшись рано утром, Бенуа заметил по другую сторону решетки крысу. Она обнюхивала труп Лидии. Бенуа громко вскрикнул, и этого хватило, чтобы прогнать крысу прочь.
Как она сумела пробраться в это противоатомное убежище? Об этом Бенуа остается только догадываться. Впрочем, он не имел возможности осмотреть весь подвал, а стало быть, где-то, вероятно, есть лаз, о котором он не знает.
Эта крыса здесь наверняка не одна, есть и другие. Крысы ведь, как известно, животные коллективные.
Глядя вслед метнувшемуся куда-то в темноту грызуну, приходившему сюда в поисках пищи, Бенуа ужасается только что пришедшей в голову мысли: если бы ему удалось схватить эту крысу, он мог бы ее съесть.
Из цивилизованного человека он, похоже, превращается в первобытного дикаря. Медленно, но верно.
Скоро он, по всей видимости, начнет подумывать о том, как бы ему слопать Лидию. Хорошо, что он не может до нее дотянуться…
Нет, он все-таки еще не дошел до такой степени дикости…
И надеется, что никогда до нее не дойдет, в том числе и в мыслях.
Его вытащат отсюда еще до того, как он превратится в дикаря.
Или он умрет еще до того, как одичает.
Он, честно говоря, даже готов наложить на себя руки… Но как?
Погода сегодня пасмурная. На небе нет солнца, и, стало быть, некому возвестить о наступающем времени обеда — обеда, которого у него все равно не будет.
Он заставляет себя совершать движения — шевелит здоровой рукой и пока здоровой ногой.
И вдруг ему в голову приходит еще одна невеселая мысль.
«Как я буду выглядеть, когда они меня найдут? Грязный, небритый, похудевший килограммов на десять… Если Гаэль увидит меня в таком жутком состоянии, она тут же меня разлюбит… А мой сын наверняка очень сильно испугается…»
Странно, что его это волнует.
Странно, потому что, когда его найдут, от него, вполне возможно, останется только один скелет.
И тогда ему уж точно будет наплевать на свой внешний вид.
Лечебный центр Сен-Жак в Безансоне, кардиологическое отделение, 13 часов 30 минут
Как и большинство людей, Огюст Фабр — будучи к тому же ипохондриком — не испытывает особой радости от посещения больниц.
На всякий случай он заходит к главному врачу, низкорослому тщедушному мужчине с надменным выражением лица и сварливым характером, и просит у него разрешения допросить мадам Гишар, недавно перенесшую инфаркт миокарда. «Двадцать минут, не больше», — постановляет чванливый коротышка.
Фабр отправляется на поиски палаты № 307. При этом он старается не делать глубоких вдохов, чтобы не мучить свои легкие неприятными больничными запахами, которые настолько пропитали все помещения, что избавиться от них не помогает даже регулярное проветривание… Если бы он, Фабр, был понаглее, то попросил бы у главврача одну из его марлевых масок!
Подойдя наконец к нужной ему двери, Фабр легонько стучит в нее, но не получает никакого ответа. Это неудивительно: он слышит через дверь, что телевизор в палате включен почти на полную громкость. Сейчас как раз идет фильм «Огни любви» — бесконечный телесериал, который, наверное, прекратят показывать только в том случае, если начнется ядерная мировая война.
Так и не дождавшись ответа, Фабр открывает дверь и заходит в палату. В ней лежат на кроватях две старушки, которые смотрят, не отрываясь, на экран телевизора. Они далеко не сразу переводят взгляд своих маленьких колких глаз на незнакомца, осмелившегося вторгнуться на их территорию в весьма неподходящий момент.
— Добрый день. Извините, что я вас отвлекаю… Мне нужна мадам Гишар…
Старушка, лежащая на кровати, которая стоит у окна, слегка приподнимается:
— Это я…
Фабр, вежливо улыбаясь, подходит к ней и показывает ей свое удостоверение, на корочке которого красуется, бросаясь в глаза, национальный французский триколор.
— Добрый день, мадам. Я — майор Огюст Фабр из судебной полиции…
По выражению лица старушки Фабр догадывается, что она не расслышала того, что он сказал. Ему, конечно, трудно соперничать с громогласным телевизором, но он все же пытается это делать и повторяет то, что только что произнес, но уже гораздо громче.
— Из полиции?
— Да, мадам… Но вы не переживайте, не произошло ничего ужасного…
— А-а…
— Кстати, а не могли бы вы уменьшить громкость? Мне нужно с вами поговорить…
Не получив на свою просьбу никакого ответа, Фабр сам берет пульт дистанционного управления и уменьшает громкость, так что старушки не слышат слов, которые в этот момент произносит с экрана юная блондиночка.
Святотатство.
Старушка, лежащая на второй кровати, бросает на полицейского испепеляющий взгляд. Фабр делает вид, что не замечает ее недовольства, кладет пульт в безопасное место и присаживается на пластиковый стул.
— Итак, мадам, я пришел поговорить с вами о Бенуа Лоране, вашем соседе…
— О моем соседе? А что он натворил?
— Он исчез, мадам.
— Исчез? — удивляется мадам Гишар. — Что значит исчез? Может, его убили?
— Про это нам пока ничего не известно. Он просто исчез. Никто не знает, где он находится… Возможно, его похитили, но какой-либо конкретной информации на этот счет у нас нет…
— Значит, Лоран… А давно он исчез?
— Тринадцатого декабря.
Старушка делает в уме какие-то вычисления и, судя по выражению ее лица, приходит к выводу, что этот полицейский в вельветовых брюках не очень-то торопился со своим расследованием.
— Так вы решили, что он находится здесь, под моей кроватью? — вдруг ехидно спрашивает она.
Фабр, растерявшись от такого выпада, несколько секунд сидит молча.
— Конечно нет, — наконец говорит он. — Я просто хотел поинтересоваться, не замечали ли вы чего-нибудь необычного в районе, в котором живете, и, в частности, возле дома ваших соседей…
— Тринадцатого декабря я была уже здесь, — напоминает мадам Гишар.
— Я знаю…
Лежащая на второй кровати старушка, решив, что разговор ее соседки по палате с полицейским интереснее, чем телесериал, уже без тени стеснения слушает в оба уха.
— Может быть, вы заметили каких-нибудь подозрительных людей еще до того, как вас отвезли в больницу?..
Мадам Гишар на несколько секунд задумывается.
— Теперь, когда вы задали мне такой вопрос, я вспомнила…
— Что вы вспомнили? — с надеждой в голосе спрашивает Фабр, доставая блокнот и авторучку.
— Я прогуливалась с Горацием…
— С Горацием? А кто это?
— Это мой песик!
— A-а, понятно… Извините. Пожалуйста, продолжайте…
— Я вышла на улицу с Горацием и снова увидела эту женщину…
— Какую женщину?
— Женщину, которую я до этого уже несколько раз видела возле их дома… Мне показалось странным, что она все время находилась в своей машине… Как будто она кого-то ждала… или за кем-то следила. Один раз я даже видела через окно, как она наблюдала за домом моих соседей в бинокль!
Фабр настораживается. Ну наконец у него появилась хоть какая-то зацепка!
— А вы не могли бы рассказать о ней поподробнее? Как она выглядит?
— Я видела ее вблизи только один раз — в то утро, когда прогуливалась с Горацием… Это была красивая молодая женщина с длинными волнистыми рыжими волосами. Ей явно не понравилось, что я на нее внимательно посмотрела. Поэтому она тут же завела мотор и уехала…
— Итак, вы несколько раз видели эту женщину на вашей улице и утверждаете, что она следила за домом Бенуа Лорана, да?
— Именно так, господин комиссар.
— Я не комиссар, — скромно возражает Фабр. — Зачем, по-вашему, она это делала?
— А откуда мне знать?.. Хотя вообще-то этот парнишка, он немного…
— Немного что?
— У меня, знаете ли, сложилось впечатление, что он весьма неравнодушен к женскому полу…
— A-а, понятно! — кивает Фабр, улыбаясь. — И на основании чего у вас сложилось такое впечатление?
— Я несколько раз видела, как он приводил к себе домой женщин, когда Гаэль находилась в отъезде. Думаю, вы понимаете, что я имею в виду…
Фабр мысленно констатирует, что он был прав: старушка, сидящая у окна, легко заменит целый арсенал камер наблюдения!
— Вы хотите сказать, что он изменял своей жене?
— Ну что вы, я об этом ничего не знаю! Я ведь вам не говорила, что…
— Хм… А эту молодую женщину Лоран приводил к себе домой, когда там не было Гаэль? Вы их когда-нибудь видели вместе?
— Нет, никогда.
— Это, стало быть, не какая-то из его любовниц?
Старушка пожимает плечами.
— Ладно… А не могли бы вы вспомнить какую-либо отличительную примету, по которой я смог бы узнать эту женщину? Сколько ей, по-вашему, лет?
— Ей, наверное, лет двадцать с чем-то… Но не больше двадцати пяти…
— Прекрасно, уже хоть что-то проясняется! А еще какие-нибудь приметы?
Старушка открывает ящик своей прикроватной тумбочки и достает оттуда пакетик с медовыми конфетками.
— Доктор мне их запретил, ну да ладно… — шепчет она. — Хотите конфету, комиссар?
— Нет, спасибо… Какие еще особенности вы заметили у этой рыжеволосой красавицы?
— Никаких. Но я, если хотите, могу рассказать вам о ее машине…
Фабр расплывается в широкой улыбке.
— У нее была белая машина…
«Ну, от этой информации толку мало», — думает Фабр.
— А какой марки? — спрашивает он.
— О! Я, знаете ли, так и не научилась водить машину и совсем не разбираюсь в автомобилях… Я могу только сказать, что у нее была маленькая белая машина.
Фабр разочарованно вздыхает.
— Но если вам нужно, я могу назвать ее номерной знак…
Фабр не верит своим ушам. Еще немного — и он расцелует эту старушку!
— Вы помните номер ее машины?
— Помню, но не весь… В этом номере была одна забавная особенность: он заканчивался на VQ 25… Мне тогда пришел в голову стишок: «Вэ-ку двадцать пять, вижу я ее опять»… Поэтому мне и запомнились эти буквы и цифры.
— Что-нибудь еще?
— Нет, больше я ничего не помню… Бедняжка Гаэль, она теперь, должно быть, чувствует себя очень одинокой! Это большое несчастье…
— Мы сделаем все возможное, чтобы найти Бенуа Лорана, — уверяет Фабр, поднимаясь с пластикового стула.
— Как бы там ни было, мы живем в жуткое время…
— Вы мне очень помогли, мадам Гишар. Я вам бесконечно благодарен…
— Не стоит благодарности, господин комиссар! Когда можно чем-то помочь полиции, я всегда это делаю…
Не успел Фабр выйти из палаты и закрыть за собой дверь, как до него снова донеслись громогласные реплики героев сериала «Огни любви».
Комиссариат полиции, 16 часов 30 минут
Фабр дает распоряжение, чтобы вся его бригада собралась в конференц-зале. Он сидит там и, поглядывая на часы, ждет, когда подтянутся опоздавшие.
Наконец вся бригада в сборе и он может рассказать своим подчиненным о том, что ему удалось узнать. Он прокашливается.
— Я ездил в больницу и допросил там мадам Гишар, соседку Лорана. Она мне рассказала кое-что очень интересное…
Собравшиеся в зале полицейские открывают от удивления рты. Тут же забыв о Моретти, они снова переключают свое внимание на дело об исчезновении их коллеги.
— Судя по тому, что она мне рассказала, некая молодая женщина следила за домом Лорана в течение нескольких недель.
— Молодая женщина? — удивляется Торез.
— Да… Возраст этой женщины — между двадцатью и двадцатью пятью годами, у нее длинные рыжие волосы. Она ездит на маленьком белом автомобиле, номер которого заканчивается на VQ 25…
— Такой номер выдали явно не вчера! — перебивает Фабра Джамиля.
— Верно, — поддакивает Эрик, — тарантасу с таким номером как минимум лет десять!
— Нужно как можно быстрее выяснить, что это за таинственная женщина на белом автомобиле… и разыскать ее, — ставит задачу Фабр.
— А может, это просто какая-нибудь из воздыхательниц Лорана? — вырывается у одного из полицейских.
— Вполне возможно, — соглашается Фабр. — Но на данный момент это наша единственная зацепка.
— Заметьте, известна только часть номера, поэтому нам будет не так-то просто выяснить, что это за машина, — говорит Джамиля и сокрушенно качает головой. — Придется перебрать огромное количество автомобилей!
— Да, но поскольку мы знаем, как выглядит владелица этой машины, круг поиска существенно сужается…
— При условии что эта женщина ездит на собственном автомобиле!
Последняя реплика Джамили отнюдь не добавляет присутствующим оптимизма. Работа, похоже, и в самом деле предстоит огромная.
— Бросьте все то, чем вы сейчас занимаетесь, — приказывает Фабр. — Я хочу, чтобы мы все дружно занялись поисками этой машины…
— Я мог бы привлечь к работе и тех, кто сейчас находится в отпуске, — предлагает Торез.
— Хорошая мысль, лейтенант!.. Думаю, мне нет необходимости напоминать, что майор Лоран исчез более двадцати дней назад… Поэтому нам нужно пошевеливаться! Найдите мне эту молодую женщину. И побыстрее.
Наступает вечер.
Вечер, за которым Бенуа ждет самое мучительное время суток — бесконечно долгая ночь… Ночь для пленника — это тьма, кусающая его своими смертоносными зубами, и поэтому любая из ночей может оказаться для Бенуа последней.
У него усиливается жар, а температура в подвале, наоборот, с каждыми сутками все больше понижается. Это неудивительно: ведь теперь дом никто не отапливает, и в нем становится все холоднее и холоднее.
Боли в теле Бенуа не дают ему ни малейшей передышки: болит уже начавшая гнить рана в плече, болят переломанные пальцы руки, болит изувеченная нога…
Но боль — это еще не самое худшее.
И голод — это еще не самое худшее.
И жажда.
Самое худшее — это ядовитая тишина, которая гложет его душу и тело. Тишина, в которой он растворяется с каждым прошедшим днем. Эта тишина постепенно просачивается в его мозг, заполняя пробелы, возникшие под воздействием охватывающего его отчаяния.
Да, сильнее всего Бенуа мучает эта жуткая тишина… А еще — одиночество, которое тянет его рассудок в какие-то неведомые миры.
Тишина и одиночество в конце концов поглотят его, и он окажется в их ужасной утробе.
Он скоро переступит последнюю черту, за которой человек перестает быть человеком. Бенуа уже чувствует это.
Похоже, он скоро сойдет с ума.