23 октября, 23:15

Кейт

Спать придётся в участке. Эти ребята готовы сделать всё, что угодно, лишь бы не оставлять меня одну. Теперь всюду со мной рядом будет полицейский, всюду за мной по пятам будет следовать один из стражей порядка.

Сэм, между тем, обрадовался. Даже уступил мне своё спальное место, расположившись на полу. Если не замёрзнет насмерть, я сильно удивлюсь.

Кудрявый дурачок, бьющийся со мной, как слепец с невидимкой. Стоит ему сказать, чтобы сбавил обороты, честное слово. Ведёт себя хуже маленького ребёнка, а уже взрослый… уже полицейский…

23 октября, 23:15

Оскар

— Как успехи? — в шестой уже раз переспрашиваю я перед самым сном.

Юрико отрывается от дневника и словарей:

— Смогла составить примерный перевод первой страницы. Одно можно сказать точно: писала женщина, жена Смитсона, очевидно. Жалуется по большей части, причём на всё: погоду, мужа, соседей… Сплошное нытьё.

Я взял у коллеги листок с переводом. Часть слов довольно охотно цепляются друг за друга, но большинство хаотично накиданы, что сложить предложения не так просто. Часты пробелы, иной раз отсутствует значительный кусок текста.

Словари не подошли. Родство языков позволяет определить значение того или иного слова, но гладкого перевода не выйдет, и тут уж ничего не попишешь. Юрико трудность не остановила. Не уверен, что дневник приоткроет ветхие завесы тайн, но напарница села за него с небывалой основательностью.

Кто знает…

Наконец-то нашёл время переговорить с шерифом, у которого последнее время полно забот. Разговор имел ровно два итога: во-первых, Тим Симонс обещал поговорить с Иоанном, что сулит нам спокойствием… лично я сомневаюсь, а Юрико так и вовсе морщится от скепсиса. И во-вторых, прояснилось насчёт наркотиков.

Оказывается, за употребление их в Гаваре наказывают публичным побоями, а за продажу вешают. Никто из местных, правда, обнаружен за распространением не был, только пару челноков да один бандит отправились на плаху.

Местные бандиты, называемые лешими, являются главными поставщиками травы и порошков в округе. Где берут — вопрос открытый, но регулярно попадаются гаварцы, не брезгующие закупаться у разбойников отравой.

Лешие живут в лесу, совершают набеги на близлежащие посёлки, охотятся, грабят путников, торгуют редким товаром и чем только ни занимаются. Их лагерь расположен в пятнадцати километрах на восток. Услышав всё это, Юрико сказала лишь, что завтра же с утра мы двинемся к ним.

В гости к головорезам… не то, чтобы я трусил, но так рисковать — это уже слишком. Одно дело, когда тебе угрожают топором местные, а плестись в лагерь бандитов — совсем другое.

Спорить, однако, я не смел…

Просто потому что это имеет смысл.

24 октября, 9:34

Марк

Оставил спящую Кейт в участке, нечего будить неугомонную. Пока что у меня есть дела, с которыми легко справиться самому. Не помню, если честно, дел, когда мне требовалась помощь черноволосой.

Разве только Франтишек… но я бы и так справился, а пока что мне нужно поговорить с очередным нелицеприятным человеком.

Дом номер пятнадцать, Львиная улица. Постучимся к Матэо Нограну, более известному под прозвищем Багор за умение доставать что угодно откуда угодно. Открыли сразу. Лысый тип с глазами навыкате, кривым носом, почти без подбородка, поражённый страшным ожогом на половину лица — это и есть Матэо. Высокий кряжистый мужик без двух пальцев на левой руке.

— Дубль, — осклабился желтозубый, — а у меня махорки нет, зря клянчить пришёл.

— Не по махорку пришёл. Дело есть.

— Важное?

— Для тебя может закончится неприятностями.

Значок в моих руках подсказал пучеглазому направление моих намёков. Удивлённо охнув, он поднял палец вверх и негромко посмеялся. Махнул рукой, приглашая войти.

В его жилище пахнет сырыми тряпками, машинным маслом и ещё какой-то дрянью. В углах аккуратно сложен металлолом, в полупустых комнатах царит порядок. Полы ничем не прикрыты, окна без занавесок. На бежевом кресле дремлет полосатая кошка.

Матэо привёл меня на кухню, не изменённую со времён Недоброго Утра: в углу холодильник с магнитиками, цветочки на окне, бесполезная газовая плита, всевозможные шкафчики, на столе скатерть. Хозяин предложил табурет и сам плюхнулся напротив, облокотившись на холодильник.

Багор ждёт меня — сам не двигается, молчит, лениво моргая, рот растягивается в улыбку. Блокнот к бою:

— Тебя позавчера вечером не было в Гаваре, верно?

— Это так, — ещё шире растянулась улыбка пучеглазого.

— Где был?

— В Усницке.

— У кого?

— У Карба Хекли.

В голове всплыл всего один Хекли из Усницка.

— На Винодельной улице?

— На Кривой вообще-то, — Багор указал на блокнот, требуя, чтобы я записал. Вот и запишем.

— Хотел тебя сбить, — сознался я.

— Вот ты коварный…

— Зачем навещал Карба?

— У него День Рождения был, — ответил Матэо и стремглав скрылся под столом. Погрохотал там и вынырнул уже с небольшой бутылкой. По форме напоминает флягу, сохранилась этикетка.

Поставив сокровище на стол, хозяин дома полез за стаканам:

— Стянул у юбиляра! Ты представляешь, Дубль, ещё довоенная, заводская, с этикеткой! Не нынешняя самогонка — раритет! Будешь?

Мой ответ его, должно быть, не интересует, так как он уже наполняет стаканы золотистым коньяком. От напитка волшебным образом не воняет, как от сдохшей лошади. Благородный алкоголь.

— Я на службе, — с сожалением вынужден был отказаться я.

— И что? От него не пахнет совсем, и не пьянеешь! Безалкогольный почти!

Он так настойчиво протягивает стакан, что пришлось взять. Жидкость чистая: редко найдёшь пойло, в котором не плавает что-то непонятное.

— Ты туда не подсыпал ничего?

— Дубль! Делать мне нечего, как травить тебя! Давай, за восстановление на службу!

Звон стекла, Матэо отсалютовал стаканом и одним махом осушил его. Пришлось последовать за примером. Удивительно приятный вкус, сочный, ласкающий горло, аромат хорош. Лучшее, что я когда-либо пил.

Как же я благодарен подозреваемому. Так непросто продолжать заниматься делом:

— Сколько человек было у Карба?

— Восемь, — Багор решил не останавливаться всего на одной порции, — то есть девять: там какой-то тип то приходил, то уходил…

— И вернулся ты только сегодня с утра?

— Это так.

— Проверим, — перелистнул я страницу блокнота. — Ты же ведь знаешь, что Душегуб убил Энгриля Хасса?

— Все знают, — прыснул в сторону Матэо и в следующую же секунду уязвлёно раскинул руки. — Так ты меня подозреваешь?

— Возможно.

— Что значит «возможно»? Дубль, столетняя бабка тебя покусай, какого хрена?

— Прекрати, — надавил я.

— Что я должен прекращать? Ты, хрен с горы, кто тебя надоумил?

— Франтишек. Ты же помнишь его, вы ещё все железяки в городе делили.

— Ну, его убили два дня назад, — притих Матэо. — И ты считаешь, что я и это сделал?

— Он приложил немало усилий, чтобы не встречаться с тобой…

— Глупости! Это твои улики? Это — ничто!

А мне и не нужно совать тебе под нос улики: так делают только кретины. Мне нужно, чтобы ты сам с улыбкой на лице подсыпал новых улик…

Для этого много не нужно: только чтоб ты занервничал.

— А вчера ночью, когда тебя не было дома, Душегуб напал на меня и на племянницу Энгриля… Ты, кстати, ночью двадцатого числа где был?

— У себя. Спал, — недовольно пробурчал Багор. — Это здесь причём?

— Тогда похитили Донни Цукерона… А девятнадцатого ночью?

— Не убивал я…

— Где ты был, Матэо? — желания шутить нет совершенно.

Обиженный на «явно необоснованные подозрения» Багор скрестил руки на груди и откинулся назад. Крупные глаза угрюмо спрятались под бровями.

— Валялся пьяный, Дубль. Купил у Джанни и Феликса самогону тем днём.

— То есть, алиби у тебя нет?

— А у кого оно есть? — медленно проговорил пучеглазый. — Ты можешь всю Гавару оббежать, но не найдёшь ни одного человека, у которого было бы алиби на все случаи. Сам хоть понимаешь, как оно всё глупо?

— Понимаю, — равнодушно ответил я, карандаш стучит по блокноту.

— Вот что, — вытянул руки Багор, демонстрируя грязные ладони, — я не убивал Франтишека, я не убивал Энгриля, ты не поверишь, даже детей не убивал. Мотива нет, улик у тебя нет, а то, что я не ладил с почившим Палацки, засунь себе в задницу! Не смотри ты на меня так: сам знаешь, что я прав от и до!

Ловким движением он схватил стакан, я механически взял второй, чокнулись и выпили. Без тоста. Зажатый в угол Матэо чувствует себя вполне комфортно:

— Кстати, какой мотив у маньяка? Давай, скажи.

— Нет никакого мотива, — поморщился я. — Душегуб — псих, он убивает без причины.

— Ошибка, Дубль! — от души вдарил по столешнице ладонью Багор. — Вот смотри: когда умирают дети, что с ними происходит?

— Их закапывают.

— Я толкую с ограниченным… Они не вырастают! Понимаешь? Не вырастают!

— А ещё они не становятся космонавтами! — не на шутку разозлился я. — Что за чушь ты несёшь?

Желтозубый отмахнулся от моих слов, как от навозной мухи, и предпринял новый заход с другой стороны, на сей раз с жестами:

— Представь: убивают детей, а что происходит с родителями?

— Не молодеют, если следовать твоей логике…

— Серьёзно, Дубль! Подключи мозги! Они стареют, а затем… умирают…

— И кто-то хочет, чтобы вымирали семьи? — стали немного понятны грани корявой логики собеседника.

— Более того, не семьи, а целые города! Вся Гавара рано или поздно вымрет, если наше потомство будет мочить Душегуб. Вот тебе мотив.

— То есть, псих, убивающий целый город, лучше психа, просто убивающего детей? Это не мотив, Багор!

— Мотив, если понять, зачем кому-нибудь уничтожать целый город, — подмигнул Матэо и потянулся за бутылкой.

Категоричный жест остановил пропойцу. Он сложил руки на стол, дожидаясь моего мнения. Видно, что недоговаривает какую-то мелочь…

— Гавара никому не мешает, разве что у Леквера конкуренты шалят.

— С которыми знался Франтишек…

Та ли самая мелочь?

— Что там с Франтишеком?

— А то ты не знаешь, — шлёпнул губам лысый, — Джозеф Палацки пытался хоть что-то собрать, а его сын лишь продавал железки. В том числе и в соседнюю лесопилку, там ещё пытаются механизировать процесс.

— Где доказательства? — лениво брякнул я на столь смелые фантазии.

Матэо задумчиво закатил глаза и пожал плечами:

— А их нет…

А когда нет доказательств, остаётся только вздыхать и идти в задницу со своими догадками. Так предстоит поступить и мне. На Багра ничего нет, никаких зацепок он мне не дал. Ерунда про вымирание Гавары не считается.

15:20

Харон

С первой же секунды всё тело затекает, будто я по глупости принял самое неудобное положение и пробыл в нём не меньше часа. Боль пошла по мышцам и суставам тяжёлой волной, пришлось в очередной раз бороться с желанием прекратить ретрансляцию.

Зелёная муть покрыла каждый предмет в комнате, за столом возникает силуэт давно убитого Энгриля. Тот в кои-то веки решил нас развлечь: поднялся, походил по комнате, что-то бормоча под нос, потом достал пистолет и проверил обойму.

Выдержал аж семь минут, прежде чем сеанс оборвался. По телу поползли колючие гусеницы, так приятно, что зелёная дрянь исчезла. Можно развалиться на стуле, что стал для меня мягче кресла.

— Не помню пистолет, — прозвучал голос Кейт.

— Его украли, — пожал плечами Марк. — Признаться, сперва мы решили, что Энгриль его просто спрятал: он любитель попрятать оружие. Судя по всему, он не стрелял той ночью.

— Дядя хорошо стрелял.

— Да, быстро и метко… Но в ту ночь замешкался. Сразу видно: нервничал, готовился к встрече. Он знал, что Душегуб явится.

Капитан очевидность с медалями да погонами. Признаться, этот Марк скоро будет вызывать у меня острые приступы аллергии.

— На сей раз ты меня бить не собираешься, нервный неудачник? — вопросил я, поднимаясь на ноги. — А то у тебя могла дурная привычка появиться, нет?

— Харон, заткнись и убирайся отсюда!

Хорошо, злись, реви, как ненормальный, мне совершенно всё равно. Шатает всё ещё, держась за стены, идти можно. В ушах звенит. Осторожно, порог.

Погода отвратительная. Деревья возле дома своими кривыми стволами напоминают ветвящиеся молнии. Гротескный каприз природы, отравленные радиацией растения. Все мы — отравленные дети матушки Флоры и её сумасшедшей сестры Фауны.

Мутанты. Господь дозволил нам появиться, дозволил пустить корни. Не потому ли, что его не существует?..

Или я не прав? Всё, что окружает меня: полуразваливающиеся дома, ржавые газопроводы, потрескавшийся асфальт, остовы автомобилей, фонящие чёрт знает чем… это и есть хвалённый Божий Замысел?

Если он не остановил всю эту хрень, как у этого лузера получилось создать мир за шесть дней? Хотя, эта разруха… может, у него просто поменялись вкусы.

15:34

Саймон

Из-за загородки на меня уставилась довольная жизнью свинья, толстая, упитанная. Её хозяева выглядят, как пара скелетов, но свинья непременно добротная. Инстинкт фермера. Жить ради скотины, ради огородов, ради чёрт его знает чего…

Ради чего живу я? Быть может, жить ради толстой свиньи — это лучше, чем даже не понимать, ради чего ты живёшь? Просыпаешься, а в голове, как в пустынях выжженной Африки. Выходя за порог, не уверен, что это имеет хоть какой-то смысл. Мне нужен стимул, мне, чёрт возьми, нужна кровь, чтобы утолить тяжесть бессмыслия.

Устал ждать. Я не рыбак, живущий терпением, я охотник, рыщущий в поисках жертвы.

Хм, этот идиот плетётся следом. Держится на приличном расстоянии, думает, что я его не вижу. Пройдёмся, заведём его куда подальше.

На юг, за мост.

15:22

Джон

Крысёныш незаметно прошмыгнул мимо вепря и замер за кустом. Неплохая позиция, одобряю. Мощное животное спокойно роется в корнях и даже не подозревает, что окружено. Автоматическая винтовка приготовлена, Твид подаёт одному мне понятный сигнал.

Здоровенные ботинки громко шуршат в листве, но зверюга не слышит. Осторожно, по дуге я приближаюсь к секачу, чтобы ударить наверняка.

Отсюда, пожалуй.

Первым иду я: встаю в полный рост и даю очередь по свину. Горячий свинец вязнет в толстенных жировых складках, почти не причиняя вреда животному. Мутант хренов!

Вепри сейчас такие: подстрелить трудно, а тронешь — ринутся в атаку. Этот боров с визгом взрыл землю копытами и бросился, выцеливая клыками. С острых бивней летит земля, из пасти хлещет слюна.

Левый рукав закатан по локоть, я выбрасываю руку прямо на зверя. Считанные мгновения конечность краснеет, от неё валит чёрный дым, и вот срывается тугая струя пламени. С руки льётся алый огонь, как из сопла огнемёта.

В визге кабана не остаётся ярости — только страх и боль. Страх и боль. Выдав манёвр, он выскакивает из-под убийственной струи, шкура опалена, на боках ожоги, глаза выжжены. Вслепую тварь бросает прочь. Я неторопливо пускаюсь за ней. В нужный момент из кустов по кабану хлещет меткая очередь. Вепрь получает слишком много пуль, чтобы бежать дальше.

Дикий вопль сотрясает осенний лес! Обожаю мелодии настоящих мучений. Зверя прерывает Крысёныш, вскрывающий громадине горло. Здоровый нож Твида убивает борова одним махом.

Я взваливаю винтовку на плечо и вразвалочку иду к мясистому трупу. Твид, длинноволосый карлик с худым лицом, сплёвывает липкую слюну. Нравятся мне его здоровые зубы: они не дают забыть о меткости подобранного прозвища.

— Готов боровок! — лихо вогнал громадный тесак в ножны Крысёныш.

— Тебе его разделывать.

— А вот и нет, Джон! — категоричный взмах рукой. — В прошлый раз кабана разделывал я, сейчас твоя очередь.

— Мне впадлу…

— А что тебе не впадлу? Ленивая скотина, сколько можно?

В руках уже появилась толстая сигара, которую я поджёг одним прикосновением пальца. Ароматный дым заполнил лёгкие.

— Твиди…

— А вот это зря! — обидчивый карлик приставил остриё ножа к моему достоинству. — Никакого Твиди нет — забудь это слово!

— Прости, Твид, — даже зная, что он и не думает шутить, не могу не рассмеяться. Злой коротышка — это очень смешно. Особенно когда он грозит ножом члену двухметрового друга.

А возиться с боровом мне, в самом деле, не хочется. Придумали глупое правило, что каждый леший-мужчина должен таскать в хранилище мясо на зиму. Вторую неделю по лесам бродим, уже вплотную подобрались к Гаваре. Секач здоров. Его туша воняет гнилью лесов и палёным волосом. К лысым кронам поднимается дымок дикого зловония.

И что-то маленькое лежит неподалёку в листве…

— Принимайся, — убрал оружие Крысёныш.

— Видишь вон там? — указал я сигарой на странный предмет.

— Где?

— В листве. В двух шагах от туши, слева.

Твид вгляделся мелкими зёнками и двинулся к чудной находке. Дулом винтовки разворошил жёлтое покрывало, под которым обнаружилась странная нычка: впервые находим посреди леса трупы детей.

Грязный, как чёрт, кожа бледная, труп не тронули хищники. На шее мальчика светятся маяками синяки.

— Малый, — удивлённо произнёс Твид, после чего толкнул его в ухо.

— Ты что? — встал я рядом. — Мёртв он, тут и проверять нечего.

Вечно недовольный коротышка скрипнул зубами, не стерпев критику.

— Не узнаю его.

— Малый не из наших, — готов ручаться, что никогда раньше не видел этого лица.

— Из Гавары паренёк.

— Оттащим его?

— Это ещё зачем? — маленькие глазки покосились на меня с недоверием.

— Ну, это будет по совести.

Бросив сигару в кусты, я уже принялся вытаскивать малыша из-под листвы.

— Любой повод ищешь, лишь бы боровом не заниматься? — точно угадал мой мотив Крысёныш.

— Угу.

Товарищ, куда ж без этого, поворчал над бесконечной моей ленью, но в открытый спор ввязываться не стал. Пошёл следом.

16:19

Кейт

Марка нет довольно долгое время: быстро сбагрил меня Сэму и отправился следом за Чедвером. Быть может, его слежка закончится чем-то толковым. Ни я, ни он отчего-то не сомневаемся, что Харон — тот самый убийца. Но нужны улики.

Сейчас я на полпути к дому Чедвера, которого там быть не должно. Осмотрюсь, обыщу каждый закоулок, тайник, переверну хоть весь дом.

Энгриль знал убийцу, он нашёл его, причём понял, что убийца обо всём знает. В ту ночь они сыграли с открытыми картами. Дядя просто не успел никому сказать, либо мы его не поняли…

— Слышала когда-нибудь Шумного Ангела? — Сэм порой поражает меня неожиданными вопросами.

Раз уж Тим и компания соизволили устанавливать правила, бороться с которыми не выходит, можно наглости ради и сыграть по ним. Я могу передвигаться по городу только в сопровождении полицейского? Так и быть. Пусть даже этим самым полицейским будет Сэм. Он уже не обуза.

— Да, слышала на лугах…

— А кроме того случая?

— Нет, с тех пор не слышала.

Зарисовка из детства: пятеро несмышлёных ребятишек выбрались из города и отправились далеко-далеко на северо-восток, прошли лес, обогнули болота и добрались до лугов. Трава там выросла такой высоты, что взрослого человека верхом на лошади скроет. Луга большие, тянутся далеко.

Но на них никто не живёт. Насекомые да черви — даже мышки не сыщешь.

Больше часа мы носились среди этих зарослей, веселились, как умалишённые клоуны. Когда начало темнеть, засобирались домой, но нас пригвоздил к земле странный шум. Некий гул, то нарастающий, то стихающий, неровный, доносится с неба. Из-за травы и облаков разглядеть невозможно было, поэтому мы и сошлись во мнений, что это пролетал Шумный Ангел.

Шумными Ангелами называют примерно такие же гулы в небе, источники которых определить нельзя. Редкое явление, в которое многие не верят. Но это правда. Умные люди говорят, что это сохранившиеся самолёты или вертолёты, другие, что это ветер бушует высоко в небе, третьи поговаривают о мутировавших птицах. Суеверные же причисляют сие к проявлению высших сил и загадывают желания, заслышав Ангела.

Сэм поздоровался с кем-то из знакомых охотников, обрабатывающих на пороге волчью шкуру, и задал очередной вопрос, попахивающих ностальгией:

— А какое желание ты загадала?

— Хм, помнится, ты тогда неделю бегал и запрещал говорить о своих желаниях, — кудрявому чудаку удалось меня рассмешить. — Не сбудется, не сбудется…

— Да ладно, тогда я был маленьким, верил в эту чушь, — запустил он пальцы в кудри. — Теперь понятно, что всё это было глупостью.

Да, самой настоящей. Я так надеялась на чудо, а встреча с Ангелом закончилась для меня поркой от Энгриля.

— Так что?

— Взрослой хотела стать, — сейчас я над мечтой всего детства могут посмеяться. — Вот чтобы не ждать, а раз — и взрослая. А ты, Сэм?

— Да так… глупость как всегда…

— Сознавайся! — шутливо, но очень требовательно проурчала я.

Пытаясь оправдаться за то, что собирается сказать, робкий паренёк, что почти не вырос за пятнадцать лет, криво улыбнулся, а глаза его забегали.

— Я хотел тебя поцеловать…

— Ну, кто бы сомневался, — закатила я глаза.

Предсказуемость Сэма — первый его недуг.

— Тогда я, можно сказать, любил тебя.

— В десять лет? Это глупо, Сэм! В десять лет люди слишком бестолковы, чтобы любить.

— Да, наверное…

Ровно пять секунд тишины, которую затем в клочья разорвала сбивчивая речь кудрявого полицейского:

— Ты только не подумай, сейчас всё прошло. Если я кажусь тебе навязчивым, то… ну, я просто пытаюсь быть вежливым, я соскучился по тебе, но ничего такого.

— Ладно, — пожала я плечами, — а я так надеялась…

— Да брось!

Всё-таки детство вспоминать можно, раз оно способно вызывать смех. Выходит, зря я жалуюсь, зря проклинаю Энгриля. Старик просто ни черта не умел, кроме как убираться и ловить плохих людей.

А я просто жила одной ненавистью к нему, нечем было затмить её.

Мы дошли до жилища Харона.

Дом на самом берегу крупного ручья, ветхий, с дырявой крышей, словно разбитой скорлупой. Дверь завалена балками и кирпичами, окна заколочены, стены крошатся на глазах. Бездомные побрезгуют жить в этом месте.

Я уверенно двинулась к гнилому зданию, а мой надзиратель замешкался в металлической арке, служившей раньше воротами.

— Он живёт здесь? — тупо спросил он, окидывая взглядом сырые кирпичи.

— Чтобы никто не догадался.

— С этим он не ошибся, — полицейский всё же пошёл следом за мной. — А как ты нашла это место?

— Нашла тех, кто знает.

— А потом на тебя напал маньяк, — продекламировал великую мудрость Сэм. — В самом деле, осторожнее нужно быть. Тут каждый третий — не маньяк, так отморозок.

— Да, Сэм, — с полным безразличием отмахнулась я, — ты прав, я очень глупо себя веду.

В густых кустах близь восточной стены валяется лестница. Старая, трухлявая и, разумеется, ненадёжная. Приходиться пользоваться тем, что есть. Сэм помог мне приставить её в том месте, где она упирается в дыру, ведущую на чердак.

Кудрявый однокашник хотел что-то предложить, но я уже полезла наверх. Скрип напоминает кряхтение столетнего голодного вампира, лестница шатается, а перекладины уходят из-под ног. Благо мне не впервой выполнять этот опасный трюк.

Сэм полез медленнее с явной опаской: деревянное нечто под ним вопит громче. Оказавшись наверху, он не преминул выругаться.

Перед нами раскинулась огромная дыра во всю площадь перекрытия. Падать, если что, придётся до самого подвала.

В полутьме не так просто разглядеть заповедные выемки в стенах. Используя их, как ступени, я быстро спустилась на небольшую площадку. С неё перепрыгнуть на узкую полоску фундамента, пройти до бетонной лестницы и можно спускаться в подвал.

— Тут расшибиться можно, — посетовал еле поспевающий Сэм.

— Харон говорил, что расшибались. Врёт, наверное.

— Надеюсь.

Пыль поднимается к носу, лезет недовольная к мозгам, пытается удушить. Здесь так тихо, что с ума можно сойти — спасают только собственные шаги, вот они громыхают от души. Стены холодные, на ладони остаётся подвальная влага.

Страшновато. Среди теней застыли нелепые существа. Одно из них может оказаться Хароном, который уже расправился с Марком.

Сэм первым делом решил зажечь свечу. Бледный цилиндрик устроился на табурете, полицейский не забыл подстелить листок бумаги, дабы не осталось воска. Чиркнули армейские спички, и по дну обители Харона разбежался горячий свет.

Тени загустели. Не скажу, что стало лучше видно…

Дёргая носом, Сэм оглядел убранство помещения и брезгливо резюмировал:

— Жуткая дыра. Кстати, зачем зеркала?

— Они отражают свет сверху, чтоб здесь светло было, — я уже занялась корявой постелью Челвера.

— Изобретатель… — парень, скорее всего, хотел выругаться.

Зашумел в дальнем конце подвала. Отлично. Я двигаюсь по кругу, заглядываю в каждый закуток, ковыряюсь в многочисленных сундуках и коробках, забитых всяким мусором. Безделушки взывают к воспоминаниям, оставшимся от книг из прошлого: куклы, каких ни у кого из детей не было, целые лампочки, всяческие приборы в превосходном состоянии, но абсолютно бесполезные, обувь, украшения…

Как признался Харон, это всё помогает ему выжить. Где он только находит покупателей?

В куче хлама так просто что-нибудь спрятать. Знать бы, что я ищу.

— Как успехи? — выкрикнул Сэм.

— Ничего.

Подумай: если Харон — именно тот, кто тебе нужен, то Энгриль был здесь, он нашёл доказательства… Что же затем сделал Душегуб? Всё забрал, забрал и… уничтожил… Должен был уничтожить, если он не полный идиот. Тогда что я тут делаю?

Пистолет! У Харона его быть не должно, согласно списку полиции. Тем не менее, Франтишека застрелили, что может говорить только об одном: где-то здесь должно находиться оружие. Возможно, ещё и пистолет Энгриля.

Прошло не меньше часа бессмысленного ползанья во тьме. За это время свеча почти полностью стаяла.

Сэм, похоже, сдался и подошёл, застыл в метре позади меня. Никак не может подобрать слова, но я прекрасно понимаю, что он хочет сказать. Сама уже начинаю понимать, сколь это бесполезно.

— Кейт, мы здесь уже долго…

— Знаю, подожди ещё чуть-чуть.

— Ладно, — нехотя кивнул он. — Но знаешь…

— Всё я знаю, Сэм, не нервируй меня!

Его дыхание приблизилось на шаг или полшага, что тут же вызвало мою злость. Не давите на меня, просто постойте в сторонке пять минут!

— Сэм!

— Я ничего не делаю.

— Вот можешь ничего не делать на метр подальше?

Он ещё охает…

Тупое раздражение перерастает в гнев, который выходит паром из ноздрей. От бессилия расслабляются мышцы шеи и голова падает в пол. Удар вслепую — попадание в десятку: взгляд натыкается на небольшую железку.

Влажная ржавчина раздражает ладонь, когда я поднимаю находку. Маленький кусок железа, заточка.

— Сэм, мне нужен свет.

— Что у тебя? — спросил он на ходу.

— Не разгляжу.

Мой надзиратель уже через секунду возник рядом с крохотным остатком свечи. Воск стекает прямо по пальцам Сэма, но тот не обращает внимания. На железную улику падает трусливый свет.

Заточка, как я и думала. Ржавая, без крови, зато в какой-то пыли…

Озадаченный моим интересом к безделушке, полицейский решил напомнить:

— На телах не было найдено колотых ран.

— Ты уверен?

— Освальд проверял каждое.

Глупость — частая птица в моём скворечнике. С сожалением бросаю кусок металла на пол. Ржавый указатель прыгает и упирается в стену — возле самого пола что-то есть.

Синхронно со мной присаживается Сэм, от которого подозрительные царапины не укрылись. Кто-то из нас сглотнул крупный ком. Капли воска упали на ледяной пол, но до них уже нет никакого дела.

Пыль осталась на заточке после того, как ею пробороздили шесть линий в стене. Глубина их говорит о приложенных усилиях, очевидно, Харона.

— Сколько детей было похищено? — вопросительный взгляд упал на лицо Сэма.

— Шесть.

16:00

Марк

Харона потянуло за черту города, на юг. Я проследовал за ним по дороге больше километра, после чего он свернул в лес. Не ручаюсь, что не выдал себя, но дистанцию держал приличную, таился. Не думаю, что ловкач решил оторваться от преследования в чаще.

Среди мастаков бродить по лесам я не значусь, равно как и бородатый шляпник. Первое время мне удавалось держать его в поле зрения, а затем началась суетливая гонка, в ходе которой единственным ориентиром стали сломанные ветки.

На осторожность я наплевал давно, перейдя на бодрый галоп, но сколько головой не верти — цели и след простыл. Слишком хитёр оказался? Или это я такой нерасторопный?

Сбил дыхание, от досады хочется вмазать кулаком по дереву. Так и сделаем — дождь листьев на плечи. Вокруг тишина, она красноречиво глаголит об уходе Харона.

Мать его! Двойник отделился от меня и бросился вправо — я выбрал противоположное направление, двинулся с максимально возможной скоростью. Темнеет, чем дальше, тем яснее становится, что на ближайшем квадратном километре никого.

А в голове только вопрос: зачем он пошёл в лес? Из списка ответов мне больше по душе поиск им нового потайного места. Задумал новое похищение?

Неподалёку вдруг что-то прозвучало! Я растворил двойника, чтобы сосредоточиться на одном звуковом фоне, привалился спиной к стволу. Что-то подсказывает достать пистолет.

А ухо не ошиблось: в нескольких метрах шуршит листва. Странный звук, потому как не похоже, что исходит от одного человека. Сообщник? Это было бы удобно. Отличный шанс взять обоих…

Сердце, по-моему, не в горле… что в нём тогда колотится с сердцем в такт?

Совсем близко, я обхожу ствол по кругу, чтобы выскочить из-за спины. И тут… сухая раскоряка веточки трещит с громкостью пушечного выстрела! Будь прокляты все до единого деревья в этом сраном лесу!

Пока всё не полетело к чертям, выскакиваю на открытое пространство и вскидываю оружие, чтобы убрать его почти тут же: передо мной двое, но ни хрена не Харон с сообщником. Я, как дебил, пытался арестовать Барлога и Эрика — охотников из Гавары.

Те среагировали на меня и вскинули винтовки. Слава ублюдочному богу, быстро поняли, что к чему. Длинноволосый рыжий Эрик остановил товарища и дружелюбно улыбнулся:

— Марк, ты ли это, толстая задница?

— Ага, — выплюнул я недружелюбно. Меньшее, что я могу, дабы выразить горячую злобу.

Охотники убрали стволы, на довольных рылах расцвели ехидные ухмылки:

— Душегуба ловишь? — хрип Барлога похож на скулёж полумёртвого пса.

— Вы никого не видели?

— Нет, — скривился в лыбе рыжий. — А с чего ты решил, что здесь кто-нибудь должен быть?

— Да пошли вы!

На втором дыхании рванул прочь самым быстрым шагом, на какой способен. Насмешка Эрика прилетела раньше, чем я ожидал, отчего внутри закипело:

— Марк, нет, ты прав: этому выродку самое место в лесу!

— А таким острякам, как ты, — в тюрьме! Оба не заткнётесь, проведёте ближайшие семь дней в камере!