Вскоре после занятия партизанами Барнаула штаб нашей армии из Поспелихи переехал туда. Партизаны чувствовали себя хозяевами. Помогали барнаульским большевикам, вышедшим из подполья, налаживать Советскую власть в городе, где был установлен строгий революционный порядок. Давно ли партизаны переживали тяжелые дни и недели и часто были неуверены в завтрашнем дне. Теперь же многие пьянели от ощущения свободы, и каждый по-своему реагировал на это. Своевольные и невыдержанные натуры искали выход своим чувствам в вине. Были случаи самовольного ухода домой. Поэтому вопрос о поддержании дисциплины и порядка стоял для нас очень остро и отнимал у командного состава партизан много сил и времени.

Хороший пример дисциплинированности и выдержки показывали части 26-й дивизии, соседство войск регулярной Красной Армии, вошедших в Барнаул, сдерживало порывы некоторых горячих партизанских натур.

Партизанское командование было радо общению партизан с красноармейцами. Советское же командование боялось дурного влияния партизан на красноармейцев. 15 декабря всем дивизиям и инспектору пехоты штаб 5-й армии разослал телеграмму, в которой предлагалось «во избежание заражения партизанщиной наступавших красных полков и повторения махновщины, принять к исполнению следующее».

Далее шли шестнадцать пунктов, направленных на изоляцию красноармейцев от партизан, ведение «широкой, словесной повальной (подчернуто мною — Я. Ж.) агитации преимущества правильной армии над повстанческими отрядами…» очищение от недисциплинированных и склонных к партизанщине, суровую борьбу со всеми проявлениями бандитизма и т. д. и т. д.

Было ясно, что авторы такого приказа совершенно не знали ни сущности нашего партизанского движения, ни настроений партизан.

Мы тогда не знали об этом ненужном и оскорбительном для партизан приказе, но чувствовали со стороны некоторой части командиров Красной Армии предубежденность и недоверие, а со стороны бывших военспецов — высокомерное и пренебрежительное отношение. Это неизбежно отразилось на взаимоотношениях партизанских и советских командиров и вызвало недовольство партизан. «Что же такое получается, — жаловались они, — мы, как солнце, ждали Красную Армию, а теперь чувствуем какое-то недоверие». Воистину этот приказ был ложкой дегтя в бочке меда и принес большой вред. В нем явно отразились антиленинские установки Троцкого, последователи которого были и в Реввоенсовете 5-й Армии.

В двадцатых числах декабря Реввоенсовет 5-й Армии вызвал Мамонтова в Омск. С Мамонтовым поехали интендант нашей армии Чеканов и я.

Наш путь лежал через недавно освобожденный от белых Новониколаевск (Новосибирск). В городе нас поразило скопление советских войск и плененной колчаковской армии в 30 000 человек, наличие огромных трофеев. Нормальная жизнь еще только налаживалась. Все лазареты и больницы были забиты больными колчаковцами. Сыпной тиф валил их тысячами. Несмотря на принятые меры предосторожности, сыпняк проник в Красную Армию. И вот недавние враги, лежа рядом, метались в горячечном бреду. Для борьбы с тифом была создана специальная чрезвычайная комиссия «Чека-тиф», наделенная большими полномочиями.

Движение по железной дороге было расстроено убегавшими колчаковцами. Даже по вызову Реввоенсовета железнодорожники не могли предоставить нам классный вагон и предложили самим поискать вагон на путях. После длительных поисков мы наткнулись на один хорошо сохранившийся вагон служебного типа. Оказалось, что в нем удирала на восток английская миссия при Колчаке. Проводник вагона был русский, встретил нас очень недружелюбно. Но когда узнал, что Мамонтов — командир партизан, то у него затряслись от страха руки, и он открыл нам все двери. По этому маленькому примеру можно было судить, как страшились партизан колчаковцы и их холуи.

Станция Новониколаевск и железная дорога оказались настолько забитыми, что члены английской миссии, забрав наиболее ценное имущество, удрали на восток на автомашинах. Но кое-что еще осталось из продуктов, одежды и даже ручной пулемет. Надо полагать, что и проводник кое-чем поживился. Мы с Мамонтовым нашли для себя еще хорошие кители и бриджи английского военного образца.

Железнодорожники еле-еле извлекли наш вагон из тупика и прицепили к какому-то поезду. С трудом наш поезд продвигался по одной освобожденной, колее. Вторая была занята эшелонами с замороженными паровозами. Каких только вагонов не было: и классные пассажирские, и товарные — теплушки, и углярки, и открытые платформы с военным имуществом и пушками… И все это стояло без движения на протяжении 60 километров. На станциях и разъездах лежали штабеля трупов колчаковских солдат, умерших от ран и тифа.

Тяжелые, противоречивые раздумья овладели мной. С одной стороны, чувство гордости и торжества за победу над врагом. С другой стороны, было больно, тяжело от мысли, какой дорогой ценой досталась эта победа, как много лучших товарищей погибло в борьбе, сколько слез пролито осиротевшими семьями. И, наконец, какой огромный хозяйственный ущерб причинила война народному хозяйству!

В Омске нас встретили хорошо. На заседании Реввоенсовета 5-й Красной Армии я сделал краткий доклад о нашем партизанском движении, о боевых операциях и их результатах. В Омске меня ожидала приятная встреча со старым знакомым В. Н. Соколовым, с которым мы устанавливали Советскую власть в Чите в феврале 1918 года. Тогда в Омске он был членом Сиббюро ЦК РКП(б).

На другой день, 26 декабря 1919 года Реввоенсовет издал приказ № 1117, в котором, в частности, говорилось:

«Палач рабочих и крестьян Сибири царский генерал Колчак разгромлен…

Навстречу шедшей в Сибирь Красной Армии поднялись тысячи восставших крестьян, соединившихся в полки. Самоотверженная борьба почти безоружных партизан навеки останется в памяти поколений, и имена их будут с гордостью произноситься нашими детьми.

Ныне произошло соединение организованной Красной Армии с партизанскими полками и отрядами по всей Сибири. Из этих двух сил мы должны создать единую могучую армию, способную отразить врагов на всех фронтах Советской России.

Во исполнение этого революционный военный совет 5-й Армии и Сибирский революционный комитет приказывают:

1. Все партизанские полки, объединенные в армию под командованием т. Мамонтова, согласно приказанию Совета Обороны Республики зачисляются в ряды Красной Армии со дня получения первого боевого задания, т. е. с 1 декабря со всеми обязанностями и правами, отсюда вытекающими.

2. Все партизаны с момента зачисления в ряды Красной Армии (§ 1) получают все виды довольствия: жалованье, вещевое, провиантское, приварочное и т. п., наравне с красноармейцами и пользуются всеми правами и преимуществами пособия семьям; пенсии, освобождения от прямых налогов и т. п. красноармейцам определенных.

3. Ввиду расстройства хозяйства и аннулирования колчаковских денег, всем партизанам, не исключая и комсостава, зачисленных в ряды Красной Армии, выдать единовременное пособие в размере 500 рублей.

4. Всех партизан старше 35 лет по примеру Красной Армии уволить от службы.

5. Всех партизан зачислить в запасные полки армии для ознакомления со службой и организацией Красной Армии.

6. Весь командный состав зачислить на особые краткосрочные курсы для расширения кругозора, необходимого каждому начальнику, и для занятия впоследствии командных должностей в Красной Армии.

7. С момента зачисления на курсы партизанский комсостав получает оклад содержания по должности командира взвода, согласно приказу революционного комитета республики за № 1901, т. е. 3000 рублей.

8. До прибытия кадров запасных полков в район Барнаула и Новониколаевска инспекарму 5 выехать с необходимым аппаратом в Барнаул для проведения слияния партизанских полков с Красной Армией, за исключением 4-го крестьянского корпуса, который получит особое указание.

9. Т. Мамонтов, т. Жигалин (начальник штаба армии) и т. Чеканов (интендант армии) назначаются поминспехарма 5.

10. Уплату денег за принесенное собственное обмундирование и лошадей производить согласно приказу по армии за № 893, § 3.

11. Реввоенсовет армии принимает на себя все расходы, ранее произведенные партизанами по довольствию и имуществу.

п. п. Реввоенсовет 5 Эйхе, Смирнов, Фрумкин, Гасилов. Врид наштарм 5 Генштаба Кутырев».

Нужно было выполнять точный и ясный приказ, В беседе с В. Н. Соколовым я рассказал ему о настроениях партизан и о наличии у некоторых партизан кулацко-эсеровских настроений. Но долго задерживаться в Омске нам было нельзя, и мы быстро выехали обратно в Барнаул.

Вскоре в Барнаул прибыл инспектор пехоты армии (инспехарм) 5 Егоров со своим аппаратом. Мамонтов, я и Чеканов, согласно приказу, поступили в его подчинение как помощники. С Егоровым и его комиссаром у нас установились самые хорошие товарищеские отношения. Вскоре меня направили в Семипалатинск командиром 4-го крестьянского корпуса вместо снятого с этой должности Козыря.