В Утёвском храме Святой Троицы, стоя перед его иконами, решился я тогда на этот труд. С того момента убогий крестьянин, «обрубок человеческий», «самовар» – и так называли его при жизни – сделался моим сотоварищем. Это он повел меня путями Христовых заповедей. Свет его духовной свечи вырвал из тьмы моего неведения тысячелетние духовные сокровища православной культуры. Открыл величайший на Земле опыт Православной Церкви по бережению и очищению души человеческой, воспитанию сердца милующего – божественный огонь, похищенный в окаянные дни семнадцатого года.

Познакомил с чудом православной иконописи от Рублёва до наших дней. Следом за ним, скромным подвижником земли Самарской, с трепетом душевным входил я мысленно в кельи святых старцев. До слёз сердечных умилялся их подвигу во имя Господне, родниковой чистоте душ, бесстрастной тихой любви ко всем, живущим в мире.

Он подружил меня с ныне здравствующими иконописцами и священниками. Размышления о родниках духовной силы, питавших иконописца, привели меня в лоно Церкви. Помогли прилепиться к краешку ризы Христовой.

В моменты сомнений и отчаяния при работе над романом сама мысль о его терпении и подвиге окормляла и давала силы.

Эпизодами своей биографии Григорий Николаевич «подсказывал» сюжетные ходы, мостил ступени для восхождения к высотам духа.

Он, русский крестьянин, подвигнул меня к изучению и осмыслению величия жертвенного подвига последнего русского государя Николая Второго Александровича, испившего горькую чашу за свой народ. Обелил в моих глазах и поныне распинаемых ложью и ненавистью императрицу Александру Феодоровну Григория Ефимовича Распутина, Анну Александровну Вырубову (монахиню Марию). Потому Григорий Николаевич Журавлев для меня есть большее, чем просто прообраз литературного героя.

Сергей Жигалов