Тпру, бактерия!
В самую глухую пору ночи, в какую начинается большинство загадочных, детективных историй и в какую также лучше всего завязываться историям ничуть не загадочным, чтобы таинственности, занимательности в них казалось больше, чем есть на самом деле, – в эту пору дежурная в проходной электрозавода услышала страшный удар по заводским воротам, скрежет и треск, как будто на ворота налетел, например, автомобиль.
Выскочив из будки, вахтёрша с ужасом увидела, что одна половина ворот сорвана и валяется на асфальте, вторая покосилась, держась только на нижней петле, и готовится тоже грянуться оземь. Преступной автомашины, или что там пронеслось, след простыл в ночи.
В первый момент женщина утратила дар речи от негодования. Последняя оставшаяся петля жалобно завизжала, с корнем вывернулась из кирпичного столба, створка с грохотом легла на землю и одновременно – на ответственность дежурной. Пришлось отпрыгнуть. Лишь тогда отыскались те самые, единственные, от сердца идущие слова:
– Налил глазищи-то!
Примерно в это же время другая женщина в одном из цехов завода сказала:
– В моё отсутствие преподаватель взломал дверь электрощитовой и включил ток. Он что-то изготавливал на нашем оборудовании.
Она сидела за пультом, чуть не сплошь занятым клавишами с цифрами. Женщина удручённо сжимала лоб ладонями, уперев локти в пульт, и невидяще смотрела на цифры.
Возле неё стоял мужчина маленького роста, в сапогах и в широких галифе, в длинном кителе, – командир отряда военизированной охраны Вохриков. Его сухое тёмное лицо и острый взгляд уже на протяжении многих лет повергали в трепет любителей выпить и тех, кто не прочь иногда унести с завода домой что-нибудь полезное. К сожалению, ещё встречаются и в здоровых коллективах отдельные недостойные граждане.
– Не-е, – возразил Вохриков. – Преподаватель всю ночь у меня чай пил.
– Значит, он включил оборудование и ждал поблизости, когда оно справится с заданием.
Командир отряда поражённо открыл рот и спохватился. Выходит, он некоторым образом поспособствовал нарушителю! Он растерянно забормотал:
– А-а... Я и то гляжу: чего он не уходит? Пристал с какой-то ерундой и болтает...
– Он погиб... Чего-то не рассчитал в своём эксперименте.
Офицеру стало жарко, он почувствовал необходимость сесть. Опустившись на подвернувшуюся кипу бумаг, он снял фуражку и провёл ею по лбу.
Всего два-три часа назад преподаватель института Колба-Воблов сидел в караульном помещении и вслух читал очерк из многотиражной газеты:
– “Н.Е.Хороший, ранее работавший на нашем заводе, но уволившийся, собрался навестить своих приятелей в цехе 03. Через проходную его не пустили. Тогда он, видимо, перелез через забор и преспокойно отправился к друзьям. Но тут же в цехе появился Вохриков. “Нехорошо, Хороший!” – остроумно заметил он и задержал нарушителя”. Как вы догадались именно в этот момент зайти в цех 03? – спросил преподаватель, опуская газету.
Вохриков туманно отозвался:
– Да так... Пошёл чего-то...
Они располагались по разные стороны голого стола в такой же голой служебной комнатке. На столе запевал электрический чайник.
– Ага... – произнёс Колба-Воблов вдумчиво и зачитал следующий абзац: – “Рабочий Водоносов из цеха 02 вынес спирт. Он тоже как-то обошёл проходную. Но на автобусной остановке его настиг Вохриков. “Товарищ, сдайте спирт! – непримиримо потребовал он. Водоносов оказал сопротивление и в результате вместо цеха 02 очутился там, куда надо звонить по телефону 02”.
– Я ему не так сказал. Я говорю: Васька, ты чего в банку веток насовал? Он говорит, букет. А пахнет спиртом. Хоть бы уж цветов нарвал для маскировки, а то веток.
– Но почему вас потянуло как раз тогда на остановку?
– Ну-у... Почувствовал...
– Вот-вот! – обрадовался Колба-Воблов.
Зазвонил телефон. Командир молниеносно снял трубку. Но это было не что-нибудь спешное, голос издалека неловко сказал:
– Постовой Постников. Замёрз я чего-то...
– Это в июле-то замёрз?
– Ночь холодная. – Постовой застучал зубами для демонстрации. – Пусть мне принесут шинель.
Офицер покачал головой, однако встал и, приоткрыв дверь, отдал распоряжение. Затем возложил трубку обратно на аппарат и опять сел.
– А как это вы... чувствуете? – продолжил преподаватель.
– Ну, так уж как-то...
– Толкает что-нибудь внутри?
– Ага, толкает.
– А как?
– Ну... Нет, не толкает. Так просто выхожу чего-то и иду тихонько...
– Ну-ну?
– Ну, и вижу расхитителя собственности.
Колба-Воблов поднял брови и задумался.
– Прекрасно, чудесно... – приговаривал он. – Необъяснимое явление... А нельзя ли мне с вами подежурить? Вдруг как раз поймаете кого-нибудь!
– Воспрещается посторонним в караульном помещении. Инте... интер-вью могу дать, про меня уж и в нашей газете писали, и в районной... – Командир заколебался и спросил: – А вы в областную будете писать?
– Нет, я не журналист. Я интересуюсь этим всем: предчувствиями, интуицией... телепатией, в общем.
– Воспрещается посторонним.
– Но для науки! Я документы предъявлю.
Колба-Воблов полез во внутренний карман пиджака, потом в другой внутренний, вскочил и сунул руку в задний карман брюк. Извлёк единственную нашедшуюся бумажку – доверенность на получение наглядных пособий и, спохватившись, что она помята, разгладил её белым кулаком на столе. Длинное лицо преподавателя стало неуверенным, галстук сполз на сторону, прядь светлых волос упала на лоб.
Вохриков без охоты повертел в руках потрёпанный листок.
– Школа. Учитель, значит?
– Да, – заторопился Колба-Воблов. – И в институте по совместительству... почасовик...
– А на завод зачем попали?
– Помогал вашей... как её, начальницу вычислительного центра... фамилию всё забываю...
– Дисплей.
– Да, Дисплей. На сегодня был назначен пробный пуск цеха-автомата. Сорвался! Срочно созвали со всего города тех, кто разбирается в электронике.
– Ну? – заинтересовался командир отряда. – Чего же он сорвался?
– Да машина, которая должна была управлять цехом, – начал преподаватель, радуясь своей осведомлённости, благодаря которой он может подольше пробыть рядом с предполагаемым телепатом, – ЭВМ устала!
Вызов с завода застал Колбу-Воблова на перемене, когда он принимал зачёт у злостного хвостиста. Пришлось прерваться, отправиться в деканат и на кафедру, а также всем встретившимся в коридоре сообщить: “Просят приехать. Горят без меня!” Завкафедрой, старая дева, ехидно уточнила: “Творчески горят? При вас погаснут?” Он не нашёл своевременно, как парировать выпад. Отменил следовавший по расписанию практикум и поспешил к трамваю.
Хвостист бежал следом и отвечал на вопросы. После каждого вопроса он отставал: то ли задумывался, то ли искал шпаргалки. Зачёт продолжили и в трамвае, двоечник заученно барабанил: структурное и модульное программирование повысили производительность труда в четыре-восемь раз, модульное называется также стандартным, выпуском электронной вычислительной техники в странах бывшего Совета Экономической Взаимопомощи занималось больше восьмидесяти заводов и объединений, триста с лишним тысяч человек, еще столько же обслуживало действовавшие ЭВМ...
Экзаменатор делал снисходительный вид, хотя информация была для него очень ценна. Конечно: школа, семья, вуз... не успеваешь сам повторять материал. Пассажиры, прислушиваясь к беседе столь учёных людей, притихли. По проходу пробирались осторожно, шёпотом извиняясь. Выходили из вагона робкие и необыкновенно культурные.
Преподаватель гордо начал спрашивать об элементарном. Пусть видно будет: вот какие у человека ученики, отвечают без запинки. Студент тоже почувствовал себя в некотором роде представителем, расправил плечи и если забывал что-нибудь, всё равно уверенным тоном шпарил напропалую.
Дотянув зачёт до самой остановки, где надо было слезать, Колба-Воблов все-таки не успел вполне насладиться всеобщим вниманием. Он тайно вздохнул, спускаясь по ступеням, и, уже стоя на асфальте, на виду у пассажиров важно расписался в зачётной книжке и даже пожал студенту руку. Тот изобразил на лице, будто иного не ожидал, чинно откланялся и пошёл прочь. Но едва трамвай скрылся, юный физик победно свистнул и полетел вприпрыжку, хлопая зачёткой по свисавшим над мостовой липовым веткам.
В вычислительном центре ощущались спешка и смятение. Наладчики с авометрами и паяльниками лазили вокруг ЭВМ. Ещё несколько человек расположились на полу, расстелив вокруг себя программы и схемы и глядя на них в глубоком размышлении. Один снял часть обшивки ЭВМ и стоял неподвижно, сунув голову во внутренность электронного чуда и опустив руки.
На вертящемся стуле оператора перед пультом сидела пышная блондинка очень зрелого возраста, в цветастом платье, подкрашенная не без излишества, – начальница центра Дисплей. Она время от времени нажимала на какую-нибудь кнопку, явно без всякой системы. Тогда неподвижный человек вздрагивал, выпрастывал голову из ламп и транзисторов и укоризненно сообщал:
– Вы опять меня током дернули!
Она рассеянно кивала и снова тыкала пальцем в кнопку.
– Ну, что у вас? – бодро спросил Колба-Воблов, ещё не остывший от почтения масс. Начальница не услышала, пришлось повторить вопрос. Она взглянула на нового помощника, вернее сквозь него, и проинформировала:
– ЭВМ не принимает программу.
– Э... то есть? – опешил преподаватель.
– Ввели в нее сведения о запасах сырья, — скороговоркой объяснила Дисплей, досадуя на то, что её отвлекли. – Собрались ввести задание на выпуск продукции. Вдруг она выдаёт сигнал: неполные данные. Проверили – чепуха вроде. Задали ей самой вопрос: чего не хватает? Вон ребята расшифровывают ее ответ.
Преподаватель постоял, затруднившись: к чему бы приложить свои знания? Впрочем, знал-то он электронику вообще, а не вычислительные машины. Он отошёл к лежавшим на полу специалистам и осведомился:
– У вас структурное программирование или модульное?
На него поглядели кто отрешённо, кто с удивлением. То ли студент наврал, то ли его сведения устарели или, наоборот, досюда еще не добрались... Колба-Воблов вернулся к начальнице и поинтересовался:
– Почему так долго расшифровывают?
– Машина закодировала свой ответ не в соответствии с сегодняшней программой. Может, выдала бессмыслицу, а может, в долговременной памяти у неё случайно застрял обрывок какой-то из прошлых задач. Проверяем, не разладилась ли, и одновременно подняли архив, ищем ключ к переводу.
Колба-Воблов поразмыслил и сказал:
– Обрывок мог остаться скорее всего от предыдущей задачи.
– Это был расчёт для химиков. Пробовали. Не подходит.
ЭВМ была смонтирована давным-давно. Цех-автомат, для командования которым она предназначалась, долго строился. Между тем штат вычислительного центра набрали, зарплата шла. Чтобы центр оправдывал себя, принимались задания со стороны: от биологов, от медиков... короче, со всей области.
Преподаватель побродил по залу и сел на узкий подоконник, тянувшийся вдоль решётчатой застеклённой стены. За ней находился цех – громадное помещение, заполненное прессами, транспортёрами, разнообразными станками. С потолка свешивались блоки и крюки, посередине цеха проходили рельсы и ленты сборочного конвейера. Фактически это был небольшой завод: получая заготовки и некоторые детали, он должен был без участия людей производить, например, электромоторы.
“Наверно, эта... стирающая головка сломалась, – рассуждал преподаватель. – Вот и остаётся кое-что в памяти...”.
На подоконнике перед ним лежало несколько номеров многотиражки. Он машинально полистал их в поисках фельетона и наткнулся на очерк “Страж проходной”. Корреспондент рассказывал о работнике охраны Вохрикове, кое-какие удивительные случаи с Вохриковым смахивали на победы телепатии. “Надо будет с ним познакомиться”, – решил Колба-Воблов, складывая газету и пряча её в карман. Как человек науки, он считал своим долгом внести посильный вклад в дело энтузиастов-парапсихологов, храбро шагающих в неизведанное.
“В памяти много чего могло сохраниться, – продолжал он думать. – Нет, этой машине доверять нельзя! Она та-ак наруководит... Надо сначала прослушать ее память”.
Он уже собирался изложить начальнице свои соображения, как вдруг с пола медленно поднялась толстенькая девушка в сером халате. Она ошарашенно смотрела на листок, который держала в руке. Потом она тем же взглядом обвела присутствующих и прошептала:
– Перевела... “Где можно встретить петухов? Когда они кричат?”
Воцарилась мертвая тишина. Усатый наладчик, высунувшийся из-за угла ЭВМ, засмеялся было, но, заметив всеобщее неодобрение, поперхнулся и уронил отвертку, которую затем долго поднимал.
– Чья программа? – тяжело уточнила Дисплей.
– Подшефного совхоза...
– Надо прокрутить долговременную память! – не выдержал преподаватель. – И это... забывательное устройство, наверно, износилось.
– Сняли уж мы, – пробурчал кто-то из-за электронных ящиков, – “забывательное устройство”. В порядке оно.
Тем не менее Колба-Воблов рьяно взялся за дело. Программисты и разработчики под его руководством (правда, только номинальным) установили, что ближе всего в памяти машины лежат сведения о запасах сырья.
– Ага, – удовлетворённо сказал Колба-Воблов. – Теперь будет химическое задание.
Однако дальше оказалось что-то непонятное. Молодежь долго ворошила бумаги, потом программисты стали подозрительно глядеть друг на друга, и самый задиристый тонким голоском обвинил: “Небось, ты пропустил, Скаляр? Поищи у себя в папке!” – “Почему я? – защитился Скаляр, прозванный так, очевидно, за свои длинные зубы, которые действительно удобно было скалить. – Вон Правдюков у нас вечно...”
Колбе-Воблову не довелось узнать, в чем вечно бывает виноват Правдюков, – хотя вопрос был несомненно занимателен, ибо всё вечное, нетленное пробуждает в людях любопытство с замиранием. Подошла Диоплей и, уяснив суть беседы, сообщила:
– Это я проверяла некоторые цепи, обсчитывала поездку в Японию. Думала, пустим цех, возьму вместо премии командировку. У них там электроника развита.
Она смутилась. Вдобавок её цветастое платье и накрашенные губы вдруг показались неуместными в рабочей обстановке. Натянув халат, она отправилась умываться.
– Зачем обязательно в Японию? – блеснул ей вслед преподаватель. – И поближе есть у кого учиться. В странах бывшего СЭВ выпускали вычислительную технику больше восьмидесяти предприятий.
Задиристый программист вполголоса заметил:
– Главное, потом можно будет говорить: “Вот помню, была я в Японии...”
В конце концов выяснили: машина ничего не забывала! Её память была подобна старой магнитофонной ленте, на которую и не запишешь ничего толком, и стереть как следует невозможно.
Начальница вздохнула:
– Я когда-а ещё подала заявку на новые магнитные диски и на прочее. Но их достать трудно: периферийное оборудование дешёвое, а в производстве сложно, поэтому его выпускали мало. А для таких устарелых машин совсем перестали выпускать.
Мрачно просидев допоздна, но ничего не придумав, решили разойтись по домам. Может, к утру появятся идеи. Хотя что тут изобретешь... Начальница лично обесточила ЭВМ, опечатала щитовую. Народ разбрелся к проходным.
Колба-Воблов отправился узнавать, не Вохриков ли сегодня на вахте. Обо всем происшедшем он и поведал командиру отряда. В продолжение рассказа тот налил преподавателю чаю – видимо, в качестве поощрения, – а когда услышал про петухов, то закатился меленьким смехом и достал сахар.
– То-то Дисплей воя красная домой побежала, – вспомнил он.
Зазвонил телефон. Вохриков сорвал трубку.
– Милиция говорит, капитан Капитонов. Кто на дежурстве?.. А-а. Я думаю: усилить или не усилить наряд у завода? Туман в вашем районе. Но если Вохриков, то не буду. Вохриков сквозь землю видит, не то что сквозь туман.
Командир отряда повернулся к окну и только теперь заметил, что там стоит белёсая мгла.
– Да, – подтвердил он. – Сыро чего-то и холодает.
Преподаватель вдруг тоже обнаружил, что стало холодно. Он поспешно взялся за стакан с кипятком.
Закончив разговор, Вохриков посидел в приятном настроении и заявил:
– А зря вы ждёте. Нарушения редко бывают.
Преподаватель отозвался уклончиво. Он твёрдо нацелился, если возможно, обогатить парапсихологию. Потому снова завёл беседу об ощущениях, о том, случаются ли с Вохриковым необычные события вне службы. На последнее офицер ответил, что случаются. Например, однажды ему приснился утюг, и точно, наутро он выиграл три рубля по лотерее.
Телефон коротко звякнул. Командир отряда схватил трубку. Оттуда понёсся пронзительный непрерывный гудок.
– Вы снимайте после второго звонка, – посоветовал преподаватель. – А то не успевает соединиться.
– Ладно, перезвонют.
Однако Вохриков не стал дожидаться, пока “перезвонют”. Он полез из-за стола.
– Вот что, посты мне надо обойти.
– Я с вами!
– Воспрещается. – Командир вышел и коридор и крикнул: – Спусковой, Крючков! Телефон слушайте.
Колба-Воблов нерешительно двинулся за ним. Вохриков толкнул ещё одну дверь, на улицу... Вдруг он отшатнулся и застыл на пороге. Преподаватель глянул через его плечо во тьму... и ахнул. В полосе света, упавшей от двери, кружились большие снежинки.
В июле!
– Мать честная, Иисусе Христе! – бестолково помолился офицер охраны. Но тут же оправился: эка невидаль – снег. Тем более что природа не входит в число охраняемых объектов. Он поглубже нахлобучил фуражку, отчего уши оттопырились, словно насторожились, и шагнул в ночь.
Преподаватель незаметно проскользнул следом.
Вохриков сразу взял быстрый темп. Колба-Воблов отстал и держался поближе к стенам и кустам. Туфлями он разъезжался по слякоти. Стоял жестокий холод.
Так они пробежали мимо длинного чёрного склада, потом по аллее мимо парогенераторного цеха, откуда доносились всхлипывания, вероятно, помпы. Впереди был сквер, скудно озаряемый качавшейся на столбе лампочкой.
Вдруг в снегопаде под фонарём показалось цветастое платье.
Командир свернул в заросли акаций и пропал. Преподаватель поколебался: спрятаться или встретить женщину, которая напоминала Дисплей. Наконец он сунулся в кусты, его осыпало мокрыми хлопьями с веток.
Женщина приблизилась, это была Дисплей. Она перескочила через цветочную грядку, что тянулась вдоль асфальтированной дорожки, и устремилась напрямик по стройплощадке к цеху-автомату. Снова появился Вохриков, он крадучись последовал за ней. Замёрзший и торжествующий (“Вот она, телепатия!”) Колба-Воблов тоже вылез из кустов и затопал по цветам.
Послышалось удивлённое восклицание начальницы. Из окон цеха то и дело косо вверх взлетали призрачные лучи злектросварки. Беспорядочно шумели станки.
Дисплей обогнула здание и взбежала по ступеням в вычислительный центр. Там тотчас же вспыхнул свет.
Голова Вохрикова в фуражке, с оттопыренными ушами, поднялась из черноты в квадрат окна. Командир отряда заглядывал в помещение.
Преподаватель во мраке полез по какой-то горке, под ногами покатилось и застучало, это оказались тонкие трубы, одна из них с оглушительным плеском свалилась в канаву, для неё же, наверно, и вырытую... Колба-Воблов замер. “А, всё равно теперь”, – решил он. Выпрямился и смело зашагал к дверям центра.
Когда он вошёл в зал ЭВМ, начальницы там уже не было. На панели машины торопливо перестреливались разноцветные огоньки. Колба-Воблов постоял, недоумённо оглядываясь. За стеклянной стеной что-то взвыло и заскрежетало, он, вздрогнув, обернулся туда. Это в дальнем конце сборочного конвейера переставали двигаться какие-то железки, инструменты. Преподаватель, заинтересовавшись, направился к ним.
Дисплей между тем была в маленькой комнатке, где находились распределительные щиты. Едва обнаружив, что ЭВМ включена, начальница бросилась сюда. Дверь щитовой была взломана, рубильники, недавно лично Дисплей поставленные в нерабочее положение, перекинуты вверх. Она стала один за другим дёргать их на себя, выключая и ЭВМ, и весь цех.
Затем она, пошатываясь, вышла из электрощитовой и хотела было присесть, чтобы собраться с мыслями. Но тут заметила в цехе Колбу-Воблова.
Вот кто натворил всё! Конечно – иначе зачем он здесь среди ночи?! На заводе в этот час только два специалиста по электронике: она да он.
Начальница свирепо выскочила в цех.
Преподаватель в это время озадаченно взирал на непонятный предмет, имевший вид каравая метров трёх в поперечнике. Очевидно, он был произведён автоматами.
Услышав стук каблуков, Колба-Воблов оглянулся и невольно отступил: так разъярённо летела на него начальница!
– Вы ответите! – закричала она.
Он почувствовал себя в чём-то виноватым. Это отразилось на его лице и подкрепило заблуждение начальницы.
– Что это такое? – продолжала она ещё громче, указывая на “каравай”.
Испуганный преподаватель повернулся и послушно подошёл к предмету, собираясь потрогать его и установить, что же это такое.
Неожиданно предмет колыхнулся. На нём сбоку вспучилась опухоль, стремительно выросла в щупальце или в псевдоподию, как у амёбы, обхватила исследователя и дёрнула к себе. Он повалился на коричневую поверхность, растопыренные руки утонули в ней, потом и голова, плечи... всё исчезло внутри существа.
Только ноги ещё торчали снаружи. Чудовище поползло прочь, выпуская впереди себя толстую ложноножку и перетекая в неё. Оно докатилось до ворот цеха, налегло на них... Громадная щеколда, на которую были заперты ворота, согнулась и отскочила, створки разлетелись в стороны, из-за них пахнуло холодом, и существо прыгнуло в ночь.
Ошеломлённая Дисплей только минуту спустя кинулась на улицу. Чудище уже пропало.
Женщина постояла под редеющим снегопадом и промокла. Становилось теплее. Слышалось журчание.
Она медленно вернулась в цех, добрела до вычислительного центра...
Вдруг она сообразила, что можно же потребовать объяснений у ЭВМ! Дисплей включила её и задала вопрос: что произведено в цехе?
Ответ она перевела как “бактерия”.
Руководствуясь страшным наитием, она спросила, чем эта бактерия питается.
“Органикой”.
Судьба Колбы-Воблова не вызывала сомнений. Видимо, в чём-то он ошибся при своём эксперименте. Так безбоязненно приблизился к зверю...
Начальница с потухшим взором сидела у пульта, когда вошёл Вохриков. Он ничего не знал, поскольку так и простоял под окном. Он решил, что пора задерживать нарушительницу пропускного режима, и торжественно простукал к ней сапогами.
– Добрый вечер, – сказал он, гордясь своим всеведением.
Точнее было бы приветствие вроде “Спокойной ночи”. Но Дисплей всё равно не ответила.
– Через какую проходную вы шли? – осведомился он, ничуть не огорчённый её молчанием.
Она безразлично посмотрела на него и как бы с усилием вспомнила, что это за явление действительности.
– У меня дневной пропуск, – проговорила она. – Через проходную меня не пустили бы.
– Так что же – через забор надо лазить? Ай-я-яй... Несолидно.
Тут она и сообщила ему о гибели преподавателя.
Потрясённый Вохриков сел на кипу архивных бумаг. Охрану обвинят: недосмотрела, что цех работал. А командир – соучастник, у него сидел посторонний...
– Да! – вскинулась Дисплей. – Это существо может напасть на других людей. У охраны оружие, надо найти зверя и расстрелять.
Офицер вскочил и бросился к телефону искупать вину. Торопясь и не попадая пальцем в диск, он набрал номер.
– А мы вас ищем! – закричали ему в ухо. – Это я, Старушкина.
Дослушав, что ему сказали, командир осторожно повесил трубку и произнес безнадёжно:
– Ворота сломали. Ваш зверь, наверно...
В это время преподаватель нёсся по городу. В неудобной позе почти вверх ногами он побарахтался, вывернулся... и теперь полулежал в углублении на спине чудовища. Вокруг Колбы-Воблова вырос прозрачный колпак.
“Кабина... – соображал он, не видя возможности выбраться. – Автомобиль, что ли...”.
Действительно, аппарат приобрёл обтекаемую форму. Внизу что-то жужжало – наверно, колёса по асфальту. Мимо мелькали здания, светофоры... потом деревянные дома, сараи – окраина. После нескольких унылых и толстых лабазов ночь распахнулась, до горизонта были звёзды, впереди тускло отсвечивала река. Пассажир забеспокоился: “Куда его несёт? Утонем”. Он подскочил было, но больно ударился головой о колпак и упал на сиденье. Руль и тормоз отсутствовали. Колба-Воблов хотел уцепиться за что-нибудь, но не за что было, он уцепился за собственные колени.
Аппарат скатился по отлогому берегу и врезался в воду. Капот его вытянулся, стал острым. Машина покачалась, течение тихо подхватило её, вдруг сзади взбурлило, нос аппарата приподнялся – и катер полетел поперёк реки.
Противоположный берег был обрывистым. Зверь влез по нему, изгибаясь между неровностями, передёрнул боками и фыркнул – стряхнул с себя воду.
Дальше оказался луг.
Колпак кабины как-то уничтожился. Машина, снова расползшись в каравай, медленно двинулась по траве. Внизу захрустело.
Колба-Воблов выбросился на землю и что было сил пробежал несколько шагов. Но опомнился и затормозил. Не следовало терять такой замечательный агрегат.
Существо ползло, оставляя за собой выбритую дорожку. По корпусу его проскакивали искры, где-то внутри вздыхал и постукивал поршень.
“Траву ест!” – понял преподаватель. Поколебался и, найдя при свете звёзд лопух, понёс его агрегату, на всякий случай загораживаясь лопухом, как щитом.
Машина потянулась навстречу, изжевала лист и понюхала руки зкспериментатора: нет ли ещё чего. Сзади у неё вырос хвост и повилял в знак удовольствия. “Ах ты, дорогая легковушка!” – растроганно подумал Колба-Воблов. – И чего ж я тебя боялся? Хотя... схватила ты меня... Зачем схватила?.. А! Может, ты без человека не ездишь? Голодная была, хотела поскорей попастись...”.
Наевшись, автомобиль остановился. В нём что-то гудело и потрескивало, как провода высокого напряжения. Наверно, вырабатывалась электроэнергия.
Аппарат начал расти. Учёному опять стало не по себе, он отступил. Машина приобрела пирамидальные очертания, поднялась выше человеческого роста, потом чуть осела и раздалась вширь. Получился шатёр. В нём разъехалась в стороны дверь.
Преподаватель с сомнением помедлил. Но всё же решился. Вошёл.
Под потолком зажглась лампочка. У стены была лежанка. Имелся также стол – просто большой куб, который пошевеливался, в нём что-то стрекотало. Затем из него всплыла тарелка. На ней лежали вилка, хлеб и котлета.
Колба-Воблов вытаращил глаза на это великолепие. Котлета фырчала – видно, была только что поджарена. Что же, следовало испытать все возможности агрегата, тем более что за последние полсуток преподаватель только прополоскал желудок чаем у Вохрикова. Колба-Воблов храбро сел и взял вилку.
“А на зиму веников насушим, – заботливо размышлял он, жуя. – Надо сена запасти. Поеду в деревню и куплю копёшку-другую... Спросят: зачем тебе в городе сено? А я скажу: вот, автомобилю – и тут же продемонстрирую...”.
Сел он неудачно: под лежанкой в этом месте было что-то твёрдое – мотор, возможно. А в локоть, которым он опёрся о стол, снизу тоже толкнулось что-то. Преподаватель убрал руку – из стола вылез стакан с молоком.
“Да... но ведь отберут у меня машину-то! Не моя... Попрошу подарить... куплю. Всё-таки я первый испытатель... жизнью рисковал... Кстати, надо сейчас поехать на завод, успокоить их... Рассказать, какое чудо у них произведено”.
Он огляделся, ища какую-нибудь кнопку или рычаг, который превратит палатку в автомобиль. Но то ли машина улавливала биотоки мозга, то ли сама соображала кое-что – стены шатра все разом надвинулись на Колбу-Воблова, у него даже сердце ёкнуло от неожиданности. Через несколько секунд он опять полулежал под прозрачным колпаком. Аппарат сделался длинным и обтекаемым, приподнялся – видимо, снизу высунулись колеса. Развернувшись, автомобиль бойко покатился к реке.
Светало. Снега нигде не было, сырости тоже. Значит, снегопад случился только на заводе...
Колба-Воблов ехал по окраине города среди палисадников и бревенчатых домов. Внезапно машина с писком затормозила, качнулась вперёд и стала.
“Что такое?” Препятствий на пути не замечалось. Ничего не произошло вокруг... Разве что откуда-то издалека донесся протяжный крик.
Действительно, аппарат словно прислушивался: затих, остановил все свои моторы и шестерёнки...
Вдруг из-за ближнего огорода раздалось хлопанье крыльев, и нахальный глупый голос заорал:
– Кы-кы-Ы-ыррр!
Автомобиль присел и подпрыгнул, справа у него стремительно выросло крыло, а из левого борта выскочил только металлический каркас, с треском развернулся... Машина ударила крыльями по воздуху, взлетела на метр...
Колбу-Воблова швырнуло вбок, перевернуло, прозрачный колпак лопнул, и преподаватель вывалился на дорогу. Аппарат пропахал пыль недоделанным крылом, опрокинулся и тяжело врезался в землю. Брызнули железки и куски обшивки, трахнула синяя молния, из бесформенного корпуса с пушечным звуком вылетел электродвигатель и вышиб несколько планок из забора. Вспыхнул огонь, какая-то ленивая жидкость растеклась из машины, грохнул ещё один взрыв, и преподавателя осыпало конденсаторами и шайбами.
Испытатель сидел в пыли и ошеломлённо смотрел, как расскакивается и горит чудо техники. Он не сразу ощутил, что и сам пострадал: болит шея, едва не свёрнутая при падении, одежда вся в песке... Лишь когда заскрипела где-то поблизости дверь и кто-то заспанный вышел разбираться, что за шум, и ругаться, он поднялся и зашагал прочь.
Позже он узнал, что такой исход был предопределён. “Объяснительная записка электронной вычислительной машины” – документ с многочисленными исправлениями, начертанный шариковой ручкой, во многих местах прорвавшей бумагу, – гласила: “Я, ЭВМ с плохой памятью, то есть не забывающая ничего, получила задание рассчитать наиболее дешёвый вариант поездки в Японию. Созданная мной конструкции представляет собой гигантскую растительноядную бактерию, вырабатывающую электричество и передвигающуюся при помощи электромоторов. Дрессировка и механические воздействия на бактерию позволяют придавать ей вид автомобиля, катера, махолёта (птицелёта, орнитоптера) и палатки. Предусмотрено производство пищи для путешественника. В поездке нежелательны встречи с петухами, так как крик “кукареку” является общебиологическим сигналом пробуждения и подъёма, аппарат немедленно превратится в махолёт и взлетит. Вследствие преждевременного выключения цеха-автомата товарищем Дисплей дрессировка бактерии для преобразования в махолёт не завершена”.
Колба-Воблов на ходу отряхивал брюки. Снял пиджак и выколотил его, не останавливаясь. Так, за делом, он приблизился к заводу.
Но тут он задумался. “Не пропустят на территорию, пожалуй: я нездешний... Да еще ворота снёс... заругают... Стоп, а Дисплей как прошла? Там, где она перелезла через загородку, я-то уж точно перескочу. Надо найти”.
Начертив в уме план завода, он поспешил в ту сторону, где предположил низкую ограду.
Однако в расчётном месте он обнаружил забор из занозистых досок – такой, что не достать до верха... Преподаватель растерянно застрял.
Где-то здесь должно быть... Он попробовал шевельнуть одну доску, другую...
Широкий горбыль сдвинулся. Экспериментатор оживился, поднажал. Горбыль висел только на верхнем гвозде, в заборе открылась лазейка. Колба-Воблов радостно юркнул в неё.
Там оказалась крапива в рост человека, через неё вела узенькая тропка. Преподаватель поднял руки, чтобы не обстрекаться, и двинулся по тропе. “Будто сдаваться иду, – мелькнуло в голове. – Как бы Вохриков не поймал...“. Крапива кончилась, но путь и дальше был единственный – вдоль колючей проволоки, огораживавшей стоянку электрокаров. Потом показался сквер с лампочкой на столбе, которая всё ещё бледно светила, хотя солнце взошло.
Именно здесь была замечена Дисплей. Колба-Воблов вздрогнул: нет ли и сейчас засады в кустах? Он миновал сквер и боязливо вломился в заросли.
Точно, Вохриков его поджидал.
– Доброе утро, – поражённо поприветствовал его нарушитель.
Офицер был поражён не менее: он видел перед собой выходца с того света.
– Как это вам удаётся? – стал допытываться преподаватель.
Растерявшийся командир забормотал:
– Да как... У меня к лазейке проводочки прилажены. Отодвинут доску – там включается, и в караулке телефон брякает.
Колба-Воблов разинул рот. После долгого молчания он произнёс:
– А, да, да. И непрерывный гудок потом.
– Только вы никому... Я и то уж не ловлю прямо возле забора, а провожаю потихоньку подальше, там задерживаю. Чтоб не догадались, что это из-за лазейки.
– Да вы бы забили ее!
– А-а, тогда невесть где будут сигать, и не заметишь. А тут известно.
Преподаватель засмеялся и в разочаровании потопал к цеху-автомату.
Начальница сидела за пультом, обхватив голову руками. Она уже так долго допрашивала машину, что запуталась в перфокартах и в своих заметках и потому, потерев распухший лоб, решила для простоты сочинить объяснительную от лица ЭВМ. В муках рождался последний абзац документа: “Ввиду того, что по окончании рабочего дня энергопитание было от меня отключено, я была вынуждена извлечь энергию по вентиляционным трубам из воздуха – из броуновского движения его молекул. В результате молекулы замедлились, что привело к понижению температуры на территории завода, к туману, затем к снегопаду. Добытую энергию я использовала для создания гравитонного луча, которым вышибла дверь электрощитовой и перевела рубильники в положение “вкл.” В этом признаю себя виновной и предлагаю в наказание задержать присвоение мне очередного звания – компьютер”.
Дисплей не испугалась преподавателя, так как она-то теперь знала, что он не съеден. Она вскочила и нетерпеливо бросилась навстречу:
– Где бактерия?
Колба-Воблов не понял, что за бактерия. К тому же в нём ещё живо было впечатление, как начальница налетела на него совсем с другой интонацией. Он неопределённо кивнул ей и, поскольку женщина вроде бы уступила ему место, с пешеходного устатку опустился на операторское сиденье.
Перед ним лежала объяснительная записка. Преподаватель мельком посмотрел на неё, заинтересовался и прочёл до конца.
– А! – сказал он. – Вон это что... Скончался наш вездеход.
Он обрисовал свои похождения.
3акончил словами:
– Потом я пробрался в лазейку, где и вы прошли, и явился сюда.
Дисплей покраснела.
– Кстати... – вспомнил он. – Всё хочу спросить. Почему вы пришли в цех среди ночи? Ни с того ни с сего...
– Не спалось что-то. Не по себе было. Почувствовала: что-то не то здесь творится...
– По-чув-ство-ва-ла? – произнес Колба-Воблов, изумляясь.– Ага... Что-то внутри толкнуло?
Он глубоко задумался.