Среда, 5 января, комиссариат полиции, 8 часов 30 минут
Большинство из подчиненных Фабра уже вовсю принялись за работу.
Список автомобилей, которые нужно проверить, действительно огромен, и поэтому работы у всех по горло.
По поводу каждого автомобиля необходимо позвонить владельцу, а в наиболее подозрительных случаях приходится даже ехать к хозяину, чтобы взглянуть на его автомобиль.
Фабр активно руководит своей бригадой и обобщает собираемую информацию. По расчетам майора, потребуется несколько дней, прежде чем его людям удастся разыскать таинственную рыжеволосую женщину, являющуюся ключом к разгадке тайны исчезновения Лорана.
Фабру не хочется даже думать о том, что и эта версия может завести его и других полицейских в тупик.
Он горит желанием лично познакомиться с майором Лораном, на поиски которого им потрачено целых три недели!
Познакомиться с Бенуа Лораном — живым и невредимым — было бы сейчас для него самой большой наградой…
Похоже, что он опять выстоял. Пережил еще одну ночь.
Сумел не подохнуть от укусов тьмы.
Его это даже удивляет. Он никак не ожидал, что окажется таким живучим.
Он представляет себе заголовки местных ежедневных газет: «Бенуа Лоран — настоящий герой», «Супермен, сумевший выжить в аду»…
Глядя на подвальное окошко, Бенуа мечтательно улыбается.
Но вдруг улыбка исчезает с его лица, и он начинает горько плакать.
Нет, в газетах напишут совсем другое. Напишут, что Бенуа Лоран был бездарным полицейским, не сумевшим обхитрить чокнутую молодую женщину… которая заманила его в ловушку как последнего дурака.
И которая сгноила его в грязном подвале с сырыми стенами. Напишут также, что его тело нашли в этом подвале уже разложившимся и покрытым плесенью…
От рыданий у Бенуа сотрясается грудь, а левая ладонь судорожно сжимается, словно он пытается схватить пустоту, окружающую его подобно стае голодных волков.
Ему ужасно действует на нервы труп, лежащий где-то у него за спиной по ту сторону решетки. Труп с открытыми глазами, непрерывно наблюдающими за ним с того света. Очень скоро от этого трупа начнет вонять мертвечиной.
Детские кошмары о том, что его похоронили заживо, — это всего лишь наивные страшилки по сравнению с тем, что ему приходится переносить сейчас.
Нет, ему уже никогда не стать героем.
Лейтенант Эрик Торез поднимается на второй этаж пешком.
Он направляется к некоей Лидии Эноден, двадцати шести лет от роду, владелице автомобиля «клио» белого цвета, зарегистрированного под номером 1336 VQ 25.
Эрику так надоело заниматься нудной бумажной работой, что он вызвался поехать взглянуть на физиономию и цвет волос этой молодой женщины, тем более что связаться с ней по телефону ему не удалось.
Он нажимает на дверной звонок и терпеливо ждет. Нет ответа. Тогда он громко тарабанит кулаком в дверь. Тоже безрезультатно.
Впрочем, этого и следовало ожидать: сейчас только середина рабочего дня, а значит, он притащился сюда совершенно напрасно!
Но тут вдруг дверь соседней квартиры открывается, и на пороге появляется пожилой мужчина, явно пенсионер. У него такой вид, как будто стук в соседнюю дверь нарушил его послеобеденный сон. Он сердито смотрит на нежданного гостя.
— Что вам здесь нужно? — угрюмо спрашивает он.
— Добрый день, мсье…
Эрик сразу же пытается настроить разговор на позитивный лад и поспешно объясняет, что он — не взломщик, не агент службы ремонта неисправных пылесосов и не свидетель Иеговы. Он — всего лишь благонамеренный полицейский.
— Вы ищете мадемуазель Эноден?
— От вас ничего не утаишь! — Эрик льстиво улыбается. — В каком часу она обычно возвращается?
— Ни в каком! Она уже давным-давно сюда не приходит!
— В самом деле? А почему?
— Она не живет здесь вот уже несколько месяцев… Она, правда, время от времени заглядывает сюда, чтобы забрать почту, но…
— А вы не скажете, где я мог бы найти ее?
— Нет, она мне не докладывала, куда именно соизволила переехать!
— А вы хорошо знаете мадемуазель Эноден?
— Нет, не очень. Она… она немного того.
— Что значит «немного того»?
— Да я не могу толком объяснить… Она просто какая-то странная — вот и все!
— А как она выглядит?
На лице угрюмого пенсионера вдруг появляется похотливая улыбка.
— Она довольно смазливая, мсье! Можно сказать, красотка!
— А что еще характерного в ее внешности?
— Она высокая, с красивыми длинными волосами…
— Какого цвета?
— Рыжего, мсье!
Эрик вздрагивает.
— Вы в этом уверены? — спрашивает он.
Дурацкий, конечно, вопрос.
— Ну разумеется, уверен! — обиженно бурчит пенсионер. — За кого вы меня принимаете? Я хоть и в очках, но пока еще не слепой!
— Да-да, безусловно… Вы не могли бы рассказать о ней что-нибудь еще?
— А что вам от нее нужно? — подозрительным тоном спрашивает пенсионер.
— Нам необходимо допросить ее в качестве свидетеля…
— А-а…
— Чем она вообще занимается?
— Она, насколько мне известно, работает в мэрии…
— В мэрии?
— Да, именно там.
— Хорошо. Я благодарю вас за вашу помощь, мсье.
Лейтенант спускается по лестнице, прыгая через три ступеньки. Он садится в свой служебный автомобиль и хватает радиопередатчик.
А ведь ему, Эрику, раньше никогда не везло…
Комиссариат полиции, 16 часов
Фабр собирает на совещание своих ближайших коллег. Эрик Торез сияет так, как будто выиграл суперприз в лотерею. Джамиля Фасани, наоборот, настроена пессимистически относительно данного расследования.
— Я только что звонил в муниципалитет, — сообщает майор. — Лидия Эноден не появляется там уже несколько месяцев… Судя по информации, которую я получил из отдела кадров, эта особа с прошлого лета находится в долговременном отпуске по болезни…
— Выходит, мы ее вряд ли найдем, — вздыхает Джамиля.
— Я еще не закончил, — возражает Фабр. — Я позвонил ее родителям. Они живут в Биаррице… К сожалению, их не оказалось дома, но я оставил на автоответчике сообщение. Надеюсь, они смогут рассказать нам, где находится их дочь… Я указал в сообщении номер своего мобильного телефона и попросил стариков срочно позвонить мне — в любое время суток.
— Если она сейчас живет в Биаррице, то мы опять можем угодить в тупик, — говорит Джамиля.
— Что за пораженческие настроения?! — упрекает ее майор. — Мне лично кажется, хотя я и сам не знаю почему, что мы на верном пути! Мне хотелось бы, чтобы вы допросили ее коллег по работе… Это необходимо сделать побыстрее, пока еще не закончился рабочий день и они не разошлись по домам.
Эрик смотрит на часы.
— Да сейчас уже и так…
— Вы что, хотите увильнуть от этой работы? — возмущается Фабр. — Делайте, что я говорю! И не забывайте: нам дорога каждая минута…
Каждая минута становится вечностью.
Бенуа с самого утра почти не двигается. Он только иногда шевелит пальцами ноги или губами.
По ту сторону грязного стекла подвального окошка уже начинает темнеть. Бенуа кажется, что целые легионы демонов готовятся к вторжению к нему в подвал. Они, наверное, предвкушают, что на этот раз им точно удастся заграбастать вконец обессилевшую жертву.
Вдруг Бенуа замечает между прутьями решетки усатую крысиную мордочку. Это та же самая крыса или уже другая? Как бы там ни было, она пока еще не решается совать нос к нему, в его «клетку».
Вот ведь хитрое животное! Уж оно-то не позволит заманить себя в ловушку…
Бенуа заставляет себя переместиться немного ближе к решетке, чтобы отпугнуть грызуна и не дать ему подойти к трупу. Поскольку у него больше нет сил кричать, он стучит кулаком по полу.
Крыса бросается наутек.
«Ну хоть кто-то меня еще боится, — уныло думает Бенуа. — Боится жалкой развалины, в которую я превратился!»
Дрожа от холода, он поправляет одеяло на том, что осталось от его некогда цветущего тела.
Однако если он чувствует холод и испытывает боль, значит, он все еще жив.
Лечебный центр Сен-Жак, 17 часов
Она направляется в палату № 14. Она могла бы найти ее с закрытыми глазами, потому что маршрут ей очень хорошо знаком.
До боли знаком.
Войдя в палату, она закрывает за собой дверь и подходит к кровати.
— Добрый вечер, моя дорогая…
Она, конечно же, не получает никакого ответа.
Она садится в кресло и с любовью смотрит на бесстрастное лицо девушки. Затем она берет руку больной в свою, целует ее и начинает тихонько разговаривать.
Она приходит к своей дочери каждый вечер.
— Знаешь, Манон, сегодня между полуднем и двумя часами дня я пробежалась ради интереса по магазинам. Там сейчас распродажа! И я купила тебе красивенькую футболку… Я уверена, что она тебе понравится! Сейчас, конечно, не сезон, но зато ты сможешь носить ее этим летом. Она тебе подойдет, вот увидишь!
Девушка, лежащая под дыхательным аппаратом, не возражает.
— В магазинах — настоящее столпотворение!..
В палату, святотатственно прерывая разговор матери с дочерью, заходит медсестра. Она пришла заменить перфузионный раствор у пациентки.
— Добрый вечер, Эмма…
— Добрый вечер, доктор Вальдек, — вежливо отвечает облаченная в белоснежный халат медсестра.
Больше она, однако, ничего не говорит. Да и что можно сказать безутешной матери, которая уже в течение нескольких месяцев приходит сюда в ожидании невозможного?
Медсестра уходит, и Нина снова касается руки дочери. Затем она наклоняется и, приблизив свое лицо к ее лицу, шепчет:
— Знаешь, моя дорогая, мне необходимо тебе кое-что рассказать…
На ее глаза наворачиваются слезы.
— Этот мерзавец уже никогда не причинит никому зла… Он скоро исчезнет… Исчезнет навсегда!
Столь грандиозная новость не находит себе пути ни в бездействующий мозг Манон, ни тем более в ее сердце, которое продолжает биться лишь благодаря какому-то жуткому на вид аппарату.
Сердце, которое когда-то билось чересчур сильно и быстро при одной только мысли о мужчине, оказавшемся безжалостным чудовищем.
Мужчине, который ею овладел — овладел во всех смыслах этого слова, — а затем швырнул ее в большую кучу своих охотничьих трофеев.
Хрупкое сердце девятнадцатилетней студентки не вынесло охватившего ее волнения, когда она узнала, что ее любовь решительно и навсегда отвергли.
Но этот мужчина больше не будет безобразничать. Он уже никогда не разобьет женское сердце и не превратит в кошмар жизнь другого человека. Он, правда, не знает, что соблазненная и отвергнутая им юная девушка, будучи не в силах побороть в себе страсть к нему, выпрыгнула прошлой весной в окно. И он об этом никогда не узнает.
— Теперь мне пора идти, — шепчет Нина дочери, волею судьбы превратившейся в поломанную куклу, и целует ее в лоб. — У меня сегодня вечером еще два пациента… Но я приду завтра. И завтра, моя дорогая, ты наконец-таки откроешь глаза… Договорились?
«Завтра ты откроешь глаза и увидишь мир, избавленный от негодяя, из-за которого ты лежишь здесь…»
Мольба матери.
Мольба убийцы.
Вальдек выходит из больницы и садится в машину.
«Этот мерзавец Лоран уже, наверное, подох», — думает она.
Впрочем, она предпочла бы, чтобы он все еще мучился в том сыром подвале. И чтобы он страдал как можно дольше — до тех пор, пока Манон не возвратится в мир живых.
«Нет, ты никогда не узнаешь, почему туда попал, и это будет для тебя самым суровым из всех наказаний… Ты понесешь это наказание за то, что украл у меня мою дочь, мою невинную малышку. За то, что ты соблазнил мою девочку, а затем выбросил ее на свалку и занялся следующей жертвой».
Нина притормаживает свой «мерседес», увидев впереди на перекрестке красный сигнал светофора.
Для нее этот сигнал — кровавое пятно посреди прозрачной соленой жидкости, скапливающейся в глазах.
«Да, ты заслужил эту ужасную участь. Заслужил, чтобы подохнуть в подземелье… Я в этом уверена, потому что знаю, кто ты такой. Я знаю, что скрывается под твоей ослепительной улыбкой, под твоим бархатным взглядом. Я знаю, какие гнусности таятся в твоем черством сердце…. Манон ушла не молча — пусть даже она и ничего не сказала. Все было записано — черным по белому. Она запечатлела на бумаге и свой безудержный восторг, и свою невыносимую боль… Она поднялась очень высоко, а затем рухнула с этой высоты в пропасть… И разбилась насмерть. Хотя и осталась живой… Все это она должна была рассказать мне, ее матери, однако бедняжка решила оставить свое счастье и свое горе при себе».
Нина снова давит на педаль газа, судорожно сжимая руками руль. Текущие из глаз слезы, смывая с ресниц тушь, оставляют черные следы на ее ледяных щеках.
«Манон, почему ты ничего не рассказала, когда еще можно было спасти тебя? Я ведь могла помочь тебе… А может, я просто была не способна тебя услышать — услышать твое молчание и понять смысл твоей странной задумчивости? И это я, целыми днями слушающая других людей и вникающая в их душевные проблемы!.. Я бы тебе все объяснила. Объяснила бы, что раны от неразделенной любви никогда не заживают. Раны от неразделенной любви и от унижения. Ты ведь отдала наиболее ценное из того, что у тебя было, а в ответ получила издевательство и презрение. Такие раны не заживают. Однако жизнь со временем все равно налаживается. Как в свое время удалось наладить свою жизнь после перенесенного удара и мне. Я наладила ее, сконцентрировавшись на одном-единственном замысле, на одной-единственной любви, на одной-единственной надежде. На тебе… Я сделала это после того, как твой мерзавец отец бросил нас еще до твоего рождения… Он и вправду был мерзавцем, твой отец. Он поиграл со мной точно так же, как Лоран играл со своими жертвами. Как Лоран поиграл с тобой… И я абсолютно уверена, что человек, который получает удовольствие, заставляя страдать других людей, не заслуживает того, чтобы жить… Одно убийство — две мести».
Нина заезжает на подземную стоянку.
Она вспоминает о Лидии, и ее сердце снова сжимается.
Однако на каждой, даже самой маленькой, войне бывают невинные жертвы. Так называемые сопутствующие потери. Они неизбежны.
Кроме того, Лидия сильно страдала. Теперь же она избавилась от всех своих неврозов.
Нина, глядя в зеркало заднего вида, подправляет макияж. Перерыв в сегодняшнем рабочем дне подошел к концу, и ее опять ждет работа. Дежурящая у телефона секретарша наконец-то сможет уйти домой. Нина, кивнув секретарше, заходит в комнату ожидания, укрывшись, словно щитом, фальшивой улыбкой.
— Добрый вечер, Жоашим! Прошу прощения за опоздание… Ну что, начнем?
Она ведет пациента в свой просторный кабинет и садится на диван.
— Как вы себя чувствуете, Жоашим?
— Вполне сносно, доктор… Давайте обойдемся сегодня без гипноза, хорошо? Мне что-то не очень хочется…
— Конечно. Сегодня мы просто поговорим. Кроме того, я считаю, что гипноз нам больше не понадобится. Вы, по-моему, уже рассказали обо всем, что мне необходимо было знать… Я имею в виду, обо всем том, что нужно знать психиатру, чтобы заниматься вашим лечением…
Фабр выжидающе смотрит на телефон.
— Черт бы их побрал! Ну почему эти балбесы мне не звонят?
Он записал на автоответчик уже четыре сообщения и на всякий случай звонит на их домашний телефон каждые полчаса. Он даже знает наизусть слова, которые говорит их автоответчик!
В дверях его кабинета появляется лейтенант Торез.
— Есть какие-нибудь новости, майор?
Фабр отрицательно качает головой.
— Надеюсь, они не уехали в Австралию!
— А как дела у вас? Вы что-нибудь узнали в мэрии?
— Мне удалось поговорить с несколькими людьми, которые знакомы с Лидией Эноден… Судя по их словам, это довольно странная женщина! По всей видимости, это связано с тем, что ей довелось пережить душевную травму…
— Душевную травму? Какую именно?
— Ее сестра-близняшка по имени Орелия исчезла в возрасте одиннадцати лет… В начале 1990 года. Ее тело так и не нашли. Скорее всего, девочку похитили. Вероятно, чтобы изнасиловать и затем убить…
Фабр вздыхает и усаживается в свое кресло.
— Все это мне ни о чем не говорит… А нельзя ли разузнать о том трагическом случае поподробнее?
— Можно… Он, кстати, произошел неподалеку отсюда…
Департаментская дорога № 76, между коммунами Фрезан и Ран, 20 часов 30 минут
— Какая-то жуткая глухомань! — недовольно восклицает Фабр.
— Да уж, — соглашается Торез. — Но мне кажется, что мы вот-вот приедем…
Они ищут дом по адресу, записанному в личном деле Лидии Эноден. Дом, в котором жили две сестры и их родители в то время, когда произошла трагедия.
Окружающая этот дом местность выглядит пустынной, мрачной и неприветливой. Полицейские едут по лесу, который сейчас, зимним вечером, кажется еще более зловещим.
«Настоящий северный полюс, только с деревьями», — думает Фабр, дрожа от холода в своей куртке-ветровке с капюшоном.
Наконец они останавливаются перед старыми воротами из кованого железа. За ними — богом забытый особнячок. Жилище отшельника.
На воротах нет никакого звонка, но они не заперты. Полицейские проходят через них и оказываются в погруженном в темноту саду, за которым, судя по всему, уже много лет никто не ухаживал. Сильный ветер нагоняет прямо-таки арктический холод.
— Тут, похоже, никто не живет, — сокрушенно констатирует Торез.
— Но мы все равно туда зайдем. Хотя, признаться, здесь так жутко, что у меня аж мурашки по коже…
Они стучат в дверь дома. Стучат несколько раз. Безрезультатно.
— Думаю, мы притащились сюда совершенно напрасно, — вздыхая, говорит майор.
— К сожалению… Будем надеяться, что родители этой женщины позвонят нам хотя бы завтра…
Полицейские разворачиваются и идут обратно к машине. Громкие завывания ветра не позволяют им услышать отчаянные призывы о помощи, доносящиеся из подвала.
Бенуа все еще прислушивается. Однако он уже не слышит ничего, кроме жалобных стонов ветра.
Ему, видимо, просто почудилось, что кто-то сильно тарабанил во входную дверь.
Да, это, конечно, была звуковая галлюцинация. Злая шутка, которую сыграли с ним леденящие кровь порывы ветра.
Получается, что он совершенно напрасно тратил свои силы на крики о помощи.
Очень жаль.
Бенуа лежит и смотрит куда-то в пустоту. Часами. Часами, которые уже потеряли всякий смысл.
Ему кажется, что он висит на краю пропасти, цепляясь пальцами за выступы скалы и стараясь найти опору ногами. Но его ноги все время соскальзывают.
Однако Бенуа не сдается и упорно пытается не свалиться в пропасть.
«Меня зовут Бенуа Лоран, я — офицер полиции. Мне… скоро будет тридцать пять лет… Меня зовут Бенуа Лоран, я…»
Он срывается и летит вниз, но летит бесконечно долго. Он не может долететь до дна, потому что дна попросту не существует.
Еще Бенуа кажется, что он стремительно вращается, словно спутник, вокруг черной дыры, которая постепенно притягивает его все ближе и ближе к себе. Эта черная дыра очень скоро его проглотит.
И вдруг Бенуа громко кричит. Все его тело, от головы до ног, напряжено: он видит, что Лидия поднимается с пола и подходит к решетке. Ее лицо уже превратилось в месиво полусгнившей плоти. Гнусное зрелище, от которого Бенуа пытается укрыться под своим одеялом.
— Нет! Не трогай меня! Не трогай меня!
Несчастный лихорадочно отбивается здоровой рукой от восставшей из мертвых мучительницы, которую только он один и способен увидеть.
Бенуа отталкивает ее руку, пытающуюся его схватить. Руку, прикосновение которой только он один и способен почувствовать.
Он зовет на помощь. Зовет на помощь свою мать.
Он кричит до тех пор, пока у него не пропадает голос.
Четверг, 6 января, лесной массив Шо, 7 часов утра
Жоашим сжимает в своей руке один-единственный цветок.
Уже рассвело, и он без труда находит нужное место. Этот лес он знает как свои пять пальцев.
Сегодня — годовщина Орелии.
Это был последний из его ангелочков. Это была последняя добыча сидевшего в нем неистового голодного зверя, который затем уснул и с тех пор ни разу не просыпался. Не просыпался благодаря огромному количеству медикаментов…
«Ну вот я почти и пришел», — думает Жоашим.
Он никогда не забывает, где именно находится та или иная могилка, которую он когда-то вырыл своими собственными руками.
Еще несколько шагов — и Жоашим оказывается возле невидимого надгробия. И тут вдруг он на несколько секунд ошеломленно замирает, словно превращается в каменное изваяние, стоящее среди деревьев. Сердце сжимается от охватившего его ужаса.
Кто-то осмелился осквернить могилку его драгоценного маленького ангелочка… В этом не может быть никаких сомнений: кто-то совсем недавно перерыл на могилке всю землю. Хотя эта земля потом, скорее всего, снова была утрамбована и ее поверхность даже успело прихватить инеем, он отчетливо видит, что в ней кто-то ковырялся.
Он не может ошибиться — как не может ошибиться и в том, что Орелия похоронена именно здесь.
Да, именно на этом месте, между двумя величественными деревьями, возвышающимися возле причудливого по форме валуна, Орелия навсегда распрощалась с небом и со звездами.
Его пальцы выпускают цветок, и тот падает на побелевшую от инея землю.
Жоашим опускается на колени и прикасается дрожащей рукой к месту, на котором он когда-то совершил преступление.
В течение нескольких долгих минут он стоит на коленях, потрясенный тем, что здесь недавно побывал кто-то другой…
И вдруг негромкий звук, раздавшийся за спиной, заставляет Жоашима обернуться.
Его несимпатичное лицо перекашивается, а глаза едва не выкатываются из орбит.
Прямо ему в лоб направлен ствол пистолета. Чтобы молить о пощаде, Жоашиму даже не надо становиться на колени — они так уже на них стоит. Стоит и дрожит, как осиновый лист на ветру.
— Не надо!..
— Все кончено, Жоашим…
— Не надо! Не делайте этого! Доктор, нет!
Лесную тишину разрывает грохот выстрела. Пуля попадает бывшему насильнику прямо в голову, и он падает на могилу своей последней жертвы…
Нина, резко вздрогнув, просыпается. Ее колени дрожат, она тяжело дышит.
Да, этот тип в данный момент находится именно там. Ей следовало бы тоже поехать туда и поступить именно так, как она поступила во сне.
Но если она убьет Жоашима, полицейским не составит труда выстроить цепочку доказательств.
Есть ли связующее звено между Лидией и Жоашимом? Кто был знаком с ними обоими?
Их психиатр.
Психиатр, чья дочь была любовницей Лорана, а затем выбросилась из окна третьего этажа…
Нина снова опускает голову на подушку и закрывает глаза.
«Я не могу бросить Манон. Она слишком сильно во мне нуждается… Я придумаю что-нибудь другое… Я заставлю его совершить самоубийство».
8 часов
Бенуа щурится: через окошко прямо ему в глаза светят солнечные лучи.
Он выбирается из своего жалкого убежища — частично стягивает с себя одеяло.
За решеткой — никого.
Дневной свет обратил их всех в бегство. Их — это тех жутких монстров, которые сновали вокруг во время его ночного полузабытья.
Теперь никто не будет беспокоить его до самого вечера.
У Бенуа такой сильный жар, что ему кажется, будто голова погружена в огнедышащую лаву.
Взгляд его слезящихся глаз медленно скользит по решетке, то поднимаясь, то опускаясь вдоль ее металлических прутьев. Он видит странный ореол света, внутри которого появляются знакомые лица. Все они ободряюще улыбаются: Гаэль, Жереми, мать и отец… Остатки воспоминаний о давнишней жизни, которые скоро исчезнут навсегда.
Бенуа протягивает руку к этим лицам, но она тут же бессильно падает на пол.
Они здесь, они все здесь. Они еще не забыли о нем, они еще не похоронили его.
Они его ждут, они надеются, что он вернется, и Бенуа чувствует эту их надежду где-то в глубине своего сердца.
По его посиневшим щекам стекают обжигающие кожу слезы. Он чувствует их соленый вкус на губах.
И вдруг у него появляется ощущение спокойствия и грусти.
Бенуа улыбается — улыбается назло навалившимся на него напастям — и бормочет:
— Когда я умру, я смогу вернуться к себе домой…
Да, он вернется к себе домой. Покинет это подземелье, по которому бегают крысы.
Крысы, одна из которых прошлой ночью изгрызла лицо Лидии.
14 часов 30 минут
Они едут втроем в обычном — без полицейской символики — автомобиле и молчат. Все трое чувствуют себя подавленными.
Родители Лидии наконец-таки соизволили позвонить Фабру — где-то около полудня. Они, как оказалось, находились в отпуске. Ездили в Марокко в составе группы таких же, как и они, пенсионеров.
Они заверили, что Лидия живет уединенно в их бывшем доме, изолированном от всего остального мира. Несмотря на то что они больше не общаются со своей чудаковатой доченькой, им совершенно точно известно, что она живет именно там…
Поэтому Фабр решает съездить туда еще раз. Вдруг им повезет и рыжеволосая женщина окажется в это время — в два часа дня — у себя дома… Машину ведет, слегка нервничая, Торез, Фабр сидит рядом с ним, а Джамиля дымит сигаретой на заднем сиденье.
Наконец они подъезжают к мрачным воротам и, остановившись, выходят из автомобиля.
— Не очень-то гостеприимное на вид местечко! — цедит сквозь зубы Джамиля.
— Да, оно сейчас выглядит еще менее гостеприимным, чем вчера вечером! — соглашается Эрик, открывая ворота.
Они втроем поднимаются по ступенькам крыльца и стучат в дверь. Опять нет ответа. Фабр сердито вздыхает.
— Вот черт! Ну где она шляется?!
— Если эта особа имеет какое-то отношение к исчезновению Бенуа, то она, возможно, пустилась в бега, — предполагает Джамиля, уже начиная стучать зубами от холода.
— Вполне возможно, — с готовностью соглашается Эрик. — И что мы теперь будем делать? Поедем назад?
Они отправляются обратно к автомобилю, чувствуя себя еще более подавленными. Но вдруг Фабр резко останавливается: он замечает небольшую белую машину, припаркованную возле старого металлического ангара, покрытого полузасохшим плющом. Вчера вечером он, должно быть, не увидел ее из-за темноты.
— Вон стоит ее «клио», — тихо произносит он.
— Э-э… Вы считаете, что хозяйка находится внутри дома, но не хочет нам открывать? — спрашивает Джамиля.
— Может быть, и так… Давайте заглянем в ангар!
Он толкает дверь ангара. Внутри, окутанный полумраком, стоит черный автомобиль.
— О господи! Да это же «ауди» Бена! — восклицает Эрик.
У всех троих на секунду замирает сердце: их поиски, похоже, вот-вот увенчаются успехом.
Они бросаются обратно к дому, однако на этот раз уже не утруждают себя стуком в дверь: лейтенант поспешно выхватывает свой пистолет и стреляет в замок, пока тот не разваливается. Прямое нарушение требований уголовно-процессуального кодекса.
Все трое заходят в темный коридор и пытаются включить освещение, однако выключатель почему-то не работает.
Держа на всякий случай свои пистолеты наготове, они начинают осторожно осматривать помещение.
Джамиля первой замечает ход, ведущий куда-то вниз, и они один за другим устремляются в подвал.
Открыв удивительно скрипучую дверь, они втроем спускаются по бетонным ступенькам, и… их взору предстает ужасная картина.
— Бен! — кричит Эрик и бросается к металлической решетке.
За этой решеткой они видят Лорана, неподвижно лежащего возле стены. Он словно бы спокойно спит.
— Бен, ты меня слышишь?
— А ну-ка, отойдите! — приказывает Фабр.
Эрик и Джамиля отходят немного в сторону, и майор двумя выстрелами из пистолета разносит замок на куски.
Лейтенант, оттолкнув майора, бросается к своему другу и, опустившись на колени, склоняется над ним. Джамиля в волнении закрывает ладонями рот. Она поочередно смотрит то на изуродованный труп Лидии, то на тело своего бывшего любовника.
Эрик поднимается на ноги и поворачивается к своим коллегам. По его взгляду они понимают, что пришли сюда слишком поздно.