27 октября, 12:45
Оскар
На лошади мне ездить приходилось, но уверенно сидеть в седле от пары тренировок не станешь. Спасибо нашему проводнику Максимилиану, что начал с довольно низкой скорости.
К нему у меня неопределённое отношение: человек не в меру болтлив, что мне не нравится, подвержен религиозным предрассудкам, чего я не одобряю, но раскрепощён и интеллектуален.
Вещи решено было взять с собой.
Мимо проплывает нетронутый знак, ограничивающий скорость передвижения шестьюдесятью километрами. Нынче редкий транспорт нарушит этот запрет.
Описать окружение можно как дикую глушь с уродливым асфальтовым рубцом. Растения — те немногие, кто был рад Недоброму Утру, потому как с той минуты гнёт человека пал… Заросло всё, куда дотянулись кривые корни.
Стоп… это не человек там? Кто-то мелькнул за кустами, или мне показалось? Если он опасен, а скорее всего, так и есть, следует предупредить товарищей:
— Кажется, там в кустах кто-то есть.
Максимилиан тут же сбавил шаг и дождался, пока мы с ним поравняемся.
— Человек? — спросил он, кивая в сторону леса.
— Да. На секунду что-то мелькнуло…
— Ясно. Разбойников на этой дороге нет: здесь ходят разве что группы в Сеферан, а у них добра не бывает, зато орудий навалом — грабить бессмысленно. Но вы бы держали оружие наготове.
Не пренебрегая советом Максимилиана, я снял пистолет с предохранителя, а кобуру оставил незастёгнутой. Дальнейшие десять минут я смотрел только в сторону зелёной бесконечности. Но человек так и не появлялся больше.
На лице Юрико появилась новая ссадина — последствия вчерашнего порыва справедливости. Отправилась пройтись, а ввязалась в историю с местными: спасла челнока. Да, благородно, но никак не вяжется с её стремлением тише воды сидеть. Я её не осуждаю, но понять не могу. Интуиция подсказала, что обсуждать это не стоит.
Очень скоро Максимилиану стало скучно, и он продолжил рассказ баек о Сеферане:
— А однажды натолкнулись мы на гадов. Разведывали незаражённые территории и заприметили штук десять существ — сразу забежали в здание, забаррикадировали дверь и на второй этаж. Твари к нам, да ещё так неуклюже, а как подошли — распрямили свои ножищи, у них задняя нога два метра длинной! Эти прыгуны враз в окна второго попрыгали, а там уже и здравствуй зубы. Еле отбились, но пятерых там оставили.
— Раньше вы не рассказывали, что в Сеферане обитают мутировавшие животные, — холодно восприняла рассказ японка.
— Везде есть, не везде эти мутации на пользу животным. Например, видел я крысу с наростом на спине вдвое больше её самой — та ходить с ним не могла, её другие крысы подкармливать стали, ну, как с крысиным королём.
— Крысиным королём? — приподнял я брови.
— Да, не слышали? Это даже не мутация — обычное дело. Крысята ещё в утробе матери слипаются и начинают срастаться, а потом рождается нечто. Там и две, и три, и десять голов может быть, но всегда это чудо двигаться не может — приходится другим крысам корм носить. Зря о крысах так плохо говорят — они и своих не бросают.
Это точно. Не сравнить с историей одного моего знакомого: он как-то обнаружил обглоданный скелетик трёхрукого, но одноногого младенца в кювете. И оказался он там определённо стараниями матери…
И это лишь маленькая иллюстрация того, сколько бесчеловечного творят человеки.
А рассуждая об этом, стоит помнить, что ты не лучше.
— А слышали легенду про комнату двадцать один? — разошёлся не на шутку Максимилиан. В этот раз его взор мечтательно уставился в небо.
Мы с Юрико почти хором ответили, что не знаем.
— Ходит легенда, — придал рассказчик своему голосу театральной загадочности, — что существует некая комната, не простая, разумеется. В неё войдёшь — там порядок, всё чисто, прибрано. Захочешь — можешь дверь закрыть и лечь спать, а проснёшься уже в самом начале двадцать первого века, откуда и название. Сможешь попасть в довоенные годы…
— И где эта комната? — вопрос от напарницы не без малой доли скепсиса, но и с примесью настоящего интереса.
Либо я много фантазирую, либо очень плохо знаю Юрико.
— А она на одном месте не задерживается, — ответил проводник, — Может появиться в любом доме, в любом городе или деревне! Поговаривают, что наткнуться на неё может только достойный, которому под силу всё исправить… предотвратить войну…
Красивая легенда, так я и сказал Максимилиану. Как и любую легенду, её нельзя ни доказать, ни опровергнуть, но очень хочется в неё верить. Помнится, в книжке Юрико была похожая идея про то, что всё можно исправить, если переместиться во времени.
Увы, всего лишь глупая легенда…
Проходят часы, мы уже увереннее чувствуем себя в седле, посему набожный страж порядка разгоняет лошадей. По его уверениям, к ночи мы уже доберёмся до Сеферана.
18:58
Винчи
Бедлам, беспорядок и вонь. Я ещё и ещё раз возвращаюсь в дом Алиес, но той нет. В этот раз я остаюсь в засаде, присел в кресло, начинаю считать секунды.
Марк отдал всю сумму до последней монеты. Отсыпал из собственного кармана, что примечательно. Откуда у человека, который долгое время вообще не работал, такая заначка? Либо я не всё знаю о работе в полиции, либо одно из двух…
В доме не теплее, чем на улице — я бы и рад растопить камин, но ничто не должно подпортить маленький сюрприз. Ты вернёшься домой, ты вернёшься, я подожду.
Не возьму в толк, почему местные власти не обратили внимания на сумасшедшую. Затворничество, жалкое полуголодное состояние и регулярные крики с танцем когтей — достаточные основания прийти и выполнить свой долг. Арестовать, застрелить, выгнать из деревни — мне ровным счётом безразлично, что порешат стражи порядка.
Как-то не подумал, что в Усницке их может попросту не быть.
За предыдущие визиты успел покопаться в жизни госпожи Зунтер: никаких денег, никакой еды, мебель в комнатах полуразрушена самой хозяйкой, самым ходовым интерьером является мусор. Его много. Алиес буквально захотела обмотаться им, как коконом, но в прекрасную бабочку не превратится — может не стараться.
«Тёплые огни» уже открыты, я при деньгах, но занят. Досадно.
После случившегося придётся искать работу: детей мне больше никто не наворует, как бы цинично это ни звучало. На лесопилку я не вернусь — определённо, хм, кто знает, пойти в полицию — тоже вариант.
Да, я стар, и осталось мне лет шесть в лучшем случае. Ничто, однако, не помешает загнуться завтра-послезавтра.
Алиес, поспешила бы ты…
16:46
Оскар
— Там человек, — кивнула Юрико вправо.
Мы с Максимилианом остановили лошадей и приблизились к японке. Та не сводит глаз с раскидистого дуба, за корнями которого можно спрятать кавалерийский полк. Моя рука опустилась на готовый к бою пистолет.
— Он там? — указал на дуб полицейский.
— Да, этот человек из Гавары.
— То есть? — догадка накатила следом. — Люди Леквера?
— Иоанн заинтересовался нами основательно. Но тот — пеший.
— Мы двигаемся не очень быстро, — прояснил ситуацию Максимилиан, — если ехать следом, а потом спешиваться и бежать по лесу — какое-то время можно следить за нами.
Юрико вдруг задумала слезть с лошади — проводник еле успел схватить её за руку:
— Его лучше не трогать. Пока я с вами, они ничего сделать не смогут, так что злить понапрасну Леквера…
— Всего лишь предупреждение, — не смутилась японка.
— Тогда я забираю лошадей и возвращаюсь.
Ультиматум, надо признаться, справедливый. Я не меньше коллеги хочу размазать морду каждому преследователю, а лучше отстрелить Иоанну возможность продолжить фамильный род, но ситуация не та.
— Юрико, Максимилиан прав, — вступился я в небольшой спор.
Японка посмотрела на меня, затем на полицейского, затем снова на меня. Взгляд так и не выдал ни единой эмоции. В конце концов, она согласно кивнула и первой направила лошадь вперёд.
Спустя всего несколько минут она решила заметить:
— Вы сказали, что дороги глухие.
— Истинно так.
— Если вас здесь застрелят вместе с нами, найти виновных будет непросто, не так ли?
Максимилиан опешил, но поспешил спрятать недоумение за улыбкой:
— Вы что-то имеете в виду?
— Просто не стала бы рассчитывать на ваш авторитет полицейского.
Возможно, набожный брюнет и не уверовал в бескомпромиссность Леквера, но совсем скоро мы перешли на галоп.
20:42
Винчи
Дверь со скрипом открылась, и в половицы ударили тяжёлые шаги. Шаги еле плетущегося человека, обессиленного и усталого. Я поднялся и двинулся навстречу.
В коридоре я встретил её: мокрая худая женщина с растрёпанными волосами, руки и ноги покрывает грязь, она вся трясётся. При моём появлении глаза забегали, рот непроизвольно открылся. Алиес напугана до смерти.
— Кто вы? — с трудом пролепетала она.
— Я заходил недавно. Нужно поговорить.
— Убирайтесь! — подсыпал ей кто-то уверенности и ярости.
И вот она уже пятится. Я двигаюсь следом.
— Вас подозревают в убийстве шести детей и двух взрослых мужчин, — церемониться сегодня не получится, поэтому рука потянулась к куску зеркала.
— Вон!
— Вам следу…
— Вон!
— …ет посетить полицейский участок Гавары, там разберутся.
Из глаз убийцы полились слёзы бессилия, она схватила с пола обувной рожок, выставив его, как нож.
— Я же сказала тебе уносить ноги, пока цел, мерзавец! — прошипела Алиес, и голос не показался мне похожим на человечий.
— Послушай, дрянь, я отправлю тебя в участок или сломаю все конечности и отправлю в таком состоянии! И не вынуждай меня выбирать второе!
— Ты… вам всем лишь бы глумиться над моим горем!.. Я вас всех ненавижу!..
— Дура! Кто вообще над тобой глумится?
Но ответа уже не последует: ухо поймало момент, когда всхлипы сменились звериным скулёжом. Алиес выронила рожок, ему на замену отросли куда более опасные когти, каждый похож на крюк мясника. Морда твари исказилась, обнажая длиннющие клыки, она исторгла свирепый вопль, что слюна полетела во все стороны.
Когда бестия рванула вперёд, я был готов. За секунду она преодолела разделяющие нас метры, я переместился вправо от существа и резанул по боку. В истерике тварь взмахнула когтями туда, где уже остыли мои следы. Я возник сверху и обрушил стопу на макушку противницы. Тварь свалилась, давая мне возможность оставить три глубоких пореза перед исчезновением.
Боль лишь придаёт существу ярости, она продолжает метаться со скоростью молнии, рубя когтями вслепую. Я осторожно подбираю моменты, возникаю за спиной и наношу удары. Внезапно тварь резко развернулась, и её лапа буквально смела меня. Ударом меня отбросило в кучу скомканных газет, а кусок зеркала взорвался салютом звенящих стекляшек.
В тот же миг что-то огромное рухнуло сверху. Телепортация вытащила мою задницу из эпицентра резни, можно на примере раскромсанных полов представить, во что бы я превратился. На руках остались неглубокие раны, но основательно полоснуть меня не вышло.
Гнида широко распахнула лапы и обернулась, подарила мне комплект из нечеловеческих взгляда и рёва, чтобы через секунду броситься. Я переместился подальше от Алиес, она снова бросилась в затяжной прыжок, вот я уже сбоку обрушиваю локоть на спину тварюги.
Боль в области лопаток вынудила стремглав телепортироваться. Сучная блядота разорвала пальто и впилась в плоть — я ощутил, как сраная кровь потекла по спине! Мразь неспеша поднялась и облизала зубы.
Её рывок прошёл впустую, я метнулся на кухню, где подобрал ржавый обрезок трубы. В следующий удар сердца Алиес сполна отведала хлёсткий удар по морде. Под косой удар я просто поднырнул и добавил по рёбрам.
Тварь подключила ноги, и вот я уже полетел спиной вперёд в одну из комнат. Скотина грохнулась на четвереньки и бросилась следом, пришлось спешно нестись прочь… В последний момент я исчезаю, а существо со всего маха врезается в окно, крошит стекло со страшными лязгом и звоном, от которого ушам становится плохо. В плоть противницы впиваются осколки, они шипит и брызгает во все стороны кровью.
Приземлившись на улице, гнида отряхивается — большая часть стекла разлетается в стороны, она отвлекается на извлечение осколков, чем грех не воспользоваться. Перемещение, удар, можно отступать. Затылок у мерзкого создания должен быть железным.
И тут оно даёт дёру!
Быстроногая сволочь прыгает через забор к соседям, мчится через двор и скрывается за домом. Я перемещаюсь следом, не выпускаю её из вида, что сделать, в общем-то, непросто, чтоб её черви загрызли! Очень быстро мутантка долетает до края деревни, преодолевает последнюю преграду и прыгает в высокий бурьян. Я целюсь…
Возникаю точно рядом с Алиес, хватаю её за куртку, тут же мы оказываемся на высоте двадцати метров над землёй — настало время отпустить тварь.
Я появляюсь чуть в стороне и наблюдаю, как с огромной высоты падает кровожадное создание. Бурьян гасит удар о землю, но гниде хватает. Никакого движения.
Оказавшись рядом, я не замечаю ни единой серьёзной травмы: мутантка скулит и пытается подняться, но даже не становится нормальной. Дело за малым: схватить суку за волосы и оттащить в участок.
Мы перемещаемся точно в клетку, и мне остаётся только телепортироваться за её пределы. Ослабшая Алиес мешком валится на пол.
— Нож мне под глаз, Винчи! — раздаётся слева.
Там Харон.
Я бы ответил, но силы очень быстро вернулись к мутантке, и та порешила разнести клетку на куски — металл оказался прочным. Чедвер решил героя не строить и со страха вплёл в безумный рёв истеричную ругань.
Так выглядит хорошо сделанная работа. Полицейские услышали и побежали на звук.
28 октября, 7:36
Николай
— Да, люди Леквера взяли лошадей…
— И Хамп им выдал? — удивлённо округлил глаза Сэм, оставшийся за главного в участке.
Тим, судя по всему, занят чем-то важным. По крайней мере, по страшному грохоту со стороны тюрьмы можно судить, что творится что-то серьёзное. И если я ежесекундно кошусь, то кудрявый малец совершенно игнорирует бедлам.
Полисмен вдруг отвернулся в сторону и смачно зевнул.
— Прошу прощения, — вернулся он к блокноту.
— Пустое. Из-за этой хрени? — я указал мозолистым пальцем в сторону источника шума.
— Угу. Целую ночь гремит, сука чёртова! Мы уже и Освальда позвали — он ей лошадиную дозу хлороформа на морду брызнул, а она всё не угомонится!
— Она?
— Забудь, — отмахнулся малец. — Так что там с лошадьми?
Что я хорошо умею, так это быстро выкидывать из головы лишнее. Без этого я бы скопытился примерно в возрасте юноши напротив. Вернёмся к лесорубам:
— Насколько я понял, дали ему листочков — конюх позволил воспользоваться…
— Листочки? — переспросил Сэм в полном недоумении.
— Ты что, не куришь? Это махорка.
— А, ясно… Значит, за махорку Хамп Бартвайер выдал людям Леквера лошадей…
— И они направились за столичными, правда, не знаю куда.
Зато полицейский хорошо осведомлён:
— Они отправились к Сеферану. Их сопровождает Максимилиан.
— Выходит, не зря я в такую рань наведался. Как бы чего не случилось.
— Мы разберёмся, — благодарно кивнул Сэм, делая последние записи. — И об этом, — он указал карандашом себе за спину, — лучше не рассказывать никому.
Чем славится Николай? Ну, он — продавец, у него нет одного глаза, а ещё он любой рыбе фору даст в умении держать язык за зубами. Всякие сплетни разносят бабки, а Николай (то есть я) молчит.
Стоит быть с собой честным: до смерти интересно знать, что же за баба так мечется в клетке ночь напролёт, выдерживая морящую силу хлороформа.
Не, мы умеем выбрасывать из головы мусор.
27 октября, 22:35
Оскар
Справа высится огромная труба некоего завода, слева торчит автозаправка, разграбленная раз восемь. Впереди ничего не видно, но кожей чувствуется громада серых небоскрёбов. Как и обещал Максимилиан, к ночи мы добрались до Сеферана.
Никогда прежде в городе быть не доводилось. В заброшенном, я имею в виду, а не в кишащем жизнью Сакра Ципионе. Ощущения пока похожи: гнетущая тишина, раздираемая свистом ветра в разбитых окнах — гигантских железобетонных флейтах, город кажется лабиринтом, где тебе исполнять роль подопытной крысы.
Вокруг ни огонька, ни костра бродяг… Одно чернильное неизвестное…
Наш проводник наказал не шуметь, и вот мы уже минут десять углубляемся в Сеферан в абсолютном молчании.
Тишина гудит в ушах, лишь цокот копыт раздаётся внизу, да временами подключаются птицы со своими гротескными тоскливыми голосами. Единожды издалека донёсся протяжный вой… надеюсь, собачий.
Максимилиан вдруг резко свернул с дороги и направил лошадь куда-то вниз. Мы пошли под уклон, сверху наполз навес или крыша. Вскоре стало так темно, что в пору паниковать. В руках полицейского загорелся факел — кусок тряпки, намотанный на арматуру. Огонь высветил полосатый брус шлагбаума под ногами и несколько частично целых автомобилей. Это, должно быть, подземная парковка.
Чёрный спешился и привязал лошадь к распахнутой двери автомобиля. От нас ожидалось последовать примеру.
Мы перевели взгляд на Максимилиана, от которого требовалось прояснить ситуацию. Он присел на капот машины и подозвал нас поближе:
— В общину я с вами не пойду: рассказывали или нет, но я ушёл оттуда, оставив не лучшее впечатление. Словом, путь мне туда заказан. Идти осталось всего ничего: как выйдете на поверхность — сверните налево, метров триста по улице — повернёте направо. Через три километра увидите в окнах огни — вы на месте.
— Там есть охрана? — по-деловому осведомилась Юрико, проверяя пистолет.
— Нет, каждый сам за себя — смысла охранять других нет. Правда, будьте поосторожнее: местные агрессивны и вспыльчивы. Да и просто психи с пушками попадаются.
Хлопнув себя по колену, Максимилиан поднялся и осмотрелся по сторонам, пытаясь высветить дальние углы парковки. После добавил:
— Я останусь здесь. Община небольшая, так что нужного человека, если он ещё жив, вы найдёте быстро. Никто там особо не пытается друг друга выгораживать — сдадут с потрохами, а его ненавистники ещё и помощь предложат. На всякий случай жду вас до полудня, а там не обессудьте.
— Ясно, — ответил я за двоих и поспешил за ринувшейся на дело напарницей.
— Вверх, к Создателю! По спирали! — донеслось сзади от проводника.
Чёрт знает что. Будем думать, это было напутствие.
Мы с Юрико поспешили подняться наверх на обдуваемые ветрами улицы. Перебежав дорогу, двинулись в указанном направлении.
Город достаточно хорошо сохранился: крупных завалов не попадалось, остановки, телефонные будки, афиши, витрины нередко оказывались целыми. Автомобили, правда, потрошили без стеснения. Возле одной распластался порушенный скелет. В темноте не разглядишь, чей он.
Обогнули перевёрнутый грузовичок, выезжавший из двора, справа показалась хаотичное нагромождение пластиковых столов и стульев. Как его… летнее кафе.
Максимилиан не оговаривал, что шуметь отныне разрешается, так что двигаться пришлось молча.
Вот лежит поваленный фонарный столб, а под ним — ещё скелет, которому, очевидно, разбило голову. Ноги у бедняги не нашлось — та должна валяться возле логова какой-нибудь дикой собаки. Столько лет прошло, а картины последних минут вот они, почти нетронутые.
Некоторые ветераны рассказывают, что всё продолжалось от трёх до пяти дней. Потом послевоенная агония, растянувшаяся на десятилетия. Теперь возрождение… или кто его знает.
Очень захотелось узнать мнение напарницы на этот счёт, но не судьба. Чувствую, её мысли не окажутся тривиальными, а новая точка зрения подтолкнёт меня к новым идеям. Я много думаю о случившемся, о будущем, но без запалов окружающих всё это выглядит топтанием на месте.
Не вовремя ты расслабился. В месте, где на каждом шагу грозят клыки и пули. В лучшем случае, разумеется. Прошло неприлично много времени, растянувшегося, как резина, прежде чем нам удалось приметить первые огни.
28 октября, 8:08
Кейт
Как же здорово выбраться из того ужасного места, каким стал полицейский участок. Чудище, не человек, мерзкое существо, бестия — я и слова не подберу обозвать это вопящее страшилище. Нет, насколько я её помню, она всю жизнь была чудачкой, но чудачкой вменяемой. При этом даже слухов не ходило, что Алиес — плотоядная мутантка.
Пройтись с Сэмом до Золтана? Да хоть на восток, за Смрадную Черту! Лишь бы убраться подальше от невыносимых воплей!
Зачем к травнику? Ну, раз люди Леквера направились в сторону Сеферана, то погнали лошадей они либо по Северной улице, либо через заброшенную лесную тропу. В первом случае их бы заметил дежурящий на вышке Дасерн и доложил, чего тот не сделал: опытный полицейский ватагу ездоков не оставил бы без внимания. А заповедная тропа пролегает в стороне от людских глаз, зато в паре метров от избушки Золтана.
И тот не прекратит следить за ней из окна — это любимое хобби затворника.
— Ты смогла поспать? — с некой издёвкой спросил Сэм.
— Ага… — как ни в чём ни бывало ответила я.
— Врёшь, небось!
— Конечно вру, Сэм! Алиес ни на минуту не затихала!
Весь участок, да и чего тут сомневаться, вся Центральная площадь успела возненавидеть и Алиес, и Винчи. Лично у меня на первом месте стоит мутантка… Кудрявый однокашник поливал телепорта бранной грязью.
Отсюда и наши лица, как у укуренных алкашей. Парень поминутно зевает, распахивая пасть шире головы, я не перестаю тереть глаза, которые скоро должны пойти кровью.
Мы бы не заметили Елену Воучи, если бы та, перевесившись через забор, не заорала на всю улицу:
— Что у вас за зверь орёт?
Сэм остановился, пошатнулся от усталости, дабы выдать через силу:
— И здесь слышно?
— Нет, — ляпнула толстощёкая баба, — но разговоры уже по всей Гаваре ходят. Признавайтесь, что за чудо такое?
— Но так это разговоры. Выдумывают…
Мы направились дальше, а Елена продолжила бросать в спину:
— И ничего не выдумывают! Разве ж выдумаешь такое? Сам не знает, а начинает тут сказки рассказывать. Сам всё выдумывает.
— Чего эти дурёхи вечно орут? — неслышно для толстухи спросила я.
— Мы можем выстрелить ей в ногу…
— Заткнётся?
— Воучи? — Сэм оценивающе глянул на неё из-за плеча. — Она вряд ли.
Елена осталась ораторствовать у забора надолго, пусть даже вокруг ни единой живой души, Жажда быть услышанным превыше даже здравого смысла, а он не заслуживает подобного.
— В Карнбёрдже люди молчаливее, — само собой сорвалось с губ.
— Ты потому там обосновалась?
— Нет — из-за работы. Собиралась в Усницк, но там совершенно нечего делать. Кстати, ты почему пошёл в полицию?
— Ну, — замялся паренёк, — выбор небогатый: на лесопилку, в охотники, в полицию или идти в Сеферане сгинуть. И как-то всё прочее оказалось не моё.
— А страж порядка…
— Это ответственно и важно. Я чувствую, что гожусь для этого!
— Ладно.
Скажем честно, мне Сэм, при всех его достоинствах, не кажется хорошим полисменом. Но это если сказать честно себе — высказывать товарищу детства было бы жестоко. Рамки нашей жизни узкие, поэтому мы и занимаемся не своими делами. Я, например, лезу в расследование.
Под языком зачесалось:
— Сэм, как думаешь, от меня тут есть польза?
— Ты имеешь в виду…
— Расследование.
Пальцы скрыли в кудрях, скривив рот, он крепко задумался. Я требовательно уставилась на него, не желая отпускать его без ответа.
— Я не знаю… Ну, ты же договорилась с Хароном, — подыскал значимый аргумент Сэм. — Если он закончит ретрансляцию…
— Тим против этого. Так что…
— Ты сделала для дяди, что могла.
А хотелось бы больше. Мне и есть ради кого стараться, так это только ради Энгриля. Чтоб его, сукина ребёнка. Большого эгоистичного ребёнка, вспомним его, когда в голове в очередной раз резанёт болью.
8:37
Харон
— Вот до чего ты нас довёл! Кусок блевотины застывшей, посмотри, до чего докатились твои расистские выходки!
— Она замолчала…
— Я с тобой говорю! При чём тут эта мутантка! Мы нечасто общаемся, а уж к компромиссам приходим…
— Не люблю компромиссы.
— Саймон! Ты свою задницу бросил в тюрьму и мою заодно! И что я слышу? Тебе плевать? Это ты задумал жить лихо, на широкую ногу, без страхов, свободно! Немножко не вяжется с этими прутьями, как считаешь?
— Что ты от меня хочешь?
— Хотя бы извинись!
— Обойдёшься… Что дальше?
— Это я хотел у тебя спросить. Ты же задумывался, что рано или поздно загремишь сюда!
— Представь себе. Ты хочешь знать, как мы выберемся?
— Ты бы знал, как я этого хочу!
— Так слушай меня: мы всё ещё полезны полиции по понятной причине.
— Если учесть, что ты ничего для этого не делаешь…
— Обиды десятилетних десятилетним же будешь рассказывать! Нас будут выпускать из камеры. Если ты, трус, не решишься бежать, молись, чтобы я был за рулём в этот момент.
— Я-то справлюсь…
— То-то ты до этого даже додуматься не мог.
8:23
Кейт
Изба кудесника трав, народной медицины и гербариев — единственное здание в городе от фундамента до конька построенное после Недоброго Утра. Начал строительство ещё отец знахаря, отделку довершил сам Золтан. Бревенчатая избушка таится под размашистой сосной, хвойные ветви лежат на самой кровле. Чуть в стороне от домика раскинулись огороды… или как назвать место, где выращивают мхи, грибы и лишайники?
Неподалёку от двери стоит бочка, доверху наполненная водой. Золтан славится нездоровой любовью к закаливаниям, плотно граничащей с самоубийством. Однажды его раскопали в сугробе — окоченевший толстяк чуть не откинул копыта.
С тех пор у него не в порядке с головой, вот только есть мнение, что… странности Золтана начались намного раньше. Стоит вспомнить, что завтракает и обедает он грибами. Всеми подряд.
Мы свернули с еле проглядывающейся старой тропы и двинулись по дорожке к крыльцу. Оно покосившееся, но не из-за старости, а из-за кривых рук строителя.
— Как он? — кивнула я в сторону избушки.
— М-м-м, ему стало хуже, — осторожно охарактеризовал состояние Золтана Сэм. — Будь с ним помягче. И он стал бурно реагировать на громкие звуки.
— Как именно?
— Лучше тебе не знать.
Стучаться не пришлось: на этот случай у травника над дверью подвешен колокольчик. Звон кристально чистый, медный малыш в отличном состоянии, голосистый. Полицейский тоскливо выдохнул и сложил руки на груди. На мой вопросительный взгляд он ответил тут же:
— Придётся долго ждать.
Он был прав: я истоптала каждый квадратный сантиметр земли перед дверью, успела посидеть на всём, на чём только возможно. Сэм так и остался стоять на месте, по шевелящимся губам можно предположить, что тот считает про себя. Стоит уточнить:
— Сколько?
— Четыреста двадцать один — не сбивай.
— Какой рекорд?
— Восемьсот тридцать семь.
До нового феноменального числа не дошло, так как вскоре петли взвизгнули скрипом, и дверь открылась, совсем ненамного, чтобы показались глаза Золтана. Пучеглазые шарики бешено завертелись, временами сосредотачиваясь на отдельных предметах… в их число мы с Сэмом не вошли.
Пара щелчков пальцами привлекли его:
— Есть гость?
— Гости, — уточнила я, поднимаясь с низенькой лавки.
Тут же прилетел строгий взгляд полисмена.
— Гости? — удивился Золтан. — Раз… два… Двое, а двое — это гость. Ты всё напутала. Есть дело?
В ответ чудаку достался неторопливый кивок. Понятно, насколько плох полу-овощ… Я знала Золтана ещё в те дни, когда его с трудом можно было отличить от нормальных людей. Времена не пощадили несчастного.
— Что покупать будете?
— Клубнику.
— Можно заходить, — ответил радостный травник, но, вместо того, чтобы открыть дверь, с хлопком закрыл её.
Сэм, как мог, состроил извиняющееся лицо и совершенно спокойно зашёл в избушку. Я последовала за товарищем в глухой тёмный терем. Сэм заботливо раздвинул передо мной веники сухой травы, больших трудов стоило пробиться к относительно просторному центру избы.
Разделения на комнаты нет, кухня — в одном углу, в соседнем — спальня. Большую часть жилища занимают громадные ящики, ряды полок и вместительный подпол. От них тянет дурной комбинации запахов грибов, сухостоя, гниющих овощей и прочих ужасов по списку.
Каждый вздох оборачивает приступом кашля, так что я поспешила зажать нос рукавом. Появился шанс выжить.
Золтан живёт торговлей дешёвыми дарами природы: какая-нибудь молотая травка от головной боли, от спазмов, тошноты — всего, с чем не справляется или не успевает Освальд. Также здесь можно разжиться вкусными ягодами, грибочками. Лавка чудес на окраине Гавары.
И её сумасшедший хозяин. Он проскочил за стол, на котором сошлись в битве на аж трёх досках чёрно-белые шахматы. Золтан решил начать именно с них:
— Не поможете? Руфус сильно задумался над следующим ходом: ему нужно помочь.
— Без проблем, — Сэм потянулся к фигурам, но толстяк поспешил остановить его руку.
— Нет, на этой доске мы играем с Францем — он загнал меня в тупик… на этой.
Полицейский виновато улыбнулся и практически не глядя сделал ход. Насколько мне известно, однокашник играть не умеет… как, впрочем, и Золтан. Видно невооружённым взглядом, где баталия ещё не началась: чёрные и белые стоят вперемежку, разбросаны хаотично, не по клеточкам, король выперся вперёд пешек… стоп, на одной стороне сражаются разноцветные фигуры.
Спонтанный ход Сэма, однако, порадовал своей гениальностью бывалого игрока:
— О, спасибо, что помог Руфусу! Теперь игра пойдёт!
— А на той доске, — прогнусавила я сквозь рукав, указывая на неначатую партию.
— Это Флиб схлестнулся с Джонатаном! — сотряс всеми тремя подбородками знахарь. — Но они тужат отсутствием стратегического видения.
Незаметно подполз Сэм, чтобы шепнуть на ухо:
— Если что, всех этих людей он выдумал.
— Я поняла.
Золтан… алогичное нечто принялось с благоговением поглаживать фигуры, пуская слюну. Мерзкий гад! Здесь каждый предмет, каждый атом наличествуют только чтобы вызывать омерзение!
Сэм его не торопит. Очевидно, на моём месте будет ошибкой поступать иначе.
— А клубники нет, — сообразил он, не прошло и года! — Сейчас осень. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Мы понимаем. Я слукавил: нам нужен не товар, ты должен ответить на вопрос.
— Я не должен! — крайне неожиданно огрызнулся травник.
— Ведь я помог Руфусу с шахматами — твоя очередь помочь мне.
Шестерёнки в гнилой башке скрипнули, брови и губы изобразили сложный мыслительный процесс. Рожу скорчил такую, что я непроизвольно поморщилась, как от чего-то ядрёно кислого.
— Что ты спросишь? — решил перестраховаться Золтан.
— Не видел ли ты всадников на старой тропе?
На сей раз всё вышло быстро: толстяк всего пару секунд чесал затылок:
— Это честный вопрос. Я готов ответить — спрашивай!
— Не видел ли ты всадников на старой тропе? — Сэму стоило больших усилий не растеряться.
— Видел! — затряс головой Золтан и попёр к окну, сметая тушей всё на своём пути. — Там! Пятеро всадников направились к северу утром. Их было пятеро и лошадей было пятеро. Там есть следы: два следа чужие, остальные пять — их. Я видел всё.
А вот тут уже стоит уверовать в большие неприятности Максимилиана да столичных. Брови Сэм поползли вниз, уголки губ напряглись — либо я недооцениваю серьёзность ситуации, либо парень накручивает лишнее.
— Что в головах? — продолжил Сэм.
— Жажда крови, жажда расправы! Я прекрасно это увидел.
Можно считать это бредом, но безумная натура Золтана имеет чудесное положительное свойство: толстяк с одного взгляда определяет мысли и настроение людей. Чёрт знает что, но получается у него метко.
Раз уж он заявил о жажде крови, с большой вероятностью кровь прольётся…
— Ты их узнал?
— Всадников? Да, всех! Только, я не помню их имён…
— Они с лесопилки?
— Я не помню… — виновато потупился Золтан.
Из последних сил втягиваю в себя отвратные миазмы — пора дать Сэму знать, что следует убираться. Я подёргала за рукав, на что тот согласно кивнул. К свежему воздуху!
— Нам пора, Золтан, — прогнусавила я.
Толстяк проводил нас до двери. Вдогонку донеслись его слова:
— Если увидите моего сына Гериссима, скажите ему, чтоб шёл домой! Мальчик снова ушёл без обуви.
И это вовсе не значит, что в Гаваре обитают аж два безумца. Гериссим — такой же плод больного воображения Золтана, как и друзья-шахматисты.