Я встала, надела тапки, походила по кромке берега, высматривая между камнями черные колючие шары. Вошла в воду и поплыла. Так быстро, как только могла. И плыла, пока не выбилась из сил. А потом легла на спину и смотрела в небо, а волны потихоньку несли меня обратно.

Что, если Глеб тоже думает о том, как быть дальше? Как там говорят летчики? Скорость принятия решения, момент принятия решения? Взлетать или тормозить... Мы подошли к нему вплотную, к этому моменту. Сегодня, завтра, может, быть послезавтра утром…

Вчера в баре он вспомнил одну песню – когда предлагал украсть для меня кружку. Я ее хорошо знала. Дальше там были такие слова: «Но что-то всерьез менять, не побоясь в мелочах потерять, свободно только небо над головой моей». В том-то и дело. Слишком важным могло быть решение. Не просто потерять в мелочах, а полностью изменить жизнь. Хочет ли он этого, готов ли к такому повороту? Да, все давно вышло за рамки простой курортной интрижки. Но насколько для него это серьезно?

А если Глеб вообще не начнет этот разговор?

Волна захлестнула лицо, и я ушла под воду, едва не захлебнувшись – как вчера. Вынырнула, прокашлялась и поплыла к берегу.

Ну что ж, если он не начнет, тогда начну я. Так же, как вчера сказала, что хочу его. Не надо никаких сложностей. Никакой «женской гордости». «Я просто хочу быть с тобой». Что он сможет ответить? «Давай попробуем». Или «извини, но нет». Больно и унизительно? Да. Но не сильнее, чем услышать в аэропорту: «Спасибо за все, Ника. Прощай!» Так какая разница? Лучше сделать это и пожалеть, чем пожалеть о том, что не сделала. А может… может, мне и не придется этого делать? Как знать…

Я вышла на берег, вытерлась и услышала, как часы на противоположном берегу бухты отбивают двенадцать. В этом заколдованном мире время вело себя совершенно непредсказуемо. Куда исчезли несколько часов?

Глеб так и не пришел и не позвонил. Я достала телефон, набрала номер. Он ответил сразу же:

- Кит, только хотел тебе звонить. Извини, подвисло тут все. Заканчиваю. Давай в «Торань»? Я минут через двадцать подойду. Закажи нам что-нибудь.

Я оделась, собралась и выбралась по камням на тропу. Ощущение было – как от лопнувшего нарыва. Боль и облегчение… Все разложено по полочкам, ориентиры намечены. А дальше – будь что будет. Как мой дед говорил: или грудь в крестах, или голова в кустах. Вот только… почему-то тягостное чувство, что время катастрофически уходит, что его вообще больше нет, - оно не исчезло. Наоборот, стало еще сильнее.

Я пришла в «Торань», села за наш обычный столик в углу, помахала Влаху, сидящему за пенсионерским столом. Когда подошел официант, заказала ассорти-гриль на двоих, себе кружку пива. Хотелось холодного, ледяного. Когда пришел Глеб, я ее уже допивала и думала, не заказать ли еще.

Он сел, взял из корзины булочку, отщипнул корку, начал жевать задумчиво, глядя на гавань. Мы молчали уже довольно долго, и мне стало совсем нехорошо. Что-то определенно должно было произойти.

Нет. Что-то уже произошло.

- Ника, можно тебе задать один вопрос? – Глеб не смотрел ни на меня, ни сквозь меня – теперь он разглядывал свои руки.

- Конечно, - мне показалось, что я проглотила кусок льда. Кислого зеленого льда.

- Помнишь, ты мне рассказывала…

В этот момент официант поставил перед нами блюдо с мясом и овощами, и Глеб замолчал. Подождал, пока тот уйдет, положил себе на тарелку маленькую плескавицу, отломил вилкой кусочек. Я ждала, но он молчал. Лицо его было… как будто совсем чужим, незнакомым.

- Глеб?

- Лучше не надо, Ника, - он покачал головой. - Ничего хорошего из этого не выйдет. Хотя… скажи, пожалуйста, почему ты вообще вышла замуж?

Не знаю, что я ожидала услышать, но уж точно не это.

- В каком смысле «почему»? – пробормотала я растерянно.

- Но ведь была же какая-то причина? Не просто так, наверно? Ты его любила?

- Не знаю, - я почувствовала, как снова подступают слезы. – Какие-то чувства были. Все слишком быстро получилось.

- Слишком быстро? – холодно прищурившись, переспросил он. – Как со мной?

- Глеб…

- Что?

Он бросил вилку и отвернулся, старательно разглядывая яхты в гавани.

У меня перед глазами замелькали кусочки-обрывки. То, что он мне рассказал, и то, что я сама смогла вспомнить.

«Ты хоть что-то помнишь?»

Я сижу на скамейке, рыдаю и что-то быстро говорю.

«С большим трудом удалось выяснить, что ты никому на свете не нужна, и какого черта ты вообще развелась».

Мы в постели, и это самый настоящий дикий экстаз.

«И ты, прости, пожалуйста, меня буквально изнасиловала. Нет, это было бы даже здорово, если бы…»

Я жду его вечером, но он сидит на балконе час, второй.

«Да к черту все!» - и совершенно безумный секс, резкий, грубый, совсем не такой, как было до этого.

Потом я еще подумала: неужели в бессознательном состоянии призналась ему в любви или назвала Андреем?

Молодец, снайпер, в десяточку! Подумала, а всерьез не приняла. И очень зря. Потому что, судя по всему, так и было. И тогда вполне понятен вопрос Глеба, почему я вышла замуж. И это сравнение: «слишком быстро» - как и с ним?

А картинка-то получается… так себе картинка.

Девочка Ника влюбилась с первого взгляда и вышла замуж. За идеального мужчину, который не бросил ее, когда с ней случилась беда, поставил на ноги. И вообще она была за ним как за каменной стеной. А потом он ей изменил, и она с ним развелась. А может, наоборот, это он с ней развелся, а она совсем этого не хотела. Или вообще причина была какая-то другая. Сказать-то можно что угодно. Например, что он гнусный тиран и деспот, который загнал ее под плинтус и не давал вздохнуть свободно. А на самом-то деле, хоть они и развелись, Ника все равно его любит и страдает. И случайный знакомый Глеб для нее всего лишь средство на время развеять тоску. Но себя не обманешь, и, надравшись в хлам, Ника жалеет, что развелась. Смотрит на Глеба, а видит Андрея. И на фига, спрашивается, Глебу такое счастье сдалось?

Но почему он спросил об этом именно сейчас – после того, что было вчера?

Да как раз именно поэтому. Потому что вчера все было слишком хорошо. По контрасту. Может, раньше было еще не так критично, но после вчерашнего стало просто невыносимо. И теперь что ни скажи – все равно не отмоешься. Бесполезно…

Так что никакого будущего, Ника. И ни к чему гадать, что будет дальше. Ничего не будет.

Кто-то смотрел на меня злым голодным взглядом из-под стола.

Кошка. Наглая хорватская кошка. Гладкая, мускулистая, черная, с зелеными глазами-крыжовинами. Может, даже та самая, которая что-то пыталась мне сказать на набережной. Но сейчас она явно хотела совсем другого: «Дай пожрать, жадина!»

Я взяла с тарелки кусочек мяса, нагнулась, бросила ей и услышала резкий голос Глеба:

- Ког врага радишь ту?

«Какого черта ты здесь делаешь?» - машинально перевела я про себя и подняла голову.

Рядом с Глебом стояла девушка, вид которой заставил меня вздрогнуть. Невысокая, болезненно худая, с впалыми щеками и ввалившимися глазами. Спутанные черные волосы, давно не мытые. Несвежая черная футболка с длинным рукавом, потертые джинсы и кроссовки. А уж пахло от нее…

Майя (кто же еще!) что-то быстро и громко говорила, размахивая руками, - я не понимала ни слова. Глеб пытался ее остановить, но проще, наверно, было забодать паровоз. На нас смотрели со всех сторон, в том числе и «пенсионерский клуб». Я заметила, как привстал, нахмурившись, Влах. Официант двинулся к нам, но Глеб жестом остановил его.

Поднявшись, он схватил Майю за плечи, тряхнул хорошенько и сказал что-то, очень жестко. Похоже, таким я его еще не видела. Единственным, что мне удалось разобрать, было слово «полиция». Майя вырвалась, выкрикнула что-то, брызгая слюной, и быстро пошла к выходу с веранды. Глеб сел и закрыл лицо рукой, бормоча себе под нос что-то явно непечатное.

- Что ей опять надо было? – спросила я.

- Ты будешь смеяться, но ничего конкретного, - поморщился Глеб, откинувшись на спинку стула. – Сначала сказала, что я сволочь, потому что не хочу с ней разговаривать. Но я, мол, от нее так просто не отделаюсь, она мне все скажет. Вот это ей и надо было – еще раз повторить, каким мерзавцем был мой отец, как он всем им испортил жизнь. И что я такая же гадина.

- Глеб, ну какой смысл-то? Она уже сказала тебе это в Дубровнике, сказала по телефону. У нее что, мания какая-то?

- Да откуда я знаю? Ты же видела ее? Похоже, что она с головой дружит? По ней точно дурка плачет. Или наркологическая клиника. Я так и сказал, что если она не заткнется и не уйдет, полиция тут рядом, и я… Твою ж мать! – вдруг простонал он, глядя куда-то за ватерпольный бассейн.