12 сентября

Я так и уснула – не раздевшись, не выключив телевизор. Даже будильник не поставила. Могла ведь и проспать. Впрочем, первый самолет в 5.55 этого себе не простил бы: так опозориться в последний раз. Постарался на славу – от его рева я подскочила, как ошпаренная. И вспомнила свой сон, еще такой отчетливый, но уже плывущий, тающий.

Я висела на канате вниз головой, обмотав его вокруг лодыжек. В зеленом трико с блестками – женщина-змея. Канат свисал откуда-то из-под облаков, а далеко внизу шумело море сумасшедшего сине-зеленого цвета. Внезапно оно приблизилось, как будто увеличили масштаб гугло-карты, и подо мной оказался скалистый остров, поросший соснами. А между соснами – цирковая арена. Кто-то сидел на барьере и ждал меня, но я не могла разглядеть его лица. Его все время загораживали то акробаты, то жонглеры, то дрессированный слон. А потом канат оборвался, я полетела вниз и упала в воду. И чьи-то руки вытолкнули меня на поверхность. Кто-то прижимал меня к себе.

«Глеб, - прошептала я. – Я люблю тебя!»

«Да, теперь ты любишь его, - ответил Сашка. – А я для тебя буду просто воспоминанием. И ты не будешь этого бояться. А сейчас плыви. Видишь, вон там оранжевый каяк? Если доплывешь до него, все будет хорошо…»

Поднялся ветер, волны захлестывали лицо. Я плыла из последних сил, но когда до каяка осталось метров пять, он вдруг каркнул, расправил крылья и улетел, выгибая длинную, как у фламинго, шею. А за ним – самолеты. Много-много самолетов, потому что снова началась война, и они летели бомбить Дубровник…

Я вышла на балкон. День обещал быть прекрасным – солнечным, жарким. Но не для меня. Прогноз насплетничал про холод, дождь и ветер в Хельсинки. В Питере тоже. Куртку я положила в самый верх чемодана, чтобы сразу достать в аэропорту, а свитер в сумку.

До начала регистрации оставалось больше двух часов. Я в последний раз сделала растяжку на балконе, приняла душ, позавтракала, собрала то, что еще оставалось.

Как бы Бранко не забыл о том, что обещал меня отвезти. До меня ли ему сейчас?

Но стоило мне подумать об этом, и он постучал в мою дверь. Как ни тяжело было у меня на душе, я не смогла сдержать улыбку, глядя на него – растрепанного, невыспавшегося и до неприличия счастливого.

- Значит, все-таки не поздно? – спросила я, и он улыбнулся в ответ – смущенно, сразу помолодев лет на десять.

- Если бы не ты, я бы, наверно, не решился.

- Да при чем здесь я? Решился бы. Все равно бы решился.

- Во сколько у тебя регистрация?

- В полдевятого, - вздохнула я.

- Тогда где-то в четверть надо выезжать. Я зайду.

Он пошел вниз по лестнице и тут же напоролся на Марику, которая спросила его о чем-то очень ехидным тоном. Похоже, интересовалась, у кого из нас двоих он ночевал. Но, если исходить из того, что ушел он вчера вечером с Лиисой… Я подумала, что взрослые дети не должны жить с родителями, даже в очень большом доме.

Лииса в коротком халатике выглянула в холл, и мы с ней обменялись понимающими взглядами. Марика сказала что-то еще, Бранко простонал: «Майко!..» - и все стихло. Я ободряюще кивнула Лиисе: держись, мол. Она закатила глаза и спряталась.

Я никогда не любила эти последние часы перед отъездом, когда все уже собрано, делать нечего, а время тянется, как резиновое. Но сейчас было особенно невыносимо. Я включила телевизор, пощелкала пультом, переключая каналы, и вдруг наткнулась на запись старого акустического концерта какой-то группы. Судя по кириллице, это был сербский канал. «Да ли си спавала» - появилось название песни. «Спала ли ты».

Это была невероятно красивая и печальная мелодия. Я мало что понимала, но мне показалось, что это песня о нас. Подумала, что надо будет спросить Глеба, что означает «пошалем лептира», но вспомнила, что уже ни о чем не спрошу его. И снова слезы хлынули рекой.

В начале девятого Бранко поднялся за мной. Лииса вышла из своей комнаты и попросила, чтобы мы взяли ее с собой. Чтобы сразу из аэропорта поехать к Глебу. То ли не хотела расставаться с Бранко, то ли просто побоялась остаться рядом с Марикой. На ней были короткие шорты и голубой топик, волосы связаны в хвост, ни грамма косметики. Она выглядела попроще, не такой великолепной, как вчера, но словно сияла изнутри. Мягкая, задумчивая, неторопливая – мне показалось, что она так полна своим счастьем, что боится его расплескать.

- Что тебе сказала мама? – тихо спросила я, когда Бранко зашел в комнату за чемоданом.

- Что ей без разницы, с кем я сплю, но чтобы я больше не женился… как это? По залету? Лучше она заберет внука и сама будет воспитывать.

- У тебя замечательная мама, - усмехнулась я.

В машине Лииса села впереди, и я сзади видела, как они с Бранко посматривают друг на друга. И снова почувствовала острую зависть. Нет, я была рада за них и желала им всего самого лучшего. Но сейчас их радость только подчеркивала мою тоску.

Мы молчали – разговаривать никому не хотелось. Да и о чем? Я была еще здесь, под этим пронзительно синим небом без единого облачка, рядом с плешивыми горами, поросшими кривыми соснами, над морем – бирюзовым у берега и густо-синим на глубине. Но на самом деле меня здесь уже не было. Отпуск кончился – как кончается все на свете.

Остановившись у терминала, Бранко вытащил из багажника мой чемодан.

- Здесь нельзя стоять больше пяти минут, Ника, - сказал он. – Так что давай прощаться. Мне было приятно с тобой познакомиться. И очень жаль, что так все вышло…

- Мне тоже, - я встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Тоже приятно. Еще раз передай спасибо родителям. И удачи тебе. Вам…

- Не волнуйся за Глеба. С ним все будет в порядке.

- Послушай, если вдруг что-то… - я запнулась, не зная, как закончить, но Бранко понял:

- Конечно. Если что, я позвоню. Ну… збогом!

- Счастливого пути, - Лииса помахала мне в окно.

Машина давно уже уехала, а я все стояла и смотрела вслед. Потом словно очнулась и покатила чемодан вовнутрь.

Регистрация, досмотр, паспортный контроль… В Дьюти-фри я купила пастилу с лавандой и «Эпидаурум» - то самое вино, которое мы с Глебом пили на набережной. Перед самой посадкой телефон зажужжал – пришло сообщение.

В той единственной книге, которую я прочитала за весь отпуск, героиня вот точно так же улетала из Англии, не объяснившись со своим мужчиной. Она напрасно ждала от него признания в любви, а он – признания, что та беременна. Но вмешались некие мистические силы, он позвонил в последний момент, и все закончилось благополучно.

«Пожалуйста, пожалуйста!» – умоляла я неизвестно кого, пытаясь нашарить в сумке телефон.

Сотовый оператор прислал очередное зашибись-предложение.

Мне захотелось, чтобы все поскорее осталось позади. Сесть в самолет – и чтобы за иллюминатором было только синее небо. И белые облака внизу…

Маршрутку в аэропорту Хельсинки я ждала почти два часа, и это только подтвердило: сказка закончилось. Все вернулось на круги своя. Утром, когда я уезжала, в Цавтате было плюс двадцать шесть. Столица Финляндии, как и обещал прогноз, встретила меня дождем и пронизывающим холодным ветром. Восемь часов до Питера, из них два на границе. И там произошло кое-что, окончательно меня подбившее.

С финской стороны очередь была сравнительно небольшая, но не успели мы отъехать - и сразу встали. Хотелось спать, но стоило только задремать, маршрутка дергалась и проезжала несколько метров. Чтобы тут же снова застрять. Наконец мы добрались до пограничного пункта, вышли и поплелись на паспортный контроль.

Через терминал проходили только пассажиры больших автобусов, для всякой мелочи пограничные будки стояли прямо на улице, между проездами для машин. Мы встали в очередь в окошко, и тут в хвост нашей маршрутке подъехал новенький черный мерседес с российскими номерами. Из него вышли мужчина и женщина, я посмотрела на них и почувствовала, как задрожали, ватно ослабев, колени.

Они были примерно того же возраста, что и мы с Глебом. Женщина – маленькая хрупкая длинноволосая блондинка. Мужчина был похож на Глеба разве что сложением, цветом волос и стрижкой. Одеты они были очень просто, но я могла себе представить, каких денег стоила эта кажущаяся простота. Встав в конец очереди, мужчина обнял свою спутницу за плечи, и я разглядела на их руках обручальные кольца. Она повернулась, трикотажное платье под тренчем обрисовало небольшой еще животик.

Я как будто смотрела на картинку из своего возможного будущего. Точнее, будущего, которое было возможно. Но никогда не осуществится. Всю дорогу, до самого дома, эта сцена стояла у меня перед глазами.

В квартиру я вошла в начале второго. Оставила чемодан в прихожей. Открыла все форточки, чтобы выгнать душную затхлость. Заглянула в пустой холодильник. Достала телефон.

В Хорватии на час меньше, начало первого. Может, позвонить? Или написать смску? «Долетела, все в порядке». Но Глеб не просил ни звонить, ни писать.

Все закончилось. Мы попрощались. Надо принять это и жить дальше. Это были прекрасные две недели, но пора возвращаться в реальность. Как он говорил? В настоящую жизнь? Ну, вот она, моя настоящая жизнь – убитая съемная конура, дождь за окном, скучная работа и никаких перспектив.