21 октября, 12:12
Николай
Старушка Шеннон уже пять минут мнётся перед прилавком и суёт мне разномастные монеты на сумму пять звонов, выпрашивая товар, который, вообще-то, стоит в шесть раз больше.
Бумажные деньги не сохранились — уцелели только монеты. Монеты все разные, но в Новом Мире решили не вспоминать про пресловутые курсы валют. Отныне название не имеет значения, важна лишь циферка на кругляше. Единую валюту назвали по-простому — звон.
Через меня этих кругляшей проходит много: удалось в своё время отхватить побольше добра и начать торговать. Теперь заказываю продукты, соль, масло и всякие безделушки из Ципиона, продаю гаварцам по приемлемой цене. Торговля идёт бойкая, потому как всем нужно есть, всем нужны свечи, керосин для ламп и много чего ещё.
Тонкая рука тянет деньги, а сухие губы шепчут:
— Николай, ну возьми ты эти монеты, пожалуйста.
— Шеннон, у вас всего пять звонов, — пробасил я в который уже раз. — Колбаса стоит двадцать, а сыр — десять. Вместе тридцать — вам не хватает.
— Николай, но ты же знаешь, я обязательно отдам.
Маленькая старушка не отдала ещё свой первый долг, срок которому уже двадцать лет. Также она не выплатила второй долг, да и третий с четвёртым, да и с пятым, и с шестьсот семьдесят четвёртым…
Единственный клиент, которого я раз за разом не могу отпустить с пустыми руками. Госпожа Мак Гилби живёт одна, у неё совсем плохой участок, урожаи так себе. По суровым, но справедливым правилам следовало бы прогнать попрошайку, но обречь крошечную старушку на голод рука не поднимается.
— Подождите, — шепнул я Шеннон и ушёл на склад.
Разумеется, на прилавках ничего нет, я от клиентов отделён мощной решёткой, под рукой всегда снайперская винтовка, прицел от которой я давно продал охотникам, магазин обшит железом, а весь товар соскладирован в просторной комнате за толстой стальной дверью. И всё это лишь для того, чтобы меня не смогли ограбить. Платить охранникам слишком затратно, а желающий вычистить мои закрома силой оружия всегда больше тех, кто готов сделать это звоном монет.
Ключ от склада спрятан под шатающейся плиткой на полу. На ощупь отыскиваю заказанное на длинных полках и несу госпоже Мак Гилби.
Пока посетителей нет, надо поскорее передать продукты старушке.
— Вот, возьмите, — протолкнул я через окошко товар, — спрячьте поскорее и идите домой. Никому не говорите! Договорились? Никому!
— Спасибо, вам, Николай! — рассыпалась в благодарностях Шеннон. — Я буду за вас молиться. Святой вы человек.
— Никому, госпожа Мак Гилби!..
Все эти годы боюсь, что старушка не выдержит да и поведает о невиданной щедрости толстяка-продавца, которого все, не задумываясь, равняют с тираном. Страшно представить, сколько попрошаек сползётся, когда им в ноздри ударит пьянящий запах халявы…
Рассыпая поклоны и благодарности, Мак Гилби шаркает до выхода и скрывается за дверью.
Остался один в этом тесном железном ящике — цветы на подоконнике пытаются оживить картину пустого помещения, но что-то как-то у них не получается. Мир сжался до размеров магазина, даже за окном почти ничего не видно из-за массивных решёток.
Не прошло и минуты, как заявился очередной клиент — Марк Ферран косолапит к прилавку, оглядываясь на дверь. Понятно за чем явился — дополз слушок.
Пасть сама собой растягивается в улыбку: какие же смешные эти особые покупатели. Марк навалился на прилавок и глухо прошептал, почти не разжимая губ:
— Говорят, листочки завезли…
— Верно говорят, Марк, — прищурил я единственный глаз. — Вот только все ещё и пароль говорят…
— Громовержец не танцует вальс.
— А что он танцует?
— А он вообще не танцует.
Пароль назван верно, так что я не имею права не продать постоянному клиенту маленький, но такой ценный свёрточек. Листочки мне завозят не так часто: бывает, что год проходит между завозами. Зато с их появлением желающие раздобыть унцию листочков без промедлений встают в очередь.
Спрятаны в самом укромном углу склада. Специально для Марка отобрал самый, на мой одноглазый взгляд, упитанный свёрток.
Как только показал товар, тот быстро отсчитал сорок звонов и просунул в окошко.
— Откуда деньги? — отдал я листочки Марку.
— В полицию приняли, — быстро спрятал покупку здоровяк, — на испытательный срок.
— Тебя что ли Тим заставил Душегуба искать?
— Не заставлял — я сам напросился.
— После Энгриля ты больше всех о Гаваре пёкся, — подпёр я щёку кулаком.
Марк лишь кивнул в ответ:
— Пойду… На похоронах будешь?
— Не думаю.
И вот отоварился ещё один фанат листочков. Листочки — это махорка. В Недобрые Времена днём с огнём не сыщешь. Потому-то её появление у меня все и держат в секрете, а купить можно, только зная пароль. Это не наркотики, за которые Стальной Тим вешает, листочки разрешены, но закупаются курильщики тайно… Чтоб не делиться.
12:46
Кейт
На расстоянии двадцати метров скучковались две группы, оплакивая каждая свою могилу. Там в стороне окропляют слезами могилу маленького Гарри Пута, а вокруг собрались те, кому небезразличен дядя Хасс. Находятся и те, кто успевает порыдать и здесь и там.
Мужчины, попеременно беря в руки лопаты, забрасывают землёй ладный гроб Энгриля. Вот вахту сдал Сэм Прайман и важно кивнул мне, показывая, мол, как он старается ради покойного напарника и меня. Чумазый мальчонка — всё такой же, как и пятнадцать лет назад.
Ветер поднялся над холмом, зажатым между Гаварой и лесопилкой, бросает в глаза мелкую пыль. Я лишь надвигаю шапку на брови, нет, наверно, даже не от ветра, а просто, чтобы скрыть отсутствие слёз. Чувствую, толпа плакальщиц меня неправильно поймёт…
Справа задумчивый Стальной Тим кусает палец, хмуро щурится. Парой минут назад выдал такую речь, что проняло до внутренностей. Энгриля он ценил куда больше, чем всех остальных помощников вместе взятых.
Солнечный свет то долетает до земли, то разбивается о заслон густых облаков. Лес неподалёку шумит гремучей змеёй, шелестит последними листьями.
Марк ходит от человека к человеку, обменивается парой фраз и пускается дальше по кругу. Несложно догадаться, что детектив выуживает всевозможные факты, что помогут ему установить личность убийцы. И тогда это кладбище будет заполняться медленнее.
Но вот Марк остановился у своего коллеги — остроносого блондина с длинным конским хвостом по имени Декстер. Парочка полицейских долго переговаривалась, пока Ферран не вышел из себя и не перешёл на крик. Невысокий Декстер ещё более сжался. Стало интересно, поэтому я двинулась в сторону гремящего громом Марка и скукожившегося блондина. Кто-то решил, что я заслуживаю укоризненного взгляда.
— Флеминг, лом тебе в почки, ты долго собирался молчать? Я… я просто не понимаю, у тебя мозги на вышке так продуло?
— Я объяснил, — рискнул Декстер возразить.
— И что мне твои объяснения? Что?
— В чём дело? — вмешалась я в грубую склоку.
Детектив Ферран, мечущий молнии из глаз, отвлёкся на меня, затем вновь обернулся к товарищу. Всего шаг, и вот передо мной уже двое здоровяков: настоящий Марк коснулся моего плеча, призывая отойти в сторону, а двойник остался орать на Декстера, неприязненно морщащего нос.
Когда мы достаточно отдалились от общей группы, Дубль мрачно пробормотал то, что его так разозлило:
— Этот идиот Декстер, оказывается, видел кого-то в ночь убийства.
— И ничего не сказал? — во мне тут же расправило крылья понимание ярости детектива.
— Представь себе, посчитал, что это неважно! Да ещё и подумал, что просто показалось, так что зря полошить нас не следует! Всё-таки я — святой, раз не избил его на месте!
Пока его впрямь не дёрнуло вернуться и покалечить хвостатого, я поспешила переключить его внимание:
— Так что он видел? Когда?
— Где-то в два сорок, когда шёл сменять на северном посту Максимилиана. С площади увидел силуэт человека на улице Летерма. Возможно, неизвестный был в капюшоне.
— Два сорок? Мог возвращаться из дома Энгриля после убийства.
— А Декстер… Эх, я убью его! — скрипнул зубами Марк.
И не похоже, что он останется голословным…
— А этого неизвестного можно вычислить? — спросила я, целиком поглощённая ценной информацией.
— Да я уже догадываюсь, кто это — Франтишек Палацки. Он даже спит в капюшоне.
— Это тот самый, у отца которого мастерская в конце улицы Летерма?
Марк ответил странным махом головой, который легко можно принять и за «да» и за «нет». Хорошо хоть уточнил:
— Отец умер семь лет назад — мастерская давно принадлежит Франтишеку.
Похороны скоро закончатся, и люди разбредутся по домам. Пусть нам обоим хочется рвануть поскорее отсюда, нужно дотерпеть до конца. Энгриль не заслуживает, чтобы с его похорон просто сбегали.
14:15
Марк, видимо, почувствовал запах крови, раз так рванул — поспеть за ним непросто. Странно, что он ещё не перешёл на бег, опустившись на четвереньки. Сейчас этот увалень в кои-то веки не напоминает увальня.
Мы пересекаем Центральную площадь, идём на свидание с Франтишеком — потомком нечистого на руку Джозефа Палацки, вокруг которого долго кружилась виселица, но так и не накинулась на шею.
Если Франтишек окажется Душегубом, я буду первой, кто разобьёт ему морду в кровь. И лёгкой смертью он точно не отделается.
— Ты даже не предупредил коллег, — напомнила я грозно ссутулившемуся здоровяку.
— Сам управлюсь.
— Если этот урод окажется убийцей, могут возникнуть проблемы.
— Он не крупнее тебя, — ответил Марк.
— У него может быть оружие, Марк! И вообще, я за тобой не поспеваю.
Здоровяк недовольно буркнул, но шаг замедлил. Идти остаётся всего ничего.
Вдалеке уже видно крупное здание мастерской. Палацки — местные кудесники, скупают гниющий металлолом и пытаются смастерить что-то толковое. Один раз из их амбара выехало работоспособное подобие велосипеда, но с тех пор конструкторский гений молчит.
Здание когда-то было большим сараем. Вокруг свалены в беспорядке витиеватые детали, листы железа, какие-то трубы. Все припорошены пёстрым слоем ржавчины. Жилище Франтишека огорожено дрянным забором — позади дома он теряется в наступающем лесу.
Марка вновь объяло желание рвать и метать, отчего он вновь перешёл на стремительную поступь атакующего медведя. Пролетел через дыру, где должна была быть калитка и двинулся к двери.
Я успела осмотреться по сторонам — никого. Многие ещё не вернулись с похорон.
Здоровяк уже подскочил к двери и вколотил в неё кулак. Изнутри отозвался неприятный голос:
— Кто там ещё?
— Полиция! Открывай, Франтишек!
Магические фразы подтолкнули механика к действиям: загрохотало, послышались ругательства, затем щёлкнул замок, и в щели появилась щербатая рожа владельца мастерской.
Кривой нос, тонкие губы, узкий подбородок с колючей щетиной, угрюмые глазки. Часть лица теряется под капюшоном, зрачки шмыгают из стороны в сторону, ноздри вздуваются, как у принюхивающейся собаки.
Злобный коротышка тут же поспешил снова спрятаться в раковине — Марк едва успел перехватить дверь.
— Какой ты, к чёрту, полицейский, Марк? — прошипел Франтишек. — Вали отсюда!
— Меня взяли обратно, — поддал тот.
— Взяли! Тим бы тебя за яйца взял! Чего ты мне эту звёздочку ворованную тычешь? Убирайся и бабу эту забирай!
Ручка со стороны Франтишека оторвалась, и тот повалился на пыльный пол. Марк рванул на него, так что тому пришлось улепётывать на четвереньках. Вскочив, он схватил с полки какую-то железяку и метнул в полицейского:
— Пошёл вон, гад! Убью!
С этими словами в руках злобного коротышки появилась монтировка. Не задумываясь ни на секунду, он нанёс удар сверху. Марк еле успел отступить, а тут уже полетели новые удары. Здоровяк кое-как блокировал комбо и даже сумел перехватить руку с оружием.
Франтишек, как озлобленный маленький зверёк, подло пнул Марка в голеностоп, и оба они завалились подрубленными дубами.
Я схватила подвернувшуюся под руку тонкую трубу и подобралась к дерущимся, выцеливая отчаянно отбивающегося лилипута. Бойцы без конца перекатываются, вертятся, так что попасть будет непросто. Как представилась возможность, от души лупанула Франтишеку куда-то в область лопаток.
Тот мерзко взвыл и отскочил в сторону от Марка. Перебирая конечностями, как таракан, он рванул в соседнюю комнату, спотыкаясь на каждом шагу.
Грозно ворча, поднялся Марк и тут же выхватил у меня трубу. Размял плечи и шею, готовый много и жестоко калечить:
— Я ему все кости подроблю!
Труба в руках амбала описала полукруг, хлопнув об ладонь. Марк попёр за Франтишеком сквозь облако поднявшейся пыли. Из-за угла вдруг выскочил коротышка, рубанув кувалдой в область головы. Марку снесло бы половину лица, если бы он не отшатнулся. Манёвр вышел неловким, и полицейский грохнулся оземь. Франтишек уже занёс тяжёлое оружие для последнего удара.
Чудом я успела подскочить и схватить кувалду за спиной неприятеля. Тот рванул пару раз, пытаясь вырвать оружие, но тут подоспел Марк с подножкой. Удар в колено свалил Франтишека, который, впрочем, быстро поднялся.
Марк рванул на противника и сцапал его в медвежьем захвате. Протолкав того в соседнюю комнату, он бросил механика на пол и тут же нанёс мощный удар ногой сверху. Скользкий уж увернулся и откатился в сторону, здоровяк сцапал его за шиворот и свалил на спину. Хук справа должен был как минимум вырубить Франтишека, но живучий гадёныш выстоял и даже ударил в ответ. Хлёсткий удар обжёг Марку ухо.
Воспользовавшись заминкой, коротышка обеими ногами упёрся противнику в грудь и отпихнул от себя. Марк, чуть не потеряв равновесие, впечатался спиной в стеллаж — на него обрушился град мелких железяк.
Франтишек сноровисто отполз в сторону, пока полицейских согнулся под шквалом падающего мусора. Я оказалась подле распластавшегося на полу лилипута и вмазала носком сапога под рёбра. Пинок за пинком вырывает из лёгких выродка глухой стон, подонок скукоживается, блокируя яростные удары.
Еле успела отреагировать на его руку, метнувшуюся к цепи. Ржавые звенья расправились в воздухе, и последнее кольцо стегануло мне по щеке. Косой росчерк горячей, как раскалённый металл, боли обжёг левую половину лица! Так больно, что из глаз посыпались слёзы!
Схватившись за рану, я упала на колено. Все силы бросила на то, чтобы сдержаться и не закричать. Словно гвоздь вколачивают в щёку!
Наплевав на хищную гибкую цепь, Марк просто бросился на Франтишека и свалил его ударом ноги в грудь. Коротышку протащило целый метр по грязном полу, пока он не врезался затылком в стену. Сбитого с толку урода здоровый полицейский жалеть не стал и взял за грудки… в следующую секунду с мордой подонка встретилось не меньше дюжины дробящих зуботычин.
Плюющийся кровью Франтишек затих, не в состоянии больше оказывать сопротивление. Марк выбил из него духа больше, чем было — у самого теперь кулаки горят, пот льётся ручьём.
— Кейт? — склонился он надо мной. — Ты как?
— Лицо… Что с щекой? — показала я раскалённую рану.
Здоровяк осторожно потрогал косой росчерк, отчего у меня в глазах потемнело — бегемот неуклюжий. Ещё и прямо на ухо бубнит:
— Царапина глубокая, ничего страшного.
— Что ж так болит тогда?
— Тебе бы компресс… Франтишек! Где тут у тебя вода?
— Пошёл к чёрту! — прогнусавил побитый, пытаясь принять сидячее положение.
Очередной удар помешал ему подняться, а заодно и развязал язык:
— В соседней комнате стоит тазик…
— Да всё в порядке, Марк, — отказалась я, — сейчас пройдёт…
Здоровяк посмотрел на меня каким-то бессильным взглядом, словно бы желая поспорить, но боясь заняться этим неблагодарным делом. В конце концов он вернулся к подозреваемому, предпринявшему вторую попытку сесть:
— Это оказание сопротивления властям…
— Да никакой ты не полицейский, Марк! — просипел Франтишек и закатил глаза. — После того, что ты наворотил, дороги в полицию нет.
— А вот я нашёл. Теперь придётся тебе отвечать…
— Не заставишь!
Марк всего только замахнулся, а коротышка уже сжался, закрываясь руками. Грубый голос быстро превратился в писк мышонка:
— Ладно, Марк, не бей только.
Попросил бы меня — я не послушалась бы и вломила. От сволочи останется жирный багровый шрам, не иначе. А возможно, именно это ничтожество убило Энгриля. Сколько причин отрубить ему уши.
— Слышал про смерть Энгриля? — приблизился к лицу Франтишека Марк.
— Слышал. Его сегодня хоронят.
— Уже. Плохие новости, Палацки, тебя видели в ночь убийства в нехорошее время… Возникают вопросы…
— Да кто меня видел? — испуганно завопил крысоподобный выродок.
Марк поморщился — ненавидит, когда его перебивают. Отведя голову в сторону, не дал ярости обуять себя. Только лишь рёв продолжился на гораздо более грозных тонах:
— Тебя видел сотрудник полиции Декстер Флеминг на улице Летерма. Не так много людей любят ходить в капюшонах. Без двадцати три, ночью, Палацки! Какого хрена тебе не спалось?
— Эй, эй, эй! Марк, стой, Марк, не нагнетай! Уж не думаешь ли ты, что я грохнул Энгриля?
— Именно это я и думаю! Ещё есть подозрения, что на твоей совести шестеро детей и Васкер Чеф!
— Детей же всего пять пропало…
— Отвечай, сволочь, что ты делал той ночью?
— На складах был! — механиком уже завладела истерика.
Ответ Марку не понравился, судя по наползающим на глаза бровям. Мне, кстати, тоже. На территорию обглоданных складов давно никто не ходит, кроме любопытной малышни.
— Спроси, чего он там забыл? — прошипела я, после того, как проверила заляпанную кровью ладонь — рана понемногу кровоточит.
— Я детали искал, — не стал дожидаться посредничества Франтишек. — Там ещё есть, чем поживиться, если поискать хорошенько. Приходится по ночам ходить, чтобы Багор не прознал: он там сам любит порыскать, продаёт по дешёвке челнокам. Я поэтому по Маргрете и пошёл, чтоб мимо его дома не идти. Он же не спит почти, любит за мной следить.
— И ты был на улице Маргрете в ту ночь?
— Был. Мимо дома Энгриля проходил — свет у него горел. Мы даже друг друга разглядели, он за столом работал. Но я внимания не обратил, пошёл дальше. Я клянусь, не убивал я его! Он же здоровый, куда мне против него?
— Энгриля застрелили, — напомнил Марк.
— А у меня нет ствола! — кровь на морде Франтишека стала смешиваться со слезами. — Нету! Обыщи меня, если хочешь!
— Ну, этим-то мы ещё займёмся, — выпрямился здоровяк и отряхнул штанины. — А ты посидишь в тюрьме, пока не выясним что да как.
— Постой! — вновь прервал детектива механик. — Я же видел кого-то! Там, на улице Ядранко, на углу. Он за забором спрятался, когда меня заприметил, так я решил мимо пройти, виду не подавать.
Глаза Марка округлились, а дыхание участилось. Кровавый след снова источает запах, снова ищейке есть за чем следовать. Сглотнув, тот сделал шаг к Франтишеку:
— Описать сможешь?
— Темно было…
— Постарайся!
Судя по тому, как ладонь всё больше раскрашивается красным, следует наплевать на гордость и пойти уже промыть рану. Хорош уже строить из себя героиню.
— Я пойду рану промою, — вставила я своё слово.
Тазик в соседней комнате стоит в опасном соседстве с банками с какими-то маслами. Надеюсь, вода не такая грязная, как всё окружающее. Мутноватая жидкость ледяная, сводит пальцы! Плеснула себе на щёку совсем немножко, а обожгло посильнее самого удара!
Отшипелась — можно продолжать. Наплескала на рану не меньше пол-литра, прежде чем боль утихла, а кровь перестала сочиться. Пока есть возможность, можно и умыться…
Слева послышался голос Марка:
— Ни черта не сказал… Знаешь, Кейт, не похоже, чтобы он был Душегубом.
— Ну а от меня-то ты чего хочешь? — отступила я от импровизированного умывальника. Лицо страшно морозит.
— Просто, если ты думала, что убийца уже пойман… Ладно, нужно отвести его в…
Грохнуло так, что я чуть не вскрикнула от неожиданности. Марк раньше меня сообразил, что этот звук был выстрелом, и бросился к Франтишеку. Стоило мне только влететь следом, как полицейский бросил на ходу:
— Задняя дверь! Останься тут, я проверю!
Картина безрадостная, хоть не смотри: в углу валяется Франтишек, прислонившись к стене, по которой размазались его мозги. Круглая дыра меж глаз не даёт усомниться, что выстрел смертельный. Дверь чёрного хода нараспашку, Марк бросился вдогонку за убийцей коротышки.
Ещё два выстрела стеганули по ушам. Оставаться здесь нет никаких сил, и я бросаюсь на улицу, где обнаруживаю Марка, застывшего на границе леса. В руках у него оружие, полицейский в бессильном гневе дрожит всем телом, вглядываясь в чащу. Так и порывается броситься в лес.
Обернувшись, он хмуро окатил меня недовольным взглядом и глухо признался:
— Упустил. Он в лес ушёл — я по лесам бегать не мастак, да он ещё и вооружён. Видел его, пытался попасть в спину…
— Разглядел?
— Да какое там! — Марк жутко зол на себя. Пистолет так и не убрал, размахивая им в воздухе. Желваки поигрывают, в мозгу скрипят нехорошие мысли.
Вокруг стало совсем тихо, словно бы весь мир разом растерялся. То же и со мной: всё случилось в одночасье, ещё одна смерть, убийца был так близко, а теперь ушёл, откусив конец ниточки. Одновременно хочется что-то сказать, и слов, как назло, нет. Дурной запах нелёгкой жизни проникает в ноздри.
— Пойдём, надо доложить Тиму, — сдвинулась с места грузная статуя Марка.
18:31
Весь день провертелась рядом с Марком и всем выводком полицейских. Сэм, как обычно, не отходил ни на шаг. Всё лез со своими вопросами, разумеется, не по делу, раз сто спросил, не болит ли щека. Нагоняи от коллег получал строго раз в десять минут.
Осмотр места преступления занял довольно много времени, уже темнеет. Наша компания из пяти человек движется к участку. Справа пристроился надоедливый Сэм, слева вышагивает хмурый Марк, затем Уолтер и Дасерн, чьё имя я всё же умудрилась запомнить.
— Ещё раз, мужики, — Уолтеру, видимо, не хватает сверить данные всего один раз. — Что мы имеем? Франтишек был застрелен, когда Марк и Кейт находились в соседней комнате. Убийца проник через заднюю дверь. Так?
— Так, — поддакнул Марк, почёсывая затылок, — но как он понял, что мы вышли? Там же нет окон.
— Через щёль в двери, — поторопился вставить слово Сэм, аж пальцем замахал.
— Или по твоим шагам, — подхватил Уолтер и сделал пару заметок в блокноте. — Так или иначе, маньяк вошёл и застрелил свидетеля. Причём, так, что тот не успел даже пикнуть.
Конец карандаша почесал полицейскому шрам, пока тот задумчиво всматривался в блокнот. Его задумчивость привлекла внимание молчаливого Дасерна:
— Что не так, Уолт?
— От тела до двери метра четыре. А убийца встал прямо напротив Франтишека. У того было не меньше пяти-шести секунд, чтобы обратить внимание на Душегуба и отреагировать. Странно, не находите?
— Они были сообщниками?
— Что? — все, как одно четырёхглавое существо, обернулись к Сэму.
Тот осёкся было, но нашёл, как пояснить свою теорию:
— Франтишек мог подумать, что Душегуб его выручит, поэтому и не стал того выдавать. А убийца решил просто избавиться от ненадёжного товарища.
— Очень хорошо, — скупо кивнул Марк коллеге, — а когда понял что к чему, времени пикнуть уже не было. И Душегуб рванул прочь.
— В лес, — продолжил вязать косичку из фактов дрогнущий от холода Уолтер. — Выстрелил дважды, но не попал. И Душегуб скрылся. Соседи все были на кладбище, так что ни видеть, ни слышать ничего не могли. Какая-то куча дерьма получается, а, Марк?
Тот ловко выхватил блокнот из рук товарища и отстранённо пробурчал:
— Не тебе её разгребать…
— Одной пары рук может не хватить.
— Я ему помогаю, — высказалась я, за что получила строгий-строгий взгляд.
Вслед за желваками шрам Уолтера изогнулся червём, и полицейский потерял ко мне интерес. Марк предупредил коллег, что я навязалась в помощники, и, как и следовало ожидать, стражи порядка восприняли это со скепсисом.
Сэм был тем, кто решил мне напомнить, насколько же это опасно, и как скоро мне надо прекратить заниматься глупостями.
— Челноки скоро прибудут, — нарушил вязкую тишину Дасерн, уставившись под ноги, — надо будет сапоги новые раздобыть.
— Ты эти всего-то полгода назад купил, — укорил товарища Уолтер.
— Плохие попались.
— Ясное дело: покупал их у какого-то жулика! Тебя не насторожило, что у него никто ничего покупать не стал?
— Тогда нужны были очень, — устало дунул в усы Дасерн. — Не босиком же мне по Гаваре бегать?
— А что? — повеселел Уолтер, готовя обидную шутку. — Гериссим порой бегает!
Мужчины сдержанно посмеялись, а усач лишь ответил надменно поднятой бровью. О Гериссиме я впервые слышу: больше всего похоже на местного чудака.
Мы почти дотопали до участка, как в дверях появилась странная парочка: одетые в кожаные куртки, слишком хорошие и новые для Гавары, ухоженные. Буду права, если предположу, что они неместные, вот только откуда…
Они спустились по лестнице и поспешили пройти мимо, обделив нас хоть какой-либо толикой внимания. Как я успела отметить, не одна я провожаю взглядом удаляющиеся фигуры.
— Кто это? — почему-то я не сомневаюсь, что полицейские знают ответ.
— Из Сакра Ципиона, — выложил Марк, которого при этом дёрнуло недовольство, — приехали расследовать обстоятельства появления в Гаваре Немаина.
— Три года уже прошло.
— Ну, может они тут всех обманули, — неожиданно сорвался Марк. — Пойди уточни у них!
Связываться со столичными врачами… Не думаю. Я с детства врачей не люблю, вот только не понимаю, почему.
Две пёстрые персоны теряются вдали, вызывая дикий интерес, закованный в клетку настороженности и даже страха. Таков нынешний мир — сперва опасайся чужака, а только потом решай, есть ли смысл иметь с ним дело.
19:49
Винчи
Теперь знаю, как будет выглядеть мой персональный ад: в нём будет много деревьев, так много деревьев, что тошнить будет! Чуть ли не восемь часов блуждаю по лесам окрест Гавары, заглядывая в треклятые волчьи ямы, овраги и обрывы. Тела Донни нигде нет!
Дважды натыкался на стаю волков, благо мне лохматые нестрашны. Стёр ноги в кровь, в горле пересохло, что дышать больно. А мальчика нигде нет. Если этот Душегуб прячется в лесах, я готов их все спалить! Буду ходить и поджигать каждое деревцо, день и ночь буду стоять и любоваться полыхающим пламенем, пока треск деревьев не смешается с воплями сгорающего заживо маньяка! Его голос узнать не составит большого труда.
А на пепелище станет спокойно, станет тихо и мирно… Запах гари станет ярким напоминанием будущим извергам!
Под очередным ворохом ветвей ничего, словно их тут специально меня подразнить насыпали.
Похоже, садист понял, с кем связался, и перестал прятать детей среди стволов и крон. Искать очередную нычку? Но где? У реки? В соседней деревне? В гиблых болотах на востоке? Или Душегуб скормил тело зверям?
Единственно-возможное верное решение — поступить аналогично. Сменим тактику: найдём лучше маньяка…
22:08
Марк
Хотел предложить Кейт пожить у меня, но вспомнил про разбитое окно, нелепо закрытое картонкой, поэтому решили пожить некоторое время в доме Энгриля. Маньяк оказался ещё ближе, так что оставлять племянницу Хасса одну было бы опрометчиво.
Ясно одно: Душегуб должен был быть на кладбище, чтобы проследить за нами. Беда в том, что на кладбище была чуть ли не вся Гавара. Кто-то в толпе должен быть виновен в смерти Энгриля, он наблюдал и выжидал…
И у него было оружие. Не так много людей в городке хранят оружие. По списку не больше десяти человек, не считая сотрудников полиции. Если только владелец пистолета не скрывал его наличия всё это время.
— Ты спать не собираешься, Марк? — проворчала Кейт, в кои-то веки стянув с головы шапку.
— Посижу ещё, подумаю. Завтра предстоит обойти несколько человек.
— Подозреваемые?
— Вроде того. Проверим всех, у кого есть оружие.
— Думаю, Душегуб не дурак, — в который уже раз осмотрела в окне подпорченное личико девушка. — Ствол вычистит тут же.
— А ещё лучше — выкинет, — прикинул я в уме, — тогда отсутствие ствола его выдаст.
Недовольно ощупав багряную полосу, Кейт поспешила отвернуться от противного отражения.
— Я спать пойду. Придёт маньяк — разбудить не забудь.
— Постой, Кейт!
Брюнетка остановилась посреди комнаты и требовательно скрестила руки на груди. Готов спорить, за сегодняшний день успела раз тридцать выругать себя за то, что осталась в Гаваре. А заодно и возненавидеть меня, и бог ещё знает кого.
Об этом, кстати, и вопрос:
— Слушай, так почему ты осталась?
— Хочу выяснить, кто убил дядю. Ну, и отомстить, разумеется, — без запинки ответила Кейт.
— Ты как приехала, казалось, что тебе до смерти Энгриля и дела нет…
В этот раз покопаться в мыслях ей пришлось подольше. Честно говоря, не уверен, что она сама знает, зачем это всё. Была мысль, что рвение выяснить правду — показное.
— Самой интересно, Марк, — опустевшие глаза уползли в угол комнаты, — Подумала, что так неправильно, что нужно остаться… Подтолкнуло что-то…
— Что?
— Не знаю. Я — прагматик, откуда мне знать, что там меня направило на праведный путь.
Сказано в манере плевавшего на всю эту ментальную ерунду Энгриля. Замени женские фигуру и голос на мужские, и разницы между дядей и племянницей не будет. Кажется немного неестественным, но поверить в интонации и слова придётся, так как последнее, что позволит себе этот род — врать.
Или показывать свою слабость. Она есть, это точно.
Пожелав мне спокойной ночи, Кейт отправилась спать. Я уснул прямо за письменным столом: держался до последнего, но усталость не оставила выбора.