Он стоял и ждал меня. Я подошла к нему и тоже остановилась, ожидая какого-то объяснения.
- Не обращай внимания, - сказал Глеб. – Я просто не люблю это место.
- Мог бы сразу сказать, мы бы сюда и не пошли.
- Но ты же хотела.
- Ну и что? Мало ли что я хочу. Ты же не раб лампы, в конце концов. Сходила бы одна.
- Ника… - он обнял меня и провел пальцами по щеке. – Я бы не хотел, чтобы ты ходила одна в таких местах. Ты, конечно, героическая женщина и пол-Дубровника ночью одна пропахала, но здесь реально опасно. Любители селфи не так уж и редко вниз уходят. Ограждение поставили, но все равно лезут за эффектным кадром.
- Я что, по-твоему, совсем идиотка? – надулась я.
- Нет. Не совсем. Самую капельку. Но есть. Иначе бы ты на этой вшивой ограде не повисла. Я тоже дурак, надо было тебя оттащить за шкирку и по заднице нахлопать. Но мы договорились, что никакого БДСМ.
- Ладно, товарищ командир, обещаю слушаться, - вздохнула я. - Только сказал бы ты сразу: «Ника, уйди, там опасно» - и все, никаких проблем.
- Вон, смотри, - Глеб дернул подбородком в ту сторону, откуда мы пришли.
На мысу девчонка-китаянка вылезла за ограждение и балансировала на самом краю обрыва, а два парня ее фотографировали: один на телефон, другой на камеру.
- Дураков не сеют и не жнут, - прокомментировал Глеб. – Пойдем.
Тропа начала постепенно спускаться, за деревьями внизу показалось большое белое здание.
- Гостиница «Кроатия». За ней дальше идти некуда, только обратно. Совершенно безумное место. Но красиво. Очень.
Он был прав. Наверно, здорово из окна или с балкона номера утром и вечером смотреть на море. Никаких красных крыш, только бескрайний простор. В отвесных скалах сверху было вырублено несколько террас, на которых, разумеется, теснились шезлонги и зонтики. Одна из них была обозначена как нудистский пляж, хотя ни одного нудиста там не наблюдалось.
- А как же они купаются? – удивилась я.
- С другой стороны бассейн есть. А для особо упоротых – специальный аттракцион. Видишь?
Я посмотрела туда, куда показывал Глеб, и разглядела узкую крутую лестницу, ведущую вниз, к самому морю. Там была маленькая бетонная платформа, с которой можно было окунуться. Вот только как потом карабкаться обратно? Или где-то спрятан лифт?
- Не знаю, - пожал плечами Глеб. – Я там не был.
Обратно мы шли другим путем – по лестницам и кривым дорожкам, которые петляли по всему полуострову, спускаясь к пляжам.
- Можем пойти куда-нибудь посидеть, - предложил Глеб.
- Опять жрать?! – страдальчески скривилась я. – Да я и не одета.
- Жрать не обязательно. На набережной есть такие маленькие… не знаю что. Не кафе, не бары, не рестораны. В общем, люди сидят за столиками, медленно-медленно пьют вино или кофе и смотрят на других людей, которые шатаются по набережной. И на яхты. И вечерний тувалет там не нужен.
- Странное развлечение – таращиться на яхты и на других людей.
- Ты просто еще не прониклась местной атмосферой. Вернемся к этому через недельку.
Часы на церковной колокольне пробили половину седьмого. Глеб задумчиво покачался с носка на пятку, засунув руки в карманы. Вид у него при этом был совершенно мальчишечий, хотя он и так не выглядел на свои тридцать пять.
- Тогда два варианта. Можем зайти в супермаркет и купить что-нибудь, дома приготовим. Ужинать все равно придется. Или вон там на углу хорошая кулочная-бандитерская.
- Чего? – прыснула я.
- Это мы с Браном так звали. Булочная-кондитерская. Пекарня, в общем. Можно какой-нибудь сухомяткой разжиться.
По правде, готовить мне не особо хотелось. На незнакомой плите, в незнакомой посуде – хозяйки поймут. Рассчитывать на то, что приготовит Глеб, - тем более.
- Пойдем за сухомяткой, - без особого энтузиазма согласилась я.
Впрочем, стоило нам только зайти в эту самую бандитерскую, от запаха свежей выпечки предательски заурчало в животе, хотя он явно еще не успел расправиться с курицей. Мы купили по слойке с сосиской и по какой-то загадочной штуковине, напоминающей маленькую прямоугольную пиццу. Взяли коричневый бумажный пакет, отошли от прилавка на два шага, посмотрели друг на друга…
Что-то произошло в этот момент. До этого мы были такие важные, взрослые. По-взрослому занимались сексом, по-взрослому разговаривали, даже подкалывали друг друга все равно по-взрослому. Но внезапно оказалось, что мы можем дурачиться, как два подростка, которые оказались на одной волне. Такое в моей жизни было – очень давно...
Ухмыляясь, как два заговорщика, мы вернулись к прилавку, и продавец, молодой бритый наголо парень, без вопросов протянул нам две картонные тарелочки, пододвинул банки с айваром – непременным то ли соусом, то ли пастой из печеного перца. Он был здесь везде – как аджика на Кавказе.
- Ljuti, blagi? – спросил Глеб.
- Благий, - внутри пузырился беспричинный смех, и неприятный эпизод на мысу был забыт, не говоря уже о ночном и утреннем.
- А мне лютый, самый-самый зверский.
Мы сели рядом с пекарней на каменный парапет, угостили приблудную кошку, тут же перепутали тарелочки с соусом, принялись кормить друг друга слойками. И я, разумеется, тут же обляпалась, и Глеб, наклонившись, слизал айвар с моей майки – с груди, к великой радости проходящих мимо.
Потом мы еще немного прогулялись по второй набережной, такой же короткой, как и первая, поднялись по другой лестнице и вышли к вилле.
- Малыш, извини, мне надо будет немного посмотреть документы, - сказал Глеб, когда мы поднялись в комнату.
- Ты просил говорить, если что-то не нравится, - поморщилась я. – Так вот мне категорически не нравится «малыш». Согласна на него только при условии, что ты будешь Карлсон.
Глеб подумал и решил, что Карлсон тоже как-то мимо кассы.
- И как тебя называть? - поинтересовался он. – Малыш не годится, королева тоже.
- Откуда я знаю. Придумай что-нибудь.
Он достал из тумбочки нетбук и забрался с ним на кровать. Пролистав бегло несколько экранов, набрал номер и минут пять разговаривал по телефону, на этот раз по-шведски. С очень сердитым выражением лица. Куда делся тот мальчишка, с которым мы только что смеялись и дразнили друг друга? Теперь это был жесткий, властный мужчина, и я вполне могла представить себе, как он каждое утро ставит на стоянку свою крутую тачку – или у него есть персональный водитель? – и поднимается в свой офис. Заходит в кабинет, секретарша подает ему кофе и документы, а сотрудники фирмы спрашивают друг друга, в каком настроении сегодня пришел Сам.
Я сняла шорты, перепачканную айваром майку, но Глеб даже не посмотрел в мою сторону.
- Ник, сделай кофейку, пожалуйста, - попросил он, не отрываясь от нетбука.
Вот так. Похоже, секретарша – это я.
Как была, в трусах и лифчике, я прошла в кухонный закуток, заглянула в шкафчик, нашла банку растворимого кофе, сахар, упаковку порционных сливок.
- Тебе как? – спросила я, наливая воду в чайник.
- Ложку кофе, ложку сахара и сливки.
Когда вода закипела, я приготовила кофе и поставила чашку на тумбочку.
- Спасибо, - пробормотал он.
Налив чашку себе, я натянула свой обычный гостиничный наряд – клетчатые мужские семейники и огромную майку с плачущим китом, который умолял: «Save me!», оставляя при этом на свободе практически весь бюст. Покосилась еще раз на Глеба, который по уши погрузился в работу, и ушла пить кофе на лоджию.
Вай-фай был вполне шустрым, я выложила в Фейсбук фотографии Бобары, ежа и Янки, полюбовалась на посыпавшиеся один за другим лайки, открыла читалку. Глаза бегали по строчкам, но смысл ускользал. С какого-то перепугу, собираясь в отпуск, я нагрузила в телефон прорву любовных романов, и теперь меня страшно раздражали все эти властные герои, нежные девственницы и прочая лабуда. Ну хоть бы один детектив или кровавый триллер! Пролистав и удалив штук пять, я наткнулась на чудом затесавшееся в эту помойку фэнтези. Унылая девица приехала в Англию навестить свою подругу, вышедшую замуж за лорда, и первым, что она увидела в фамильном замке, оказался призрак некой дамы в синем. Неожиданно книга затянула, и я даже вздрогнула, услышав за спиной:
- Китеныш, будешь?
Поскольку я сидела к двери спиной, это означало, что за стриптизом моим он все-таки хоть одним глазом, но все же наблюдал. Я улыбнулась и повернулась к нему. Китеныш – это было даже забавно. Глеб стоял на пороге балкона, держа в руках бутылку вина с ослом на этикетке.
- Давай.
Он принес два бокала, поставил на столик и жестом согнал меня с шезлонга. Не успела я удивиться или возмутиться, как оказалась у него на коленях. Вспомнив свои завидки длинным ногам Марики, я подумала, что у маленького роста все-таки много плюсов. Например, можно уютно устроиться вот так на любом мужчине.
Мы пили вино, глядя на море, на звезды, на пролетающие самолеты, почти не разговаривая. Это было то самое ощущение волшебного покоя безвременья, которое я испытала вчера, после первой нашей близости.
- Ты закончил? – спросила я.
- На сегодня да, - ответил Глеб, целуя меня в шею под волосами. – Извини, это надо было сделать обязательно.
Я подумала, что за сегодняшний день услышала от него «извини», «прости», «не сердись» столько раз, сколько не слышала от Андрея за всю нашу жизнь. Потому что у Андрея во всем и всегда была виновата я. «Ты для него ДЖ, - говорила Юлька. – Дежурная Жопа». И даже если извинения Глеба были поверхностными и мало что значили, все равно – лучше уж так, чем никак.
Когда часы внизу пробили одиннадцать, я встала и пошла в душ. На острове, несмотря на крем с сильной защитой, я все-таки немного обгорела, и теперь кожу пекло. Не сильно, но все же она чутко реагировала на малейшее прикосновение. Я вспенила гель и закусила губу, вспомнив, как днем предложила Глебу перебраться жить в душ. Словно в ответ на мои мысли, сквозь шум воды донесся тихий стук в дверь.
- Заходи! – крикнула я, пытаясь сдержать довольную улыбку и чувствуя, как наливается горячей тяжестью низ живота.
- Мы рассмотрели ваше предложение, гражданка Королёва, - сказал Глеб, отодвинув створку.
- И?
Ничего не ответив, он быстро разделся и зашел ко мне.
- Как банально, - прошептала я, обнимая его.
- Зато здорово, - возразил Глеб, скользя руками по моей груди и животу, покрытым пеной. – Все, что здорово и повторяется часто, становится банальным.
Интересно, что бы он сказал, узнав, что такой банальности в моей жизни еще не было? Да, я никогда еще не принимала душ вместе с мужчиной – так уж вышло. Это было необыкновенно. Теплые струйки воды, стекающие по раздраженной коже, возбуждали не меньше, чем жадные, тяжелые прикосновения его рук и губ. Глеб целовал меня, вода бежала по лицу, стекала на грудь, щекотала сжавшиеся бусинками соски. Я гладила его бедра, ягодицы, прижималась к нему и чувствовала, насколько сильно он хочет меня – и от этого жарко кружилась голова.
Здесь мы были уже не одни, как на острове. И хотя вода громко шумела, казалось, что меня обязательно услышат на первом этаже. Но когда пальцы Глеба, обведя треугольник внизу живота, скользнули ниже, в самую укромную глубину, я закрыла глаза и глухо застонала, запрокинув голову. Его губы нашли ямочку под горлом, и я с трудом проглотила слюну, чувствуя их теплую тяжесть. Пальцы вошли еще глубже, и тайные женские мышцы невольно сжались – то ли не пуская их дальше, то ли наоборот не позволяя выйти.
- Ника… - прошептал Глеб, и звук его голоса – хриплого, идущего откуда-то из самой темной глубины, отозвался во мне такой же темной волной острого, как бритва, наслаждения…
Выключив воду, Глеб быстро вытерся, завернул меня в сухое полотенце и отнес в комнату.
- Иди сюда, - позвала я, выпутавшись из махрового кокона.
Посмотрев на меня, чуть прищурившись, он лег на спину, и я наклонилась над ним, рассыпая языком по коже быструю морзянку точек и тире…
Потом Глеб принес из ванной щетку и осторожно расчесал мои мокрые волосы. Все плыло в сладкой истоме, а я думала о том, каким долгим был этот день. Невероятно долгим – как будто целый месяц.
- Я утром сильно храпел? – спросил он.
- Не громче, чем самолеты, - усмехнулась я, потому что именно в этот момент на посадку заходил последний на сегодня.
- Я подожду, пока ты уснешь. Ложись поудобнее.
Я повернулась на бок, спиной к Глебу. Выключив свет, он обнял меня и положил руку на живот – тяжелую, теплую. Мне стало спокойно и уютно, откуда-то со звездного неба стекала мягкая, как пух, дремота.
И вдруг, когда я уже почти заснула, перед глазами всплыло лицо Глеба, когда он говорил, что не любит то место на мысу. И тут же пробежало темным облачком недоброе предчувствие, которое тут же стер сон, похожий на меховое покрывало.