Кадрилис, терзаемый самыми мрачными предчувствиями, не находил себе места. Он чувствовал себя как на раскалённой сковородке, то вскакивал, то садился, то чесал ухо, то щипал за остаток уса, не переставая гадать, какое наказание назначит его приятелю суровый Менес.

— Если он, — бормотал себе под нос одноухий, — решит оставить его на планете, то я… я не посмотрю, что он пилот… Как дам ему… пусть даже второе стекло треснет!

Не менее напряжённо ждала пилота и Лягария. Она репетировала речь, с которой обратится ко всем собравшимся на корабле: «Многоуважаемый пилот Менес! Уважаемые коллеги путешественники! Мой священный долг как командира — разоблачить пассажирку, которая, как видите, носит одну перчатку и притворяется обиженной овечкой, а также принцессой. Однако же, уважаемый пилот и коллеги пассажиры, эта невинная овечка только что организовала ограбление моего саквояжа и украла вещественное доказательство, поскольку эта мошенница является…»

Эйнора, которая и предположить не могла, что затевает против неё лягушка, сидела, задумчиво подперев ладонью голову. Зато проницательный сыщик уже сообразил, что к чему, и его глазки посматривали то на шевелящиеся челюсти Лягарии, то на Эйнорину руку в перчатке.

— Прошу всех встать! — прервал тишину повелительный голос пилота.

Пассажиры встали. В тот же миг в стене отворился люк, и сквозь него из «Птички» в салон, пошатываясь, перебрался Кутас с перебинтованными лапами. Щенок тоже встал рядом со своим креслом, вцепившись в подлокотник.

Кадрилис напрягся, как струна, и воинственно стиснул лапы: будь что будет, а Кутаса в обиду он не даст!

— Пока «Серебряная птица» не поднялась в небо, — сказал пилот Менес, — прошу почтить минутой молчания всех погибших жителей планеты!

Пассажиры, серьёзные и сосредоточенные, печально опустили головы. Перед их глазами снова встали чёрные пустыри, руины города, одинокий паяц на закопчённом валуне… Вырастет ли фасолина на пепелище? Прилетит ли когда-нибудь туда пчела? Запоёт ли в кустах птица?