Меня зовут Гарольд Белфорт. Большая часть города трясётся от страха при первом упоминании моего имени. Меня боятся, но не уважают…

Два часа назад я расправился с очередной гнидой. Он решил, что своих можно просто так бросить и умчаться в клан мафии, прихватив с собой пару наших секретов. Предатели – это те редкие мученики, которых я убиваю особенно жестоко… И стараюсь делать это медленно!

Урод был не из слабаков – пришлось немного повозиться. В драке я даже потерял свою монету, которую так и не смог найти. Что ж, придётся идти делать новую…

Предатель получил своё: связал его, облил бензином и поджёг. Когда отошёл уже достаточно далеко, позади раздались его истеричные крики. Снотворное, что я вколол недомерку, перестало действовать, и догорал он, будучи в сознании.

Пожалуй, убийство достойно того, чтобы его запомнить. Коллекция моих самых красивых работ пополняется…

Уже почти четыре часа, как идёт треклятый снег. Белые звёздочки сыплют на шляпу и плечи. Пальто постепенно намокает. Ногам холодно. Сказываются корни – предки жили в тёплых южных странах…

Впрочем, не уверен, что бледнолицым местным намного теплее.

Темнокожий здоровяк с толстыми дредами, свисающими из-под желтоватой шляпы для Данкелбурга является зрелищем достаточно непривычным, несмотря на засилье иностранцев… Когда из темноты на человека надвигается чёрное лицо, тот непременно дёргается со страху. Альфред без конца шутит, что я могу по ночам становиться совсем невидимым, если разденусь догола…

Смешно.

Становится холоднее, и я поплотнее укутываюсь в пальто. Городские шумы доносятся со всех сторон, словно крик обожравшихся воронов на кладбище. Представляю их жёлтые глаза, пялящиеся на меня с глупым инстинктивным страхом и детским любопытством. Чёрные клювы лоснятся…

Арнвэстрабе – прямая, как дуло пистолета, улица, соединяющая центр с западом. Здесь не меньше двухсот домов: я сейчас нахожусь напротив сто восемнадцатого, а наш небольшой штаб располагается в пятнадцатом… Идти долго, а такси брать не хочется…

Люблю ходить пешком.

При этом я вижу только плитку тротуара да свои ноги: взгляд направлен в землю, а мотать головой по сторонам никогда не любил. К тому же так меньше возможностей у свирепого ветра забраться под шарф.

Полосатый, белый с чёрным, очень тёплый. Ношу его уже вторую неделю. Всё равно мёрзну…

Бороться им с лютыми морозами надвигающейся зимы практически бессмысленно, как и бессмысленна моя жизнь, да и жизнь абсолютно любого человека, дриджа или асилура на земле. Под всесжигающим взором Небожителя все мы представляем собой лишь никчёмные мелкие точки на схеме планеты…

Да не снизойдёт на меня гнев его…

Вдали раздались первые отголоски сирены. Заунывным воем очнувшегося ото сна сварца они расползлись по округе и принялись карабкаться вверх по небоскрёбам, стучась в окна мирно спящим. Со временем звук только нарастает, что свидетельствует о приближении его источника.

Вскоре он появился – из-за угла на бешенной скорости выскочила красная, как окровавленная слониха, пожарная машина. На её крыше попеременно вспыхивают две синие мигалки. Скрипя покрышками о первый снег, она совершила разворот и пронеслась мимо меня. Я не обернулся, чтобы посмотреть ей вслед: и так известно, куда направляется бригада пожаротушителей…

Около часа назад я вернулся в свою квартиру… очередную квартиру. Стараюсь менять берлоги почаще. Сразу заподозрил неладное – словно зверь, учуявший чужака. Гадина не испугалась мощного запаха мочи владельца и вторгнулась на мою территорию.

Замок был цел – открыли мастерски. На такое способен Дойл, хотя и другие члены банды тоже владеют навыками взлома. А в том, что произошло проникновение, я ни на секунду не сомневался, потому что в комнате оказалась включена лампа…

В свете, льющимся золотыми потоками из-под тёмно-зелёного абажура, лежал конверт. В конверте письмо. В письме короткая фраза «У Ротвейлера есть для тебя работёнка. В твоих интересах прийти поскорее»…

Меня нашли товарищи по банде. Если, конечно, можно назвать этих людей товарищами. Мы просто работаем на одного человека, подчиняемся некоему Ротвейлеру, проводим немало времени вместе, иногда они лезут ко мне с тупыми разговорами. Не уверен, что их можно назвать товарищами.

Коллеги…

Я им не доверяю…

И не желаю, чтобы они лезли в мою жизнь. Однако сборищу гомонящих детей, на лицах которых непонятным образом пробилась щетина, не сидится без копания в ней. О себе ничего лишнего не говорю, стараюсь не давать болтать обо мне за спиной. И уж тем более не хочу, чтобы знали, где я живу.

Сколько бы я не боролся с хвостами и не переезжал с места на место, меня всё равно отслеживают. Чувство, должно быть, как у улитки, к которой в раковину заползают чужаки. Насколько вообще можно судить о чувствах улитки…

С этой квартирой, как и со всеми предыдущими, я не церемонился: заткнул тряпками щели в окнах и дверях, открыл все газовые конфорки, после чего поставил в противоположном конце квартиры зажжённую свечу и покинул временное пристанище.

Когда газ добрался до ровного пламени свечи, грянул взрыв и начался пожар. Красно-белая машина пожарных, очевидно, понеслась тушить мою догорающую квартиру…

Теперь придётся искать новое место. Терпеть не могу переезжать, привыкать к новой квартире, осваиваться в новом районе города, уяснять взаимоотношения с соседями… За этот год я сменил более двадцати мест жительства, но привыкнуть всё никак не могу…

И они же ведь всё равно найдут. Тот же Альфред способен выследить хоть саму Стумму, а та даже не узнает о том, что рыжий коротышка следовал за ней по пятам.

В очередной раз задумался о необходимости незаметно свернуть ему шею и тщательно спрятать труп, а там уже подозрения упадут на Фуокозо. Искать в своих рядах предателя не станут.

Никто не думает, что я на такое способен.

И очень зря…

Сирены совсем стихли. Свет мигалок больше не может пробиваться сквозь пелену падающего снега. Улица вновь стала относительно тихой и пустой, словно коридор морга во время обеденного перерыва. Постоянно складывается впечатление, что на улицах Данкелбурга не рады совершенно никому…

Ах да, я же как-то упомянул сварцев, даже не потрудившись пояснить, кто же это такие. Легенды, которые поведала мне бабушка. Сварцы – это мертвецы, поднятые тёмной силой колдунов. Они ещё при жизни жертвы проводят над ней ряд кошмарных ритуалов, после чего делают из кожи, волос и даже костей и плоти специальную куклу. После смерти жертвы колдун вываривает куклу в особом отваре, который непременно следует выпить, чтобы заполучить контроль над мертвецом. Тот поднимается из могилы и становится рабом заклинателя, получая покой только с его смертью…

В моей семье никто не верил в рассказы бабушки, только я один знал, что жестокие колдуны и их слуги скварцы существуют…

В десять лет я видел одного из них. В одиннадцать мы переехали в маленькую деревушку неподалёку от Данкелбурга. В двадцать пять я потерял последнего из родных, которым оказался парализованный дедушка, и перебрался сюда.

Долго не мог найти постоянную работу – перебивался случайными подработками грузчиком. Жить приходилось в списанных железнодорожных вагонах, брошенных в паре метров от путей. Рядом спал всякий сброд, так и норовивший наброситься на меня всем скопом и ткнуть в бок заточку. Одна ночь выдалась настолько жаркой, что я успел убить троих и пятерым переломать больше половины костей.

С тех самых пор я не люблю налаживать отношения с соседями…

Чтобы однажды не нарваться, приходилось временами менять место жительства. Однажды Небожитель загнал меня на кладбище. Я ночевал в открытом склепе…

Наутро меня обнаружил Орфелий Ранглиус Коот – смотритель кладбища. Он решил меня не наказывать за проникновение в склеп. Более того, он оказался настолько добр, что предложил работу у себя. Так я стал могильщиком.

Работа сносная – копаешь ямы, заколачиваешь крышки гробов, бросаешь те в яму и закапываешь. И так целый месяц, пока не придёт толстомордый начальник и не выдаст зарплату. Жалкие гроши за столь тяжёлую работу, которая порой и меня выматывала до невозможности…

Основной доход Орфелий получает вовсе не от городской администрации. Ему платят бандиты, коим он предоставляет весьма любопытные услуги: он раскапывает старые могилы на полглубины, после чего в полученных ямах прячут тела. Ранглиус Коот помогает нечистым на руку прятать улики и, надо сказать, делает это весьма сносно: за тридцать лет полиция даже не задумывалась о том, чтобы искать пропавших людей на кладбище…

У Орфелия есть деньги и связи. Одна из таких связей вылилась в то, что я сменил место работы. Ротвейлер приметил, как легко я раскапываю ржавой лопатой мёрзлую землю, и решил, видимо, заиметь такого здоровяка у себя в банде.

Мой кладбищенский товарищ Орфелий недвусмысленно намекнул, что отказываться будет неправильным…

Совершенно с ним не согласен. Следовало держаться от этих людей подальше…

Из высокого темнокожего громилы с толстыми дредами мог вырасти только убийца. Что ж, чтобы не затеряться в банде, среди гогочущих ничтожеств с щербатыми рылами, приходилось убивать. Убивать приходилось много и красиво, чтобы боялись.

Я не всегда чётко осознавал, за что на свидание с Небожителем отправляется тот или иной подонок. Ротвейлер просто говорил имя, изредка уточнял сроки, после чего я шёл вершить его правосудие…

Сейчас было бы правильным спросить себя, стоило ли всё это дерьмо того? Стоило ли уходить с тихого и спокойного кладбища? Мне показали ночной Данкелбург и тех зверей, что охотятся в нём, попутно вынудив стать таким же.

Я видел такое, от чего в животе образуется неприятный плотный ком… Я видел, как в сером скоплении небоскрёбов ведутся дела… Я понял одно – ни государство, ни муниципалитет, ни Небожитель и ни даже этот чёртов Гауссфильд не правят городом… Им правят банды, кланы и секты, рвущие друг другу горло…

Нашу банду знают немногие. Пятый Синдикат, как нас величают осведомлённые. Пятая попытка захватить власть в Данкелбурге. Предыдущие четыре сломали зубы о полицию и конкурентов. Сейчас же мы уже разогнали мелкие банды по норам, оставшись один на один с кланом Фуокозо.

Мафия так просто Данкелбург не отдаст.

Правда, мы сейчас готовим такой ход, что уж наверняка удивит этих клановцев…

Хм, последние три дня меня только и гоняют с поручениями, косвенно касающимися нашего плана. Босс Ротвейлер желает провести операцию в лучшем виде и много думает о подготовке. Бьюсь об заклад, меня ждёт очередное поручение из этой серии.

Прямо под фонарным столбом стоит Цеки. Желание подзаработать деньжат сильнее холода, и совсем молоденькая проститутка вышла на работу. Ублюдок-сутенёр выгнал её в какую-то глушь, где жадных до плотских утех мужиков совсем не наблюдается. Однако Цеки способна терпеть очень долго…

Высокая девушка, на вид лет двадцать, шатенка, стриженная под каре, бледная, как сама смерть, худосочная. На лице зачастую маска детского простодушия. Губы крепко сжаты, постоянно дёргаются подвижные крылья носа, карие глаза широко распахнуты и моргают крайне редко, отчего мордашка Цеки кажется ненастоящей.

Она одета в ярко-красные туфли, кожаную мини-юбку, куртку с меховым воротником и сдвинутый вбок чёрный берет. Последний – неотъемлемый атрибут практически всех её образов.

Цеки стоит ко мне спиной и не отрываясь смотрит на какую-то точку вдалеке. Проходит почти две минуты сосредоточенного созерцания горизонта, после чего она молниеносными движениями достаёт сигарету и чиркает зажигалкой – загорается дрожащее пламя, и Цеки смачно прикуривает, делая первую мощную затяжку.

Вертикально вверх, навстречу кружащимся снежинкам, вальяжно ползёт ленивая змейка табачного дыма. Цеки не гнушается затягиваться по-мужски, полностью заполняя лёгкие. До старости она так не доживёт…

Я приближаюсь к спокойно курящей проститутке, и та, наконец-то, слышит мои шаги и оборачивается. Лицо совсем не поменяло выражения. Цеки сложно чем либо удивить или напугать. У неё, в принципе, крайне сложно выбить хоть какие-то эмоции.

Ей хватает доли секунды, чтобы разглядеть моё лицо, скрытое наполовину полями шляпы. Уголки её губ обозначают улыбку:

– Привет, Гарольд. Сигарету?

– Привет, Цеки. Да, не откажусь.

Она так же ловко и молниеносно достаёт пачку крепких сигарет и даёт мне одну. Я беру из её ледяных пальцев табачную трубочку и засовываю себе рот. Цеки уже протягивает зажигалку.

– Роман снова поставил тебя работать в какой-то безлюдной глуши? – спросил я, попутно раскуривая сигарету.

Со звонким щелчком Цеки закрывает крышку зажигалки и отводит глаза влево, словно ответ на мой вопрос ей приходится искать где-то глубоко-глубоко в памяти:

– Да, Гарольд. Роман меня не слишком-то жалует. Вечно ссылает к чёрту на рога…

– Мне поговорить с ним? – я повертел в пальцах тлеющую сигарету.

– Нет, не стоит тратить на это время. К тому же, толку не будет. Пройдёт неделя – снова начнёт гонять меня по мёртвым точкам…

Когда она начинает говорить, её глаза бешено метаются во все стороны, а голова ритмично пружинит. Девушка моментально перестаёт напоминать вялую безжизненную куклу. Но окончательно это обманчивое ощущение можно разрушить только оказавшись с Цеки в постели. Лично для себя я уже трижды разрушал это ощущение…

Её глаза вдруг резко взметнулись вверх. Я сразу понял, в чём дело – снег перестал идти.

Табачный дым облизал горло. Добровольное вдыхание яда, ставшее вредной привычкой миллионов. Дым сигарет порой бывает нужнее воздуха, который в Данкелбурге воняет даже зловоннее…

– Как там Морган? – вспомнил я о брате проститутки.

Давно ничего не слышал о нём. Не исключено, что парня уже пришили…

– Морган? – девушка моргнула при произношении этого имени, – Он по-прежнему занимается наркотиками. В прошлый четверг его чуть не взяли за распространение – еле сумел скрыться от быков. Сменил место, теперь торгует на юго-востоке.

– Там же наркотой занимаются Братья Тигров. Будут проблемы.

– Я тоже ему говорила, но чёртов упрямец не слушает. Думает, всё будет хорошо…

– Но нарвался-таки на них?.. – я привычно огляделся по сторонам, дабы удостовериться, что ни одна душа за нами не наблюдает.

– Нарвался? – Цеки задумчиво поджала губы, – Можно и так сказать. Его нашли как раз в тот момент, когда он толкал порошок в своём закутке. Всё отобрали, побили его и пригрозили расправой, если не поумнеет.

– И что Морган?

Цеки невесело улыбнулась, тоскливо опустив глаза в пол:

– Он не нашёл ничего лучше, как вступить к ним в банду…

– Дурак, – я даже сплюнул с досады, – Узкоглазые его никогда не возьмут – он только ещё больше неприятностей наживёт.

– Морган уже начал читать их книжки, – рукой с дымящейся сигаретой Цеки изобразила, что листает страницы.

Братья Тигров – довольно крупная банда эмигрантов с востока. Чтобы быть в их банде, необходимо выделяться наличием расовых признаков: узких глаз и желтоватой кожи. Прочие люди никогда не появятся в рядах Братьев.

Банда появилась где-то семь лет назад. С тех пор узкоглазые оккупировали юг и восток Данкелбурга, где толкают дешёвые наркотики, воротят лица неприятным им людям и нелюдям, а также расписывают стены иероглифами. Говорят, этим они намекают на высокую духовную культуру банды. Даже целые книги с её описанием распространяют…

Морган, по всей видимости, взялся читать именно эту литературу. Пустая трата времени: ему это не поможет. Да и читать там нечего – я взялся как-то полистать и не нашёл ничего интереснее, чем описания рецептов всякой дури, уроков восточных боевых искусств и текстов, которые учат уважать старших и целовать им задницы, каким бы, мать их, недомерками они ни были.

Беллетристика ненормальных для ненормальных…

– Ты с ним разговаривала? – я убрал с лица мешающий дред, – Говорила, что об этом думаешь?

– Само собой, Гарольд, но ты же знаешь Моргана… Он слушает только тогда, когда говорят кулаками по его лицу…

Цеки докурила сигарету и выбросила её не глядя, попав при этом точно в решётку канализации. Я такой же меткость похвастать не мог, так что мой окурок шлёпнулся почти в полуметре.

– Нужна помощь? – спросил я напоследок.

– С братом? Нет, не стоит… забудь про него – пусть сам уже начинает думать.

Тут проезжающая мимо машина стала понемногу притормаживать, и Цеки резко добавила в голос стали:

– Давай-ка иди отсюда, Гарольд, а то мне единственного клиента спугнёшь.

– Ладно, счастливо, Цеки.

Она не ответила. Направилась к белому автомобилю «Омен» последней модели. За рулём, очевидно, сидит богатенький извращенец. Богатенький – это сразу видно по тачке: такую мало кто может себе позволить; извращенец – потому что не направился прямиком в публичный дом.

Всякий знает, что в публичных домах сосредоточена элита. Там работают девчонки-профессионалы, которых берегут, как настоящие бриллианты. Если их клиенты задумают пристёгивать их наручниками, шлёпать плётками или выдумывать что-то поизощрённее, то тут же ввалится амбал и сломает им руки, не обращая внимания на статус извращенца. В публичных домах всё всегда культурно и невинно – условия быков, крышующих данную точку. Быки – это полицейские, если не в курсе…

То ли дело уличные девки. С ними можно вытворять всё, что захочешь. Жалоб никогда не будет.

Так что, если у человека полно денег, но его не устраивают мастерицы из местных борделей, то очевидно, что богатей – извращенец…

Сочувствую Цеки. Она не больно-то это любит.

Я прошёл не более пятидесяти метров, шаркая по разбросанным газетам, припорошенным снегом, когда меня обогнал «Омен», превратившийся в расплывчатый белый силуэт – водитель постарался выжать из машины все до последней лошадиные силы. Я обернулся – Цеки под фонарным столбом больше нет.

Дом номер пятнадцать по Арнвэстрабе – неприметное серое здание в три этажа. На первом по вторникам и пятницам проходят заседания клуба анонимных некрофилов. Президентом этого клуба является Отто Хлай – патологоанатом в морге неподалёку. Своих «пациентов» он «исследует» со всякой стороны…

На втором этаже живёт человек восемь, все они прилежные трудяги и семьянины, тихие и невинные люди. На третьем же этаже уже целый год идут ремонтные работы. Рабочих оттуда регулярно находят то в вытрезвителе, то в полицейском участке, а то и вовсе где-то в канаве с проколотой печенью…

Милое соседство.

Я обогнул здание и подошёл к спуску в подвал. Осмотрелся – ни одна гнида не вздумала за мной следить. Пора заходить.

Первую деревянную дверь необходимо открыть ключом, спрятанным в потайной нише за кирпичом. Если не знать, какой именно вынимать из кладки, то нычки никогда не найти. Справившись с замком, я убрал ключ на место и распахнул дверь, за которой обнаружилась следующая, но уже металлическая. На уровне глаз – задвижка, а на уровне живота – круглое отверстие, к которому изнутри приставлена труба. Эта труба не что иное, как ствол дробовика. Если часовой разглядит чужака, то тут же угостить его дробью. Если кто-то и расслышит выстрел, то решит, что это криворукий строитель с третьего этажа уронил молоток…

Я стянул с правой руки перчатку. В полутьме блеснул крупный золотой перстень на среднем пальце. Подарок отца, который он мне никогда не дарил – я украл его, когда тот повесился. Перстнем очень удобно отбивать условный сигнал.

Три быстрых удара, два медленных, один глухой удар ногой, и провести перстнем по поверхности двери, чтобы издать скрежещущий звук. Задвижка моментально скакнула в сторону, и на меня уставились глаза часового. Ему потребовалось совсем немного, чтобы узнать товарища.

Задвижка встала на место, защелкали многочисленные замки. Наконец, охранник открыл дверь и отошёл в сторону, позволяя мне войти. Сегодня за входом следит Л'Смит – смуглый парень с каменным лицом. Рот обрамляет модная борода, покрашенная в белый цвет, чтобы создать контраст с чёрными волосами. Весь он украшен разными пирсингами, начиная от простых колец и заканчивая объёмными фигурками, вставленными под кожу.

Л'Смит молча проводил меня глазами и принялся запирать дверь. Я также молча прошёл прихожую и подошёл к резко ныряющей вниз железной лестнице. Узкие ступени и совершенно бесполезные перила. Возможно, будь я ниже ростом, спускаться и подниматься было бы проще.

А так я буквально скатился вниз, неловко пересчитывая ногами ступени. На поднявшийся грохот обернулся какой-то длинный лысый уродец, имя которого я не знаю: этот тип впервые появился здесь всего две недели назад. С тех пор я встречал его раза три.

Довольно худосочный, черты лица тонкие, нос прямой, глаза ленивые, на лбу глубокие морщины, под носом густые усы. Стоит посмотреть в его сторону, как он отводит глаза.

Странный тип, мне он не нравится.

– Гарольд! – из-за угла вышел Скотт, – Ты быстро.

– Да, решил поторопиться, – нехотя брякнул я в ответ.

– Тогда идём. Босс был здесь пять часов назад, оставил для тебя задание.

Скотт кивнул вглубь подвала и побрёл вперёд. Среднего роста, светловолосый, всегда аккуратно причёсанный, одетый в свой любимый обтягивающий свитер с большой жёлтой буквой Н на груди, рукава закатаны по локоть. Ремень весь в заклёпках, поддерживает пижонские чёрные джинсы.

Походка у Скотта довольно своеобразная – ходит вразвалочку, сильно раскачиваясь из стороны в сторону, руки при этом держит в карманах, либо размахивает ими, как мельница крыльями.

Внешность же молодого бандита никогда не выдаст его истинного рода деятельности: Скотт больше похож на избалованного богатством родителей студента. Ехидная ухмылка, надменный взгляд, беспечность в каждой черте холённого лица.

На деле же Скотт Дойл является одним из лучших людей Ротвейлера. Настоящий террорист, жестокий убийца и просто псих.

В банде у него есть невеста, которую он называет Британни. Я, как и многие другие, её ни разу не видел.

Скотт повёл меня в самую глубь подвала. Стены и пол белые, чтобы в помещении, освещаемом всего десятью лампами было как можно светлее. Сами лампы свисают с потолка на длинных проводах. Потолок и стены покрыты несколькими слоями звукоизолирующего материала.

Подвальное помещение разделено на шесть комнат кирпичными перегородками. Комнаты расположены по спирали, так что в последнюю можно попасть только пройдя все остальные.

Каждая комната обставлена по своему: кто-то из ребят притащит то стул, то крес-ло, то полку прибьёт. Из разномастных предметов мебели и слагается наш штаб. Здесь сложено оружие, разные инструменты, обустроены комнаты для отдыха с телевизором, бильярдным столом, столом для игры в карты. В одной комнате проводят собрания, брифинги, обсуждают дела банды. Для этого там поставлен большой стол, окружённый разномастными стульями и табуретами, пристроен проектор и развешены стенды.

Ну и, конечно, последняя комната, так называемая «шишечная», названная так потому, что в неё могут заходить только главари и их приближённые. Скотт привёл меня именно сюда.

Сразу обращаешь внимание на количество шкафов, заполненных макулатурой, стенды с оружием и большую мраморную вазу в углу. Она, если кому интересно, доверху заполнена кокаином. В центре стоит большой стол из тёмной древесины. За столом расселись двое: главарь штаба Альфред Кэрролл и информатор из полиции Шон Брюлоу.

Коротышка Альфред как раз закончил разговор с Шоном. Коротко стриженный полицейский отстранился от Рыжего Террориста и с интересом осмотрел меня. На толстом лице отчётливо видно множество мелких шрамов и порезов – жизнь потрепала Шона. Глаза глубоко посажены, в них застыла беспричинная самоуверенность, свойственная многим быкам Данкелбурга. В левом ухе маленькая серьга. Узкий нос. Двойной подбородок отлично гармонирует с общей обрюзглостью информатора.

Скотт присоединился к этим двоим и присел на край стола.

– Гарольд! – Альфред всплеснул крошечными ладошками, откинулся на стуле и закинул ноги на стол, – Гарольд, Гарольд, Гарольд! Вот чем ты хорош, так это тем, что приходишь на работу по первому зову! Хлебушка не хочешь?

Рыжий коротышка указал рукой на стопку аккуратно порезанных кусочков чёрного хлеба. Скотт уже взял себе корочку, посыпал её кокаином, лежащим тут же маленькой кучкой, и принялся неторопливо жевать.

Мне пришлось, как всегда, отказаться:

– Нет, Альфред, не хочу.

– Ладно, тогда сразу к делу, – равнодушно пожал тот плечами, – А то ты с дороги, всю Арнвэстрабе прошёл. Да, ты ведь не в обиде, что мы теперь знаем, где ты живёшь?

– Уже больше не живу.

Жрущий хлеб с наркотой Дойл усмехнулся себе под нос, а Брюлоу отстранённо отвёл взгляд на свои ботинки, загаженные серой грязью. Альфред с ехидной улыбкой почесал небритый подбородок:

– И что ты сделал с этой квартирой?

– Сжёг.

– Спасибо, что не стал минировать, как в прошлый раз, – отсалютовал кокаиновым бутербродом Скотт, – Жаль всякий раз из-за тебя терять таких хороших ребят, как Кейн и Флам.

– У Кейна были дети… – не к кому особо не обращаясь, озвучил рыжий недоросток, – Но об этом больше не будем, поскольку есть дела поважнее…

С этими словами Альфред лениво развернул голову в сторону Шона, который моментально выпрямил спину.

– Сегодня приезжал босс, тебе должно быть известно, – принялся вводить меня в курс дела рыжий, – Разговаривал с представителем власти. Собирал информацию, и ты знаешь, Гарольд, у нас есть проблемы…

– Про наш план может пронюхать полиция, – перебил Альфреда Скотт.

– Каким образом? Кто-то из наших облажался? – я понял, что разговор может стать долгим и снял шляпу.

– И да, и нет, – неопределённо взмахнул рукой Альфред, – Следы мы заметаем как обычно, просто быков стало больше, и они стали внимательнее смотреть по сторонам. Шон, расскажи ему.

Толстяк Брюлоу прочистил горло и принялся проговаривать гудящим голосом тщательно заученный текст:

– Где-то месяц назад на юге Данкелбурга стали происходить жестокие убийства: людям пробивали затылок ножом, после чего кромсали грудную клетку. Завёлся маньяк, которого прозвали Решето. Сперва он убивал только в своём районе, но постепенно стал переносить место охоты всё севернее. Недавно произошло убийство практически в центре. В полиции полагают, что маньяк теперь надолго сконцентрируется именно там. Поэтому…

– Поэтому в центре увеличилось количество служителей закона, а сами они стали бдительнее, – закончил за толстяка Скотт и спрыгнул со стола.

Шон побагровел и скривил от недовольства пухлые губы:

– Я бы попросил не перебивать меня!

– Да пошёл ты, Шон! – небрежно бросил Скотт в ответ.

– Я, вообще-то, из поли…

– Иди ты в задницу, Шон!

Злобный толстячок раскачивается на стуле и впивается ногтями в древесину подлокотников. Скотт повернулся к информатору спиной, чтобы сильнее позлить. Я с нетерпением и глухим гневом жду, пока эти придурки закончат плевать в друг друга ядовитой слюной. Скотт опять затевает конфликт из ничего, а Шон опять отчаянно борется за свою паршивую гордость…

А Альфреда, искоса следящего за действиями обоих, эта ситуация только веселит. Он даже прекратили теребить бахрому на своём оранжевом шарфе.

Им что, совсем не жалко тратить время на какую-то хреновню?

– То есть за три дня до операции на месте её проведения стало больше полиции? – пришлось самолично вернуть разговор ближе к делу.

– Да, Гарольд, всё сложилось именно таким неприятным для нас образом, – подтвердил Альфред, – Ротвейлер велел поскорее с этим разобраться.

– Избавиться от полиции будет нелегко, – пробурчал я, – В других районах надо расшевелить мелкие банды…

– Неплохо соображаешь! Этим уже занимаются наши ребята…

– Ещё я бы посоветовал совершить аналогичное убийство самим где-нибудь на юге города, – ставил своё слово Шон, – Но Решето убивает строго по графику, каждые четыре дня. Следующее убийство должно произойти в пятницу…

– Хотите, чтобы я этим занялся?

– Нет, Гарольд, это мы поручим кому-нибудь другому, – Рыжий Террорист неловко сбросил ноги со стола, – А ты совершишь другое убийство. Нам надо избавиться от самого Решета.

Убить маньяка? Никогда ещё прежде мне не давали такого задания. Мелких чиновников, офицеров полиции, сотрудников крупных компаний, членов враждебных группировок и предателей приходилось отправлять на тот свет пачками. Но вот чтобы Пятому Синдикату мешал больной на голову маньяк…

– И как мне его искать? – вопрос кажется донельзя уместным, – Насколько я понимаю, полиция с этой задачей справиться не может. Хотите, чтобы я переплюнул всех быков города?

Шон что-то озлобленно прошипел себе под нос – от меня не укрылось то, как его лицо ещё сильнее скривилось. Сейчас я полностью согласен со Скоттом: пошёл он в задницу, несчастный слизняк…

– Вообще-то, у нашего ненаглядного Брюлоу уже есть всё необходимое, – Альфред от скуки принялся барабанить пальцами по столешнице, – Правда ведь, Шон?

– Да. Я знаю его имя, место жительства и работы – остаётся только избавиться от него и спрятать тело…

– Так почему же этим не может заняться кто-то кроме меня?

– Ну-у-у… – рыжий странно закатил глаза, – Справиться с ним надо тихо, а с таким кабаном, как этот Решето, можешь только ты. Плюс ко всему, Ротвейлер хочет, чтобы ты поменьше сидел без работы.

– А почему тогда полиция сама его не возьмёт? – эта история всё больше напоминает мне зловонную жижу, в которую по своему желанию никогда не осмелишься влезать. Отчего-то я чувствую фальш…

Скотт вдруг оживился и резко развернулся на каблуках, скрестив руки на груди. Судя по его заинтересованному выражению лица и требовательному прищуру глаз, он не в курсе…

– Эту информацию знаю только я и больше никто, – ответил Шон.

– Утаиваешь важные сведения от коллег? И в чём смысл?

– Смысл в том, что Решето нам пока нужен свободным. То есть, пусть полиция думает, что он на свободе и живой: так мы заставим её искать этого маньяка, развязав себе руки. Нам лишь нужно, чтобы полицейские уползли из центра – переманим их снова на юг…

Ты, Шон, врать умеешь даже хуже, чем чистить зубы. Мелькаешь жёлтыми пеньками, наркоман хренов. Сдай полиции Решето, и те расслабятся – так будет куда лучше.

Что же ты такое задумал с этим рыжим небритым поганцем? Или просто отыгрываете роли сценария, присланного Ротвейлером?

И, чёрт побери, почему вам нужен я?

– А откуда информация? – я задал вопрос от отчаяния: робкая попытка вывести дряблого стукача с серьгой в ухе на чистую воду.

– Не имеет значения, – отчего-то Шон не захотел отвечать.

– Для меня имеет!

– И что тебе это даст? Что тебе это даст, Гарольд?

Кулак зачесался. Сломать выродку лицевую кость было бы самым простым решением, но вместе с тем и неправильным. Успокоиться, нужно успокоиться…

– Шон на нашей стороне, если тебя это смущает, – встрял Альфред, ничуть не напрягаясь по поводу возможного избиения информатора прямо у него в кабинете, – Ротвейлер ему доверяет…

Рыжий совсем спокоен, расслаблен. Его не треплют сомнения. Скорее всего, уже сговорились.

– Да, я ему очень верю… – с сарказмом произнёс я, смотря Шону точно в глаза. Маленькие плутовские глаза.

Окончательно выйдя из себя, толстячок решил показать всем, какой он смелый, и вскочил на ноги, сжимая дряблые кулачки. Зубы высекают искры. Шон очень зол…

– А, чёрт! – он залез рукой куда-то в глубины своего дебильного кейса и довольно быстро нашёл нужный конверт, который с силой бросил на стол, – Здесь всё, что нужно про этого вашего Решето! Вертитесь дальше сами!

С этими словами он пулей вылетел из кабинета и смачно хлопнул дверью. Угораздило же Пятый Синдикат связаться с этим истериком! С потолка посыпалась побелка, словно снежинки. Снежинки, которые безбожно воняют подвалом.

Первым заговорил Альфред:

– Похоже, ты обидел нашего информатора…

– Ничего, педик потерпит.

– Это ещё не факт, что Шон любитель подставлять зад ребятам крупнее его.

– По мне, так всё очевидно! – с этими словами я схватил конверт и убрал его во внутренний карман. Делать здесь уже нечего.

Уже в дверях меня окликнул Рыжий Террорист:

– До встречи, Гарольд.

– До встречи, Альфред.

Я покинул «шишечную». Обошёл громадный стол для собраний. Конверт лежит во внутреннем кармане и жжёт рёбра. Чёртов кусок бумаги. Чувствую себя с ним словно заклеймённым…

Проходя комнаты, я постоянно ловлю на себе любопытные взгляды, излучающие то интерес, то ненависть, то что-то ещё. Кто-то пялится в открытую, а кто-то смотрит исподтишка. Ко мне здесь никак не привыкнут. Эти люди ко мне неравнодушны.

Проклинаю тот день, когда впервые пришёл сюда.

В комнатке, оборудованной под бар, в тот момент, когда я находился в центре помещения, сзади раздался громкий оклик:

– Эй, Гарольд!

Обернувшись, я понял, что не ошибся – меня решил догнать Скотт. Стоит чуть склонив голову с серьёзным выражением лица – парень хочет не просто потрепаться на глупые темы.

Будет не лишним узнать, что ему нужно.

– Давай присядем, – указал он на свободный столик.

Он сел первым. По одному его сигналу длинноволосый бармен швырнул ему через всю комнату бутылку дешёвого виски «Чёрные горы». Название не менее дурацкое, чем сам напиток.

Прямо над нами вращается вентилятор со светлыми деревянными лопастями. Он хоть как-то помогает разгонять стойкие облака табачного дыма.

Скотт вскрыл бутыль и разлил по стаканам вонючий вискарь:

– Ходят слухи об этом Шоне и его ненаглядном Решете, – тихим голосом произнёс он, спрятав лицо за занавесью светлых волос.

– Что за слухи?

Дойл толкнул в мою сторону стакан. Тот проехал по гладкой столешнице и угодил мне точно в раскрытую ладонь. Ледяная жидкость плеснулась в стекле, обжигающем холодом.

– Ты же знаешь, что Шон Брюлоу сейчас в звании капитана, – Скотт старается говорить как можно тише, практически шепчет, – Это накладывает ряд ограничений… Так вот поговаривают, что скоро его могут повысить до майора. Не надо иметь много шестерёнок в голове, чтобы понять, как это будет выгодно Ротвейлеру…

Спорить не стану: стань толстяк майором, босс будет получать гораздо больше нужной информации. Вот только тут возникает один вопрос:

– И за какие такие заслуги его собираются повысить?

– Правильный вопрос, Гарольд. Тут вариантов не так уж и много: скорее всего, он арестует Решето.

– Не получиться: мне же поручили его убрать.

– В том-то и дело, Гарольд. Сперва я был уверен, что Шон просто защёлкнет на запястьях гниды наручники, после чего его будут чествовать пару недель. То, что тебе поручат убить маньяка, для меня было новостью…

Скотт неправ: это было не новостью, это было глупостью. Расправиться с садистом по-тихому… Подобной глупости мне слышать ещё не приходилось. Паршивое чувство…

– Так что ты об этом думаешь? – я крепче сжал стакан.

– Думаю, Альфред с Шоном что-то задумали, вот только не пойму что. Толстяк, конечно же темнил, но у него никогда особо не получалось врать. То ли дело рыжий – он врёт, как сам Небожитель! Никогда не поймёшь, что у него на уме…

– А что они могли задумать? Зачем им мёртвый Решето?

– К чёрту их, Гарольд, вот что я думаю… – светловолосый тоскливо махнул рукой, – Давай лучше выпьем.

Скотт поднял стакан и осушил его одним махом. Я принялся за свой – ледяная жидкость оказалась донельзя жгучей и мерзкой. Отвратительный запах пополз вверх по ноздрям и оцарапал шипастыми боками мозг. Как только Дойл может любить эту гадость? Хлещет «Чёрные горы» круглыми сутками…

В углу комнаты раздался сухой щелчок. Оторвавшись от стакана, я обнаружил двух молодых отморозков, покрытых сплошь тату, которые решили позабавиться игрой в рулетку смерти. Никто не запрещает заниматься этим времяпрепровождением – лишний труп в штабе особых проблем не вызовет.

К тому же некоторые педики играют с пустым барабаном… Считают это крутым…

Скотт уже разливает вторую порцию. Я немного последил за игроками в рулетку – один из них приставил дуло к виску, закрыл глаза и спустил курок. Патрон, если он и есть, оказался не в стволе. Обдолбаши или алкоголики…

– Ты собираешься приступить к работе сегодня же? – отвлёк меня от созерцания двух самоубийц светловолосый бандит.

– Да, не буду тянуть, – забирая свой стакан, ответил я, – Потом Ротвейлер оставит меня в покое. А мне ещё нужно найти новую квартиру.

– Тебя постоянно тянет на переезды, стоит только найти твою берлогу! Выпьем.

Очередная порция гадкого пойла омыла горло. Зная Скотта, я смело скажу, что он даже не захмелел: ему требует выпить действительно много. Видел однажды, как он сидел как ни в чём не бывало в окружении шести пустых бутылок…

Стакан Скотта с грохотом ударился о столешницу – он расколотил их так больше сотни. В этот раз стекло выдержало.

Я поднялся и направился к выходу, оставив светловолосого пропойцу один на один с его ненаглядным пойлом. Пусть заполняет им кишки в одиночку.

– Пошёл отправлять этого парня в преисподнюю? – спросил меня в спину Скотт.

– Сперва схожу на вокзал – потерял монету…

Я покинул бар и быстро добрался до лестницы наверх. Стоило мне ступить на первую же ступеньку, как на весь подвал громыхнул звук выстрела. Кому-то из игроков в рулетку смерти не повезло.

Железнодорожный вокзал Ленгвинча. Полным полно прямых, как стальные лучи, путей, по которым ходят поезда, готовые увезти тебя на самый край света. Стоит лишь купить билет.

Зал ожидания заполнен наполовину. Благородные дамы и господа с утра спозаранку решили поехать по своим делам. С нетерпением ждут поезда в тепле и уюте.

Я же сижу на скамейке прямо на перроне. Край светового пятна ближайшего фонаря заканчивается в полуметре от меня. Кутаясь в темноте, я морожу задницу на холодных досках. Снова начал идти снег.

Позади меня загромыхал поезд и отчалил от припорошенной снегом платформы. Стальные колёса тяжело ухнули по рельсам. Состав начал набирать ход, увозя из Данкелбурга несколько сотен человек. В голове прозвучало слово «предатели», они кинули город, что их приютил…

Мне же, однако, совсем не нужен этот поезд. Я внимательно слежу за путям прямо перед собой. Там внизу на рельсах лежит крупная монета – я готовлю себе новое оружие.

Мороз готов вырвать мне сердце. Удивляюсь, как оно ещё бьётся…

Я достаю конверт капитана полиции Шона Брюлоу. В темноте ничего не видно, однако выходить на свет совершенно не хочется. Вместо этого я достаю зажигалку и чиркаю, высекая короткое пламя. Серебристая зажигалка куплена два месяца назад – до сих пор не кончилась…

Читаю скромную информацию, что выдал мне Шон:

Гордон Вульф, 49 лет, рост – 172 см, вес – 81кг, домашний адрес: ул. Паприкстрабе, д. 46, кв. 50. Место работы: компания по производству печатных машинок «Динфюрзих» /режим работы: среда – дневная смена, четверг – ночная смена.

К записке с координатами Решета прилагается ещё и фотография носатого крепыша с двойным подбородком и глубоко посаженными глазами. Никогда не скажешь по нему, что этот человек является больным на голову психопатом. Обычный трудяга, мастерящий печатные машинки.

Сегодня Гордон работает в день. Выходит, что мне придётся ждать никак не меньше десяти-двенадцати часов, пока он не осводится. Чертовщина…

Шон говорил, что очередное убийство должно состоятся в пятницу. Похоже, что Гордон губит жизни в том графике, что ему навязывает работа. Кто бы ожидал от маньяка такого соблюдения трудовой дисциплины…

Судя по данным, он совсем невысок. Однако рассказы о том, что он пробивает ножом дыры людям в затылках заставляют относиться к садисту насторожено. Недооценивание своих жертв всегда было моим грехом. С этим Гордоном постараюсь не расслабляться…

Не спал с тех пор, как приходилось забирать взрывчатку у Королевы Винтовок… или как там её… Джоди? Да, кажется, её зовут Джоди…

К тому же пришлось сегодня расправляться с предателем. Устал от этого всего жутко… Будет нелегко. Возможно, это даже к лучшему, что у меня ещё полно времени. Поспать бы, но вот только я совсем недавно спалил квартиру.

Но это не беда: варианты есть…

Можно пойти к Шкуре. Давно не навещал старушку.

А вот и поезд. Я и не заметил, как к платформе подошёл красный состав. Громадина плавно подкатилась к перрону, открылись двери и наружу высыпали приезжие. Добро пожаловать в Данкелбург. Надеюсь, не всех вас он прожуёт и выплюнет.

Толпа долго толкалась на платформе, размахивала своими громадными сумками, слов-но жирными крыльями. Божьи коровки…

Наконец они убрались. Прошло немало времени, когда поезд наконец-то отъехал. Пришлось неподвижно сидеть на своём месте – на меня никто даже не обратил внимания. Здоровый негр в жёлтой шляпе, из под которой свисают дреды, вполне способен стать невидимкой.

Когда вокруг стало совсем пусто, я спустился на пути, прошёлся взглядом по рельсам – моя монета лежит на том самом месте, где я её положил. Теперь она уже мало похожа на деньги – металлический блин, увеличенный в диаметре почти на полсантиметра. На такую уже не купишь сигареты.

Я подобрал своё оружие, провёл пальцем по краю – истончился настолько, что стал вполне себе острым. Ещё немного подточить, и металлическим кругляшом вполне можно будет вскрывать горла. Незаметное, ловкое оружие. Не всякий способен с такой штуковиной управиться.

Монетой с заострёнными краями я убил уже человек десять…

Теперь к Шкуре.

Маленький домик, расположенный на самой окраине, выглядит очень приметно: дверь изрисована непонятными символами, сделанными белой краской, а над дверью закреплены черепа различных животных. Под ногами валяется грязная дырявая тряпка, расстеленная прямо на земле.

Соседи уже давно свыклись с этой необычной избушкой и не обращают на неё внимания. Ко всему прочему лишнее любопытство может обернуться боком…

Дверной молоток выглядит в виде пантеры, сжимающей в зубастой пасти массивное кольцо. Я не стал расшаркиваться на пороге и долго раздумывать – сразу постучал. Звук глухой, словно ногой пнули по бочке.

– Входите! – раздался изнутри хриплый крик хозяйки дома.

Гостеприимна, как всегда.

Стоило открыть дверь, как в лицо ударил плотный запах всяческой дряни. Воняет гнилой помойкой и болотными испарениями. Шкура живёт в этих миазмах, сколько я её знаю, и ничуть не испытывает неудобств. Жжёт постоянно какие-то перья, потроха, травки и много чего ещё…

Я набрал полную грудь – последний глоток свежего воздуха на ближайшие несколько часов. Пора входить. Втиснувшись в жилище Шкуры, я захлопнул за собой дверь. Теперь я в царстве дикарки.

Дом Шкуры состоит всего из двух комнат: маленькой спаленки в дальней части здания и крупной многофункциональной прихожей, в которой я сейчас нахожусь.

Попавший сюда сразу решит, что оказался в гостях у ведьмы, и не ошибётся. Почти всё свободное пространство комнаты заполнено какими-то шкафами, комодами, плетёными корзинами, вазами с сухими цветами, пустыми клетками. Вокруг на полках стоят всякие склянки с вязкими жидкостями, разноцветными порошками, высушенными частями животных и даже живыми насекомыми.

Везде, куда не глянь, дымят ароматические свечи, дополняя композицию сумасшедших запахов…

Пол устлан циновками и коврами. Все грязные, загаженные ногами приходящих, ни разу не стиранные и не почищенные.

Единственный свет излучают фонари, представляющие собой железные полые шары с отверстиями, внутри которых вставлены свечи. Окон в доме Шкуры нет.

Из-за многочисленных источников света комната посечена сотнями теней, сплетенными в кошмарную паутину. Эти тени, кажется, двигаются, ползают где-то в углах, где это можно обнаружить лишь боковым зрением…

Тени – это слуги ведьмы.

В стороне сидят три скелета. Шкура усадил их за низкий столик в нелепых позах. Один из троицы сжимает пивную кружку и пялится в потолок. Второй смотрит на свои скрюченные руки, словно в них игральные карты. Третий же уронил левую руку на столешницу, в то время как правой сжимает невидимый пистолет, приставленный к виску.

– Темнота пригнала тебя, Гарольд! – прошипела из полутьмы дальнего угла ведьма, – Небожитель загнал в мой дом…

– И тебе привет, Шкура… – лениво ответил я.

Тут же раздалось яростное шипение, словно на раскалённую сковородку пролили несколько литров масла. Его источником была хозяйка дома – она недовольна. Правда, прошло не более десяти секунд, как её буйство прекратилось.

– Я-то думала, что ты выучил моё настоящее имя… – спокойно и тоскливо пробормотала Шкура, – Привет, Гарольд.

– Не говори ерунды: в твоём имени пятьсот тридцать шесть букв! Я запомнил только Ороро Ншвармарх Енч Дитеб… Дальше идут и вовсе невыговариваемые буквосочетания…

– Глу-у-у-у-упый… Ты, Гарольд, слишком глуп, чтобы понять смысл, логичность и простоту моего имени…

Обойдя стопку заполненных дрянными тряпками корзин, я увидел, наконец, саму хозяйку дома Шкуру. Дряблая бледная старуха сидит на куче подушек, скрестив худые ноги. С её лица складками свисает кожа. Под редкими чёрными волосами прячутся мутные серые глаза. Бровей у неё нет. Между глазами нашёл место сплющенный нос, из ноздрей торчат волосы. Широкий рот, как у жабы, искусанные губы. Мочки ушей оттянуты под тяжестью толстых серёжек, большая часть которых сделаны из кости.

Неказистое тело прикрыто пёстрыми тканями. Шея увешана бусами и кулонами, на запястьях и щиколотках ведьмы надеты браслеты из самых разных материалов. Стоит только Шкуре пошевелиться, как они выдают мелодичный звон.

Прямо над ней кружат, сыпля искрами, сомли.

Подслеповато глядя в мою сторону, ведьма засунула в рот длинную курительную трубку и сделала затяжку. Перед её коленями валяется ещё четыре разномастных трубки, которые она попеременно курит. Остаётся только молиться, что никогда не узнаешь, чем она их забивает… Судя по запаху, там нет ничего, что хоть отдалённо напоминает табак…

На её руке появился паук. Восьмилапый питомец Шкуры привязан нитью к указательному пальцу её правой руки, поэтому членистоногое вынуждено сидеть на привязи. Ещё одна причуда бледной, как Смерть, ведьмы. Когда-то она ещё привязывала к своей шее верёвку, на другом конце которой беспомощно бился воробей. Он умер очень быстро: Шкура забывала его кормить.

– Если я не ошибаюсь, в прошлый раз скелетов было двое, – произнёс я, снимая шляпу.

Хозяйка довольно улыбнулась и с гордостью взглянула на костяные статуи:

– Один из них новенький! Мрачный пёс притащил мне его позавчера!

– Он всё ещё тебя слушается?

– Разумеется, Гарольд, – пролепетала она осипшим голосом, – Он лежит позади тебя.

Обернувшись, я совершенно никого не увидел. Тварь не желает являться мне на глаза. Слилась с какой-нибудь уютной тенью, растворившись в её черноте.

Мрачные псы – питомцы Стуммы. Немая сущность разводит этих страшных созданий. Их невозможно увидеть, невозможно услышать, невозможно почувствовать их приближение, так как они способны растворяться в тени. Едиственное, что можно разглядеть непосредственно за секунду до смерти – это два красных глаза и собачий силуэт.

Эти псы убивают без причины, но никогда не едят убитых жертв. Исполняют ли они волю Стуммы или просто дают выход дикой звериной ярости? Никто не знает.

Шкура говорит, что приручила одного из них. Месяцы волхований над древними магическими книгами привели к тому, что её сила пленила Мрачного пса. Теперь сущность избавляется от её недоброжелателей, предупреждает об опасности и, конечно же, таскает ей материал для новых костяных друзей.

Само собой, эти ребята являются настоящими скелетами. Шкура собственноручно потрошит мертвецов, счищает с костей плоть и высушивает их над печкой. После этого остаётся только собрать скелеты заново и скрепить их специальным раствором. Если смазывать особой дрянью от гниения, то простоят очень долго.

– Кем был этот бедолага?

– Будто тебе есть дело, Гарольд…

– Нет, – врать нет совершенно никакого смысла, – Просто интересно…

Шкура сделала ещё затяжку. В этот раз она выбрала короткую изогнутую трубку тёмно-каштанового цвета.

– Ты же знаешь, что меня не смущает убивать невинных, – прохрипела ведьма, сделав жующее движение челюстями, – В Данкелбурге это нормальное дело.

– Да, вполне нормальное…

– Так в чём проблема?

Она так неприятно сверкнула глазами, что я не выдержал и отвёл взгляд в сторону. Глубоко вздохнул – нос понемногу начал свыкаться с ужасными запахами. В голове начала пульсировать маленькая жилка…

– Да вот интересно: ты же можешь натравить Псину на кого угодно, – на этих словах голос не дрогнул, хоть я этого и ожидал, – И на меня, и на того же Гауссфильда, и на Ротвейлера…

– Конечно могу, – голос Шкуры стал похож на скрип трухлявого дерева, – И Мрачный пёс разорвёт жертве шею – никто его не остановит. Только мне совершенно не нужно этого делать. Какой мне с того толк?

Паук на руке ведьмы принялся бросаться на кружащих вокруг Сомлей, яростно раскинув педипальпы. Невесомые создания легко упархивают от неповоротливого тарантула.

– Хотел бы так же иметь возможность убивать кого угодно одним желанием? – прошипела гадюкой Шкура.

– Всякий бы хотел…

Раздался скрипучий смех хозяйки дома – словно ржавый болт с натугой вкручивают в резьбу. Хотелось заткнуть уши, чтобы его не слышать. Здесь вообще неприятно и слушать, и вдыхать запахи, и смотреть…

При хозяйке, однако, приходится терпеть.

– Ну, так зачем пожаловал, Гарольд? – стала серьёзной Ороро, – Нужно новое предсказание?

Шкура зарабатывает на жизнь гаданием, приворотами, предсказанием будущего и исцелением болезней. О её лавочке знает ограниченный круг постоянных клиентов. Ведьму это устраивает: старая жаба любит забиться под камень и подольше проводить время одной.

– С предсказаниями повременим, – брякнул я старухе, – Мне бы отоспаться.

– Снова муравьи нашли твой дом?

– Да, их не угомонить.

Шкура вытянула бледно-жёлтую руку в сторону и тронула кривыми ногтями дверь в маленькую комнатку за своей спиной:

– Спальня свободна…

– Разбудишь в шесть.

Комнатушка, площадью всего пять квадратных метров, провоняла не так сильно, как основная часть дома, так что здесь находиться приятнее. Кровати нет – только драный матрас на полу. Стянув с себя пальто, шарф и ботинки, я бросил их прямо на пол, после чего свалился на койку.

Заснул тут же.

Во сне снова приходила сестра.

Сестру я помню хорошо. Она была довольно болезненной, часто лежала, подхватывая хворь. Весной она серьёзно заболела. Три недели сестра мучилась от лихорадки, изнывала от жара, принимаемую пищу практически всегда выблёвывала.

Спустя три недели её не стало. Я ещё тогда, в детстве понимал, что это рано или поздно произойдёт.

Спустя ещё пять дней я снова её увидел: вся облепленная грязью, полуголая она бродила в стороне от моего родного посёлка. Сперва я не поверил, что это именно она, поэтому последовал за ней. Хотел убедиться. Голова тогда не соображала на полную, и мысль об опасности в ней так и не появилась…

Я пошёл за сестрой в лес. Не упускал из виду, не отступал ни на шаг, хоть она и шла довольно быстро.

Потом она резко свернула с пути, и исчезла в густых кустах. По детской глупости я решил пойти за ней. Смело ринулся в заросли…

Там она меня и схватила! Её холодные жёсткие пальцы схватили меня за горло, сестра свалила меня на землю и начала душить. Она была старше меня на девять лет, поэтому оказалась крупнее и сильнее. Сложно было хоть что-то противопоставить ей…

Она давила всё яростнее – воздух в лёгких кончался! Горло нещадно сдавило болью, позвонки начали трещать. Перед глазами потемнело, звуки становились тише. Хотелось закричать и позвать на помощь, но я не мог издать ни звука!

Я принялся пинаться ногами – единственное, что я ещё был способен сделать. Наносил удары вслепую и практически всегда мазал. Сестра продолжала хладнокровно сдавливать мою шею. Мёртвая хотела убить и меня…

Но тут у меня вышло сильно и точно ударить её и спихнуть с себя. Не знаю как, но тут же вернулось зрение и слух, я принялся истерично вздыхать, заполняя лёгкие воздухом. Я был словно воздушный шарик, который надул сам себя.

Я огляделся – сестра уже поднималась с земли и протягивала ко мне грязные руки. Её лицо уже не было лицом родного человека. Кривая маска уродливого создания вряд ли могла вообще принадлежать человеку…

Перевернувшись на живот, я начал толкаться всеми четырьмя конечностями, загребая землю и пытаясь подняться. Из под ногтей полетели сучья и листья, мне удалось встать на ноги. Потом я побежал.

Бежать пришлось очень долго: мёртвая сестра завела меня далеко вглубь леса. Перепрыгивая через поваленные стволы и торчащие корни, я нёсся во весь опор, боясь обернуться. Вокруг бесновалось зелёное пёстрое пятно…

Мне показалось, что я бежал не меньше десяти минут – воздуха в лёгких стало так же мало, как и после встречи с жёсткими руками моей сестры. Наконец впереди появился посёлок.

И тут я закричал!

Выбиваясь из сил, я добрался до первых домов, не прекращая ни на минуту орать во всё горло. Побежал по улице. Миновал дворов десять, как вдруг…

Выстрел!

Громыхнуло так, что заложило уши! Раскат грома, смешанный с извержением вулкана!

Я обернулся – староста деревни стоял с двуствольным ружьём. Из обоих дул поднимался дым. Посреди улицы валялась, раскинув руки в стороны, моя мёртвая сестра. Дважды мёртвая.

Вокруг стали собираться люди…

Позже мы все поняли, что нам моей сестрой провёл жуткий ритуал колдун. Из неё сделали скварца.

Обычного свинца хватило, чтобы вернуть её в могилу.

Мы сожгли её тем же вечером. На всякий случай.

Этот день снится мне регулярно. Мой кошмар, что крепко уцепился за мозги…

Проснулся. В доме без окон совершенно невозможно определить, что сейчас за время суток, особенно во время Недели Долгой Ночи.

Заснуть я бы уже не смог, как бы не старался. Нацепив на себя пальто, обмотав шею шарфом и всунув ноги в ботинки, поднялся с матраса и вышел из малюсенькой комнаты. Шкура встретила меня вонючими запахами жжённой травы. Очередные ритуалы старой колдуньи…

– Точно вовремя, Гарольд, – каркнула, словно полумёртвая ворона, хозяйка дома.

– Сколько сейчас времени? – я принялся поплотнее заворачиваться в полосатый шарф.

– Ровно шесть.

Чёртова паучатница!

– Я же просил разбудить…

– Так ты и проснулся!

– Я проснулся сам.

– В хижине ведьмы всегда стоит усомниться, что ты что-то делаешь сам…

Хитрая ехидна, снова заговаривает мне зубы. Можно, конечно же, поверить в её паранормальные способности, навыки работы с высшими силами, магией, а можно поставить каждое до последнего слова под сомнение… Шкура может всё врать…

Все вокруг могут врать. Ложь я разоблачать умею, а может, только так думаю.

– Жаль, что ты не проснулся на час раньше, – прокряхтела Шкура, медленно ковыряясь пальцами в кучке тёмного порошка, – Позабавил бы старушку…

– Старушка? Хм, раньше ты себя так не называла, – я внимательнее присмотрелся к слагаемым порошком узорам, – А что было час назад?

– Приходил один парень. Молодой, интересный такой, примечательный… Одного глаза нет – повязкой прикрыт. Говорил, что скоро умрёт от рака. Предлагал сделку: его душа после смерти отойдёт ко мне, а я за это сделаю одну девушку счастливой… Катариной её зовут…

– А я здесь причём? – думать даже не хочется, что Шкура может ещё и души себе подчинять…

– Парень из мафии, из клана Фуокозо, – ведьма снова издала скрипящий смех, дерущий нервы!

Братья Тигров порой могут разойтись миром, встретив банду ненавистных им Красных Поясов, но вот член Пятого Синдиката никогда не упустит шанса вырвать сердце члену клана Фуокозо. Ненавистную мафию нужно убивать при первом удобном случае…

Старушку мы бы точно позабавили знатной дракой!

– Есть предсказание для тебя, Гарольд, – удивительная способность ведьмы менять смех на серьёзный тон разговора.

– Это ты в своих узорах увидела?

– Отчасти, а отчасти сомли нашептали… Ты же хочешь услышать?

– Хочу, Шкура, говори, – всегда слушаю её предсказания и уж только потом решаю, верить ли в них. Зачастую бледная морщинистая мегера несёт непонятную чушь…

Её грязные ногти ещё немного порылись в тёмного цвета порошке, доканчивая последние штрихи причудливого узора. Толстые и тонкие линии слагают полную нелепицу, абсолютно понятную Шкуре…

– Как обычно, я скажу тебе половину.

– Я знаю, Шкура, давно привык, – наша с ней старая договорённость в силе: она говорит мне предсказания бесплатно, но лишь только первую половину, по которой ничего понять нельзя.

– Убийство, сегодня будет убийство. Труп будут искать. Найдут вскоре. Однако он будет уже не нужен. У тебя будут спрашивать… На этом всё.

Жабий рот ведьмы произнёс последние слова и захлопнулся. Как бы я не уговаривал, она больше не скажет ни слова. Чтобы не подвергать себя соблазну, она быстро разрушила тщательно выводимый узор. Странное дело: она сама же их создаёт, сама продумывает те или иные повороты и изгибы, но без них не способна произнести ни слова пророчества.

Небожитель свидетель ей, да не снизойдёт на меня гнев его…

Я запахнул пальто и направился к двери – пора браться за работу обеими руками.

– Обычно ты желаешь удачи, Ороро, – укоризненно кинул я старухе, не оборачиваясь.

– Удача тебе не нужна будет…

Странные слова. Подозрительные. Левая пятка начала зудеть, намекая, что что-то в них не то. Лучше бы она промолчала.

Я покинул дом Шкуры. Уже и забыл, как пахнет грязный воздух Данкелбурга…

Когда только начинал работать на Пятый Синдикат, попал в серьёзную заварушку. Нас прижала мафия – окатила плотным шквалом из томи-ганов, положила сразу половину наших. Мы принялись стрелять в ответ, убили троих, но нас крепко взяли за яйца, так что выпутаться было нереально.

Я уже словил две пули, кровь сочилась из меня, как кетчуп из разбитой бутылки. Тут прилетела ещё одна, чиркнула по виску. Спустя считанные секунды кровь уже основательно залила левый глаз.

Мы были на мосту, на развязке у автострады. Уйти не получалось – оставалось только ютиться за корпусами машин, похожих на сыр с крупными такими дырками. Пистолеты-пулемёты Фуокозо решетили их, словно картонные.

Они уже решили, что нам конец, и пошли на абордаж. Ходили, добивали наших парней, когда я наскочил на одного сзади и вскрыл ему монетой горло. Его товарищ дал очередь прямо сквозь тело мёртвого соклановца. Я словил в грудь ещё три пули, после чего отшатнулся назад и перевалился через бордюр. Упал с шести метров.

Тогда Фуокозо решили, что мне крышка, и не стали спускаться, дабы дать мне контрольный. Они были неправы, потому что мне удалось подняться спустя какое-то время и пойти, куда глаза глядят… Не знаю, сколько я скитался и как шёл, но сумел доползти до хижины Шкуры.

Она меня выходила. Чёртова ведьма решила спасти мне жизнь! С тех пор мы знакомы.

А ведь могла посадить ещё один скелет в нелепую позу. Почти двухметровый скелет негра, например, играющего на невидимой шарманке…

Смешно.

Автобусная остановка, снег снова валит крупными хлопьями. На небе ангелам рвут крылья в клочья, и эти самые клочья мы принимаем за снежинки. После посещения Шкуры я долго брежу, несу всякую чушь…

Сошёл с автобуса за две остановки: захотелось пройтись пешком. Нужно подумать немного…

Убить маньяка. Ротвейлер, забери Небожитель его душу, поручил убрать сраного маньяка по имени Гордон. Это должен сделать именно я. Звучит как полная хрень: в нашем маленьком штабе более двух десятков головорезов, и каждый из них способен в одиночку пустить толстяку кровь. Но задание поручили именно мне… Нашли мою квартиру, оставили послание и даже терпеливо дождались моего прихода, лишь бы я взялся собственноручно отправить выродка в ад!

Какого, собственного, чёрта? Зачем такие сложности? Зачем такая избирательность?

Тут ещё слова Скотта о том, что Решето арестует Шон. Тот самый Шон, который в тайне от коллег откопал всю нужную информацию об убийце. Как он собирается арестовывать мёртвого садиста?

Что же он задумал? Почему не надеть Гордону на запястья наручники прямо сейчас? Всё здесь насквозь фальшивое…

Жаль, что я не такой умный, как тот же Скотт – он бы додумался, что к чему, окажись блондин на моём месте. Альфред бы звериным нюхом учуял неладное. Я же тупо плетусь выполнять поручение с зудящей мыслью о бредовости всей ситуации.

Растерян, словно мышь в мясорубке. Всё должно быть совсем просто…

Ротвейлер, Шон Брюлоу, Альфред Кэрролл, Скотт Дойл… я даже не способен сообразить, кто из них всё это задумал… А мне ещё говорят, что у меня, мол, вид умный…

Никогда не чувствовал себя слепым котёнком.

Улицы южного района совсем не похожи на улицы центра: другие запахи, другой внешний вид, другое расстояние между фонарными столбами, другая атмосфера. И, конечно же, ими правят разные банды.

Я знаю о существовании шести относительно крупных криминальных группировок, которые раздели Данкелбург между собой. Разумеется, кто-то оказался слабее, а кто-то сильнее, так что куски вышли неравными…

Центром заправляет Пятый Синдикат – крупная организация, находящаяся под контролем Ротвейлера. До этого существовали четыре разных синдиката, разрушенные по тем или иным причинам. Последний, четвёртый, превратил в историю сам Ротвейлер. О нём я знаю немного – видел его один раз: здоровый, широкоплечий детина в солнцезащитных очках. Ни в коем случае не стоит считать его тупоголовым амбалом, потому что управлять громадным Синдикатом может только жутко умный и хитрый человек.

Ротвейлер построил Пятый Синдикат на руинах предыдущего. Какое-то время эта группировка была довольно слабой, но не прошло и пяти лет, как Синдикат стал одной из самых мощных криминальных сил города. Сейчас в его рядах более двухсот людей, точное количество штабов в городе мне неизвестно.

Синдикату принадлежат множество легальных и нелегальных организаций. На благосостояние Ротвейлера пашут и типографии, и металлургические заводы, и точки сбыта наркотиков, и рестораны, и заводы подпольного производства алкоголя…

Мирному производству постоянно мешают конкуренты и треклятый мэр Генрих Гауссфильд. С первыми всё понятно, а вот со вторым дело особое: ревнивый слуга государства из кожи вон лезет, чтобы прижать криминал к ногтю! Стимулирует деятельность полиции, создаёт новые подразделения, заставляет проводить проверки, борется с коррупцией, мешая нам отделываться от проверок взятками…

Последнее время он и вовсе прыгает выше головы: организует тотальную проверку всех предприятий в городе, контроль будет осуществлять сам. Больше половины наших доильных коров работают без целого вороха нужных бумаг, да и не на всех производят дозволенный законом товар.

Гауссфильд, Гауссфильд…

На западе и юго-западе делами заправляет клан мафии Фуокозо. Эти ребята держатся друг друга, стоят за товарищей горой, чтут братство и единство. Прямо одна большая семья. Фуокозо – наши главные конкуренты, история нашего противоборства насчитывает семь лет крови, семь лет грызни и смертей.

Фуокозо работают эффективно: запугивают, пытают, жестоко убивают неугодных, чтобы добиться того, что им нужно.

Члены клана богаты: все одеваются у лучших портных, носят новенькое оружие, курят элитные сигары и ездят на шикарных авто. Не то, что мы… нам даже оружия не выдают, денег еле хватает на еду и дешёвые квартиры…

Никто из нас, однако, в мафию никогда не пойдёт. Наверное…

Клан Фуокозо действует по своему кодексу чести. Так, например, они не связываются с сутенёрством, не убивают и не бьют женщин, стараются, чтоб от их пуль и бомб умирало как можно меньше мирных жителей. Ребята играют в джентльменов…

На юге и юго-востоке промышляют Братья Тигров – узкоглазое хулиганьё, толкающее наркотики. Грабят банки, устраивают разбои, вымогают деньги и гоняют бледнолицых по району. Как я уже говорил, они ещё всюду распространяют свои книжки и рисуют иероглифы…

Дети, выучившиеся махать ногами…

На севере правят балом Красные Пояса – заклятые враги Тигров. Распознав друг друга, члены противоборствующих банд моментально берутся за ножи и устраивают резню. Их бескомпромиссное противостояние началось с того, что узкоглазые как-то нарвались на подвальчик Поясов, где те разделывали детей. Среди маленьких трупов оказались сплошь чада восточной внешности… в том числе и недавно пропавшая дочка главаря банды Тигров…

Красные пояса одеваются в кожаные куртки, кожаные штаны, одевают ошейники с шипами, всё лицо себе покрывают тату и пирсингами, на голове делают ирокезы. Вся их одежда чёрная, за исключением знаменитых поясов, от которых и пошло название банды.

Красные пояса промышляют киднеппингом. Детей похищают круглыми сутками. В основном живой товар продают в рабство педофилам, террористам, которые затем растят из них смертников, изредка вымогают у родителей деньги за возвращение ребёнка.

Однако нередко ублюдки попросту потрошат детей и распродают их органы. Почки, печень, сердце… у маленьких детей они ещё не успели испортиться алкоголем и наркотиками, а поэтому хорошо ценятся.

Профессиональных патологоанатомов и хирургов в банде ждут с распростёртыми объятиями!

Северо-восток принадлежит Амазонам. Названы так из-за ассоциации с амазонками, древними воительницами. В банде Амазонов очень много женщин, причём это не хрупкие нежные создания, а дикие фурии, готовые в любой момент оторвать руку или вырвать глаз.

Амазоны, помимо огнестрельного оружия, все как один пользуются особыми перстнями с загнутыми когтями. Дополняя звериный облик, они заостряют себе клыки и делаю раздвоенный змеиный язык. Они носят длинные распущенные волосы, мужчины отращивают бороды.

Дикари ревностно охраняют свою территорию от непрошенных гостей. С Амазонами практически невозможно договориться или вести дела. Единственное, что им надо, это играть в животных: бегать по ночам по улицам, грызть людей и практиковаться в каннибализме. Бешенные сердца недолюдей требуют лишь дичать дальше, опускаясь до первобытности…

Зарабатывают на жизнь отбросы цивилизации исключительно проституцией: как и всякому зверью, им не чуждо бездумное спаривание. Причём учавствуют в торговле своего тела и женщины, и мужчины. На сильные, мускулистые тела Амазонов существует довольно высокий спрос, особенно у любителей экзотики.

Насколько я знаю, своих детей они почти не воспитывают, отчего те вырастают сущими дьяволами с людским обликом. Каждое следующее поколение Амазонов всё больше похоже на неандертальцев.

И, наконец, на востоке Данкелбурга, где больше всего иностранцев, образовалась даже не банда, а скорее секта поклоняющихся тьме. Их называют Безликими. Название своё они получили из-за простых белых масок в виде мешка с дырочками для глаз. Безликие не знаю внешнего вида друг друга, не знают имён друг друга, адреса, рода занятий… Перед Тьмой все одинаково безлики…

Они боготворят темноту, ищут в ней некую тайную силу, пытаются общаться с фантомами, изучают седые фиалки и преподносят Стумме дары в виде яиц дриджев. Сектанты крайне одержимы и даже опасны, когда начинают свои чудные ритуалы. Но стоит им зайти за угол и снять с головы глупую маску, как фанатики тут же становятся мирными серыми жителями Данкелбурга…

Безликие работают, общаются с родными, близкими, платят налоги и покупают порнографические журналы… Но время от времени они теряют лицо и начинают заниматься ерундой.

Эти ребята – настоящие вандалы. Особенно им нравится нападать на клабдища и различные храмы, мечети и соборы. Сектантам кажется нечестивым всё, что только может быть связано с религией. Их любимое развлечение – сжечь на перекрёстке кучу библий и разбежаться, пока не нагрянула полиция.

Порой же они становятся настолько безбашеными, что выслеживают служителей церкви и учиняют им жестокую расправу…

Это, пожалуй, все крупные банды, что делят между собой город.

По чьей-то неудачной шутке мы столкнулись здесь, в этом грёбанном Данкелбурге, такие разные и агрессивные, чтобы откусывать друг другу пальцы и отгребать себе лишние квадратные километры города…

А я простой солдат на этой ночной войне. Нынче Небожитель дал нам целую неделю на ведение боевых действий. Пока Синдикат готовит удар, я выискиваю некоего Гордона Вульфа.

Я стою в стороне от широкой дороги, стараюсь держаться подальше от света. Взгляд направлен на крупное здание, похожее на ангар, на котором намалёвана надпись «Динфюрзих» – предприятие по производству печатных машинок. Ангар облеплен фонарями, словно громадными металлическими светлячками.

На проходной вяло шевелится сторож – в мою сторону ни разу не посмотрел, следовательно, не заметил. Вокруг совершенно никого – жуткая глушь…

Осторожно, чтобы не порезаться, подбрасываю монету в воздух. Она совершает несколько оборотов и падает мне в раскрытую ладонь. Опасный острый питомец, моё любимое оружие. Колёса поезда стёрли с обеих сторон рельефные изображения, но я всё же уверен, что чаще всего выпадает решка…

Среда, 19:52, жду Гордона, мёрзну, растапливаю паром изо рта кусочки льда, намёрзшие на шерсти шарфа. Края монеты чарапают кожу правой ладони. В голове в который уже раз проносится мысль о том, что вся эта затея с Решетом мерзко пахнет. Чтобы лишний раз не мучить себя, стараюсь наплевать на эти ощущения…

Как закончу с чёкнутым садистом, пойду подыскивать новую квартиру. Так как никакие замки не остановят моих коллег, можно попробовать установить дробовик напротив двери, прямо как в нашем штабе. Сделаю механизм так, чтобы срабатывал при открывании, а сам я мог как-нибудь его обходить… Или подвести к замочной скважине электричество, а дверь отпирать и запирать специальным токонепроводящим ключом.

Подумаем над этим потом…

Вспомнил про Фуокозо. Одноглазый парень, больной раком. Не помню ни одного одноглазого мафиози. Жаль, что упустил.

Интересно, доживу ли я до того дня, когда Пятый Синдикат сомнёт клан Фуокозо и полностью подчинит себе Данкелбург? Скорее всего, нет…

Часовая стрелка медленно подкрадывается к ничего не подозревающей восьмёрке…

Смена кончилась, в чреве ангароподобного здания раздался продолжительный звонкий сигнал. Рабочие уже собираются по домам. Скоро мы встретимся, мистер Вульф.

Спустя какое-то время двери проходной открылись, и наружу повалил народ. «Динфюрзих» оказался гораздо более солидным предприятием, чем я предполагал, потому что рабочих высыпало более трёх десятков. В полутьме разглядеть среди них нужного человека невозможно.

Тройка шумных сотрудников «Динфюрзих» отделилась от общей толпы и направилась вдоль дороги прочь от меня. Дилетант бы растерялся, но я же не дурак, чтобы, имея точный адрес жительства цели, не продумать маршрут, по которому она будет передвигаться.

Гордон поедет на трамвае. Сейчас спешит к остановке…

Толпа рабочих вошла в круг света фонаря – я принялся всматриваться в лица. Отсеить успел только пять человек, которые совершенно не подходят по росту и телосложению. Остальных пришлось внимательно рассматривать.

Достаточно далеко, люди постоянно вертят головами и прячут лица в воротниках. Разглядеть жертву никак не удаётся. Я бросаю взгляд то на одного, то на другого, черты лица смешивались в однородное пятно…

А тут рабочие как раз ушли в тень.

От досады я глухо промычал себе под нос. Ситуация, впрочем, нисколько не изменилась: моя цель как шла в окружении большого числа людей, так и идёт, причём по ожидаемому маршруту. Смысла выискивать его сейчас нет…

Просто я люблю всё контролировать от начала до конца.

Развернувшись на каблуках, я поплёлся к остановке. Сзади шумят рабочие предприятия «Динфюрзих», болтают о всяком. Стараюсь не наращивать особо скорость, но и не сближаться с компанией следующих по пятам.

Стал прислушиваться, словно способен вычленить совершенно незнакомый голос Решета. Судя по фотографии, внешность у него до безобразия невыразительная, не думаю, что голос будет отличительным…

Монету прячу поглубже в карман – металл охладился настолько, что сейчас жалит морозом ладонь. От нетерпения руки начинают трястись, словно у ребёнка перед крупным праздником.

Подхожу к дороге – напротив остановка. Оглядываюсь по сторонам – машин нет. В таком захолустье это кажется совершенно нормальным. Перехожу на противоположную сторону, захожу под навес, сажусь на скамейку. Перед глазами предстаёт картина понемногу разбредающейся группы рабочих. Кто-то ушёл направо, кто-то налево, и вот уже осталось всего десять человек. Идут в мою сторону.

Прячусь под полями шляпы – лица лучше не светить, особенно учитывая его приметность. Если вдруг Гордон завтра не выйдет на работу, то кто-нибудь обязательно припомнит громадного темнокожего увальня на остановке, который ещё и сел с мистером Вульфом в один трамвай…

В Данкелбурге не так много негров, да ещё и с длинными дредами, свисающими из-под шляпы.

Света здесь немного. Десять человек стоят спиной ко мне в ожидании своего маршрута. Один из них слишком длинный, чтобы быть Гордоном, лиц остальных не разглядеть… Уже некоторая проблема…

Я сливаюсь с темнотой. Стараюсь не шевелиться и не дышать. Наблюдаю…

Подъехало первое транспортное средство. С тонким звоном оно застыло в двух метрах от группы рабочих и распахнуло двери. Трое вошли внутрь. Маршрут совершенно не тот, что нужен Решету, так что я равнодушно проследил за отдаляющим трамваем.

Осталось семеро, за исключением длинного – шестеро. Гордон стоит где-то среди них. Не подозревает даже, что ему в спину дышит двухметровая темнокожая смерть.

Продолжают подходить трамваи – номера маршрутов не те. Звон подъезжающих составов, громыхание открывающихся и закрывающихся дверей, люди уезжают с остановки, круг сужается…

Осталось всего трое. Тот, что слева? Тот, что по центру или справа? Руки трясутся всё сильнее, поскольку подарок обещает быть просто огромным! Изо рта уже не валит пар, видимо, внутренности заледенели…

Наконец, подъехал нужный маршрут. Село двое. Я поднялся и двинулся следом. Занял свободное место в хвосте трамвая. Пара рабочих села у выхода впереди. Начали негромко переговариваться…

Стараюсь особо не светить лицо, прячу взор, краем глаза слежу за двумя болтающими работягами. Гордон, Гордон… Кто же из вас двоих?

Кроме нас троих пассажиров нет. Если прибавить к этому ко всему кондуктора и водителя, то выйдет всего пять человек. Я могу убить их всех прямо сейчас, после чего пустить трамвай по путям, а сам скроюсь. Обнаружить гибель всей четвёрки могут заметить лишь только на конечной…

Смешно.

Кондуктор подошёл. Когда я расплачивался за проезд, в мою сторону обернулись преследуемые. Я отдал нужную сумму и тут же перевёл взгляд на рабочих…

Они оба совершенно не похожи на того, кто мне нужен! Ни один, ни второй Гордоном Вульфом не является! Чёртов маньяк как-то провёл меня!

Я практически снёс кондуктора, вставшего на пути, и ринулся к выходу! Стоп кран легко поддался резкому рывку, сработали тормоза, и трамвай быстро остановился. Тут же распахнулись двери, и я свирепым ураганом вырвался на воздух.

Мы успели отъехать всего на триста метров, свернуть не успели, так что остановка видна и отсюда – Решето исчез!

Закусив губу, я рванул в обратную сторону. Ледяной воздух режет щёки, оставляя, должно быть, глубокие рубцы. Ноги проскальзывают – того и гляди, свалюсь и поломаю пару десятков костей. На всё плевать! Надо найти этого гада!

Если уж он догадался, что за ним следят, то теперь может скрыться. Данкелбург большой – найти его потом будет очень сложно. Задание я провалю, а Шон так и останется ни с чем…

Гордон, ничтожная кровожадная тварь! Я заставлю тебя жрать собственный кадык!

Сбивая дыхание, я несусь к остановке. Выносливость – моя извечная проблема. В детстве я не любил ни футбол, ни баскетбол, так как моментально выдыхался. От этого я был достаточно одинок: никто не хотел идти со мной заниматься на турник, когда можно было поиграть в динамичные спортивные игры…

Вот и остановка. Останавливаюсь и упираюсь руками в колени, тяжело дышу. Вокруг никого не видно. Согнувшись, я оглядываюсь по сторонам, но не замечаю никакого движения. Чёрт, чёрт, чёрт! Идиот! Упустил!

В темноте вижу проход в подворотню, ближайшую в радиусе ста метров. Деваться ему больше некуда. Ныряю туда.

Совсем темно. Глаза можно закрыть – разницы практически никакой. Лишь немного светится белым снег. Пру вперёд танком, у которого заляпаны обзорные стёкла, наталкиваюсь на мусорные баки, спотыкаюсь о какие-то коробки и грубо ругаюсь на родном языке! Под ногами в страхе разбегаются крысы…

Выскакиваю на площадку, верчу головой, как сумасшедший. Два направления, один Небожитель знает, куда направился Гордон. Однако он подсказывать не станет, да не сни-зойдёт на меня гнев его…

Бросаюсь влево, снова наталкиваюсь на всё, на что только способен натолкнуться в узком проходе. Опираюсь рукой о шершавую стену, чтобы не упасть, продолжаю движение.

По вискам течёт пот, доходит где-то до подбородка, после чего замерзает вонючими солёными льдинками. Фигурально выражаясь…

Дальше проход уже не такой забитый и тёмный – могу кое-как ориентироваться. Ускоряюсь, громыхаю подошвами, как сраный слон в сраной посудной лавке! А вокруг совсем тихо!

Поворот – у меня снова два варианта: переться влево, в сторону какой-то улицы, или пойти напрямик по переулку, между тесно стоящими домами. А может, я и вовсе иду не туда, поскольку сперва выбрал не то направление. Попробовать вернуться?

Похоже, я потерял ублюдка! Мерзкий выкормыш обвёл меня вокруг пальца, которым ковырялся в заднице!

Не в силах спокойно вытерпеть своё бессилие, я яростно врубил кулак в стену. Массивный золотой перстень отдал в палец – так можно и сломать к чертям! Оборачиваюсь, чтобы пойти обратно…

Причины жаловаться на реакцию у меня были всегда, сейчас я еле уцелел: в меня с необыкновенной скоростью полетел нож. Перехватить или блокировать такой удар я уже не мог, так что просто свалился на землю, выставив локоть для смягчения приземления.

Я распластался на земле и увидел, как надо мной, промахнувшись, бьёт в воздух здоровое лезвие! Противник мог бы пробить мне лопатку таким выпадом!

Рядом навис тёмный, как смоль, силуэт. Совершенно бесшумно, словно мне ваты в уши набили. Не теряя ни секунды, он замахнулся и нанёс удар в область живота. Среагировать я успел и остановил руку, подставив под ход движения предплечья стопу. Второй ногой метко пнул неприятеля в лицо – тот не устоял и свалился на спину…

Противник зацепил в падении мусорные баки и поднял несусветный грохот, по которому я понял, что не оглох. Разрывая дистанцию с маньяком, я откатился в сторону и быстро вскочил на ноги.

Ублюдошный Гордон! Облапошил меня с трамваем, устроил засаду, а я чуть не попал в его ловушку! Так бесшумно он двигается, так быстро и точно! Это парень оказался куда круче сварен, чем я ожидал!

Хватаю монету удобным хватом, зажав её указательным и средним пальцами, кулак сжат. Встал в стойку, готов к схватке. Решето, отшатываясь от меня, поднимается на ноги и неловко пытается поймать утерянное равновесие…

Сейчас он лишён своего главного козыря – внезапности. Бой лицом к лицу гораздо меньше его прельщает. Но, как ни крути, у него в руке нож, а не крохотная монета…

Прикрывая ушибленную часть лица, Гордон застыл, выставив перед собой оружие. Единственный видимый его глаз источает холод… Гиблый взгляд, у нормальных людей такого не бывает…

Вот Решето вдруг срывается в атаку! Ложный шаг вправо сменяется рывком влево, и вот он уже косо рубит. Я отпрыгиваю назад, пропуская острейшее лезвие перед собой, и контратакую. Край монеты оставляет на тыльной стороне его правой ладони мелкий порез.

Перехожу в наступление, бросаюсь со всех сторон, делаю ложные замахи, но Гордон грамотно отмахивается, не подпуская меня близко. Его ответный тычок я пропускаю, но лезвие, остановленное плотной тканью пальто, совсем неглубоко погружается мне в грудь.

Отшатываюсь, реву как зверь! Боль и страх нагоняют в мою кровь столько адреналина, что голова тут же раздувается! Кровь начинает стекать, однако рана не такая уж и серьёзная…

Враг снова бьёт, но на сей раз я ловко перехватываю его запястье и дёргаю на себя. Пока Гордон проскакивает мимо меня, я пытаюсь рубануть ему по шее. Тот изворачивается, монета царапает воротник.

Вырвавшись из захвата, маньяк наносит удар в колено. Я получаю очередную кровоточащую рану и рефлекторно бью Гордона с левой в ухо. От словленного хука неприятель падает на колени и принимается отползать подальше, я, зажав рукой порез и жутко шипя сквозь зубы, отскакиваю к стене.

Снова между нами солидное расстояние. У Гордона явное преимущество – он достал меня больше раз, да и его выпады оказались существеннее…

А я так скоро истеку кровью…

Решето стоит полубоком ко мне, согнувшись пополам, и переводит дух. Вдруг он резко разворачивается и швыряет в меня обломок кирпича. Я еле успеваю увернуться, как Гордон уже прыгает на меня, выставив вперёд остриё ножа!

Перехватываю его руку у самого локтя – лезвие лишь на сантиметр вонзается сне в живот. Противник начинает давить, но я цепляюсь за его плечо и сковываю движения. Толстяк оказался необычайно сильным – сопротивляется.

Не отпуская его руки с ножом, я бью Гордона в висок. Монета полоснула того по уху, но ударить вошедшего со мной в клинч врага крайне неудобно. Пытаюсь выцелить его свободным кулаком…

Решето брыкается, напирает, пытается закружить меня и лишить равновесия.

Вот она изворачивается и хлещет меня по правой руке – моё оружие вылетает из хвата и со звоном отскакивает в сторону. Пока я провожаю взглядом расплющенную монету, Гордон вколачивает кулак мне в живот. Силён, толстый боров! Еле выдерживаю силу мощного удара…

В ответ я бью сверху, но Гордон прячет голову, подставляя под удары спину. Схватив врага за загривок, врезаю ему коленом в подбородок.

Хороший удар! Решето на время послан в нокдаун, чем я моментально воспользовался – вырвал остриё ножа из своей плоти и тут же скрутил неприятелю руку. Оружие Гордона вываливается из ослабшей руки и звенит, ударившись о землю.

Я пропускаю пинок пяткой под колено. Противник необычайно быстро пришёл в себя, контратаковал и вырвался из захвата. Рванул было к своему ножу, но я подныриваю под него, хватаю поперёк туловища и толкаю в сторону. Гордон пятится, пятится и врезался лопатками в мусорный контейнер, подняв жуткий грохот!

Оттолкнувшись, я моментально разрываю дистанцию с Решетом и бью. Хук оказался точным – в скулу неприятеля прилетел мой кулак. Массивный золотой перстень должен раздробить пару зубов.

Повторяю боковые удары правой: левая у меня гораздо слабее. Гордон неловко блокируется и отмахивается, но не может совладать с моим натиском. Он бьёт ногой, но я отскакиваю назад. Передышку Решето использует для того, чтобы нагнуться и подобрать что-то с земли. И вот уже в его руке обломок трубы.

Сотрясая оружием, он грозно мычит. Просто так к нему не приблизишься. Осматриваюсь по сторонам, чтобы найти что-нибудь равноценное трубе, но тут маньяк издаёт жуткий вой и бросается в атаку!

Гордон размахивает обломком трубы, как сумасшедший! Его оружие превращается в размытое пятно цвета проржавевшего насквозь металла. Вот оно косо рубит воздух слева направо, а вот уже летит горизонтально, проносясь у меня над головой. Прыгаю, как бешенный заяц на раскалённой сковороде, уворачиваясь от ударов!

Ложный замах, и Решето метко попадает мне под колено, сбивая с ног. Стоило мне распластаться на земле, как неприятель уже навис надо мной и готовится добить ударом в голову. Я уклоняюсь в сторону, пропустив трубу справа от себя. Пока маньяк не сделал второго замаха, цепляюсь за ржавый обломок.

Гордон дёргает оружие на себя, но вырвать из цепкого хвата не может. Я упираюсь в его полный живот ногой и швыряю через себя из лежачего положения. Описав дугу, Решето шмякается на землю. Труба выпадает из его руки.

Оба мы медленно поднимаемся на ноги: боль во всём теле мешает мышцам работать на полную. Мои лёгкие горят огнём, словно я наглотался напалма. Голова кружится, в ушах звенит, а раны кровоточат…

Гордон оказался быстрее и нанёс мне удар прямой ногой в бок с разбегу. Я роняю оружие и отлетаю от сильного пинка. Не потерять равновесие мне помогает мусорный бак, подвернувшийся под руку. Судя по ощущениям, он почти пустой…

Переношу вес тела назад, упираюсь ногами и отрываю железный бак от земли. Враг уже бежит ко мне, но тут я делаю разворот и швыряю в него крупный снаряд. Бак взлетает всего на пятнадцать сантиметров, но попадает точно в ноги Гордона. Он спотыкается и падает лицом вперёд.

Неприятель растянулся передо мной. Совсем не способен сопротивляться. Первым же ударом я попадаю ему носком в висок, наношу ещё удары…

Я пинаю Решето ногами по голове, по рёбрам, по ногам. Минуту назад он перестал сжиматься и укрывать жизненно важные органы. Его тело расслабилось…

В остервенении я бросаюсь в сторону и падаю на колени. Начинаю рыскать в темноте, прощупывая каждый сантиметр земли, и достаточно быстро нахожу её. Она встречает мои пальцы холодом.

Возвращаюсь к Гордону. Мистер Вульф всё так же лежит без движения. Возможно, это уже лишнее, но я оттягиваю ему голову назад, схватив за волосы, и отточенным движением вскрываю горло. Пламенная кровь бьёт тугой струёй, расползаясь алым пятном. Словно нашкодившего котёнка, я окунаю маньяка лицом в эту лужицу. Окунаю с силой, вколачивая морду выродка в землю. Череп трескается от удара…

Гордон, чёрт бы его побрал, мёртв.

Небожитель, дав мне силы на этот бой, забирает их обратно – я оседаю, не способный больше двигаться… Обхватив колени, сижу прямо на снегу, тяжело дыша. Мой противник сражался отчаянно и умело. Вполне мог меня одолеть и зарезать, как вонючую свинью.

Если бы я вовремя не обернулся, так бы и случилось. Где только этот толстяк научился так тихо перемещаться?

Снежинки продолжают идти как ни в чём не бывало. Случившаяся драка их совершенно не интересует, потому что она слишком низменна для их возвышенной сути. Приземляются мне на плечи и в тот же миг таят. От меня идёт пар, как от локомотива. Давно никто не заставлял меня так попотеть…

Схаркиваю слюну, смешанную с кровью. Загребаю комок снега и прикладываю к лицу. Он быстро превращается в воду и стекает по подбородку… Втираю остатки в рожу.

В горле жжение, словно я верблюд, не видевший две недели воды. Пытаюсь утолить жажду всё тем же снегом, но это ни черта не выходит. Сейчас бы не отказался даже от дешёвых «Чёрных гор» Скотта.

А вот уже хочется закурить. Ощупываю карманы и понимаю, что сигареты кончились ещё вчера. Последний раз я курил с Цеки…

Голова своевольно вращается на ослабшей шее и поворачивается в сторону трупа. Быть может, Гордон курит? Стоит обыскать его карманы…

В брюках лежат ключи от дома и какая-то мелочь. Ключи возвращаю Решету, а вот монеты перекочёвывают ко мне. Начинаю обыск пальто: в одном кармане ничего, во втором тоже, третий оказывается забит старыми трамвайными билетами… Запуская руку во внутренний – натыкаюсь на документы мистера Вульфа, вынимаю их.

Чирк, и во все стороны распространяется свет зажигалки. Из темноты выпрыгивают строчки паспорта Гордона – за секунды я узнаю о нём всё. Следующие документы – это пропуск на предприятие «Динфюрзих». Открываю следующую корочку…

Первые секунды я не могу поверить своим глазам… перечитываю снова и снова шоки-рующие слова, складываю их в пугающую аббревиатуру… не могу понять, как же так вышло…

Гордон Конрад Вульф, сотрудник Национального Отдела Расследований, бывший, судя по датам. Сейчас, очевидно, на пенсии… сотрудник НОР на пенсии…

Брюлоу это знал!

Национальный Отдел Расследований – спецслужба внутреннего назначения, подчиняющаяся министерству внутренних дел. Имеет порядка двух с половиной тысяч действующих сотрудников. Бюджет в несколько сотен миллионов. Осуществляет контрразведывательную деятельность.

Основная задача – наблюдение за организациями, угрожающими, с точки зрения властей, «свободному и демократическому основному правопорядку». В зоне внимания службы находятся ультраправые, ультралевые, нацистские и экстремистские организации иностранных граждан, разведки иностранных государств; к компетенции службы относятся также защита от саботажа и предотвращение доступа к конфиденциальной информации.

Сотрудников НОР ласково зовут норушками. Государство строго следит за их действиями, даже после окончания службы. Каждый находится на учёте…

За убийство норушки Отдел Расследований готов разорвать убийце задницу до самой головы…

Шон всё это держал в голове! Конечно же, какое там повышение до майора за арест какого-то сумасшедшего маньяка? А вот если он ещё и убьёт норушку, то это сразу меняет дело! Если подумать, у Альфреда есть точный список всех моих жертв, который наверняка раскроется при моём аресте. Политики, чиновники, бизнесмены… Я убивал весомых людей, очень весомых, чтобы за раскрытие их убийств подняться в звании!

Но самое главное убийство я совершил сегодня! Меня подставили, как тупого мальчишку! Так просто и легко…

Норушка… вот откуда такая сила, ловкость и умение бесшумно двигаться. Наученный многолетним опытом Гордон легко вычислил слежку на трамвайной остановке и обхитрил меня…

А его убийства… Целый месяц убивал, не давая ни малейшей зацепки полиции… Сошедший с ума сотрудник НОР, который потрошит невиновных – никто в это не поверит. А вот в то, что это делает громадный негр со зверским лицом, – без проблем…

Моя коллекция убийств, при этом, гораздо больше.

Шон это знал, Альфред это знал, Скотт догадывался, но не сказал… Ротвейлер решил отдать пешку, чтобы другая прошла в дамки. Пешка оказалась слишком глупой, чтобы вовремя это понять.

От бессильной ярости я готов отрывать уши и рвать пасти, если рядом оказался бы хоть кто-то живой. Живой, способный орать от боли!

Меня сделали половой тряпкой и вытерли ноги.

Теперь со мной сделают примерно следующее: товарищи из Пятого Синдиката выследят меня, сдадут мои координаты Шону, толстяк с серьгой в поросячьем ухе арестует меня, возможно, во время ареста я убью пару быков… Потом будут пытать – наивно считать, что они побрезгуют такой возможностью… Пытать будут до тех пор, пока я не подпишу признание в собственных убийствах, убийствах Решета и убийстве сотрудника НОР Гордона Конрада Вульфа…

Если я подпишу (что и не обязательно), Шон Брюлоу сменит погоны на новые…

Всё было ещё проще, чем вообще можно было представить!

А я попался! Как голодная безмозглая рыба бросился на крючок!

Труп надо спрятать. Тащить эту кровоточащую тушу в моём состоянии не выйдет, так что придётся экспериментировать на месте. Мусорных контейнер – слишком просто – труп легко найдут. Остаётся ещё один вариант: сбросить мертвеца в канализацию. Люк нашёлся быстро.

Я отправляюсь на поиски подходящего инструмента, чтобы поднять крышку. Прошёл по переулку и выбрался на улицу. Совсем тихо и пусто, ни человека, ни автомобиля, часть фонарей разбиты…

Выбираю правое направление. Удача улыбается мне – всего в сотне метров я обнаруживаю магазин инструментов и строительных материалов. Естественно, он уже давно закрыт, но это для меня не является проблемой.

Нож Гордона я взял с собой, вот и пригодился. Отступив на пару шагов, я швыряю его прямо в витрину. Стекло раскалывается, нож влетает внутрь магазина и теряется в темноте. Думаю, никто меня не видел и не слышал…

Ударом ноги убираю крупные куски стекла. Грохот стоит такой, что можно сойти с ума. Для глуши эти звуки вовсе не являются громкими.

Вхожу внутрь – в нос бьёт запах краски, цемента и чего-то ещё… Разгоняю темноту пламенем зажигалки. Освещение, конечно, скудное, но кое-как хватает. Очень быстро нахожу брошенный нож и подбираю его, чтобы не оставлять улику.

Лом, мне нужен лом. Глаза бегают по полкам, рассматривая всевозможный инвентарь. Найти нужное никак не выходит. Я дважды обхожу весь магазин, но так и не нахожу того, что искал…

Очевидно, нужно сходить на склад в задней части магазина. Дверь, запертую на маленький замок я выношу всего одним ударом. Хлипкая древесина разлетается брызгами, как конфетти на День Рождения!

Зажигалка сильно нагрелась, так что пришлось включить свет, хоть я крайне не желал этого. Одно дело греметь разбитым стеклом, а другое – светиться на всю округу…

Длинный прочный стальной стержень нахожу сразу.

Собираюсь на выход. Проходя мимо прилавков, я поднимаю голову и… натыкаюсь взглядом на листок бумаги. Белый прямоугольничек приклеен к уцелевшему в раме осколку, спокойно колышется… Точно помню, что его не было, когда забирался внутрь, да и не могло быть…

Чувствую, что ладони начинают потеть. Осторожно, словно не веря в его реальность, протягиваю к нему руку. Но листок вполне настоящий.

Похоже на хренову книгу, где главному герою подсовывают разные карты с сокровищами. Мне ни одна душа не оставит карту с указанием клада…

Переворачиваю бумажку. Чьи-то кривые буквы слагают надпись:

Труп спрячешь так, чтобы мы его легко могли достать. Если задумаешь какую-нибудь хрень, наблюдающие застрелят тебя. Привет, Гарольд!

Конечно, не мог же я подумать, что меня просто так оставят без присмотра. За мной приставлено несколько пар глаз. У каждой пары есть огнестрельное оружие. Выстрелить в Решето они, само собой, не могли: нужно было, чтобы я оставил на Гордоне свои отпечатки пальцев, свою кровь… Убийство норушки не обойдётся без самых тщательных экспертиз…

Товарищи по банде, мать их!

Придётся вернуться за цепью…

Работая ломом, как рычагом, я легко откидываю в сторону крышку люка. Вонища вылезает наружу, как сонм демонов из распахнувшейся преисподней. Теперь настала очередь норушки: цепи туго оплетаю вокруг его ног. Специально оставляю петлю, через которую продеваю лом. Вроде, готово…

Подтаскиваю труп к смердящему люку, поднимаю Решето за подмышки и свешиваю головой вниз во чрево канализации. Лом упираю концами на края круглой дыры – он длиннее, чем её диаметр, что мне и требовалось.

– Прощай, Гордон, – прошептал я, глядя сверху на толстяка.

Убитого сталкиваю в канализацию ногой. Труп летит вниз, но тут натягивается цепь, прочный лом срабатывает как перекладина. Норушка повисает, подвешенный за ноги. Я закрываю люк, бросив крышку прямо поверх лома.

Оборачиваюсь по сторонам, но, понятное дело, никого вокруг разглядеть не могу. Одно знаю точно: наблюдающие теперь не оставят меня вплоть до того момента, когда нагрянет Шон с наручниками…

Словно блохи…

Метро закрывается буквально через час – я успею прокатиться по кольцу. Сейчас я на станции Дюпона. Мраморная отделка стен и потолка, красивые фрески то тут, то там, круглые колоны, пёстрая плитка на полу. Красиво… наверное…

Взял жетон и спустился. Попытался проследить за людьми, что спустились со мной вместе, но их оказалось слишком много, чтобы сразу заподозрить того или иного человека. Несмотря на позднее время, народу на станции хватает.

Сижу на лавке и делаю вид, что рассматриваю, как дурак, крупные буквы на стене, слагающие название станции. Кто-то заходит в поезда, кто-то выходит, но таких подобных мне подозрительных лиц, что не желают никуда ехать, не могу найти. Пытаюсь коситься, смотреть исподлобья, но никого, мать их, не замечаю.

Они просто обязаны быть где-то поблизости…

Пора сменить тактику. Я встаю и иду в подъехавший поезд. Сзади захлопываются двери, состав набирает ход. Занимаю позицию напротив входа, держусь за поручень. Внутри людей оказалось на порядок меньше, следовательно, вычислить наблюдателей будет реальнее.

Поезд катится по кольцу: вагон мелко трясёт, воздух свистит за окнами, темнота туннелей проносится мимо, и вдруг возникает новая станция. У неё, как правило, нет ничего общего с предыдущей. Цвета, атмосфера, размеры – всё становится иным.

И так уже двадцать минут.

Я проехал уже больше половины окружности кольцевой ветки. Пока пассажиров где-то около десятка. Один тип явно едет уже достаточно долго, помню его ещё со станции Дюпона. Высокий худой парень в коричневой куртке, в коричневых же сапогах. Пытается прятаться за людьми и не засвечивать лица.

Двери открываются и закрываются, а он не покидает вагона.

Я жду.

Наконец мы совершаем полный круг, и состав останавливается на начальной точке – станции Дюпона. Выходят все, кто только можно, но не подозрительный тип в коричневом…

Начинаем второй круг. Свист, темнота и скорость. Я искоса слежу за парнем. Сомнений в том, что это наблюдатель, у меня больше нет. Осталось лишь придумать, что с ним сделать, как избавиться от хвоста…

Не думаю, что обойдётся без крови.

На следующей же станции схожу – коричневый следует за мной, ну кто бы сомневался!

Стало намного меньше людей: совсем поздно. Среда заканчивается.

Пересекаю платформу и встаю на самом краю. Жду поезда, идущего в противоположную сторону. Боковым зрением обнаруживаю наблюдателя – встал в паре метров от меня. Понял ли, что я его заметил? Ведёт себя спокойно…

Грохот и свист, свет и звон – приближается такой долгожданный состав. Локомотив выскакивает из-за угла и катится в мою сторону. Всё ближе и ближе…

Когда поезду остаётся проехать всего пару десятков метров до места, где стоим мы с наблюдателем, я бросаюсь к коричневому, хватаю его за грудки и швыряю на пути. Парень успевает покричать от ужаса не более трёх секунд, прежде чем его голос затихает под стальными колёсами!

Скрип тормозов раздирает замкнутое пространство подземки, случайные свидетели поднимают хоровой вопль ужаса и начинают стягиваться к месту гибели коричневого. Я уже бегу прочь, не оглядываясь и не вращая головой. Смотрю себе под ноги и спешу поскорее убраться из метро.

Запрыгиваю на эскалатор. Ступени двигают меня на поверхность, но я лечу вверх, опережая их. Преследовать меня могут и товарищи наблюдателя, и дежурные полицейские, и кто угодно ещё. Встретившись сегодня с норушкой, я готов, кажется, к любому «кому угодно»…

Вот уже и выход. Я пробегаю поручни, вестибюль, перепрыгиваю через ступени, ведущие на станцию метро, перехожу улицу. Захожу в круглосуточное кафе, пролетаю его насквозь, ломаю нос решившему повозникать повару, выскакиваю через чёрный ход. Бегу по переулку, часто меняю направления движения. Выскакиваю на улицу, пробегаю три квартала, пересекаю по диагонали перекрёсток, ныряю в первый попавшийся подъезд. Начинаю подниматься по лестнице, лестничные площадки быстро сменяются одна другой. Дверь на крышу оказывается не запертой, я выскакиваю на воздух.

Снег, оказывается, всё валит и валит. Не может успокоиться, подонок…

Разбег, толчок и вот я уже перепрыгнул на крышу соседнего дома. Группируюсь и делаю кувырок. Встаю на ноги и продолжаю бег. Прыгаю с крыши на крышу, двигаюсь хаотично, иногда кружу на одном месте.

В конце концов, останавливаюсь на одной крыше и прячусь за трубой вентиляции. Сжимаюсь за небольшим укрытием, стараясь никак не выдать своего присутствия, и жду. На холод и неудобное положение плевать, главное, чтобы не нашли…

Паранойя? Вполне возможно… Никогда не боролся за право называться психически здоровым. Более того, я таким не являюсь…

Десять минут, двадцать, полчаса… сижу, не меняя позы, стараюсь дышать как можно тише. Глаза моргают не чаща раза в две минуты. Пытаюсь хоть что-то расслышать…

Интересно, Шкура знала, что именно так всё выйдет? Знала о той примитивной ловушке, что уготовили мне Ротвейлер, Альфред и Шон? Было ли это написано на её узорах из чёрного порошка?

Лучше не думать…

Нарастающий звук шагов. Ближе, ближе… и вот уже мимо пробегает невысокий коренастый парень. Останавливается в пяти метрах от меня и начинает осматривать открывающуюся перед ним перспективу. Подставил мне спину…

Четыре тихих шага, один рывок – монета, зажатая между пальцами описывает дугу и вскрывает преследователю горло от уха до уха…

Бар Дугласа – розовое двухэтажное здание. От него веет романтикой беспробудного пьянства и яростных драк, когда об лица разбивают стаканы, а об горбы – стулья. Рай для тех, кто желает весело провести время.

Дуглас – мой старый знакомый. Когда-то я его выручил, вытащив его задницу из лап Красных Поясов, которым зачем-то понадобился полный усатый хозяин бара. С тех пор он мой должник. Я могу в любое время припереться к нему и надеяться на бесплатную выпивку и убежище.

Какое-то время можно будет укрываться у толстяка, прежде чем уеду из города. Ва-лить из Данкелбурга придётся в любом случае.

Возле бара стоят в ряд блестящие мотоциклы – сегодня у Дугласа в гостях банда байкеров. Свободные волки кочуют из города в город, рыча моторами железных коней. Даже холод и снег не встанут на их пути.

Овальная вывеска над дверью светится неоном – лиловые линии слагают картинку, на которой изображена полуголая девица в окружении наполненных стопок. Герб царства праздности, зазывающий скорее попасть внутрь. Не смею противиться.

Двери прямо как в салуне из этих… вестернов – зарубежных фильмов про ковбоев. Маленькие створки распахнулись, впустили меня и со скрипом закрылись позади. Узнаю атмосферу этого места.

Красный свет заполняет зал, осыпая сочными лучами каждый миллиметр этого места. Людской гомон и свист звенит в ушах. В громкости с ними соревнуется бодрая современная музыка, которую исторгает проигрыватель. Размахивая киями, как шпагами, в углу играют в бильярд двое. Основная часть зала заполнена столика, за которыми сидят посетители разной степени трезвости.

Однако самое интересное происходит слева, там где расположа сцена для выступления стриптизёрш. Сейчас вокруг шеста крутится какая-то новенькая рыжая девчонка, оставшаяся практически без всего. Вокруг неё столпились те самые байкеры и одобрительно свистят. Лично мне слишком худосочная и безформенная девка показалась совершенно непривлекательной. Раньше у Дугласа выступали настоящие конфетки.

Кстати, сам хозяин бара сейчас за стойкой. Всё тот же Дуглас, всё та же лысина, всё те же глубокие складки на лбу, всё те же густые, как у моржа, усы. Даже правая щека дёргается так же, как и несколько лет назад.

Не меняется, гад, дежит форму.

Двигаюсь к нему, расталкивая плечами столпившихся и обходя столики. Алый свет напоминает кровь, но не горячую, как у людей, а ледяную, как у демонов. Сжимаю челюсти до боли в желваках. Глаза устают и начинают закрываться: я уже больше часа брожу по Данкелбургу, чтобы совсем запутать следы. Устал, как маятник часов, если бы те могли уставать…

Кажется, музыка здесь имеет запах, причём довольно приятный…

Когда я сажусь прямо перед Дугласом, он даже не поднимает глаз, ковыряясь со стаканом. Истерично работает полотенцем, вычищая каждый миллиметр стекла. Игнорирует клиентов, наглец…

Снимаю шляпу и кладу её на стойку. Глазки бармена перемещаются на мою руку и обнаруживают знакомый перстень из золота. Теперь-то он уж точно оживится…

Дуглас с удивлением уставился на меня, застыв с открытым ртом. Не ждал моего визита, это определённо. Возможно, решил, что я давно умер, раз уж не захожу целых три месяца…

Слава Небожителю, он обрёл дар речи:

– Гарольд, это же ведь ты… Как поживаешь?

– Поверить не сможешь, насколько же хреново я поживаю. А ты, я посмотрю, живёшь на всю катушку.

– Да, клиентов последнее время много, – щека Дугласа неприятно дёрнулась, и он оставил-таки стакан в покое, – А что у тебя случилось?

– Я же говорил тебе, чтобы моими делами не интересовался! Голова у тебя одна и то, чтобы она была прикручена к шее, нужно только тебе!

Поджав губы так, что они спрятались за усы, Дуглас виновато потупился и упёрся кулаками в стойку. Нахмурил косматые брови.

– Извини, Гарольд, я так просто спросил…

– Налей рома и мы забудем об этом, – я осмотрелся по сторонам, выискивая в толпе гнид, которые могут нехорошо на меня смотреть.

Все больше пялятся в свои стаканы. Байкерам не нужно ничего, кроме вертящейся стриптизёрши…

– Что это за рыжая? – спросил я, кивнув в сторону сцены, – Раньше у тебя выступали куда более красивые девчонки.

Передо мной появился приземистый широкий стакан, нанолненный самым лучшим ромом в баре. За счёт заведения, разумеется…

– Эта? – судя по недовольному взгляду, Дуглас сам не в восторге от новой танцовщицы, – Принял всего пару недель назад. Работать совсем некому, поэтому приходится брать всяких… ну, ты понимаешь… Рэйчел, Тоури, Дайана – все ушли.

– Даже Рэйчел? Жаль, она мне больше всех нравилась. Молодец была, просто слов нет… Чего это они, ты ведь им хорошо платил…

Дуглас провёл широкой ладонью по лбу, шумно выдохнув через нос. Неприятные мысли…

– С Рэйчел и Дайаной случилось что-то… они пропали. Бесследно. Сам лично посещал их постоянные квартиры по нескольку раз, но соседи говорили, что девушки дома долго не заявлялись. Понятия не имею, где они теперь…

– А Тоури?

– Тоури выяснила недавно, что ей больше не нравятся парни, и решила отсюда сбежать. Я… я просто рассказал ей о твоём маленьком секрете…

– За такое тебя бы следовало наказать, – допив горячительный напиток настоящих флибустьеров, я громко стукнул стаканом о стол, – Повтори-ка!

А я же ведь подозревал, что Тоури лесбиянка. Надо было разобраться с ней, когда была такая возможность…

Дуглас наполнил мой стакан.

– А знаешь, Гарольд, я даже рад, что у неё хватило мозгов вовремя сбежать. Если бы ты её убил, это было бы как-то неправильно… Всё-таки ты неплохо её знал…

– Для меня это значения не имеет.

Дуглас вяло кивнул, не собираясь в открытую спорить со мной. Боится меня до смерти.

Началась новая песня. Бар Дугласа всегда славился прекрасной музыкой, задорными композициями, от которых поколения постарше и поконсервативнее точно стали бы воротить нос… Свет, грохот, шум, крики, свист, музыка и огненный ром – чувствую себя комфортно.

Над ухом что-то зашуршало – это толстый усач виновато мнётся и приближается к моему уху. Тихо шепчет:

– Здесь одна есть…

Я закрыл глаза. Веки зашторили уставшие глазные яблоки. Кровь забурлила. Что-то щёлкнуло в голове, и распахнул глаза уже не совсем я…

– Рад, что ты не стал скрывать от меня, – стараюсь говорить как можно спокойнее. Голос, похоже, не дрожит.

– Ты же знаешь, что я тебя не подведу, – как-то невесело пробормотал Дуглас, – Знаю, что ты мне этого не простишь.

– Разумеется, не прощу.

– А я же не скотина какая-то, я всегда готов помочь!

Защебетал, как воробей на вертеле! Мерзко слушать как он лебезит! В такие минуты хочется заткнуть Дугласа чем попало, сломать ему челюсть, вырвать язык… И почему он сам не желает быть хоть немножко похожим на мужика…

Усатое недоразумение…

Зато он сильно мне помогает в одном деле.

Так уж вышло, что я ненавижу лесбиянок. Поверьте, то значение слова «ненавижу», которое обычно вкладываете в него вы, не имеет ничего общего с той ненавистью, что я подразумеваю! Это дикое и жгучее бешенство, первобытная злоба и неуправляемая агрессия! Я считаю лесбиянок повальной болезнью, эпидемией, главным позором человечества! Готов устраивать публичные казни, сжигать их заживо, расчленять ржавой лопатой!

Это неправильно. Конечно же, это неправильно… они просто сделали свой выбор, с которым я не согласен… Вроде бы, я не имею права решать их судьбу…

Но не выходит. Дефект в моём мозгу не позволяет спокойно относится к тем женщинам, что любят женщин. Первобытная ярость заставляет меня просто вырезать их одну за другой.

В этом деле мне отлично помогает Дуглас. По старой привычке он держит в баре пару шпионов, которые активно общаются с постоянными клиентами, входят в доверие и выве-дывают как можно больше информации. Многих своих посетителей хозяин знает досконально. Лесбиянок он сдаёт мне с потрохами, а потом держит в тайне факт их убийства.

Вот за что усатого Дугласа можно ценить.

Он подливает мне ещё. Я только сейчас замечаю этикетку на бутылке – «Ванландия», очень дорогой и качественный ром, если, конечно, у старого прохвоста в склянке именно то, что и на этикетке. Ради меня ему не жалко элитной жидкости…

– Рассказывай… – слышит он мой голос.

– Вон та девушка, за столиком номер семь. С русыми волосами. Проститутка, вообще-то ради денег готова и с мужчиной в постель лечь, но для удовольствия только с бабами. Ходит сюда недолго – только пятый раз. Друзей здесь пока нет, только клиенты.

– Проститутка – это просто здорово, Дуглас, – профессия будущей жертвы в самом деле обрадовала меня, поскольку решала ряд трудностей, – У тебя же есть сейчас свободные комнаты?

– Конечно, Гарольд! – уверенно кивнул лысый, понимая, к чему я веду.

Девушка сидит одна и потягивает какой-то мутный коктейль. Волосы, по-моему, немытые, свисают до плеч. Простенький прикид из короткой чёрной куртки и невзрачных джинс. Ленивое равнодушие на её лице – к девушке никто долго не подходит, что её совсем вогнало в апатию.

Совсем недурна собой. Что же заставило тебя пойти в лесбиянки?

– Нужна будет машина, Дуглас, – бросил я бармену, сидя к нему боком, – Ты же не откажешь мне в такой простой просьбе?

– Конечно, Гарольд, – моментально ответил он, – Можешь взять мою!

– У тебя всё ещё «Кёниг дер Тиер»?

– Да.

– Поменяй, наконец, этот ржавый драндулет…

Отставив в сторону пустой стакан, я поднимаюсь и иду в сторону жертвы. Разыграю небольшой спектакль…

Она смотрит в противоположную сторону и совсем не замечает, как я приближаюсь и сажусь напротив неё.

– Привет.

Мой бас, явно не способный ублажать слух, заставляет её резко обернуть и нервно вздрогнуть. Девушка несколько напугана – даже немного дыхание сбилось…

– Вот ведь дерьмо, – злобно выдыхает лесбиянка, – Чего подкрадываешься? Напугал меня!

– Ты сейчас работаешь?

Взгляд её тут же поменялся. Теперь в её глазах не остатки страха и злобы, а заинтересованность, алчность и целое море сомнений. Громадный темнокожий бугай – это явно не тот, с кем бы она без раздумий прыгнула в кровать. То ли дело громадная темнокожая девица…

И ей элементарно страшно…

– Сколько дашь? – голова проститутки чуть повернулась.

– Сто пятьдесят, один час.

От меня не укрылось то, как уголки её губ поползли вверх, совсем чуть-чуть. Она отлично понимает, что не стоит этих денег. Хорошо, что моя щедрость не показалась ей подозрительной.

Она достала сигарету и закурила. Манера повения сменилась – решила играть роль роковой красавицы, думает, что из-за этих нелепых кривляний она будет мне больше нравиться.

Смешно.

– И как тебя зовут? – проститутка неудачно изобразила подобие томного голоса.

– Густав.

– А я Беттина. Слушай, Густав, я согласна работать, если ты ещё проставишься…

– Выходит, деньги тебе не нужны… – ответил я и начал было вставать из-за стола.

– Нет, стой! – Беттина моментально сбросила с себя личину леди и показала истинное лицо жадной до денег девахи, – Ладно, здоровяк, идёт, согласна на сто пятьдесят.

– Я возьму ключ.

С проститутками всегда бывает просто: не нужно ни обосновывать, зачем ты к ней подошёл, ни искать способа убраться с ней с людских глаз. Если наобещать им вдвое больше, чем они зарабатывают, то последние препоны вроде моей пугающей внешности тоже улетучиваются.

Беттина попалась на крючок, как голодная барракуда на жирную наживку.

Имя, кстати говоря, просто ужасное…

Дуглас напряжённо ждёт меня за стойкой:

– Договорился?

– Договорился, – ответил я, забирая оставленную на стойке шляпу, – Дай-ка мне ключ от комнатки. Желательно подальше от лестницы.

Готовый к этой просьбе бармен тут же протянул мне серебристый ключик. На брелке значится номер комнаты: 14.

– Хорошо, теперь мне нужен телефон.

Дуглас не стал тратить время на бредовые вопросы вроде «Зачем?» или «Куда будешь звонить?», а просто достал из-под прилавка аппарат, подтянул провод и поставил передо мной тёмный телефон с тяжёлой трубкой.

Я набираю номер, цифры помню наизусть. Когда диск последний раз отщёлкивает и встаёт на место, начинаются гудки. Будем надеяться, что абонент сейчас у аппарата и способен отвечать.

– Алло, – раздалось с той стороны, – Городское кладбище номер два, чем могу помочь?

– Привет, Орфелий, – прокряхтел я в трубку, – Это Гарольд.

– А, Гарольд. Ну да, узнал. Нужна помощь?

– Да, могила одна нужна. Сможешь за час организовать?

– Конечно, Гарольд, не вопрос, – заверил меня старческий голос Орфелия, – Жду тебя.

Мы повесили трубки одновременно.

Комнатка номер четырнадцать оказалась довольно скромной: окно, шкаф, тумбочка и самое необходимое – кровать. Половицы лежат криво. Лёгкий хаос в закутке для плотских утех никому не мешает.

Беттина вошла первой и равнодушно окинула взглядом убранство комнаты. Её, думаю, устраивает: глядя на неё не подумаешь, что та часто работает в более солидных местах. Дешёвые пивные и ночные клубы в подвалах – вот её профиль.

Я вхожу следом и закрываю за собой дверь. Немного прислушиваюсь – вокруг никого не слышно. Можно с Беттиной кончать…

– Ну что ж, здоровяк, давай начнём, – она неторопливо направилась к кровати, снимая с себя куртку, – Твоё время идёт.

– Да, да, идёт…

Стоя ко мне спиной она не видит, как я достаю из кармана монету с заострёнными краями и подкрадываюсь сзади. Она собирается снимать блузку, но тут мои пальцы схватываются вокруг её русых локонов, я дёргаю на себя и, прежде чем она успевает издать пронзительный крик, провожу маленьким оружием по горлу.

Эй на грудь брызжет алая лесбийская кровь, и я отпускаю мёртвую Беттину. Труп кулём валится под ноги. Очередная лесбиянка отправилась в ад…

У девушки ещё осталась сигарета, последняя… Самое время закурить и немножко передохнуть…

Моя старшая сестра была лесбиянкой.

Я узнал это в возрасте восьми лет. Ей было семнадцать.

Как-то, когда родители уехали по делам, она привела в гости подругу и велела мне пойти погулять. Я послушался. Дошёл до калитки, когда вдруг вспомнил про самодельный лук – решил вернуться за ним.

Сестра не ожидала, что я могу так скоро вернуться, так что я застал её врасплох… Она извивалась в объятиях подруги. Моя сестра оказалась лесбиянкой…

С тех пор я перестал её любить. Вечерами молился, чтобы её не стало. Стал презирать и её, и её подругу, и всех прочих женщин, которые не могут любить мужчин.

Спустя два года её, в самом деле, не стало. Потом она вылезла из могилы, став сварцем, и чуть меня не задушила… С тех пор моя ненависть к лесбиянкам сильна настолько, что, как психическое расстройство, мешает работе мозга, посылает злокачественный импульс – убивать гадин…

Очередная деваха как раз истекает кровью, лёжа у моих ног. Сигарета медленно заканчивает – докуриваю последние миллиметры…

Сажусь на корточки, нависая над трупом Беттины. Беру её за плечо и переворачиваю на спину. Одной её смерти мне мало… Начинаю орудовать монетой.

Первый порез делаю аккуратно, неторопливо. Металл глубоко входит в плоть проститутки, рана протягивается от виска к губам. Второй порез оказывается менее опрятным: я просто полоснул её по подбородку.

Новые и новые красные линии покрывают лицо, руки и тело Беттины. Издевательство над трупом не доставляет мне удовольствия, однако я продолжаю машинально резать жертву. Режу, пока рука не устаёт…

Затем вынимаю изо рта окурок и раздвигаю Беттине веки правого глаза. Уголёк на сигарете вполне горячий. Только затушив его о глазное яблоко убитой, я успокаиваюсь и поднимаюсь.

Смотрю в окно – машина Дугласа стоит почти подо мной. Старый, ржавый автомобиль, доживающий последние дни. Странно, как он вообще продержался столько времени на ходу…

Орфелий будет ждать меня через час. Езда до кладбища займёт не больше двадцати минут, так что времени ещё полно. Жаль, что у Беттины осталась всего одна сигарета… Надо бы спуститься за пачкой к Дугласу…

Чтобы остывший труп проститутки никто случайно не обнаружил, я закинул его на кровать и завернул в одеяло. Пятки немного торчат, но да это не важно.

Выходя, запираю за собой дверь и спускаюсь вниз.

Ещё раз убедившись, что на мне нет крови, спрыгиваю с последних ступенек и в пару шагов оказываюсь у стойки.

– Сигарет, Дуглас.

Получаю пачку дорогих, качественных, привезённых из-за океана. Воняют, конечно, неприятно, зато, чёрт возьми, курящий их выглядит крутым. Многие из нас готовы курить, есть, пить и носить полное дерьмо, если ты с ним будешь выглядеть круто. По моей просьбе Дуглас моментально меняет пачку на новую с моими любимыми. Так бы и сразу, а то он что-то засуетился…

Никак, нервничает…

Чиркаю зажигалкой – та, как назло, приказала долго жить. Моя отчаянная борьба с ней не приносила результатов. Но тут какой-то добряк протягивает свою. Я поднимаю глаза, чтобы разглядеть его. И тут у меня чуть не выпадает сигарета изо рта…

– Привет, Гарольд! Тебе же ведь огоньку нужно? – на соседнем стуле сидит Альфред Кэрролл.

Рыжий нашёл меня здесь, выследил. Как только ему удалось?

– Что, Гарольд? Не рад меня видеть?

– Совсем не рад, рыжая свинья, – я беру из его руки зажигалку и закуриваю.

Самоуверенный Альфред довольно лыбится, облокотившись боком на стойку. Припёр меня к стенке. Надо как-то выкручиваться, вот только в голову ничего не лезет…

– Сколько с тобой ещё парней? – спросил я, глядя ему точно в глаза.

– Я пришёл один.

– Не вешай мне лапшу на уши… Я же знаю, что ты слишком труслив для этого.

Мои слова позабавили рыжего, по крайней мере, он ехидно засмеялся, развернув голову в сторону выхода. Весело ему…

– Со мной ещё шестеро, – признался Альфред, после чего с вызовом поднял брови, – Они стоят на улице, я же решил просто зайти проведать тебя.

– Проведать?

– Ну да, Гарольд, а как же! Не убивать же мы тебя будем – ты нам гораздо больше нужен живым. Сам ведь уже догадался, зачем: вон, уже даже двух наблюдателей убил. Не стыдно, кстати?

Я просто отмахнулся от его саркастичной шутки. В чём Альфред силён, так это в умении высасывать дебильные шутки из пальца и смеяться над ними, как над самыми смешными в мире. В такие минуты хочется его убить. Сейчас же есть ещё и реальная причина отправить его на тот свет.

Но потом придётся иметь дело сразу с шестью синдикатовцами…

Альфред продолжил:

– А как ведь всё здорово вышло, не находишь? Как удачно всё сложилось.

– Зачем выдавать за Решето именно меня? – глухо буркнул я.

– Как это «зачем»? – Рыжий Террорист изобразил, что ошарашено вылупляет глаза, – На тебе столько смертей, которые легко доказать! Да ещё и норушку убил! Ты – ценный преступник, за таких хорошо по службе продвигают! Ко всему прочему, мы давно поняли, что ты подумываешь о том, чтобы бросить Пятый Синдикат… Тебя бы так или иначе пришлось убирать…

– И такой вариант предложил Шон? – докурив сигарету, я бросил окурок в пепельницу, переполненную до безобразия.

– Да, затея принадлежит нашему капитану Брюлоу! – Альфред медленно кивнул, – Скоро он уже будет майором. Думаем, возьмёт тебя на месте преступления в пятницу…

– А до тех пор?

– А до тех пор посидишь под присмотром, поностальгируешь, посчитаешь до миллиона… поананировать можешь… Уж поверь, мы будем тебя холить пуще прежнего…

Альфред сдержано похихикал себе под нос и заказал выпивку. Решил выпить водки.

– Кажется, ты тут общался с какой-то дамой, – рыжий выбросил пустую рюмку в зал, не заботясь даже, куда она в итоге угодит, – Проститутка, полагаю… а потом вы поднялись наверх…

– Да, – отпираться нет смысла, – Она всё ещё там.

– Я, конечно, всего разговора не слышал, но готов поклясться, что ты сказал «час». С тех пор прошло всего-то сорок минут… честно говоря, я был о тебе лучшего мнения…

Двусмысленный лукавый взгляд понять оказалось нетрудно: на глазах Альфреда чётко отпечатался вопрос…

– Да, – бросил я ему, – Можешь пойти и порезвиться с ней.

– Спасибо, Гарольд, – коротышка по-дружески хлопнул меня по плечу, – Человек ты всё-таки хороший!

– Комната номер четырнадцать… – передаю ему ключ.

Он встал и пошёл к лестнице своей косолапой походкой. Сутулый коротышка старается идти достаточно медленно, но ноги сами несут его вперёд, заставляя чуть ли ни на бег срываться.

Вот он уже поднимается по ступенькам.

Говорят, когда в голову после длительной унылой пустоты приходит озарение, ощущение создаётся такое, словно на тебя снисходит свет. У меня было не так – идея пришла в голову со звоном громадного бронзового колокола, по которому ударили кувалдой.

Надо попробовать прорваться через людей Кэрролла, надо их отвлечь и, похоже, я знаю как. Надо сделать два звонка.

Стоило мне только открыть рот, как Дуглас тут же поставил передо мной телефон. Набрав нужный номер, я дождался ответа и произнёс в трубку:

– Орфелий, нужны три могилы, скоро буду у тебя.

Не дав старому знакомому сказать хоть что-то в ответ, я положил трубку и тут же поднял. Набираю очередной номер, в ухо льются звуки мерных гудков, и вот я слышу на той стороне провода:

– Полицейский участок центрального района…

Я выглянул из-за угла – Альфред только-только заходит в комнату. Бегу к двери, как только он исчезает внутри. Стараюсь не поднимать шума, бегу практически на цыпочках. Пролетаю мимо комнаты и прячусь за дверью.

Рыжему понадобится всего несколько секунд, чтобы увидеть труп и сделать выводы…

Дверь начинает открывать. Я бью прямой ногой точно под ручку и захлопываю её обратно. От полученного удара Альфреда отбрасывает внутрь комнаты и швыряет на пол. Я влетаю следом и набрасываюсь на него. Хватаю пятернёй его разбитое рыло и прижимаю голову затылком к полу.

Он пытается отмахнуться, но я уже вскрываю ему горло. Никогда не делаю этого, стоя перед жертвой, поскольку упругая струя быстро раскрашивает меня в красный цвет…

Сегодня просто не было выбора.

Как и ожидалось, в кармане брюк я нахожу пистолет – старый серебристый ствол «Богданов». Полная обойма патронов калибра девять миллиметров. Это будет посолиднее монеты, однако, против шестёрок Кэрролла это по-прежнему не аргумент…

Впервые в жизни с нетерпением жду полицию.

Смотрю в окно – около двери трутся знакомые бандиты, всего четверо. Остальные двое, должно быть, контролируют чёрный ход. Совсем неподалёку от моего окна стоит «Кёниг дер Тиер». Дуглас уже отдал мне ключи, так что можно будет смело рвать отсюда, если смогу добраться до тачки…

С минуты на минуту станет жарко!

Вой сирен должен был разбудить всех в округе! Полицейские двигаются клином на пяти машинах, разгоняя случайных водителей на обочины! Какофония бравого марша сирен, сопровождается иллюминациями синих и красных мигалок! Сразу вспоминаются тупые фильмы про крутых стражей порядка, сажающих преступников партиями…

Двадцать колёс взрывают первый снег, брызжа во все стороны белыми ошмётками. Вся королевская конница!

Клин полицейских машин развернулся веером, окружая бар Дугласа. Плотная дуга отсекла разом все пути к отступлению. Из дверей начали выбегать быки в бронежилетах. Сжимая в руках оружие, они двинулись в сторону входа.

Как и следовало ожидать, у бандитов дрогнули нервы, и они начали огонь. Пули необычайно косого стрелка ударили в асфальт в метрах от стражей порядка. Те моментально отступили за корпусы своих автомобилей и дали ответный залп. Десятки стволов изрыгнули шквал свинца, прошедшийся по первому этажу – раздался звук бьющегося стекла и крики раненых…

Завязалась очень маленькая, но очень жестокая война.

Позвонить в полицию и сказать, что здесь организован бандитский притон, было единственным, что смогла выжать моя голова. Отвлечь наблюдателей сражением с полисменами мне удалось, теперь следует уходить…

Я заметил небольшую дырку в полицейском кордоне. Автомобиль должен проскочить.

Первым пойдёт Альфред. Порядком истёкший кровью коротышка оказался достаточ-но лёгким, чтобы я без труда оторвал его от пола и подтащил к окну. Не теряя времени, швыряю его безжизненное тело прямо в стекло, оно разлетается на тысячу осколков, звенящих так громко, что даже звуки выстрелов заглушаются.

Один из быков рефлекторно выстрелил. Дробь разнесла часть рамы, покрошила оставшиеся зубы стекла и вонзилась в потолок.

Я хватаю Беттину, завёрнутую в одеяло, и осторожно подкрадываюсь к развороченной оконной раме. Высовываю голову и тут же прячу, но никто не стреляет. Оставив это окно, полисмены переключились на первый этаж.

Бросаю мёртвую проститутку вслед за Альфредом, она проносится несколько метров и шлёпается на крышу соседнего с «Кёниг дер Тиером» автомобиля. Под ударами двух упавших тел она сильно смялась.

На втором этаже слышатся шаги. Кто бы это ни был, встречаться с ним я бы не хотел. Собираюсь с духом, разведываю обстановку за окном и прыгаю. Полёт оказался коротким, я приземляюсь на мягкую подстилку из двух трупов и тут же откатываюсь в сторону, сваливаясь на землю.

Нелепо скрючившись, я оказался между автомобилем Дугласа и измятой тачкой, на крыше которой лежат два мертвеца. Теперь эта машина ещё и ловит свинец, пущенный в меня полицией. Сочувствую её хозяину.

Да, с приездом быков вокруг завертелся сущий ад: все стреляют, однако никто не собирается стрелять именно в меня. А те шесть людей, которые готовы были это сделать, сейчас заняты более насущными проблемами. Когда уйти по-тихому не выйдет, то иной раз проще сбежать под шумок.

Стоит прекратиться обстрелу, как я выпрямляюсь и стаскиваю на землю сразу оба трупа. Приходиться снова нырять в укрытие, чтобы переждать новый шквал пуль.

Прижавшись спиной к изрешечённому авто, я сижу всего в полутора метрах от «Кёнига», но сделать два шага до дверей не получится: в меня постоянно постреливают полицейские.

Пойдём на хитрость. Я хватаю труп Альфреда и подтаскиваю к себе, завожу за спину и взваливаю на плечи. Мертвец буквально сидит у меня на закорках. Хорошо, что коротышка такой лёгкий. На полусогнутых я осторожно крадусь к машине.

Стоит мне выйти из укрытия, как тут же начинается пальба. Тело Альфреда ловит пули, которые должны были угодить мне в спину. Я достаю ключи и открываю заднюю с передней двери, распахиваю их пошире и возвращаюсь к Беттине.

Двигаться приходиться пятясь, чтобы всегда оставаться под прикрытием многострадального Кэрролла. Неловко переваливаясь, как пьяная утка, добредаю до укрытия.

Задача усложняется: теперь приходится одной рукой удерживать на плечах Альфреда, а второй волоком тащить Беттину. А полицейские, словно обезумев, обрушивают на меня просто шквал пуль!

Полметра… ноги немного проскальзывают на снегу… метр… тело рыжего коротышки начинает сползать… последний рывок, и я у машины. Поудобнее перехватив труп проститутки, я заталкиваю её на заднее сидение.

Крики полицейских совсем рядом! Гады пошли, как говорить, на абордаж! Времени расшаркиваться больше нет. Я разворачиваюсь и одновременно с этим ныряю вглубь ма-шины спиной вперёд. Достаю пистолет и прицеливаюсь… Первый страж порядка оказался слишком опрометчивым, за что получил от меня горячего свинца в лоб. Его товарищи опешили и бросились за припаркованные у бара автомобили.

Толкнувшись ногами, я глубже вползаю в салон. Подо мной два трупа. Я сгибаюсь пополам, дотягиваюсь до ручки и захлопываю дверь. На переднее сидение придётся перелезать не выходя на улицу. Проклятущий «Кёниг» оказался донельзя тесным – плечами и головой я задеваю и крышу и спинки сидений разом. Чувствую себя кроликом, который путешествует по пищеводу удава…

В открытую водительскую дверь я замечаю очередного быка, потерявшего инстинкт самосохранения. Он бежит по открытому пространству в мою сторону, целясь из дробовика. Мне удалось на долю секунды опередить его и выстрелить практически без подготовки, попав, однако, полицейскому в бедро. Падая, тот потерял контроль над оружием, и шмальнул в воздух…

Последним рывком я добираюсь до водительского места. С десяток секунд у меня уходит на то, чтобы поменять местами голову и ноги и по-человечески сесть за руль. Заняв нужное положение, я чуть не схватываю пулю в голову! Отстреливаюсь вслепую и захлопываю дверь, одновременно тыкая куском металла в замок зажигания! С пятой попытки я нахожу-таки ключом нужное отверстие и завожу мотор.

Пули скребут корпус «Кёнига дер Тиера», прошивают стёкла и чудом не вышибают из меня мозги! Я включаю первую передачу, снимаюсь с ручника и жму на газ! Рёв автомобиля оглашает округу, колёса яростно цепляются за асфальт!

Машина рвётся вперёд, я выворачиваю руль, направляя транспортное средство к дыре в блокаде полицейских. Озлобленные быки не теряют надежды подстрелить меня. Один из них даже бросился мне наперерез, но я резко рванул на него и вмазал ему бампером. Покалеченный отлетел в сторону и упал без движения…

На деле дыра оказалась не такой уж и большой, как я предполагал – автомобиль должен еле протиснуться. Остаются считанные метры, я прижимаюсь ближе к стене, чтобы было больше шансов проскочить.

Левая часть «Кёнига» врезается в капот полицейской машины, которую от удара немного разворачивает. Весь правый борт я поцарапал о кирпичи. Мой автомобиль не пролез в дыру и заглох.

А я не пристегнулся… Лицом дался об лобовое стекло, потрескав его, а грудью саданулся об руль. Крышка капота изогнулась горбом. Хреновые у меня дела…

Всё болит – пошевелиться трудно. Руки превратились в непослушные крюки, на глаза начинает стекать кровь… Чувствую, что сейчас вырублюсь…

На глаза попался бык, он как раз укрывался за той машиной, в которую я врезался. Ему повезло, что он не попал под колёса собственной тачки. Теперь он целится точно в меня, пытаясь при этом разглядеть, жив ли я вообще. Идиот…

Пока несообразительный кретин не решился сделать контрольный, я направил на него дуло «Богданова» и нажал на курок. Хватаясь за дырку в горле, полицейский свалился на землю.

Собрав волю в кулак, поворачиваю ключи – «Кёниг» поначалу недовольно ворчит, долго раздумывая, но затем, мне на радость, оживает. Переключаюсь на заднюю скорость и беру разгон. Повторный удар должен окончательно убрать тачку быков с дороги…

Боковым зрением замечаю бегущего на меня человека. Им оказался какой-то местный наркоман, размахивающий руками. Дурак подлетел ко мне и схватился за ручку задней двери, видимо, думает, что я вывезу его отсюда с собой. Даю больше газу, и парень падает, настойчиво держась за ручку. Я продолжаю сдавать назад, как вдруг переднее левое колесо прокатывается по чему-то высокому. Машина вновь становится всеми колёсами на ровную землю, и я понимаю, что элементарно переехал того нарика

Сдох он удивительно тихо…

Взяв максимальный разгон, я переключаюсь на первую передачу и выжимаю педаль газа. «Кёниг» разгоняется, я щёлкаю передачи. Набираю приличную скорость, готовлюсь идти на таран…

Скрежет металла, искры во все стороны, машину полицейских разворачивает, и я прорываюсь сквозь заграждение. «Кёниг» жалобно хрипит движком, но продолжает ехать. Правой ступнёй я готов промять днище машины – так сильно давлю на газ.

От стёкол уже мало что осталось, работает только одна фара, автомобиль ведёт влево, видимо, деформирован передний мост, а висящей на одной петле водительской двери я помог отвалиться ударом ноги…

Так как зеркал заднего вида нет, мне приходится оглядываться и рассматривать происходящее сзади. Похоже, быки не смогли организовать погоню…

Ещё удивительно, как они так быстро собрали боевую группу, стоило мне позвонить. Молодцы ребята! Зря их всех так не любят…

Холодная ночь, уже давно начался четверг. Мрачным маревом чернильных туч небо давит на город, упивающийся кровью умирающих у бара Дугласа. Самое время съездить на кладбище.

Прут в решётке так и не приварили. Ещё когда я здесь работал, нашёл в ограждении прореху, через которую легко можно пробраться на кладбище, сказал Орфелию, но он так и не занялся ремонтом…

Что ж, очень даже кстати.

Трупы пропихиваю первыми, затем пролезаю сам. Снова взваливаю тела на плечи и двигаюсь вперёд. До сторожки смотрителя кладбища ещё метров четыреста.

«Кёнига дер Тиера» пришлось утопить. Я остановил тачку у реки, вытащил мертвецов и столкнул покорёженный драндулет в воду. В принципе, можно было утопить вместе с ним и Беттину с Альфредом, но там, на дне реки, больше шансов, что их обнаружат. А мне никак нельзя допустить этого.

До кладбища было всего три квартала, так что я взвалил убитых на плечи и двинулся переулками к нужному месту. Они хоть и лёгкие, но с кучей травм, ушибов и синяков не так-то просто с ними бежать…

Среди могил тихо настолько, что слышно, как сопят кроты, лежащие в зимней спячке. Самое укромное место на земле.

Небольшое построение неподалёку от входа – это как раз сторожка Орфелия Ранглиуса Коота. Свалив трупы у стены, я двигаюсь в сторону двери. Стучусь, громко…

Мне открывает старый друг – худое лицо, похожее на череп, длинный крючковатый нос, маленькие глазки под жидкими бровями, короткие чёрные волосы торчат из-под кепки цвета хаки. Кожа покрыта странными тёмными пятнами какой-то болезни, которые немудрено перепутать с синяками. На шее висят сразу три крестика.

Старик Орфелий подслеповато пялится на меня в упор.

– Доброй ночи, Коот, – поприветствовал я могильщика.

– Гарольд, дурень! Сейчас же утро! – проворчал беззлобно Орфелий. Его вечная странность – путать утро с ночью, а день с вечером. Насколько мне известно, этот бзик у него никак не связан с почтенным возрастом.

– Ты всё сделал, как я просил?

– Да, всё, – прокряхтел старик, протягивая мне фонарь и лопату, стоявшие под рукой, – Три могилы! Ума не приложу, зачем тебе столько! Ты вечно вляпываешься в дерьмо, а потом долго в нём закапываешься вместо того, чтобы выбираться!

Орфелий нацепил плащ и взял себе ещё инструмент.

– Я пойду к могилам. Подтаскивай мертвецов туда: ориентироваться на свет фонаря будешь.

Тащить разом лопату, фонарь и труп было очень неудобно. Орфелий ещё и забрался в самый дальний уголок кладбища. Там разрыты три старые могилы. Неглубоко, всего на полметра, чтобы не тревожить захороненных. Не помню, кто это придумал, но придумано, честно говоря, неплохо. Складывай себе мертвецов в несколько этажей: там никто не подумает искать.

Бросив Беттину в яму, я пошёл за Альфредом, пока старик начал засыпать лесбиянку. На его кладбище захоронено уже более пятнадцати моих жертв…

Оставив лопату у могил, я управился с коротышкой с куда большей лёгкостью и комфортом. Пока я ходил, старый Орфелий уже наполовину закидал первую яму.

На второй труп он посмотрел с некоторым сомнением:

– Это же ведь мужчина?

– Да, мужчина, – чтобы не нарваться на ряд неудобных вопросов, я быстро скинул коротышку в могилу и забросал ему голову землёй. Орфелий, как-никак, отлично знает, кто такой Альфред Кэрролл и что будет за его убийство.

Работали молча. Ни я, ни смотритель кладбища вообще не отличаемся разговорчивостью. Сейчас это особенно на руку: пусть не выведывает где и почему я убил этих двоих, куда собираюсь и всё в таком духе…

Мне же теперь придётся бежать из Данкелбурга.

Последняя лопата земли шлёпнулась на место…

– Ну, давай иди за третьим, – равнодушно произнёс Орфелий, – Закопаем и его побыс…

В его горле вдруг закончились слова, как только я направил ему в лицо дуло «Богданова». Он нисколько не напуган, а, скорее, недоумевает. Точнее, умело делает вид, что недоумевает…

– Ты что удумал, Гарольд? – развёл он руками, – Убери-ка пушку, а то я тебе лопатой руку отхвачу!

– Заткнись, Орфелий! – рявкнул я на него, – Становись в могилу! И не делай такого лица! Сегодня меня отчего-то нашли в баре Дугласа, хоть я и всю ночь сбивал хвосты! Меня там нашли по наводке, которую дать мог только ты или Дуглас, но на толстяка они выйти не могли, а вот ты, Орфелий, постоянно общаешься с членами банды! Это ты сдал синдикатовцам моё укрытие в баре!

Глаза Орфелия погрустнели. Словно он понял, что бороться со сжигающей его болезнью бесполезно и остаётся только принять смерть. Отпираться совершенно бесполезно. Выдохнув, он спустился в разрытую могилу.

Не струсил, когда я приблизился на шаг – смотрит точно мне в глаза… с равнодушием. Настолько он устал от жизни, что её потеря его не пугает.

Предатель… А ведь когда-то он помог мне встать на ноги…

Я нажал на курок и на кладбище в кои-то веки перестало быть тихо.

Орфелий упал. Я взялся за лопату. Спустя где-то минут двадцать с последней могилой было покончено. Осталось только одно…

Я затушил фонари, погрузившись в непроглядную темень – царство Небожителя, да не снизойдёт на меня гнев его. Встал на колени на сырую землю, приставил пистолет к виску. Вдох, выдох… воздух воняет зимой…

Здесь, на старом кладбище в окружении высоких надгробий меня найдут в лучшем случае через неделю. Ещё и снег поможет, укрыв меня плотным белым ковром. Кого я обманывал, когда думал, что сбегу отсюда, и никто меня не найдёт?

По крайней мере, Ротвейлер и Шон со своим планом умоются! Я уже оставил записку капитана Брюлоу с информацией о Решете в баре, на видном месте, указав, где можно найти мёртвого Гордона. Подозрительно знакомый почерк выявит автора записки. У Шона должны начаться неприятности на работе…

Всегда было интересно, успевает ли самоубийца расслышать звук выстрела?..

Да сопутствует вам удача, Гарольд.