Разумеется, я не думала, что Глеб снова будет в костюме, но в серых шортах и облегающей черной майке он выглядел совсем иначе. Так, что меня на секунду бросило в жар, хотя по центральной улице гулял свежий ветерок.

Профессиональный спорт и все, что около него, заставляет невольно в первую очередь обращать внимание на тело, оценивать мускулатуру, пропорции. И хотя я уже семь лет была от этого в стороне, ничего поделать с собой не могла. Вряд ли кто-то назвал бы меня боди-хейтером, но я, хоть убей, не могла считать эротичным неспортивное мужское тело. Пусть даже у этого мужчины супер-сексуальный интеллект и кошелек. Ладно еще, когда люди живут вместе и уже не обращают внимания на физические недостатки друг друга. Как говорится, не по хорошу мил, а по милу хорош. Но при знакомстве рыхлая или хлипкая фигура была бы для меня жирным минусом.

Я старалась не пялиться на Глеба в упор, словно патрицианка, пришедшая на невольничий рынок выбирать домашнего раба, но все равно украдкой косилась. Как было не оценить роскошные развернутые плечи и в самую меру накачанные бицепсы! Гребля? Или плавание? Что еще дает такую осанку? Под майкой угадывались великолепные грудные мышцы и пресс. Тонкая талия, узкие бедра, крепкие ягодицы и икры. В аэропорту и в машине он показался мне едва ли не брюнетом, но сейчас, на ярком солнце, его идеально подстриженные волосы выглядели лишь чуть темнее моих. И глаза – серо-голубые, как море в пасмурную погоду.

А еще у него была татуировка на плече – крылатый волк семаргл. По правде, татуировки были моим настоящим фетишем. Не любые, разумеется, и в разумных количествах, но красивое тату на красивом мужском плече – это всегда было моей слабостью. Я и сама хотела обзавестись Уроборосом на лопатке, но раньше это было запрещено контрактом, а потом Андрей просто откусил бы мне голову, стоило бы только заикнуться на эту тему. После развода я уже и салон выбрала, и рисунок распечатала, но мне посоветовали отложить процедуру на холодное время года, чтобы лучше заживало.

Глебу, похоже, понадобилось всего несколько секунд, чтобы оглядеть меня с ног до головы. Дурацкие мысли заскакали в голове взбесившимися белками.

Эх, если бы можно было белое платье надеть, оно мне идет больше, чем голубое. Но для белого надо сначала загореть хоть немного, иначе я в нем похожа на бледную поганку – белокожая натуральная блондинка в белом, просто фу.

О чем я только думаю?

- Ну что, будем смотреть Старый город? – спросил Глеб. - Надеюсь, у вас удобная обувь? Ходить придется много. Это не Цавтат. Вроде, и кажется, что тут всего ничего, но сплошные лестницы, переулки и закоулки.

- Цавтат я уже почти весь обошла. Только еще в гору не забиралась, где кладбище и мавзолей. Обувь, вроде, нормальная. Не жмет, не скользит. Когда мы были в Черногории, в Которе так и не смогли подняться в крепость Сан Джованни. Шел мелкий дождь, а я сдуру надела шлепанцы.

- Ну и отлично. А как вам цавтатские пляжи? Нашли себе место?

Я только рукой махнула.

- Вы были правы. Или котики, или скалы. Причем на скалах тоже котики. На тех, откуда можно добраться до воды. И ежи везде. Хотела отковырять одного палкой и сфотографировать, но они, похоже, намертво цепляются.

- Да, они такие, - улыбнулся Глеб. – Кстати, если бы вы приехали раньше, их было бы меньше. Они наползают к берегу, когда вода становится прохладнее. Или после сильного шторма.

Мы прошли немного по главной улице, вымощенной светлой плиткой, блестящей, словно после дождя – так отполировали ее миллионы ног туристов. Хотя день был будний, народу в Дубровнике было столько, что у меня голова пошла кругом.

- Смотрите, - сказал Глеб, - мы можем либо ходить челноком по поперечным улицам, либо подняться на городскую стену и обойти Старый город по кругу, а потом снова спуститься.

Я заглянула в узкую – только одному человеку пройти – улочку, которая круто уходила вверх каменными ступенями. Выглядело это довольно страшно.

- С другой стороны то же самое, - обнадежил Глеб. – Здесь ровная только главная – Страдун, он же Плаца. Ну и рядом немножко. А все поперечные поднимаются к стенам.

- Давайте сначала на стену, - решила я и подумала: интересно, долго мы еще будем обращаться друг к другу на вы.

- Тогда пойдем партизанскими тропами.

Мы прошли какими-то безлюдными кривыми переулками, где прямо над головой на веревках сушилось белье, поднялись по страшно крутой лестнице и оказались у крепостной стены.

- А как наверх попадем? – спросила я, поскольку никаких других лестниц поблизости не было.

Ни слова не говоря, Глеб взял меня за руку, открыл выкрашенную коричневой краской дверь в стене и завел в узкий темный проход. За ним оказался очаровательный крохотный дворик, похожий на те, которые я видела в центре Праги.

- Здесь живут? Прямо в крепостной стене?

- Это еще не стена, - ответил Глеб. – Просто дом к ней примыкает.

На галерею, которая по кругу опоясывала дом на уровне второго этажа, выглянул крохотной старичок в красной панамке и что-то спросил. Глеб ответил по-хорватски, старичок рассмеялся и махнул рукой. Мы поднялись по шаткой деревянной лестнице, прошли по галерее, потом еще по одной лестнице и оказались прямо на городской стене – на узенькой дорожке, идущей поверху между ограждениями. От открывшегося вида на гавань у меня захватило дух – такой красоты я не ожидала и, разумеется, полезла за телефоном.

- Можно было пойти как все нормальные туристы, но…

- Нет, так даже лучше, - перебила я, делая снимок за снимком. – Как будто… не знаю, изнутри смотришь. Если б я была одна, этот дворик точно бы не увидела. А он такой… В общем, спасибо.

- Да не за что, - пожал плечами Глеб, надевая солнечные очки. – Давайте я вас лучше сфотографирую.

Я протянула ему телефон с некоторой опаской. По правде, у меня не было ни одной фотографии, которой можно было бы гордиться. За последние годы точно. При всех своих талантах Андрей абсолютно не умел фотографировать. На всех снимках я выглядела лет на десять старше и килограммов на десять толще. И с печатью явной дебильности на лице. Не говоря уже о том, что это всегда была либо огромная кривая рожа на невнятном фоне, либо крохотный муравей в углу невнятного пейзажа. Но стоило мне сказать что-то неодобрительное в его адрес, начиналась истерика на тему, что он бог, а я элементарно нефотогенична.

Глеб сделал несколько снимков и вернул мне телефон. Посмотрев на то, что получилось, я по привычке чуть не заплакала. Только на этот раз потому, что глазам своим не поверила: эта красавица в голубом на фоне яхт и черепичных крыш – я?!

- Что, плохо получилось? – удивился Глеб, глядя на мое лицо.

- Нет, - пробормотала я. – Прекрасно.

И тут мне в голову впервые пришла простая мысль. А может, Андрей просто видел меня такой вот уродиной, поэтому и получалось настолько ужасно?

Или все дело в том, что сейчас от меня разве что током не бьет? Я почти не сомневалась, чем закончится этот день, и внутри все дрожало от предвкушения, смешанного с легким будоражащим страхом.

Метров через пятьдесят впереди показалась решетка и будочка кассы.

- Вы скачали пробную версию городской стены Дубровника, - сказал Глеб, вытаскивая из кармана кошелек. – Срок ее использования подошел к концу.

- А сколько стоит полная?

- Не все ли равно? – он купил два билета, и мы пошли дальше.

- И какой четвертый? – поинтересовалась я, когда Глеб остановился, глядя вниз, на гавань.

- Четвертый что? – он с недоумением повернулся ко мне.

- Язык. Вы сказали, что знаете еще три, кроме финского. Английский, хорватский – и?

- Шведский.

- Ничего себе! – завистливо вздохнула я, пододвинувшись поближе к нему и ожидая непонятно чего. – А я только английский, да и то плохо. В университете учила два семестра сербо-хорватский, но ничего не помню.

Глеб посмотрел на меня с удивлением.

- Вы филолог?

- Да, русист. Заочное окончила. Правда, работаю все равно не по специальности. В страховой компании.

- Мой отец был филологом, - Глеб нахмурил брови, как будто вспоминать об отце ему было не очень приятно. – Четыре языка в совершенстве и еще на трех мог общаться. Видимо, я в него, легко дается. Правда, только на практике. Английский учил в школе и в институте, но знаю хуже всего. Извините.

Он достал телефон, набрал номер, долго ждал ответа и отключился, когда услышал ответ оператора – видимо, о том, что абонент не отвечает или недоступен. Как будто и так было не ясно. Пробормотав что-то себе под нос, Глеб убрал телефон и пошел вперед. Я – за ним, и настроение сразу упало на несколько градусов.

Впрочем, через пару минут Глеб обернулся ко мне – и словно стряхнул с лица мрачное выражение. Мы сделали по стене полный круг, и, пока шли, он рассказывал обо всем, что можно было разглядеть сверху, не хуже профессионального экскурсовода. Спустившись вниз, мы оказались на узенькой, около метра шириной, улочке, которую, тем не менее, разделяла надвое выложенная светлым камнем полоса.

- Видите, осевая, - на полном серьезе сказал Глеб. – Причем даже не сплошная. Можно обгонять.

Я фыркнула и чуть не наступила на кошку – наглую хорватскую кошку, которая сидела и вылизывала заднюю лапу с растопыренными пальцами.

- Так умеют только кошки и девушки, - заметил Глеб. - Ника, вы умеете?

- Вылизывать – нет. А так - запросто.

Наклонившись, я расстегнула сандалию, сбросила ее с ноги и растопырила пальцы – не хуже кошки.

- Хотя… вылизать, в принципе, тоже смогла бы. Подумаешь, бином Ньютона.

Мимо прошла парочка – парень и девушка лет двадцати, которые посмотрели на меня как на сумасшедшую. Я закрыла лицо ладонями, чтобы сдержать хохот. А когда убрала руки, все-таки рассмеялась. На девушке были такие короткие шорты, что полукружья ягодиц выглядывали из-под них двумя смайликами, нежные, как у младенца. Парень обнимал подругу за талию, но рука его так и норовила спуститься ниже и обвести пальцами веселые улыбки.

- Помнишь, у тебя были такие же шорты?

Я обернулась и увидела другую пару, уже в возрасте – надо думать, русских. Мужчина с короткой седой бородой и веселыми голубыми глазами украдкой ущипнул за попу жену, маленькую, кругленькую. Она притворно взвизгнула и шлепнула его по руке.

- Зато у меня тогда не было целлюлита, - высокомерно заявила она.

- Зато тебя в тех шортах выгнали из музея в Сочи.

- Тоже мне музей!

Мы с Глебом посмотрели друг на друга, прыснули и быстро отвели взгляд, причем он – я успела заметить! – задержался на долю секунды, как будто хотел это сделать, но сразу не смог. Это крошечный кусочек взгляда царапнул, как осколок ракушки на пляже, приставший к разгоряченной солнцем коже.