Ранние славяне в Среднем Поволжье (по материалам письменных источников)

Предисловие редактора

Представляемая читателю работа петербургского исследователя М.И. Жиха посвящена изучению свидетельств раннего славянского присутствия в Среднем Поволжье. Традиционно «именьковская проблема» была более чем полувековым спором археологов. Имеющиеся к настоящему времени историографические обзоры позволяют представить сложный путь, который прошли исследователи именьковских древностей: от споров, связанных с самим фактом выделения отдельной археологической культуры; поиском аналогий её элементам на широких просторах Центральной и Восточной Европы, Западной Сибири и даже Средней Азии; детальным изучением самой культуры и до дискуссий о языковой принадлежности племён именьковского круга. На последнем этапе интерпретации источников к археологам присоединились языковеды и собственно историки.

Работа М.И. Жиха продолжает начатую С.Г. Кляшторным традицию сопоставления выводов археологов, специалистов по именьковским древностям, с сообщениями восточных авторов, упоминавших в своих сочинениях о т. н. «сакалиба», «славянской реке» и «стране славян». Во введении автор характеризует основные направления современной историографии ранних славян Восточной Европы. Отразившееся в тексте первой главы профессиональное знание историографической ситуации в области археологии и лингвистики, умение анализировать сложные средневековые тексты позволили автору прийти к самостоятельному заключению о проживании в середине I тыс. н. э. на территории Среднего Поволжья славянского населения. Вторая глава посвящена анализу арабских сообщений о «славянской реке», которую М.И. Жих обоснованно связывает с Волгой. Вызывают интерес предложенные автором векторы дальнейших исследований по проблеме расселения славян в Восточной Европе в раннее средневековье. Специалисты в разных областях знаний наверняка найдут в труде Максима Ивановича дискуссионные моменты, что, учитывая междисциплинарность работы, понятно и даже ожидаемо.

Думается, к изучению проблем именьковской культуры в будущем должны присоединиться этнологи, которые наверняка отметят «вольное» обращение археологов и историков с термином «этнос» и производными от него. Трактуя этнос в примордиалистском духе как единый реально существующий социальный или даже биологический организм с его «этнокультурной основой» и «этнокультурными связями», исследователи заходят в логический тупик, пытаясь к археологической культуре (по большей части, лишь инструменту классификации) «приписать» соответствующий этнос(ы), часто путая категории «этнос» и «языковая группа» (например, говоря о «славянской (равно как балтской, финно-угорской, тюркской и др.) этнической принадлежности носителей именьковской культуры»).

Конструктивистская теория разрешает споры историков: родо-племенную группировку, сложившуюся в середине I тыс. н. э. в Среднем Поволжье нельзя именовать «этносом»; на территории именьковской культуры проживали общины, говорившие на разных языках, в том числе [пра]славянском(их); возможно, существовали необходимые для организации освоения значительных пространств, защиты от набегов врагов и т. д. надобщинные политические институты, граница влияния которых вряд ли совпадала с границами распространения археологической культуры. Эти положения согласуются с основанной на изучении вещественных источников и находящей всё большую поддержку среди специалистов-археологов точкой зрения Д.А. Сташенкова о гетерогенности именьковского населения.

Надеюсь, что поставленные в работе М.И. Жиха и моём предисловии вопросы послужат стимулом для дальнейшей активизации изучения истории Среднего Поволжья середины I тыс. н. э.

Овчинников А.В.,

кандидат исторических наук

Посвящаю моему Учителю, Елене Сергеевне Галкиной, увлекшей меня исследованием этой темы

 

Введение

Восточные источники содержат огромный пласт уникальной информации по истории Восточной Европы в период, предшествовавший рождению древнерусской государственности, и в эпоху её становления. Их изучение и тесно связанное с ним исследование взаимоотношений восточных славян и Древней Руси со странами Востока имеет значительную историографию, однако, большое число арабо-персидских известий о Восточной Европе в период раннего средневековья пока не имеют общепринятой удовлетворительной интерпретации. Это относится как к пространным или, напротив, кратким и фрагментарным повествованиям о различных событиях в истории восточноевропейских народов и государств, так и к отдельным, нередко случайным, упоминаниям различных территориальных групп населения и географических объектов Восточной Европы.

Основная проблема, связанная с изучением сведений, сообщаемых восточными авторами, состоит в том, что далеко не все упоминаемые в них топонимы, гидронимы (и, что особенно интересно — события) и т. д. могут быть бесспорно отождествлены с известными по другим источникам и чётко привязаны к реальным объектам.

Одним из таких неоднозначных блоков информации восточных авторов о Восточной Европе является ряд известий о славянах, проживавших в Поволжье в районе Волжской Булгарии и наименование Волги «Славянской рекой». Впервые на эти данные обратил внимание ещё А.Я. Гаркави, предположив на их основе, что в Среднем Поволжье проживал значительный славянский массив. Однако, в то время выводы учёного не получили поддержки. С новой силой вопрос об интерпретации соответствующих сведений арабских авторов встал после выделения именьковской археологической культуры, существовавшей в Среднем Поволжье в IV–VII вв. В археологической литературе был высказан ряд предположений о языковой атрибуции оставившего её населения: славянская, балтская, тюркская и т. д.

Исходя только из археологических данных, определить язык носителей той или иной культуры невозможно, поэтому логично обратиться к другим видам источников, если, разумеется, такие источники есть. В нашем случае имеются две группы источников, которые могут помочь в вопросе языковой атрибуции именьковской культуры: письменные и лингвистические, связанные с древними славянскими заимствованиями в языках народов — потомков соседей «именьковцев», а также венгров, чьи предки также некогда жили в соседстве с ними. Вторая группа источников в последнее время начала разрабатываться лингвистами: Р.Ш. Насибуллин и В.В. Напольских занялись выявлением предположительных именьковских заимствований в языках народов Волго-Камья, а ряд лингвистов (А.М. Рот, Е.А. Хелимский и т. д.) выявил факты славяно-венгерских языковых контактов, предшествовавших эпохе переселения венгров на Дунай, которые можно связывать с длительными контактами носителей кушнаренковской культуры с «именьковцами».

Данная работа посвящена, главным образом, анализу письменных источников, которые могут пролить свет на языковую атрибуцию населения именьковской культуры. Речь идёт о той арабской традиции, которая помещает в Поволжье неких «славян», исследование которой начал, как указывалось выше, А.Я. Гаркави. Обращение к ней на современном этапе развития науки связано с необходимостью установить степень достоверности соответствующей традиции и возможность отражения в ней реального исторического факта — проживания в регионе носителей именьковской культуры, которых в таком случае можно будет интерпретировать как одну из групп раннесредневековых славян в соответствии с мнением ряда специалистов-археологов (Г.И. Матвеева, П.Н. Старостин и т. д.).

Изначально эта работа была задумана мной как историко-географическое исследование, призванное прояснить вопрос о том, какой водный объект обозначали арабские авторы как «реку славян». Придя в ходе соответствующего исследования к выводу, что речь идёт о Волге, я обратился к другим арабским известиям, свидетельствующим о проживании на её берегах славян, что «вывело» меня на проблематику, связанную с именьковской культурой. Оказалось, что письменные источники вполне способны помочь разрешить спор археологов об одном из языков её носителей в пользу признания его славянства.

Большинство археологов ныне не сомневается в том, что генезис именьковской культуры связан, в основном, с переселением населения из ареала культур полей погребений: зарубинецкой и развившейся из неё киевской, пшеворской и черняховской. Конкретный регион, откуда пришла основная часть будущих «именьковцев», является предметом дискуссии, но в целом такое её происхождение вполне согласуется со славянской атрибуцией:

— что касается зарубинецкой культуры, то её праславянскую основу ныне можно считать доказанной, т. к. рядом археологов (Е.А. Горюнов, Е.В. Максимов, Р.В. Терпиловский, О.М. Приходнюк, А.М. Обломский, Д.Н. Козак и т. д.) полностью подтверждена намеченная некогда П.Н. Третьяковым цепочка преемственности культур: зарубинецкая культура — позднезарубинецкие древности — киевская культура — пеньковская и колочинская культуры, славянская принадлежность которых не вызывает сомнений. Насколько я могу судить, никем кроме представителей школы М.Б. Щукина эта цепочка уже не оспаривается. Причём и ими она дискутируется уже, скорее, по инерции, т. к. на современном уровне развития раннеславянской археологии отрицать её достаточно проблематично. Помимо чётко установленной преемственности между зарубинецкой культурой, с одной стороны, и раннеславянскими — с другой, ныне рухнул и второй аргумент Щукина против [пра]славянства зарубинецкой культуры: предполагаемая им связь её происхождения с прагерманской ясторфской культурой и отнесение к одной общности с достоверно бастарнской поянешты-лукашевской культурой. Фундаментальное исследование С.П. Пачковой, осуществившей системное сопоставление зарубинецкой культуры с латенизироваными культурами Европы показало, что она, во-первых, не связана своим происхождением с германской ясторфской культурой и является автохтонной, будучи лишь латенизированной, а во-вторых, имеет независимое от поянешты-лукашевской культуры происхождение и отличается от неё по ряду системных признаков, что не даёт оснований относить их к одной общности. Таким образом, на основе новейших археологических материалов мы имеем независимое по отношению к культурам ясторфского круга формирование зарубинецкой культуры и её прямую связь с достоверно славянскими культурами;

— пшеворская и черняховская культуры оставлены многоязычным населением, но именьковская культура связана преимущественно с теми их районами, которые занимали [пра]славяне. В первую очередь, с регионом Верхнего Поднестровья, где существовали принадлежавшие праславянам памятники, основательно исследованные украинскими археологами (некоторые итоги этих исследований подведены в недавней монографии Д.Н. Козака). Связь этих памятников с достоверно славянской пражской культурой у их исследователей не вызывает сомнений и ныне в археологической науке также становится общепризнанной.

Таким образом, постепенно учёные с разных сторон приходят к признанию в основном славянской принадлежности именьковской культуры. Надеемся, что и наша работа внесёт свой вклад в приближение к истине в этом вопросе.

Хотелось бы поблагодарить Елену Сергеевну Галкину, которая увлекла меня исследованием этой темы и оказывала неизменную помощь и поддержку в работе над ней, Александра Викторовича Овчинникова, ставшего редактором работы и оказавшего неоценимую помощь в её издании, а равно и в работе над некоторыми вопросами, затронутыми мной, Дмитрия Евгеньевича Мишина, с которым мы обсуждали ряд частей работы и который своей конструктивной критикой помог мне улучшить ряд моментов.

 

ГЛАВА I. Славянское население Среднего Поволжья

I ТЫС. Н.Э. ПО ДАННЫМ ПИСЬМЕННЫХ ИСТОЧНИКОВ

В пространной редакции письма хазарского царя Иосифа, адресованного испанскому еврею Хасдаи ибн Шафруту, имеется перечисление групп населения, живущих вдоль волжских берегов: «У (этой) реки (Атил (Волга) — М.Ж.) расположены многочисленные народы… Вот их имена: Бур.т. с, Бул.г. р, С.вар, Арису, Ц.р. мис, В.н.н. тит, С.в. р, С.л. виюн. Каждый народ не поддается (точному) расследованию, и им нет числа. Все они мне служат и платят дань», после чего «граница поворачивает по пути к Хуварезму (Хорезму — М.Ж.)». В краткой редакции перечисления поволжских «народов» нет, сказано про «девять народов, которые не поддаются точному распознанию и которым нет числа». Интересно название последнего «народа» — «С.л. виюн», своеобразная форма которого наводит на мысль, что перед нами «эндоэтноним, непосредственно перенятый от одного из народов Поволжья».

Данный «этноним» давно и прочно связывается в науке со славянами. Обычно под ним понимают ту частью славян, «которая и согласно ПВЛ платила дань хазарам», но источник не даёт для этого никаких оснований: все перечисленные в нём группы населения проживали именно в бассейне Волги: «Бур.т. с» — буртасы, «Бул.г. р» — волжские булгары, «Ц.р. мис» — черемисы, «Арису» — эрзя (возможно, удмурты), «В.н.н. тит (В.н.н.т. р)» — унногундуры (оногуры), «С. вар/С.в. р» — две группы сувар, после же «С.л. виюн»- славян «граница поворачивает по пути к Хуварезму». Следовательно, искать этих славян также нужно в Поволжье. До недавнего времени этот поиск был затруднен тем, что не было известно никаких археологических памятников, которые можно было бы связать со славянами (точнее говоря, именно это обстоятельство и заставляло исследователей вырывать слово «С.л. виюн» из контекста источника, ясно помещающего его в Поволжье, и видеть в нём просто совокупное название подвластных Хазарии славян или какой-то их части). Ныне же эта проблема является устранённой — в IV–VII вв. в Среднем Поволжье существовала именьковская археологическая культура (Рис. 1), связанная своим происхождением с пшеворской, зарубинецкой и черняховской, в рамках которых исследователи традиционно ищут [пра]славян. Соответственно, вполне убедительной является гипотеза, согласно которой носители именьковской культуры были в основном славянами.

Рис. 1. Расселение славян в начале средневековья (V–VII вв.)

(Седов В.В. Этногенез ранних славян // Вестник РАН. 2003. Т. 73. № 7. Рис. 4.)

К настоящему времени учёными выявлено более 600 памятников (городища, селища, могильники) именьковской культуры. Для неё характерны как открытые, так и, реже, укреплённые поселения, состоявшие из жилищ двух типов: полуземлянок квадратной формы с наземными конструкциями в виде срубов и слабо углублённых в грунт каркасно-столбовых строений. Могильники именьковской культуры — бескурганные с господствующим трупосожжением (трупоположения объясняются проникновением в именьковский ареал инокультурного населения) на стороне и последующим помещением останков на дно овальных или четырёхугольных ям с чашевидным, плоским или ступенчатым дном. Захоронения, как правило, либо вовсе не содержат инвентаря, либо содержат лишь отдельные вещи. Безынвентарность или малоинвентарность — характерная черта славянского погребального обряда, отмеченная ещё Л. Нидерле. Эта черта отличала славян от их соседей — балтов, германцев, кельтов и т. д. В ряде случаев в могильные ямы помещались глиняные сосуды и фрагменты керамики. «Именьковцы» занимались земледелием и культивировали просо, полбу, пшеницу, ячмень, овес, горох и, что весьма важно — рожь, которая, как мы знаем благодаря исследованиям К. Яжджевского, была специфически «славянской» культурой и распространялась по Восточной и Центральной Европе вместе с расселением славян. Весьма развито было и скотоводство: «именьковцы» разводили лошадей, крупный и мелкий рогатый скот, а также свиней. Керамику изготавливали в основном ручным способом, развита у них была обработка железа (часты находки железных наральников, серпов, кос-горбуш и т. д.) и бронзы.

В VII в. именьковская культура прекратила своё существование, причём произошло это не в результате военного разгрома. Видимо, большая часть именьковского населения просто покинула Среднее Поволжье, что произошло, скорее всего, вследствие постепенного проникновения в регион тюркоязычных кочевников — булгар. По мнению большинства археологов, «именьковцы» ушли на юго-запад, в район днепровского левобережья, где стали ядром формирования новой культуры — волынцевской, славянская принадлежность которой является уже абсолютно бесспорной. При этом ряд археологов полагает, что какая-то часть именьковского населения осталась в Среднем Поволжье, где была постепенно ассимилирована булгарами и влилась в состав населения Волжской Булгарии, что позволяет говорить о том, что потомки «славян-именьковцев» сыграли важную роль в развитии земледелия и ремесла в этом государстве и в оседании булгар на землю. Т. е. в Волжской Булгарии могла иметь место примерно та же ситуация славяно-тюркского синтеза, что и в Дунайской, только с большей ролью тюрок и меньшей — славян.

Очень важны и лингвистические наблюдения В.В. Напольских, выявившего в пермских языках ряд заимствований из некоего [пра]славянского диалекта — языка «близкого (и лингвистически, и, очевидно, географически) к праславянскому, но не идентичного ему», которые могут быть датированы временем не позднее середины I тыс. н. э., и которые мы можем достаточно уверенно связывать с «именьковцами». Трубачев О.Н. показал, что [пра]славянского языка, как единого монолитного целого никогда не существовало, а всегда была совокупность диалектов, соотношение между которыми менялось исторически. Одним из таких диалектов и был «именьковский язык». При этом важно подчеркнуть, что во-первых, именьковская культура сформировалась в IV в., т. е. до сложения основ (VI–VIII вв.) той диалектной конфигурации славянских языков (деление на восточно-, западно-, и южнославянские языки), которая существует до сих пор, а во-вторых, «именьковцы» несколько столетий жили в полной изоляции от других [пра]славянских групп и в инокультурном окружении. Это не могло не привести к тому, что у них языковые процессы проходили несколько иначе, чем у других [пра]славян и независимо от них. Поэтому «именьковский язык» должен был быть более консервативен, архаичен и близок к той ситуации в [пра]славянской диалектной группе, которая существовала до эпохи славянского расселения. Важно отметить и то, что в числе названных заимствований была «рожь», о значении которой в славянской земледельческой культуре говорилось выше.

В этой связи весьма любопытен и вопрос о возможных языковых контактах «именьковцев» с венграми. Археологические материалы свидетельствуют о тесных контактах именьковского населения с носителями протовенгерской кушнаренковской культуры. Именно с этими контактами может быть связан ряд славизмов в венгерском языке. Ранние славянские заимствования (до переселения венгров на Дунай) в венгерском языке предполагались исследователями, но не имели твёрдой опоры в материалах, свидетельствующих о ранних славяно-венгерских контактах: по справедливому замечанию В.В. Седова, «контакты венгров и славян в южнорусских степях не могли быть интенсивными и оставить след в венгерском языке ввиду их непродолжительности». Совсем иной характер носили отношения «именьковцев» и угров эпохи кушнаренковской культуры — они были и весьма продолжительными, и достаточно глубокими для того, чтобы оставить следы в венгерском языке.

Возвращаясь к слову «С.л. виюн» из письма царя Иосифа, отражавшему, по всей видимости, самоназвание одной из поволжских групп населения, вполне логично предположить, что самоназвание живших в V–VII вв. в Среднем Поволжье «именьковцев» звучало примерно как «словене», что и отразилось в источнике (объяснений присутствию этого названия в Х в. может быть несколько: оно могло сохраниться как реликт, могло быть связано с возможно проживавшими в регионе потомками «именьковцев», а могло относиться к какому-нибудь местному «племени», перенявшему их название). Подобные имена, производные от общего самоназвания всех славяноязычных народов (точнее, ставшего таковым на определённом этапе), были достаточно распространены в славянском мире: «словаки», «словенцы», «словене ильменские», «словинцы-кашубы» на побережье Балтики, «славонцы» в хорватской Славонии. Преимущественно на его окраинах — там, где славяне жили в инокультурном окружении (ситуация, при которой древнее самоназвание сохраняется преимущественно на окраинах расселения группы, в то время как в «центральных» её частях оно постепенно утрачивается, весьма типична. Вспомним, к примеру, карпатских русинов, сохранивших древнерусское название «русин», отразившееся ещё в договорах Руси с Византией). Яркий пример здесь — «словене ильменские», жившие в финском окружении. Ситуация с «именьковцами» была ещё более показательна в этом плане — они жили полностью в инокультурном окружении и в полной изоляции от остальных [пра]славянских групп.

Если гипотеза о том, что «именьковцы» именовали себя «словенами» (или иным подобным образом) верна, то мы можем считать их не пра-, а самыми настоящими славянами в точном смысле данного понятия, т. е. людьми, имеющими славянское самосознание, зафиксированное в соответствующем самоназвании.

Любопытный характер имеют сведения, содержащиеся в «Записке» (Рисала) Ахмеда Ибн Фадлана — участника отправленного халифом аль-Муктадиром в 922 г. посольства к правителю Волжской Булгарии, которого он последовательно (всего 12 раз) именует «маликом ас-сакалиба» — «государем славян», дважды называет всю подвластную ему территорию «страной славян»:

И когда прибывает корабль из страны (города) хазар в страну (город) славян, то царь выезжает верхом и пересчитывает то, что в нём (имеется), и берёт из всего этого десятую часть.

Хазары и царь их — все иудеи, и славяне и все, кто соседит с ними, (находятся) в покорности у него (царя), и он обращается к ним (словесно), как к находящимся в рабском состоянии, и они повинуются ему с покорностью.

И один раз упоминает «славян» в начале своей записки в числе народов, которые он видел и в землях которых побывал:

Это — [Книга Ахмада Ибн Фадлана ибн-аль-‘Аббаса ибн Рашида ибн-Хаммада, клиента Мухаммада ибн-Сулаймана, посла аль-Муктадира к царю славян], в которой он сообщает о том, что он сам видел в стране турок, хазар, руссов, славян, башкир и других (народов).

Учитывая то, что волжские булгары здесь не названы, вполне очевидно, что именно они и поименованы нашим автором «славянами».

Такое словоупотребление Ибн Фадлана сразу поставило учёных в своеобразный тупик — это единственный случай, когда автор, лично побывавший в Восточной Европе, именует «ас-сакалиба» не славян. А.Я. Гаркави предположил, что данный факт связан с тем, что славяне составляли немалое число жителей Волжской Булгарии, однако такой вывод в то время не имел под собой серьёзной опоры в источниках и потому не получил распространения. Подобная ситуация, когда славянам в составе населения Волжской Булгарии не находилось места, привела некоторых исследователей к выводу о том, что у Ибн Фадлана этот термин применён расширительно, и что он в арабской традиции мог обозначать не только славян, но и население Восточной Европы говорящее на других языках: тюрок, финно-угров и т. д. Однако, больше примеров такого «расширительного» употребления арабскими авторами слова «ас-сакалиба» неизвестно, что делает такое предположение очень шатким.

Д.Е. Мишин недавно предположил, что мы имеем тут дело с простой ошибкой арабского путешественника: по мнению учёного, «маликом ас-сакалиба» именовал себя царь Алмуш в послании к халифу ал-Муктадиру с целью «показать себя мощным правителем, которому повинуются многие народы, и с которым, следовательно, выгодно поддерживать союзнические отношения», что и отразилось в «Записке» Ибн Фадлана. Но и это объяснение не выглядит убедительным. Во-первых, возникает вопрос: почему Алмуш в числе своих (реальных или мнимых) подданных так выгородил славян? Это не находит никакого объяснения. Во-вторых, Д.Е. Мишин не учёл того, что название Алмуша «государем славян», а его подданных — «славянами» исходило именно от самого Ибн Фадлана, в то время как сам Алмуш называл себя «царём Булгара»:

на его минбаре уже провозглашали за него хутбу: «О, Аллах! сохрани (в благополучии) царя Балтавара, царя Булгара»

он (хатиб) стал провозглашать за него (царя) хутбу: «О, Аллах! сохрани раба твоего Джа'фара ибн-'Абдаллаха, повелителя (эмира) Булгара, клиента повелителя правоверных»

Это говорит о том, что в определении жителей Среднего Поволжья как славян Ибн Фадлан просто следовал определённой традиции, сложившейся в арабском мире, другие примеры которой были приведены выше. И у нас есть все основания полагать, что за этой традицией стоял реальный исторический факт — проживание в Среднем Поволжье «именьковцев» и, возможно, их потомков. Поэтому в объяснении употребления этого слова Ибн Фадланом мы считаем логичным вернуться к позиции А.Я. Гаркави. Это тем более логично сделать, что, согласно свидетельству Ад-Димашки, паломники из Волжской Булгарии, бывшие в 433 г.х. (1041–1042 гг.) в Багдаде, на вопрос, кто они, отвечали, что их народ — это смесь тюрок и сакалиба. Данное свидетельство полностью подтверждает позицию тех археологов, которые говорят о включении потомков «именьковцев» в состав населения Волжской Булгарии. В этой связи интересно, что в описании Ибн Фадланом быта жителей этой страны имеются как элементы кочевой жизни (юрты), так оседлой (дома, земляные ямы для хранения зерна и т. д.).

Любопытное предание, также, вероятно, связанное с населением именьковской культуры, передаёт Гардизи в своём сочинении «Зайн ал-Ахбар» (XI в.):

«< Один из вождей ас-сакалиба был вынужден удалиться из родных мест, т. к. совершил убийство румийца>… он пришел к хазарам, и хакан хазар принимал его хорошо, пока он не умер. Следующий хакан, однако, был сильно настроен против него, и он вынужден был уйти из этого места. Отделившись вновь, он пришёл к Басджирту.

Басджирт происходил из знатных хазар, и его местопребывание было между хазарами и кимаками. У него было 2000 конных воинов. Далее хан хазар послал человека к Басджирту, приказав ему выгнать Саклаба. Он сообщил это Саклабу, и тот удалился в область тогуз-огузов. Между ним и некоторыми из них были узы родства. Но когда он прибыл к месту на дороге между кимаками и тогуз-огузами, хан тогуз-огузов стал отдаляться от его собственного племени, обидевшись на них. Соответственно, многие из них были убиты им, рассеялись и стали по одному или по двое приходить к Саклабу. Всех, кто пришёл, он принял и обходился с ними хорошо, пока они не стали многочисленны. Тогда Саклаб послал к Басджирту и присоединился к нему, пока не стал могущественным. Тогда он совершил набег на гузов, убил многих из них и многих захватил в плен, и так получил великое богатство, как в смысле награбленного добра, так и посредством пленных, которых всех продал (за выкуп). И племя, которое объединилось вокруг него, он назвал кыргызами (хирхиз). Вскоре вести о его богатстве достигли ас-сакалиба, и многие пришли к нему от ас-сакалиба вместе со своими семьями и имуществом. Они смешались с теми, кто был там раньше, и образовали родственные связи, пока не стали одним народом. Это причина, по которой свойства и характерные черты ас-сакалиба можно обнаружить среди кыргызов: красноватые волосы и белизну кожи». [49]

По мнению Е.С. Галкиной, которая впервые привлекла данное известие к исследованию интересующего нас вопроса, в этом предании отражена археологически установленная миграция в VI–VII вв. части именьковского населения в Закамье — в земли племён, принимавших участие в формировании башкир, где они постепенно были ими ассимилированы. Эти и другие моменты в легенде отражают (в «спрессованном виде», что характерно для подобных преданий) реальные взаимоотношения «именьковцев» и их соседей. Детальное изучение зафиксированного Гардизи предания и его сопоставление с данными других источников и археологическими материалами ещё впереди.

 

ГЛАВА II. К проблеме локализации «Славянской Реки» арабской историко-географической литературы раннего средневековья

Одним из загадочных гидрографических объектов раннесредневековой арабской географии является гидроним «Нахр ас-сакалиба» («Славянская река»), упоминаемый рядом арабских авторов. Его отождествление с реальным водным объектом Юго-Восточной Европы вызвало длительную дискуссию, в ходе которой мнения исследователей распределились в основном между двумя крупнейшими реками Юго-Восточной Европы: одни учёные связывали её преимущественно с Доном («донская» гипотеза), другие — с Волгой («волжская» гипотеза). К настоящему времени этот вопрос не является окончательно разрешённым.

«Нахр ас-сакалиба» упоминается в арабо-персидских источниках в трёх случаях, каждый из которых заслуживает отдельного рассмотрения, т. к. все они присутствуют в сочинениях разных авторов в описании различных исторических ситуаций. Связаны ли эти упоминания между собой и, если да, то каковы их взаимосвязь и взаимовлияние? Говорят ли они об одной и той же водной магистрали или о разных гидрографических объектах, лишь маркируемых, по каким-то причинам, общим названием? Попробуем разобраться. Как уже сказано, «Нахр ас-сакалиба» упоминается в произведениях арабских авторов в трёх ситуациях:

1) Первое по времени описываемых событий известие о «Нахр ас-сакалиба» принадлежит перу историка Ибн А‘сама ал-Куфи (ум. в 926 г. Интересующее нас известие входит в состав его «Книги завоеваний» («Китаб ал-футух»)) и содержится в рассказе о походе Марвана ибн Мухаммада на хазар в 737 г. Именно это известие и связанные с ним вопросы и будут интересовать нас прежде всего.

2) Второе по времени описываемых событий (но предшествующее по времени написания) известие о «реке славян» содержится в труде географа Ибн Хордадбеха (ок. 820 — ок. 912 гг. Интересующее нас известие входит в состав его «Книги путей и стран», созданной в 40-80-е гг. IX в. и описывающей торговые пути купцов-русов в Византию и земли Халифата. «Китаб ал-масалик ва-л-мамалик» — это единственное, сохранившееся до нас (и то, далеко не полностью) произведение арабского географа. Считается, что к этому (и другим, несохранившимся произведениям Ибн Хордадбеха) восходит значительное число сведений о Восточной Европе в трудах последующих авторов.

Очень близкое известие содержится у Ибн ал-Факиха ал-Хамадани (вторая половина IX — нач. Х в. Оно входит в состав его «Книги стран» («Китаб ал-Булдан»), написанной ок. 903 г. и сохранившейся в сокращённой переработке ‘Алийи ибн Джа‘фара аш-Шази (ок. 1022 г.), а также в т. н. Мешхедской рукописи (содержит несколько иную редакцию второй части труда ал-Факиха. Интересующий нас сюжет о пути купцов-славян дан там в сокращении)), повествующего об аналогичных описанным Ибн Хордадбехом путях купцов-славян (без упоминания о русах). На наш взгляд, эти два упоминания «Нахр ас-сакалиба»(Ибн Хордадбеха и Ибн ал-Факиха) следует рассматривать как варианты одного и того же известия, что станет ясно из дальнейшего изложения.

3) Третье (как по времени написания, так и по времени описываемых событий) сообщение о «Нахр ас-сакалиба»принадлежит перу арабского путешественника Абу Хамида ал-Гарнати (1080–1169 гг.), лично посетившего Волжскую Булгарию и Древнюю Русь по пути из Саксина (город в низовьях Волги, где ал-Гарнати прожил около 20 лет) в Венгрию (1150 г.) и обратно (1153 г.) и оставившего содержащие описание этого путешествия два сочинения: «Ясное изложение некоторых чудес Магриба» («Му‘риб ан ба‘д ‘аджа’иб ал-Магриб». Другое название (по иной сохранившейся рукописи): «Выборка воспоминаний о чудесах стран» («Нухбат ал-азхан фи ‘аджа’иб ал-булдан»)) и «Подарок умам и выборка из чудес» («Тухфат ал-албаб ва нухбат ал-а‘джаб»).

Сообщение Абу Хамида ал-Гарнати интересно, в первую очередь, тем, что он, в отличие от других рассматриваемых авторов, лично был в Восточной Европе и даже плыл по «реке славян» (точнее, по называемой им так водной магистрали), которую весьма подробно описал, что позволяет нам чётко локализовать этот объект. Поэтому рассмотрение данных о «Нахр ас-сакалиба», содержащихся у арабских авторов,будет уместно начать именно с этого известия.

Путь Абу Хамида ал-Гарнати из Саксина в Венгрию шёл сначала на север по Волге в Булгарию, затем по давней и очень важной в те времена торговой магистрали из Булгара в Киев, а оттуда уже хорошо известным путём в европейские страны. Часть пути из Булгара в Киев ал-Гарнати проделал по «реке славян»: «Когда я поехал в страну славян, то выехал из Булгара и плыл на корабле по реке славян («Нахр ас-сакалиба»). А вода её черная, как вода моря Мраков (Северный Ледовитый океан. — М.Ж.), она будто чернила, но притом она сладкая, хорошая, чистая. В ней нет рыбы, а есть большие чёрные змеи, одна на другой, их больше, чем рыб, но они не причиняют никому вреда. И есть в ней животное вроде маленькой кошки с чёрной шкурой. Зовут её водяным соболем. Его шкуры вывозят в Булгар и Саджсин, а водится он в этой реке». Как видим, перед нами описание очевидца, насыщенное массой любопытных живых наблюдений. Для нас главное, что путь из Булгара в Киев, по которому ехал ал-Гарнати, хорошо известен и поэтому локализация «Славянской реки» у этого автора не вызывает особых затруднений. Речь у него идёт, по всей видимости, об Оке или, точнее, о небольшом участке Волги от Булгара до впадения в неё Оки и об Оке, а также, возможно, и о Десне, по которым и шёл путь ал-Гарнати к Днепру, по которому он и добрался до Киева.

Итак, «Нахр ас-сакалиба»Абу Хамида ал-Гарнати — это путь по Волге от Булгара до впадения в неё Оки и далее вверх по Оке до Десны, а затем уже вниз по Десне. Как видим, частично он совпадает с одним — «волжским» — из отмеченных выше двух вариантов локализации «славянской реки» в трудах ранних авторов. Тем не менее, вопрос о том, может ли известие Абу Хамида ал-Гарнати пролить свет на их известия, далеко не однозначен. Не исключено, что «Нахр ас-сакалиба»Абу Хамида ал-Гарнати — литературный штамп, восходящий к известным ему трудам предшествующих авторов. Различные арабо-персидские авторы могли покрывать новые, ещё не известные им, географические объекты традиционными названиями. Восточноевропейские топонимы и гидронимы, присутствующие в арабо-персидской литературе, часто не имели чёткой привязки к реальным географическим объектам и могли «путешествовать» в зависимости от того, к какой школе принадлежал тот или иной автор, в какой части арабского мира и когда он жил, из каких источников получал информацию (разные части арабского мира были связаны торговыми путями с разными регионами Восточной Европы, соответственно и информация о ней в каждый из них поступала различная и отражала она, в первую очередь, тот регион, с которым поддерживались торговые и иные связи). Одним словом, рассматривая проблему локализации«Нахр ас-сакалиба»в трудах Ибн Хордадбеха и Ибн ал-Факиха, с одной стороны, и ал-Куфи — с другой, необходимо:

1) Учитывать, что авторы, её упоминающие, жили и писали в разное время, в разных регионах и в разной исторической обстановке, принадлежали к разным школам арабской науки, черпали информацию из разных источников, доходивших до них различными путями. Поэтому они могли под одним и тем же (курсив мой. — М.Ж.) названием понимать совершенно разные (курсив мой. — М.Ж.) объекты.

2) Принимать во внимание подвижность средневековой географической номенклатуры. Не менее важно отслеживать, насколько это возможно, и то, как двигалась эта номенклатура.

3) Помнить то, что арабы вообще могли весьма туманно представлять себе реальную географию Юго-Восточной Европы.

Таким образом, вполне возможно, что «Нахр ас-сакалиба»Абу Хамида ал-Гарнати вовсе не тождественна «реке славян» у предшествующих авторов, и мы имеем дело с обычным гидронимическим маркером, которым ал-Гарнати покрыл речной путь, по которому ему пришлось плыть. ал-Гарнати — путешественник, описывающий реально увиденное в пути, а его предшественники (в первую очередь, Ибн Хордадбех и Ибн ал-Факих) — географы, никогда не бывавшие в Восточной Европе и стремившиеся систематизировать все доступные им материалы, полученные из бывших в их распоряжении источников. Уже это определяет расхождения в характере приводимых ими сведений. Однако, любопытно, что у Абу Хамида ал-Гарнати «Нахр ас-сакалиба»связана с бассейном Волги. Простое ли это совпадение или отражение традиции, станет ясно в ходе дальнейшего анализа.

Помня обо всём вышесказанном, приступим к рассмотрению второго известия о «Нахр ас-сакалиба». В «Книге путей и стран» Ибн Хордадбеха говорится: «Если говорить о купцах ар-Рус, то это одна из разновидностей (джинс) славян. Они доставляют заячьи шкурки, шкурки чёрных лисиц и мечииз самых отдалённых [окраин страны] славян к Румийскому морю. Владетель (сахиб) ар-Рума взимает с них десятину(‘ушр).Если они отправляются по […] — реке славян, то проезжают мимо Хамлиджа , города Хазар (подчёркнуто мной. — М.Ж.). Их владетель (сахиб) также взимает с них десятину. Затем они отправляются по морю Джурджан и высаживаются на любом берегу. Окружность этого моря 500 фарсахов. Иногда они везут свои товары от Джурджана до Багдада на верблюдах. Переводчиками [для] них являются славянские слуги-евнухи (хадам). Они утверждают, что они — христиане и платят подушную подать (джизью)». Данные Ибн Хордадбеха заслуживают большого доверия, т. к. он много лет был начальником почт в области Джибал (на северо-западе современного Ирана), по которой и проходил путь от Каспия до Багдада, о котором он и ведёт речь. Ибн Хордадбех «своими глазами должен был видеть русских купцов и мог слышать славянскую речь переводчиков».

К сожалению, гидроним, поясняющий «реку славян», у Ибн Хордадбеха испорчен. Его можно прочесть и как «Танаис», т. е. Дон и как «Итиль», т. е. Волга. Тем не менее, по словам А.П. Новосельцева, несмотря на испорченность названия этого гидронима в источнике, всё же он гораздо больше соответствует форме «Танаис», чем «Итиль», что вроде бы подтверждает «донскую» гипотезу. Однако, далее Ибн Хордадбех говорит о том, что по этой «реке» купцы проезжают мимо Хамлиджа — хазарского города, который находился в низовьях Волги и выходят в Каспийское море. В другом месте Ибн Хордадбех добавляет любопытную деталь: Хамлидж, согласно его словам, расположен на реке, что течёт из «страны славян» («билад ас-сакалиба»).

Однако, сделать прямолинейный вывод о том, что «Славянская река» Ибн Хордадбеха — это именно и только Волга (она же река, текущая из страны славян, на которой расположен город Хамлидж) было бы слишком поспешно, т. к.:

1) В рассказе о купцах-русах — «виде славян» — речь идёт явно не о славянах из Среднего Поволжья. Судя по описанию их торговли с Византией, они проживали где-то на юге Восточной Европы, возможно, в Среднем Поднепровье или же на берегах Чёрного моря, где помещает русов ал-Масуди. И в Волгу они попадали, судя по всему, проходя вдоль крымского побережья в Азовское море и поднимаясь оттуда вверх по Дону до излучины, где волоком совершали переход. Не будем забывать и о том, что, по мнению А.П. Новосельцева, Т.М. Калининой, Н. Велихановой и других специалистов, искажённое название «Славянской реки» у Ибн Хордадбеха следует читать как «Танаис», т. е. Дон. Не исключено, что существование торгового пути, соединявшего Дон и Волгу, могло породить у восточных авторов представления о том, что в районе наибольшего сближения реки эти сливаются.

Важно отметить, что «реки» средневековой арабо-персидской географии (особенно в малоизвестных восточным учёным регионах) — это, прежде всего, торговые магистрали. Таким образом, если точно следовать тексту источника, то под «Славянской рекой» Ибн Хордадбеха следует понимать водный торговый путь, шедший вверх по Дону до излучины, где совершался переход в Волгу и далее вниз по этой реке к Хамлиджу и Каспию.

2) Возможно, что «Славянская река» и река, текущая из «страны славян» к Хамлиджу — не совсем одно и то же, и во втором случае вполне может подразумеваться одна лишь Волга, текущая из региона, где проживали славяне, о которых говорилось выше. Куда менее вероятно, что речь тут идёт о Верхнем Доне, который мог восприниматься как приток (точнее часть) Волги опять-таки из-за своего сближения с этой рекой и существования торгового пути, шедшего вниз по Дону и далее по Волге. Дело в том, что в ранней арабо-персидской традиции Верхний и Средний Дон был известен, как «Русская река» и, действительно, воспринимался как приток Волги. Это нашло своё отражение в «Пределах мира от востока к западу» («Худуд аль-алам мин аль-машрик ила-л-магриб»), анонимном географическом сочинении, представленном единственной рукописью, созданной в Гузгане в 982/983 гг., но отражающей протограф, содержавший описание ситуации, существовавшей в Юго-Восточной Европе в первой трети IX в. Дело в том, что в конце VIII — первой половине IX вв. в верховьях Северского Донца, Оскола и Дона существовало государство алан-русов, известное в западноевропейских и восточных источниках, как Русский каганат. Археологическим его отражением являлась т. н. салтово-маяцкая археологическая культура. И русы всех ранних восточных источников — это аланы, носители салтово-маяцкой культуры. Поэтому, «Славянской рекой» Ибн Хордадбеха может быть лишь нижний, но никак не Верхний и Средний Дон.

В случае, если всё же верно последнее предположение, то возникает вопрос: может быть, Ибн Хордадбех описывает два совершенно разных пути купцов-русов, и один из них вёл с юга Восточной Европы (из Среднего Поднепровья? Черноморского побережья?) по Чёрному морю в Византию, а второй шёл от Верховий Дона вниз по этой реке на Волгу, а затем в Хамлидж и земли Халифата? Только исходя из текста Ибн Хордадбеха, решить этот вопрос невозможно. К счастью, у нас есть параллельный вариант этого сообщения, входящий к труду Ибн ал-Факих «Книга стран», где также упомянута «Славянская река» и приведены данные, которые позволяют пролить свет и на локализацию её в труде Ибн Хордадбеха.

Ибн ал-Факих пишет: «Что же касается купцов-славян, то они везут шкурки лисиц и бобров из окраин [земель] славян и приходят к морю Румийскому, и взимает с них десятину владетель Византии.Затем прибывают по морю к Самкарш иудеев, затем переходят к славянам; или следуют от моря славян в эту реку, которая называется рекой славян, пока не достигнут пролива (халидж) Хазар (подчёркнуто мной. — М.Ж.), и берёт с них десятину властитель хазар. Затем идут к морю Хорасанскому. Иногда выходят в Джурджане и продают всё, что у них есть. А идёт всё это в Рей». Мешхедская рукопись передаёт этот рассказ в некотором сокращении, но с любопытными деталями, позволяющими точнее определить путь славянских купцов и снять некоторые, связанные с ним, неясности: «И что касается славян, то они везут шкуры бобра и лисиц из отдалённого конца Славянской земли, проезжают в море Рума, и берёт там с них властитель Рума десятину; затем проезжают они к заливу Хазарскому, и берёт с них десятину властитель хазар ; затем следуют в море Хорасанское, в море, которое называется славянским морем (подчёркнуто мной. — М.Ж.); отсюда приходят в Джурджан и продают там всё, что с собой имеют, и привозится всё это в Рей». Сопоставляя две редакции сообщения Ибн ал-Факиха с рассказом Ибн Хордадбеха, можно заключить, что путь славянских (русских?) купцов пролегал откуда-то из районов Северного Причерноморья (Среднего Поднепровья?) в направлении Крыма и Керченского пролива («Самкарш иудеев»), минуя который попадали в Азовское («Славянское»?) море, затем поднимались вверх по Дону, где в районе современного Волгограда волоком перебирались на Волгу и спускались по ней к хазарскому городу Хамлиджу и Каспийскому морю. «Нахр ас-сакалиба»- «Славянская река» — здесь: торговый путь, шедший вверх по Дону до излучины и далее вниз по Волге к Хамлиджу и Каспийскому морю.

Любопытен вопрос о происхождении самого названия «Славянская река», точнее, почему довольно хорошо известные арабам Дон и Волга были обозначены этим именем. В принципе, образование топонимов и гидронимов от имён, каким-либо образом связанных с ними групп населения — распространённая черта античной и раннесредневековой (в том числе и арабо-персидской) географии. Название «река славян» могло образоваться либо потому, что славяне проживали на её берегах, либо потому, что славяне регулярно совершали плавания по ней, что было известно арабам. Собственно, о последнем и идёт речь в рассмотренных источниках. Что же касается первого, т. е. проживания славян на берегах «Нахр ас-сакалиба», то применительно к Волге об этом уже говорилось выше: славяне (одни из носителей именьковской культуры, точнее, их потомки) проживали в то время в Среднем Поволжье. Не случайно, как отмечено выше, Ибн Хордадбех говорит о том, что река, на берегах которой расположен Хамлидж, течёт из «страны славян». Иначе обстоит дело со Средним и Нижним Подоньем. Например, по сравнению со Средним Поволжьем там обнаружено лишь небольшое количество атрибутированных как славянские памятников (к тому же, эти славяне неизвестны автору(ам) Повести временных лет). Представляется, что и этот факт проясняет вопрос о том, какая река — Дон или Волга — первично обозначалась именем «Славянской реки». Чтобы разобраться в этом, рассмотрим третье (первое по времени описываемых событий) арабское известие о «Нахр ас-сакалиба».

В 737 г. наместник халифа (позже сам ставший халифом) Марван ибн Мухаммад предпринял грандиозный поход против Хазарии, ставший кульминацией длительного периода арабо-хазарских войн, шедших за гегемонию на Кавказе почти столетие (примерно с середины VII в.). Целью Марвана был решительный разгром Хазарии, который должен был навсегда положить конец её претензиям на гегемонию в Закавказье и на Северном Кавказе. Марван своей цели достиг: Хазарский каганат потерпел сокрушительное поражение, его центры, расположенные в современном Дагестане (Баланджар, Самандар и т. д.), были разгромлены. Именно после этого разгрома усиливается начавшееся несколько ранее из-за арабской угрозы перемещение населения и политических центров каганата на север — в безопасные степи Северного Прикаспия, Нижнего Подонья и Поволжья, отразившееся в переносе столицы в находившийся в низовьях Волги Хамлидж.

Информация о походах Марвана против Хазарии, которые не всегда можно чётко идентифицировать и отождествить друг с другом, присутствует у ряда арабских авторов: различные варианты повествований о них, опиравшиеся на разные источники, присутствуют в сочинениях ал-Йа‘куби, Ибн ал-Факиха, ал-Балазури, ат-Табари, Бал‘ами, ал-Куфи, Халифы ибн Хаййата, Ибн ал-Асира и т. д. Из них в рассказах ал-Балазури, ал-Куфи и Ибн Хаййата (рассказ последнего содержит несколько иную версию событий, которая может помочь прояснить некоторые неясности в рассказе двух первых авторов) говорится о том, что Марван во время своей войны с Хазарией напал на народ «ас-сакалиба», т. е. славян. При этом, в рассказе Ибн А‘сама ал-Куфи, который является самым подробным, есть и сообщение о «Нахр ас-сакалиба»- «Славянской реке»: «[войска Марвана] выступили и вскоре достигли города ал-Байда’,в котором пребывал хакан, царь хазар. Говорит [автор]: Марвану и мусульманам в стране хазар сопутствовал успех, и они достигли земель, расположенных за Хазарией. Затем они совершили набег на ас-сакалиба и на другие соседние племена неверующих и захватили из них в плен 20 тысяч семей. После этого они пошли дальше и вскоре добрались до реки славян (нахр ас-сакалиба)». Далее описывается разгром хазарского войска на её берегах. В данном рассказе под «Славянской рекой» с очевидностью понимается Волга. Арабские войска двигались в направлении ал-Байда’, которая, как было показано, располагалась в низовьях Волги. Именно там и находился хазарский каган, который при приближении арабских войск бежал, очевидно, на север вдоль волжских берегов. Марван последовал за ним, причем дошёл до земель, находившихся «за Хазарией», где и произошло его столкновение со славянами и «другими соседними племенами неверующих», а затем и разгром хазарского войска. Видимо, Марван достиг тех мест, где проживали славяне — потомки носителей именьковской культуры.

Любопытные подробности относительно дальнейшей судьбы захваченных в плен славян сообщает ал-Балазури: «Марван совершил набег на ас-сакалиба, которые были в стране хазар, взял в плен из их числа 20 000 семей и расселил их в Кахетии. Потом они убили своего властителя и бежали, но их догнали и перебили».

Представляют интерес отличающиеся от сведений ал-Куфи и ал-Балазури данные о нападении Марвана на славян, которые приводит Халиф ибн Хаййат ал-‘Усфури. Описание самого похода 737 г. у него очень лаконично и не содержит никаких сведений о столкновении Марвана со славянами: «В этом году Марван ибн Мухаммад предпринял дальний поход из Арминии.Он проник в ворота алан (Баб ал-Лан),прошёл землю ал-Лан,затем вышел из неё в страну хазар и прошёл Баланджар и Самандар, и дошёл до ал-Байда’, в которой пребывает хакан. Хакан бежал из города». Сведений о дальнейших боевых действиях Марвана с хазарами и славянами здесь нет. Зато под 114/732- 733 г. Халифа ибн Хаййата приводит уникальные сведения: «Сказал Абу Халид со слов Абу-л-Бара’а: «Марван выступил в сто четырнадцатом году и [продвигался], пока не перешел реку ар-Р. мм. Он убивал, угонял в плен и совершал набеги на ас-сакалиба».

Другие под этим годом сообщают о походе Марвана на хазар, который закончился, в сущности, безрезультатно (если не считать захваченного скота) из-за погодных условий (шли почти непрерывные дожди, и дороги сделались непроходимыми), но ничего не упоминают о столкновении Марвана со славянами. В то же время, Халифа ибн Хаййат под этим годом ничего не говорит о походе против хазар. Видимо, у него имеет место определенная путаница относительно походов Маслама и Марвана против Хазарии. Поэтому, вероятнее всего, этот рассказ следует связывать с «усечённым» описанием похода 737 г., которое имеется у нашего автора, и считать их частями повествования об одном и том же походе Марвана — походе 737 г. Тем более, как было показано, Халиф ибн Хаййат локализует место столкновения Марвана со славянам там же, где и ал-Куфи — на волжских берегах. В походе 732 г. Марван никак не мог зайти так далеко.

Следы переселённых Марваном славян сохранялись на Кавказе в течение долгого времени, о чём ярко свидетельствуют, например, недавно обнаруженные Л.С. Клейном в кавказском фольклоре следы славянских мифов о Перуне. Правда, как о том пойдет речь ниже, проникновение славян на Кавказ связано далеко не только с этим насильственным переселением. Любопытно, что, например, в «Истории Тарона» Зеноба Глака сохранилась славянская легенда об основании Киева, запись которой в Армении также свидетельствует о пребывании значительного массива славян на Кавказе, а зафиксированное и другими источниками пребывание в кавказском регионе славян (о чём ниже) подтверждает и возможность записи этой легенды.

Возникает вопрос: а почему, собственно, Марван, продвинувшись очень далеко на север и достигнув крайней точки своего похода, вдруг нападает именно на местных жителей — славян, да ещё и переселяет их на Кавказ? Частично ответ на него был дан выше. Но, думается, что это нападение имело и ещё один аспект: косвенно это свидетельствует о союзе живших в Поволжье славян с хазарами в это время. Есть у нас и данные, прямо говорящие о таком союзе. Речь идёт о сообщении, принадлежащем перу албанского историка Моисея Каланкатваци (Утийца), который при описании осады Тбилиси хазарским войском в нач. VII в. употребляет при описании трапезы хазарских воинов славянское слово «сало», и, возможно, «череп», «черепок», «черпак» или даже «шелом», что является бесспорным свидетельством присутствия славян в этом регионе. И присутствия весьма значительного, т. к. они составляли весьма немалую долю в войске хазар, раз у Моисея Каганкатваци зафиксировано слово, принадлежащее их языку. Несмотря на значительный временной интервал, поход Марвана против славян свидетельствует косвенно о сохранении этого союза и в начале VIII в.

Сохранение в кавказском фольклоре мифов о Перуне и запись легенды об основании Киева (о чём говорилось выше) также подтверждают присутствие в регионе славян. О нём же говорят и некоторые поздние, но, по всей видимости, отражающие аутентичную информацию, источники.

Откуда славяне могли попасть на Кавказ? По всей видимости, из Среднего Поволжья, откуда легко можно было по Волге и Каспийскому морю оказаться в восточных районах Северного Кавказа.

Что же касается возможного проникновения славян на Северный Кавказ с северо-запада — из районов Среднего Поднепровья и северской земли, то оно, вероятно, играло менее значимую роль, т. к. археологически зафиксированные следы славян в Среднем и Нижнем Подонье весьма немногочисленны.

Существует ещё одно важное для решения рассматриваемого вопроса и в то же время весьма загадочное известие: ал-Йа‘куби (ум. 284/897 или 292/905) сообщает о посольстве санарийцев в 853–854 гг. к правителям Византии и Хазарии, а также к некоему «сахиб ас-сакалиба» («государю славян») с просьбой о помощи против арабов. Кто же этот «сахиб ас-сакалиба», и где находилась его страна?

Учитывая, что Ибн Фадлан практически так же (курсив мой. — М.Ж.) — «маликом ас-сакалиба» -называет правителя Волжской Булгарии, иногда предполагается, что именно он и назван у ал-Йа‘куби. Однако, такая интерпретация представляется совершенно немыслимой: Волжская Булгария находилась очень далеко и вряд ли могла оказать санарийцам какую-то помощь. Вряд ли даже санарийцы знали о её существовании.

Гораздо более логично предположение В.М. Бейлиса, согласно которому речь у ал-Йа‘куби идет о правителе какого-то восточнославянского объединения. А.П. Новосельцев считал, что в источнике говорится о правителе Киева. В новейшей своей работе соглашается с ним и И.Г. Коновалова, которая пошла дальше и отождествила этого «сахиба ас-сакалиба» с каганом русов (Русский каганат исследовательница также помещает в Киеве). С Русским каганатом — в его понимании это была волынцевская культура — связывает посольство и В.В. Седов.

Между тем, эта «киевская» гипотеза очень шатка как по причине удалённости Киева от этого региона, так и потому, что у нас нет данных, чтобы для этого времени говорить о значительном политическом объединении восточных славян с центром в Киеве.

Нет также никаких оснований считать это известие книжным сюжетом: сообщение вполне реалистично и полностью вписывается в контекст положения дел на Кавказе в середине IX в. Если всё же допустить книжный характер известия именно о «сахибе ас-сакалиба», то это не снимает проблемы по существу, т. к. для того, чтобы сделать подобную вставку, автор должен был иметь достаточные основания для этого. Т. е. и в таком случае должен был существовать некий вполне реальный «сахиб ас-сакалиба».

В порядке рабочей гипотезы, рискну предположить, что речь здесь идёт как раз о славянах, живших в Поволжье и оттуда проникавших в районы восточного Кавказа. В этой связи примечательно известие Ибн ал-Факиха о некоем роде (джинс) славян непосредственно на Кавказе, а также о том, что Кавказские горы граничат со страной «ас-Сакалиба».

Подытоживая сказанное, можно заключить, что в рассказе ал-Куфи о походе Марвана «Славянская река» — это Волга. Именно она первоначально и называлась «Нахр ас-сакалиба» («Славянская река»). Позднее это название стало применяться и к Нижнему Дону, связанному с Волгой в один торговый путь, тем более что торговлю по нему вели, судя по всему, именно славяне.

Нельзя забывать и об отмеченной выше особенности арабо-персидской географической литературы раннего средневековья: её «реки» (особенно в малоизвестных восточным учёным регионах) — это, прежде всего, торговые магистрали.

Именно это представление и прослеживается в трудах Ибн Хордадбеха: он описывает путь купцов-русов вверх по Нижнему Дону (против течения), а затем вниз по Волге. И при этом говорит лишь об одной реке. Т. е. в представлениях Ибн Хордадбеха это — одна река. Так получается, если буквально следовать тексту источника. Конечно, Ибн Хордадбех мог и вовсе не упомянуть одну из двух рек, по которым пролегал путь купцов-русов, но всё-таки предположение о том, что в его представлении Дон сливался с Волгой, выглядит более логичным. Аналогична и картина, нарисованная Ибн ал-Факихом.

Резюмируя вышесказанное, можно констатировать следующие положения:

1) в описании похода Марвана «Славянская река» — это, по всей видимости, Волга;

2) у Ибн Хордадбеха и Ибн ал-Факиха — это путь от Азовского моря вверх по Дону, далее волоком в Волгу и вниз по этой реке. Т. е. у этих авторов это не столько реальная река, сколько торговая магистраль, шедшая по Нижнему Дону против течения, далее в излучине волоком переходившая на Волгу и шедшая вниз по этой реке;

3) У ал-Гарнати это опять-таки Волга (точнее, по-видимому, её часть) плюс Ока и Десна, по которым он плыл к Киеву.

Такие выводы о локализации «Нахр ас-сакалиба» («реки славян») восточных источников можно сделать на основе соответствующих упоминаний этого гидронима в работах арабских авторов, с учётом сопоставления их со всей совокупностью данных о ситуации в Поволжье и Юго-Восточной Европе в рассматриваемый период времени.

 

Заключение

Всё сказанное в работе заставляет задуматься над интереснейшей и во многом загадочной ещё проблемой расселения славян в Поволжье и присутствия их в северо-восточных районах Кавказа, куда они, по всей видимости, проникали преимущественно оттуда же. Как оказалось, сведения письменных источников и археологические материалы прекрасно подтверждают и дополняют друг друга, свидетельствуя о проживании значительно массива славян в Среднем Поволжье, откуда они проникали в низовья Волги и на Северо-Восточный Кавказ.

На современном уровне означенный комплекс проблем может решаться на основе привлечения четырёх групп источников:

— археологические материалы, свидетельствующие о проживании в середине I тыс. н. э. в Среднем Поволжье значительного славянского массива;

— сведения письменных источников, также свидетельствующие о проживании в регионе славян, ставшие предметом нашего исследования;

— данные лингвистики об именьковских заимствованиях в языки народов Волго-Камья и венгров, предки которых жили некогда рядом с именьковцами. Если правы те археологи, которые считают, что именьковцы мигрировали на юго-запад, дав начало волынцевской культуре, то изучение диалектов днепровского левобережья также способно дать материалы для характеристики «именьковского языка». Соответствующая работа ещё ждет своего часа;

— данные фольклористики о проникновении славянских верований и фольклора к народам Северного Кавказа (исследования Л.С. Клейна). Было бы очень интересно рассмотреть верования народов Волго-Камья на предмет возможности аналогичных заимствований, относящихся к именьковскому времени;

— данные топонимики и гидронимики Среднего Поволжья, которые могли сохранить следы раннего добулгарского пребывания здесь славян.

Исследования по всем четырём указанным направлениям необходимо интенсифицировать. Это особенно актуально теперь, когда разноплановые свидетельства, до того казавшиеся не связанными друг с другом, складываются постепенно в общую целостную картину, существенно корректирующую наши взгляды на процессы славянского расселения в Восточной Европе.

 

Рецензия на представленную в печать монографию М.И.Жиха «Ранние славяне в Волго-Камье» (Спб — Казань, 2011) Лифанов Н.А

Предложенная для научного рецензирования рукопись принадлежит молодому петербургскому исследователю М.И.Жиху, известному рядом своих сетевых публикаций весьма неоднозначного содержания и дискуссиям по их поводу. По всей видимости, она рассматривается автором как научная публикация по теме его будущего диссертационного исследования (автор ныне обучается в аспирантуре). Взгляды М.И.Жиха вызывают определенную реакцию в среде знакомых с ними историков, однако до сих пор, насколько известно, не становились объектом научного анализа. Представленная к печати монография дает хороший повод для их детального разбора.

Название монографии отражает оба декларируемых в ней положения — славянскую атрибуцию населения именьковской археологической культуры и интерпретацию «реки славян», упоминания о которой встречаются в раннесредневековых исламских историко-географических сочинениях, как Волги.

Положения эти, впрочем, были выдвинуты задолго до М.И.Жиха. Так, первое из них, судя по сноскам, приписывается им Г.И.Матвеевой (с.18). Между тем, в своих работах Галина Ивановна была, как правило, осторожна в выводах и лишь констатировала отдельные черты сходства именьковских и раннеславянских материалов. В ряде упомянутых М.И.Жихом работ (Васильев И.Б., Матвеева, Г.И., 1986; Матвеева, 1986; Богачев А.В., 1995) вообще нет ничего о славянской атрибуции первых. Прямое отождествление именьковской археологической культуры с праславянскими или просто славянскими племенами, популярное ныне главным образом в околонаучной публицистике [1], впервые было сделано В.В.Седовым (Седов, 1994, с.315), причем на основании лишь общих соображений без серьезных археологических аргументов. Г.И.Матвеева склонилась к этой точке зрения лишь в конце своей научной деятельности (Матвеева, 2004, с. 74–78).?

? Аргументом в пользу славянства именькова автор считает, по его мнению, доказанную «праславянскую основу зарубинецкой культуры» (с.13). Впрочем, здесь же он сам указывает на существующие противоречия в оценках данной проблемы специалистами-археологами. Выбор автором (который сам таковым специалистом не является и не знает конкретных материалов) какой-либо одной концепции возможен только на основе случайных, гадательных принципов.

Вообще, уровень знакомства М.И.Жиха с археологическими источниками, в частности материалами именьковской культуры, демонстрируется им самим на сс.19–21. Здесь автором дается ее краткая характеристика, что должно продемонстрировать его общее знакомство с предметом исследования. Однако, несмотря на наличие ссылок (сноски №№ 20–25 на сс.19–21) на 15 работ 8 авторов, судя по текстуальным совпадениям, скомпонована она лишь из цитат, взятых из одной работы В.В.Седова (Седов В.В., 2002, сс.249–253).

Остальные работы добавлены, очевидно, для «солидности». М.И.Жихом они, по всей видимости, самостоятельно не прорабатывались. Так, относительно работы К.Яжджевского он ограничился пересказом слов В.В.Седова. В содержании же статей В.Ф.Генинга и А.П.Смирнова нет ничего, что бы напоминало о приписывающейся им идее о миграции именьковцев в район днепровского левобережья и их решающей роли в формировании волынцевской культуры [2]. Не разделяет эту идею и О.А.Щеглова.

 

Список использованных источников и литературы

I. Источники:

1. Абу Мухаммад Ахмад ибн А‘сам ал-Куфи. Книга завоеваний (извлечения по истории Азербайджана VII–IX вв.) / Пер. с араб. З.М. Буниятова. — Баку: Элм, 1981. — 83 с.

2. Гаркави, А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских / А.Я. Гаркави. — СПб., 1870. — 308 с.

3. Заходер, Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе / Б.Н. Заходер. — Т. I. — М.: Вост. лит-ра, 1962. — 280 с.

4. Заходер, Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе / Б.Н. Заходер. — Т. II. — М.: Наука, 1967. — 212 с.

5. Ибн Хордадбех. Книга путей и стран / Пер. с араб., коммент., исслед., указатели и карты Н. Велихановой. — Баку: Элм, 1986. — 428 с.

6. История агван Моисея Каганкатваци, писателя Х в. / Перев. К. Патканян. — СПб., 1861. — 401 с.

7. [Ковалевский, А.П.] Путешествие Ибн Фадлана на Волгу. Перевод и комментарий / Под редакцией академика И.Ю. Крачковского. — М.; Л.: Из-во АН СССР. — 193 с.

8. Прокопий Кесарийский. Из «Готской войны» / Древние славяне в отрывках греко-римских и византийских писателей по VII в. н. э. / Пер. А.В. Мишулина // Вестник древней истории. 1941. — Т. I. — С. 230–287.

9. Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131–1153) / Публ. О.Г. Большакова, А.Л. Монгайта. — М.: Главная редакция восточной литературы, 1971. — 136 с.

10. Худуд аль-Алем. Рукопись Туманского с введением и указателем В.В. Бартольда. — Л.: Изд-во АН СССР, 1930. — 121 с.

II. Литература:

1. Абегян, М.Х. История древнеармянской литературы / М.Х. Абегян. — Т. I. — Ереван: Изд-во Армянской ССР, 1948. — 527 с.

2. Артамонов, М.И. История хазар / М.И. Артамонов. — 2-е изд. — СПб: Филол. фак. С.-Петерб. гос. ун-та, 2002. — 549 с.

3. Бартольд, В.В. Сочинения / В.В. Бартольд. — Т. II. — Ч. 1: Общие работы по истории Средней Азии; Работы по истории Кавказа и Восточной Европы. — М.: Изд-во Вост. лит., 1963. — 1020 с.

4. Бейлис, В.М. Арабские авторы IX — первой половины Х в. о государственности и племенном строе народов Европы / В.М. Бейлис // Древнейшие государства на территории СССР. 1985 г. — М.: Наука, 1986. — С. 140–148.

5. Бейлис, В.М. Сообщения Халифы ибн Хаййата ал-‘Усфури об арабо-хазарских войнах в VII — первой половинеVIII в. / В.М. Бейлис // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г. Памяти чл. — корр. РАН А.П. Новосельцева / Отв. ред. Т.М. Калинина. — М.: Восточная литература, 2000. — С. 32–53.

6. Бидзиля, В.И. Славяне и их соседи в конце I тыс. до н. э. — первой половине I тыс. н. э. / В.И. Бидзиля, О.А. Гей, К.В. Каспарова, Д.Н. Козак, Е.В. Максимов, А.М. Обломский, И.П. Русанова, Э.А. Сымонович, Р.В. Терпиловский, М.Б. Щукин / Отв. ред.: И.П. Русанова, Э.А. Сымонович. — М.: Наука, 1993. — 338 с.

7. Богачёв, А.В. О верхней хронологической границе именьковской культуры / А.В. Богачёв // Средневековые памятники Поволжья. — Самара: Изд-во СамГУ, 1995. — С. 16–22.

8. Васильев, И.Б. У истоков истории самарского Поволжья / И.Б. Васильев, Г.И. Матвеева. — Куйбышев: Кн. изд-во, 1986. — 231 с.

9. Васильевский, В.Г. Древняя Торговля Киева с Регенсбургом / В.Г. Васильевский // Журнал Министерства народного просвещения. — СПб. 1888. Июль. — С. 121–150.

10. Васильевский, В.Г. Труды / В.Г. Васильевский. — Т. III. — Пг., 1915. — 416 с.

11. Винников, А.З. Славяне лесостепного Дона в раннем средневековье VIII — начало XI вв. / А.З. Винников. — Воронеж, 1995.

12. Галкина, Е.С. Тайны Русского каганата / Е.С. Галкина. — М.: Вече, 2002. — 428 с.

13. Галкина, Е.С. Данники Хазарского каганата в письме царя Иосифа/ Е.С. Галкина // Сборник Русского исторического общества. — Т. 10 (158). Россия и Крым. — М.: Русская панорама, 2006. — С. 376–390.

14. Галкина, Е.С. Территория Хазарского каганата IX — 1-й пол. X вв. в письменных источниках / Е.С. Галкина // Вопросы истории. — 2006. — № 9. — С. 132–145.

15. Галкина, Е.С. Номады Восточной Европы: этносы, социум, власть (I тыс. н. э.) / Е.С. Галкина. — М.: Прометей, 2006. — 548 с.

16. Галкина,Е.С. Росский каганат и остров руссов / Е.С. Галкина, А.Г. Кузьмин // Славяне и Русь: Проблемы и идеи: Концепции, рожденные трехвековой полемикой, в хрестоматийном изложении / Сост. А.Г. Кузьмин. — М.: Флинта, Наука, 2001. — С. 456–481.

17. Гараева, Н.Г. Сведения арабских и персидских источников о походах к северу от Дербента (22/642-43 и 119/737 гг.) / Н.Г. Гараева // История татар с древнейших времен в семи томах. — Т. I. Народы степной Евразии в древности. — Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АНТ, 2002. — С. 440–471.

18. Генинг, В.Ф. Селище и могильник с обрядом трупосожжения добулгарского времени у с. Рождествено в Татарии / В.Ф. Генинг // Материалы и исследования по археологии СССР. — Вып. 80. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. — С. 131–144.

19. Жих, М.И. Древняя Русь и ее степные соседи: К проблеме Русского каганата. Рец. на кн.: Галкина Е.С. 1) Тайны Русского каганата. М., 2002; 2) Номады Восточной Европы: этносы, социум, власть (I тыс. н. э.) / М.И. Жих // Международный исторический журнал «Русин» [Кишинёв]. — 2009. — № 3 (17). — С. 147–157.

20. Иванов, В.В. О древних славянских этнонимах (Основные проблемы и перспективы) / В.В. Иванов, В.Н. Топоров // Из истории русской культуры. — Т.I (Древняя Русь). — М.: Языки русской культуры, 2000. — С. 413–440.

21. Казаков, Е.П. К вопросу о турбаслинско-именьковских памятниках Закамья / Е.П. Казаков // Культуры евразийских степей второй половины I тысячелетия н. э. — Самара: Изд-во СамГУ, 1996. — С. 40–57.

22. Калинина, Т.М. Торговые пути Восточной Европы IX века (по данным Ибн Хордадбеха и Ибн ал-Факиха) / Т.М. Калинина // История СССР. — 1986. — № 4. — С. 68–82.

23. Калинина, Т.М. Водные пути сообщения Восточной Европы в представлениях арабо-персидских авторов IX–X вв. / Т.М. Калинина // Джаксон Т.Н., Калинина Т.М., Коновалова И.Г., Подосинов А.В. «Русская река»: Речные пути Восточной Европы в античной и средневековой географии. — М.: Языки русской культуры, 2007. — С. 101–172.

24. Клейн, Л.С. Перун на Кавказе / Л.С. Клейн // Советская Этнография. — 1985. — № 6. — С. 116–123.

25. Клейн, Л.С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества / Л.С. Клейн. — СПб.: Евразия, 2004. — 480 с.

26. Кляшторный, С.Г. Древнейшее упоминание славян в Нижнем Поволжье / С.Г. Кляшторный // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. — Т. I. — М.: Изд-во АН СССР, 1964. — С. 16–18.

27. Кляшторный, С.Г. Межкультурный диалог на Великом Волжском пути: исторический аспект / С.Г. Кляшторный // Великий Волжский путь. Материалы Круглого стола и Международного научного семинара. — Казань: Изд-во «Мастер-Лайн», 2001. — С. 56–60.

28. Кляшторный, С.Г. Праславяне в Поволжье / С.Г. Кляшторный // Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г. Степные империи древней Евразии. — СПб: Изд-во «СПбГУ», 2005. — С. 68–72.

29. Кляшторный, С.Г. Праславяне в Поволжье / С.Г. Кляшторный // Взаимодействие народов Евразии в эпоху Великого переселения народов. — Ижевск: Изд-во «Удмуртский гос. ун-т», 2006.

30. Кляшторный, С.Г. Праславянские племена в Поволжье / С.Г. Кляшторный, П.Н. Старостин // История татар с древнейших времён — Т. I. Народы степной Евразии в древности. — Казань: Институт истории им. Ш. Марджани АНТ, 2002. — С. 210–217.

31. Коковцов, П.К. Еврейско-хазарская переписка в Х в. / П.К. Коковцов — Л.: Изд-во АН СССР, 1932. — 134 с.

32. Коновалова, И.Г. Восточные источники / И.Г. Коновалова // Древняя Русь в свете зарубежных источников / Под ред. Е.А. Мельниковой. — М.: Логос, 2000. — С. 182–187.

33. Коновалова, И.Г. Пути купцов-русов на Восток / И.Г. Коновалова // Средневековая Русь. — Вып. 6 / Отв. ред. А.А. Горский. — М.: Индрик, 2006. — С. 9–28.

34. Коновалова, И.Г. Вхождение Руси в систему политических отношений Хазарии, Халифата и Византии (IX в.) / И.Г. Коновалова // Средневековая Русь. — Вып. 7 / Отв. ред. А.А. Горский. — М.: «Индрик», 2007. — С. 7–30.

35. Куник А.А. Известия аль-Бекри и других арабских авторов о руси и славянах / А.А. Куник, В.Р. Розен. — Ч. II. — СПб., 1903. — 210 c.

36. Левицкий, Т. Из научных исследований арабских источников / Т. Левицкий // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. — М.: Изд-во АН СССР, 1964. — Т. I. — С. 6–15.

37. Литаврин, Г.Г. Византия, Болгария, Древняя Русь (IX — начало XII в.) / Г.Г. Литаврин. — СПб.: Алетейя, 2000. — 415 с.

38. Ловмяньский, Х. Русь и норманны / Х. Ловмяньский. — М.: Прогресс, 1985. — 304 с.

39. Мавродин, В.В. Образование Древнерусского государства / В.В. Мавродин. — Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1945. — 432 с.

40. Магомедов, Б.В. Черняховская культура. Проблема этноса / Б.В. Магомедов. — Lublin: Wyd-wo Uniwersytetu Marii Curie-Sklodowskiej, 2001. — 290 с.

41. Магомедов, М.Г. Образование Хазарского каганата: По материалам археологических исследований и письменным данным / М.Г. Магомедов. — М.: Наука, 1983. — 223 с.

42. Марр, Н.Я. Книжные легенды об основании Куара в Армении и Киева на Руси / Н.Я. Марр // Изв. Гос. Акад. истории материальной культуры. — Т. III. — Л.: Соцэкгиз, 1928. — С. 257–287.

43. Марр, Н.Я. По поводу русского слова «сало» в древнеармянском описании хазарской трапезы VII в. / Н.Я. Марр // Марр Н.Я. Избранные работы. — Т. V. — М.; Л. Соцэкгиз, 1935. — С. 67–113.

44. Матвеева, Г.И. Этнокультурные процессы в Среднем Поволжье в I тыс. н. э. / Г.И. Матвеева // Культуры Восточной Европы I тыс. — Куйбышев: Б.и., 1986. — С. 158–171.

45. Матвеева, Г.И. К вопросу об этнической принадлежности племен именьковской культуры / Г.И. Матвеева // Славяне и их соседи. Место взаимных влияний в процессе общественного и культурного развития. — М.: Наука, 1988. — С. 11–13.

46. Матвеева, Г.И. Некоторые итоги изучения именьковской культуры / Г.И. Матвеева // Этногенез и этнокультурные контакты славян. Труды VI Международного конгресса славянской археологии. — Т. 3. — М.: «Фонд археологии», 1997. — С. 206–217.

47. Матвеева, Г.И. Среднее Поволжье в IV–VII вв.: именьковская культура / Г.И. Матвеева. — Самара: Изд-во «Самарский университет», 2004. — 168 с.

48. Минорский, В.Ф. История Ширвана и Дербенда X–XI вв. / В.Ф. Минорский — М.: Изд-во восточной литературы, 1963. — 265 с.

49. Мишин, Д.Е. Сакалиба (славяне) в арабском мире в раннее средневековье / Д.Е. Мишин. — М.: Крафт +, 2002. — 368 с.

50. Назаренко, А.В. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX–XII вв. / А.В. Назаренко. — М.: Языки русской культуры, 2001. — 780 с.

51. Напольских, В.В. Протославяне в Нижнем Прикамье в середине I тыс. н. э. Данные пермских языков / В.В. Напольских // Христианизация Коми края и её роль в развитии государственности и культуры. — Т. II. Филология. Этнология. — Сыктывкар: КНЦ УрО РАН, 1996. — С. 197–206.

52. Напольских, В.В. Балто-славянский языковой компонент в Нижнем Прикамье в сер. I тыс. н. э. / В.В. Напольских // Славяноведение. — 2006. — № 2. — С. 13–19.

53. Насибуллин, Р.Ш. К проблеме этнической принадлежности носителей именьковской археологической культуры / Р.Ш. Насибуллин // Вестник Удмуртского университета. — 1992. — № 6. — С. 76–79.

54. Николаенко, А.Г. Северо-Западная Хазария или Донская Русь? / А.Г. Николаенко. — Волоконовка, 1991. — 120 с.

55. Новосельцев, А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа / А.П. Новосельцев. — М.: Наука, 1990. — 264 с.

56. Новосельцев, А.П. Арабский географ IX в. Ибн Хордадбех о Восточной Европе / А.П. Новосельцев // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г.: Памяти члена-корреспондента РАН Анатолия Пестровича Новосельцева / РАН, Ин-т всеобщ. истории, Ин-т рос. истории; Отв. ред. Т.М.Калинина. — М.: Издат. фирма «Восточная литература» РАН, 2000. — С. 360–366.

57. Новосельцев, А.П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI–IX вв. / А.П. Новосельцев // Там же. — С. 264–323.

58. Новосельцев, А.П. К вопросу об одном из древнейших титулов русского князя / А.П. Новосельцев // Там же. — С. 367–379.

59. Очерки истории СССР. Кризис рабовладельческой системы и зарождение феодализма на территории СССР. III–IX вв. / Отв. ред. Б.А. Рыбаков. — М.: Издательство АН СССР, 1953. — 947 с.

60. Пачкова, С.П. Зарубинецкая культура и латенизированные культуры Европы / С.П. Пачкова. — Киев: Ин-т археологии НАНУ, 2006. — 372 с.

61. Плетнёва, С.А. Хазары / С.А. Плетнёва. — М.: Наука, 1976. — 93 с.

62. Подосинов, А.В. Ещё раз о древнейшем названии Волги / А.В. Подосинов // Древнейшие государства Восточной Европы. 1998 г.: Памяти члена-корреспондента РАН Анатолия Пестровича Новосельцева / РАН, Ин-т всеобщ. истории, Ин-т рос. истории; Отв. ред. Т.М.Калинина. — М.: Издат. фирма «Восточная литература» РАН, 2000. — С. 230–239.

63. Подосинов, А.В. Гидрография Восточной Европы в античной и средневековой геокартографии / А.В. Подосинов // Джаксон Т.Н., Калинина Т.М., Коновалова И.Г., Подосинов А.В. «Русская река»: Речные пути Восточной Европы в античной и средневековой географии. — М.: Языки русской культуры, 2007. — С. 70–85.

64. Полубояринова, М.Д. Путь из Булгара в Киев. Торговые связи с Киевской Русью и древнерусскими княжествами / М. Д. Полубояринова // История татар. — Т. II. Волжская Булгария и Великая степь. — Казань: РухИЛ, 2006. — С. 316–326.

65. Рыбаков, Б.А. Древняя Русь: сказания. Былины. Летописи / Б.А. Рыбаков. — Москва: Изд-во АН СССР, 1963. — 358 с.

66. Рыбаков, Б.А. Путь из Булгара в Киев / Б.А. Рыбаков // Древности Восточной Европы. — М.: Наука, 1969. — С. 186–196.

67. Рыбаков, Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII–XIII вв. / Б.А. Рыбаков. — Москва: Наука, 1982. — 590 с.

68. Рот, А.М. Венгерско-восточнославянские языковые контакты А.М. Рот. — Будапешт: Akademiai Kiado, 1973. — 573 с.

69. Сахаров, А.Н. Дипломатия Древней Руси IX — пер. пол. Х в. / А.Н. Сахаров. — М.: Мысль, 1980. — 358 с.

70. Свердлов, М.Б. Русь и восточные государства / М.Б. Свердлов // Советская историография Киевской Руси / Отв. ред. В.В. Мавродин. — Л.: Наука, 1978. — С. 190–199.

71. Свердлов, М.Б. Восточные письменные источники / М.Б. Свердлов // Советское источниковедение Киевской Руси / Отв. ред. В.В. Мавродин. — Л.: Наука, 1979. — С. 63–71.

72. Седов, В.В. Происхождение и ранняя история славян / В.В. Седов. — Москва: Наука, 1979. — 156 с.

73. Седов, В.В. Очерки по археологии славян / В.В. Седов. — М.: Институт археологии РАН, 1994. — 128 с.

74. Седов, В.В. Славяне в древности / В.В. Седов. — М.: «Фонд археологии», 1994. — 343 с.

75. Седов, В.В. Славяне в раннем средневековье / В.В. Седов. — М.: «Фонд археологии», 1995. — 416 с.

76. Седов, В.В. К этногенезу волжских болгар / В.В. Седов // Российская археология. — 2001. — № 2. — С. 5–15.

77. Седов, В.В. Славяне. Историко-археологическое исследование / В.В. Седов. — М.: Языки русской культуры, 2002. — 618 с.

78. Славяне и их соседи: Место взаимовлияний в процессе общественного и культурного развития: Эпоха феодализма: Сб. тез. конф. / Редкол.: Г.Г. Литаврин (отв. ред.) и др.]. — М.: Ин-т славяноведения и балканистики, 1988. — 70 с.

79. Смирнов, А.П. Некоторые спорные вопросы истории волжских болгар / А.П. Смирнов // Историко-археологический сборник МГУ. — М.: Изд-во МГУ, 1962. — С. 160–168.

80. Старостин, П.Н. Памятники именьковской культуры / П.Н. Старостин // САИ. — Вып. Д. 1-32. — М.: «Наука», 1967. — 99 с.

81. Старостин, П.Н. Именьковские могильники / П.Н. Старостин // Культуры Восточной Европы I тыс. — Куйбышев: Б.и., 1986. — С. 131–136.

82. Тортика, А.А. Северо-Западная Хазария в контексте истории Восточной Европы / А.А. Тортика. — Харьков: ХГАК, 2006. — 554 с.

83. Третьяков, П.Н. По следам древних славянских племён / П.Н. Третьяков. — Л.: Наука, 1982. — 144 с.

84. Трубачев, О.Н. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвистические исследования / О.Н. Трубачев. — М.: Наука, 2002. — 495 с.

85. Хелимский, Е.А. Изучение ранних славяно-венгерских языковых отношений (Материалы и интерпретация. Вопрос о этноязыковых контактах венгров с восточными славянами) / Е.А. Хелимский // Славяноведение и балканистика в странах зарубежной Европы и США. — М.: Наука, 1989. — С. 184–198.

86. Шаскольский,И.П. Известия Бертинских анналов в свете данных современной науки / И.П. Шаскольский // Летописи и хроники. 1980. — М.: Наука, 1981. — С. 43–54.

87. Яжджевский, К. О значении возделывания ржи в культурах раннего железного века в бассейнах Одры и Вислы / К. Яжджевский // Древности славян и Руси. — М.: Наука, 1988. — С. 98–99.

III. Авторефераты диссертаций:

1. Бейлис, В.М. Сочинения ал-Масуди, как исторический источник по истории Восточной Европы Х в.: Автореф. дисс… канд. ист. наук: 07.00.03 / В.М. Бейлис. — М., 1963. — 25 с.

2. Галкина, Е.С. Русский каганат и Салтово-маяцкая археологическая культура: Автореф. дисс. канд… ист. наук: 07.00.02 / Е.С. Галкина. — М., 2001. — 16 с.

3. Щеглова, О.А. Проблемы формирования славянской культуры VIII–X вв. в Среднем Поднепровье (памятники конца VII — первой половины VIII вв.): Автореф. дис… канд. ист. наук: 07.00.06 / О.А. Щеглова. — Л., 1987. — 15 с.

IV. Литература на иностранных языках:

1. Березовец, Д.Т. Про iм’я носиiв салтивьскоi культури / Д.Т. Березовец // Археологiя. — Т. XXIV. — Киiв, 1970. — С. 59–74.

2. Козак, Д.Н. Венеди / Д.Н. Козак. — Киiв: Ин-т археологии НАНУ, 2008. — 470 с.

3. Bibliotheca geographorum arabicorum // М. J. de Goeje. Lugduni Batavorum. — Leiden: Brill, 1885. V.

4. Munkacsi, B. A magyar-slav etnikai erintkezes kezdetei / В. Munkacsi // Ethnographia. — T. 8. — Budapest, 1897. — P. 1–30.

5. Napolskih,V.V.Die Vorslaven im unteren Kamagebiet in der Mitte des I. Jahrtausend unserer Zeitrechnung: Permisches Sprachmaterial / V.V. Napolskih // Finnisch-Ugrische Mitteilungen. Bd. 18/19. — Hamburg, 1996. — P. 97–106.

6. Validi Togan, A.Z. lbn Fadlan's Reisehericht / A.Z. Validi Togan. — Leipzig, 1939. — 336 p.

 

С писок сокращений

АН СССР — Академия наук СССР

КНЦ УрО РАН — Коми научный центр Уральского отделения Российской Академии наук. Сыктывкар

МарНИИ — Марийский Научно-исследовательский институт языка, литературы, истории и экономики. Йошкар-Ола.

МГУ — Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова

НАНУ — Национальная Академия наук Украины

РАН — Российская Академия наук

СамГУ — Самарский государственный университет

Соцэкгиз — Издательство социально-экономической литературы. Москва

СПбГУ — Санкт-Петербургский государственный университет

ХГАК — Харьковская государственная Академия культуры. Харьков