- Все, Ника, - Глеб вытянул из-под меня ногу и встал. – Как ты?

- Нормально, - через силу криво улыбнулась я. – Только онемело все.

- Значит, действительно нормально. Так и должно быть.

Он вытащил из того же пакета тюбик мази, наклонился и густо намазал мое многострадальное бедро, сильно втирая ее в кожу.

- Это что, специальный ежиный набор: салфетки, лайм и мазь?

- Типа того. Полежи немного. В воду тебе сегодня больше не стоит лезть, пусть ранки затянутся. Яд для человека не опасный, но болезненный. Плюс у ежей дрянь всякая на иголках, а проколы глубокие и закрытые, поэтому воспаление может быть нифиговое, если антибиотиком сразу не забить. Есть хочешь?

Сказала бы я тебе, чего хочу, придурок!

- Не знаю. Не очень.

- А вина? Тебе сейчас не помешает немного выпить.

Угу. Вино мне действительно сейчас не помешало бы. Напиться и забыться. Причем напиться побыстрее – чтобы без остановки проскочить ту стадию, когда начну к тебе грязно приставать. Лучше уж сразу выпасть в нерастворимый осадок.

- Давай.

Глеб достал из сумки-холодильника бутылку, из корзины гроздь винограда и два больших красно-оранжевых персика, а еще два пластиковых стаканчика.

- Бокалов нет, леди, - сказал он, положив фрукты на такую же пластиковую тарелку и поставив передо мной. – Но хоть стаканы не бумажные.

Я села поудобнее, стараясь не слишком шевелить ногой, и, пока Глеб открывал бутылку, отщипнула несколько виноградин.

- Ну что, за ежа? – усмехнулся он, подавая мне стаканчик. – Он ведь тоже пострадал. Лишился, можно сказать, оборонительного оружия. А может, ты его вообще раздавила. Хотя нет, тогда сама была бы как еж. Подожди, я тебе его сейчас принесу.

Залпом выпив вино, Глеб встал и начал спускаться к воде.

- Нафига он мне сдался? – мрачно поинтересовалась я, изучая опустевшее дно своего стаканчика.

- Ты же хотела сфотографировать. Сделаешь двести фоток – ежа и своей ноги. Выложишь в соцсети. Дополнишь рассказом, как я тебя лечил. Соберешь миллион лайков.

Он подобрал палку-рогульку, вошел в воду и через несколько минут вернулся с ежом, насаженным на острый конец.

- Ты его убил? – огорчилась я. Мерзкая тварь, конечно, но ведь нас в воду никто не звал, сами полезли. Это его дом, а я еще на него и упала.

- Если оставить на солнце – сдохнет. А в воде у него любая дырка моментом затягивается. Живучий, собака, хотел бы я таким быть. Они даже не стареют, представляешь? Просто проживают свой срок и умирают. Давай, фотографируй быстрее.

Я достала телефон и сделала несколько снимков, а потом Глеб отнес ежа в воду и забросил подальше от того места, где мы заходили. Поднимаясь обратно, он подобрал большую, полностью раскрывшуюся шишку и кинул мне. Я поймала и швырнула в него, но промазала, и она покатилась вниз, подпрыгивая.

- Вдруг упала шишка прямо мишке в лоб, - продекламировал Глеб, словно маршевую речевку. – Кстати, упала или попала?

- Не помню, - задумалась я. – Всегда считала, что упала, а ты спросил, и я засомневалась. Вот теперь буду мучиться.

- Значит, не хочешь шишку?

- А зачем она мне?

- А ракушку? – он сел рядом и протянул мне на ладони небольшую белую раковину.

Я повертела ее в руках, разглядывая. Она была похожа на черноморского рапана, но только изнанка не оранжевая, а нежно-розовая, чуть темнее к сердцевине. И самый краешек – тонкий, нежный, словно бахромчатый.

- Она живая? – спросила я.

Глеб взял ее, понюхал.

- Нет, давно уже мертвая. Если что и было внутри, всякая мелочь наползла и выжрала. Живую и свежедохлую сразу по запаху узнаешь. Йодом пахнет.

Он держал раковину на ладони и смотрел на меня, едва заметно улыбаясь. Точнее, сквозь меня – долгим неподвижным взглядом, завороженным… или завораживающим. Его палец медленно, плавно гладил бахромчатый край, соскальзывая в розовую глубину, словно лаская ее.

Меня бросило в жар. По спине сбежала струйка пота, и дуновения ветерка, который пытался ее высушить, тоже показались чувственными, нежными прикосновениями. С трудом проглотив слюну, я легла на спину и закрыла глаза, стараясь дышать медленно и спокойно. Под веками заметались цветные пятна: желтые, зеленые, малиновые – солнце пыталось пробраться между ресницами.

А потом я почувствовала, как на лицо упала тень, и моих губ коснулись его губы – сначала легко, невесомо, потом тверже, настойчивее. Тот мимолетный сон перед границей – о чем он был: о прошлом или о будущем?

В долю секунды промелькнула мысль: так вот в чем дело! Какая же я дура - как только не поняла сразу?

Тот не слишком быстро отведенный взгляд, похожий на осколок ракушки… Он мог уже тогда пойти в кавалерийскую атаку, стремительным наскоком. Но не испортила бы я все, задавая себе одни и те же вопросы: стоит или не стоит, хорошо это или нет, нужно или не нужно? И как только он догадался?

Главное не заставить. Главное – заставить захотеть.

Я судорожно перевела дыхание и потянулась навстречу.

Глеб что-то шептал мне на ухо, и я отвечала – дикие, безумные, бессмысленные слова, о которых не можешь вспомнить уже через секунду. И хорошо, что не можешь.

И вот теперь моя жизнь действительно была поставлена на паузу. Ярко-алый, раскаленный, мерцающий огонек в центре, а вокруг - царство покоя. Все как будто замерло. Только плеск волн и шум ветра в вершинах сосен.

Его взгляд не отпускал меня ни на секунду, я растворялась в нем, в его бездонной глубине. Глаза в глаза – словно магия…

Поцелуй был бесконечным – я как будто летела по спирали раковины, все глубже и глубже, слыша темный гул крови в ее сердцевине. Наши губы и языки сражались в том сокровенном поединке, в котором каждый жаждет быть победителем – и побежденным.

Это было что-то совершенно новое, незнакомое. Никогда, ни с одним мужчиной я не испытывала ничего подобного. Или?.. Нет, даже с Сашкой такого не было. Как будто очерчивала вокруг себя круг мелом и не позволяла себе выходить за его границы. Я не позволяла – или мне не позволяли? И дело было даже не в том, что и как происходило с моим телом, а в том, что я при этом чувствовала.

Это была свобода. Тот самый восторг, когда под тобой бездна. Когда отпускаешь опору и летишь, наслаждаясь волшебным всемогуществом. То, по чему я так скучала и уже не надеялась когда-нибудь испытать снова.

Глеб словно дразнил меня. Его руки скользили по моему телу – то нежно и легко, почти невесомо, то наоборот – тяжело, горячо, властно. Приподнявшись, я обняла его, спрятала лицо на груди. Этот привкус морской соли на языке… Этот ни с чем не сравнимый пряный запах: разгоряченной кожи, свежего пота - запах желания…

Тонко, быстро проведя пальцами снизу вверх вдоль позвоночника, он нащупал застежку, расстегнул. Купальник вдруг показался чем-то чудовищно лишним, как будто на мне было надето двадцать одежек одна на другую, и я была рада от него избавиться. Он жадно целовал мою грудь, как будто, изнывая от жары, пил большими глотками ледяную воду. От каждого прикосновения его губ по всему телу разбегались мурашки – сотни, тысячи крошечных сверкающих иголочек.

Теперь только одна деталь мешала нам стать еще ближе. Словно случайно я зацепила одним пальцем резинку плавок Глеба, осторожно потянула вниз, и он с готовностью помог мне.

- Подожди секунду, - прошептал он мне на ухо и потянулся к корзине.

Еще подождать?!

К счастью, мне хватило ума не говорить этого вслух.

Интересно, если ты прихватил с собой эту коробочку, значит, рассчитывал использовать ее содержимое? Тогда какого?.. Или ты везде их с собой таскаешь – на всякий случай?

Да, собственно, какая разница?

Я смотрела на него сквозь опущенные ресницы, и каждая секунда казалась вечностью.

«Эк тебя раскочегарило, - сказала ручная шизофрения. – Прямо хоть прикуривай. А такую приличную из себя строила – ах, как же я с женатым мужчиной?»

«Иди на фиг, дура! Да, я неприличная. Все, закрыли тему».

Глеб наклонился надо мной, соединяя в цепочку короткие легкие поцелуи – от ямочки под горлом до самого низа живота. Остановившись, он посмотрел на меня вопросительно, и я улыбнулась напряженно, той особенной улыбкой, которая была словно печать на согласии – согласии на все.

Его ладони сжали мои бедра – осторожно обойдя ежиную метку. Большие пальцы нежно гладили кожу с внутренней стороны, постепенно поднимаясь все выше и выше, тогда как его губы так же медленно опускались им навстречу.

И тут я поняла, что больше не могу терпеть эту пытку. Что все вот это здорово – но не сейчас. Потом, в другой раз. Что угодно, как угодно. Бесконечно долго. Но сейчас никакие ласки мне уже не нужны. Я забыла, как это бывает – когда так хочешь мужчину, не какого-то абстрактного, а именно этого, который рядом с тобой, хочешь так сильно, что ждешь только одного. Чтобы стать с ним одним целым. Чтобы он вошел в тебя, заполнил тебя собою. Чтобы чувствовать его в себе и двигаться с ним в одном ритме. За много лет – забыла. Но теперь вспомнила.

Я провела рукой по его волосам, еще влажным, пахнущим морской водой. Потом поймала пальцы Глеба, сплела со своими и потянула его к себе. Он поднял голову и чуть приподнял брови, словно спрашивая, что не так. Казалось, мы разговариваем мельчайшими движениями, на полутонах: слегка прищуренными глазами, уголком рта, дрогнувшим в тени улыбки, сбившимся дыханием. Слова были не нужны – он понял меня без них.

Жестом попросив подвинуться в сторону, Глеб сел, вытянув ноги, и прислонился спиной к сосне.

- Иди сюда, - шепнул он. – Ника…

Мы уже сидели так – совсем недавно, и получаса не прошло. Но нет, не так, конечно. Теперь – глаза в глаза, прижавшись друг к другу всем телом. Я обвила его талию ногами, обняла за плечи, приподнялась и со сладкой дрожью почувствовала, как медленно, осторожно он входит в меня. Казалось, все мое тело готово было взорваться ликующим воплем, но с пересохших губ сорвался только стон – низкий, хриплый, идущий из самой глубины. Я понимала, что смогу сдерживать себя всего несколько мгновений, что ему меня уже не догнать, и все же пыталась из последних сил растянуть эти мгновения. Хоть на секунду отдалить тот безумный миг, когда весь мир перестанет существовать, поглощенный огненной вспышкой.

Наклонившись, Глеб целовал меня, обводя мои губы языком и слегка покусывая их. Потом я почувствовала его горячее дыхание на своей шее и выгнулась назад, запрокинув голову. Одной рукой он придерживал меня за поясницу, другой под ягодицы, позволяя двигаться в том ритме, который был удобен мне. От шеи, от того места, где лихорадочно бился пульс, его губы снова опустились к груди и обхватили сосок, лаская его кончиком языка.

Словно электрический разряд пробежал по моему телу. И ответом ему была мощная волна, соленая и сладкая одновременно, захлестнувшая меня с головой. Каждая клеточка сжалась в блаженной судороге. Я зажмурилась, и под веками вспыхнуло лиловое пламя. Из горла вырвался торжествующий, счастливый чаячий вопль.

- Еще немного, - задыхаясь, попросил Глеб.

Держась за его плечи, я ускорила движения и с изумлением почувствовала, как за первой волной нахлынула вторая – не такая сильная, но долгая, похожая на затянувшийся раскат грома. Два наших стона слились в один…

Не открывая глаз, Глеб покачал головой, как будто не веря в то, что произошло.

- Сумасшедшая, - тихо сказал он, пытаясь отдышаться. – Так не бывает.

Я шевельнулась, но он еще крепче прижал меня к себе и шепнул на ухо:

- Даже не думай. Мы еще толком и не начали.