Вадим должен был вернуться в среду. Я собиралась поехать в аэропорт, но он до последнего момента не знал, каким рейсом полетит. Или только так говорил, что не знает. Потому что в пять часов, когда я думала плюнуть и отправиться в Пулково, чтобы ждать там, он позвонил и сказал, что уже дома.

- Ничего себе сюрприз! – протянула я, пытаясь скрыть легкое разочарование – мне так хотелось его встретить.

- Не задерживайся! – попросил он, и было в его интонации что-то такое, от чего внутри все нетерпеливо задрожало.

- Уже еду…

Быстро выключив компьютер, я схватила сумку и выскочила из кабинета, почти бегом.

- Лен, я уехала, - бросила на бегу и уже в коридоре услышала:

- До свидания, Валерия Сергеевна!

Я успела выехать до самых плотных пробок, но все равно казалось, что еду слишком медленно. И что вокруг сплошные водятлы, впервые севшие за руль.

Хорошо, что сегодня, а не вчера, подумала я и захихикала, как дурочка. Было бы обидно. Вспомнилось, как Вадим первый раз уехал за границу, кажется, в Берлин, на две недели. Тогда он еще учился в аспирантуре. Я страшно по нему скучала. А в тот день, когда он должен был вернуться, упросила маму забрать мальчишек из садика и оставить их у себя на ночь.

«Смотрите там, поаккуратнее, еще парочку не настрогайте», - проворчала она.

В результате мы только пообнимались слегка и завалились спать. Вадим был в хлам простужен, а я тоже… вне кондиции.

Поставив Джерри на стоянку, я посмотрела на наши окна. Из спальни сквозняком вытянуло занавеску, словно окно насмешливо показывало язык.

А если… ничего?

Ну и… ладно.

Ну и ничего и не ладно. Но ведь придется делать вид, что все в порядке, что ничего страшного, все нормально.

Лифт спускался сверху медленно-медленно. А потом так же медленно карабкался на пятый этаж.

«Ну быстрее, ты, черепаха!»

Я вошла в прихожую, бросила сумку на тумбочку, скинула туфли. В холле на столике стоял в вазе букет темно-красных, почти черных роз. Может, потому, что я уже была заведена дальше ехать некуда, они мне показались дико, вызывающе сексуальными. В них было что-то подчеркнуто женское, страстное. Хотелось ощипать лепестки, раскидать по постели и предаваться на них разнузданным ласкам, вдыхая темный, тяжелый аромат.

- Вадим? – позвала я тем особым голосом, который рождается в самых тайных глубинах и в самых особых случаях.

- Иди сюда, - отозвался он из ванной.

Свет был выключен, но в стоящих на полу подсвечниках горели несколько свечей – высоких, с дурманящим запахом белых цветов. Любка? Нет, здесь, пожалуй, мешались нарцисс, белая сирень, ландыш, что-то еще.

Вадим полулежал в ванне, на бортике у стены стояла открытая бутылка вина, высокий бокал. Я села на край, наклонилась, поцеловала его в губы. Поцелуй был похож на медовую струйку, стекающую с ложки – долгий, тягучий, сладкий.

- Ты похож на бомжа, - сказала я, проведя по его щеке. – Как тебя только пускали в приличное место?

- Кажется, трехдневная щетина снова в тренде, - Вадим поймал мои пальцы губами и тут же отпустил. – Может, так и оставить?

- Нет, лучше пусть борода, - возразила я. – Мне всегда нравилось.

- Ты сейчас будешь вся мокрая, - он брызнул на меня водой.

- Я и так уже вся мокрая.

Прозвучало это здорово двусмысленно. Мы смотрели друг на друга и улыбались одинаково – чуть напряженно, дразняще.

- Так чего ты ждешь? – прошептал Вадим. – Особого приглашения?

- Особого, - кивнула я.

Он протянул мне бокал, я отпила немного. Красное, полусладкое. Отдающее лесной земляникой, разогретой солнцем. Оно напомнило один страшно неприличный эпизод на поляне посреди соснового бора, давным-давно, когда мы еще не были женаты. Запах подвяленной зноем травы и багряно-спелой земляники, которую Вадим кидал мне в рот по ягодке. И как мы целовались, губами отбирая друг у друга последнюю, самую крупную и сочную.

Я отдала ему бокал, встала и медленно начала раздеваться, чувствуя его взгляд – жадный, осязаемый до дрожи. Сняв блузку и лифчик, подняла руки, закалывая шпильками волосы. Грудь тоже поднялась выше, кожа мерцала в призрачном свете, отливая серебром. Я провела по ней руками, чуть задержавшись на сосках, медленно спустилась до талии, расстегнула молнию на юбке. Так же медленно потянула ее вниз, перешагнула через нее. Подошла ближе, проводя двумя пальцами под кружевной резинкой.

Вадим сел, поймал мои руки, мягко и настойчиво опуская их ниже. Я едва слышно застонала, когда его пальцы оказались там же, сталкиваясь с моими.

- Как я люблю смотреть на тебя, когда вот так дотрагиваюсь до тебя, - сказал он, задыхаясь. – На твое лицо. Лера…

И вдруг он резко убрал руки, поддернул резинку вверх и усмехнулся:

- Мы ведь не будем торопиться, правда?

Я вцепилась ногтями в его плечо и прошипела, наклонившись к уху:

- Я тебя утоплю, сволочь!

- Тигра! – рассмеялся Вадим, сжимая мои бедра.

Внезапно мои черные стринги оказались где-то на лодыжках, а его губы и язык… Боже мой, что он делал со мной! Я стояла, выгнувшись назад, оперевшись о ванну коленями, запрокинув голову, из последних сил оттягивая тот момент, когда все вокруг исчезнет в белом пламени.

Ну уж нет… не сейчас!

В последнюю секунду я успела оттолкнуть его, стряхнула стринги и забралась в ванну. Села между его ног лицом к лицу, обхватила ступнями поясницу, откинулась назад, положив голову на бортик. С душа на лицо упала капля, я смахнула ее, потянулась за бокалом.

- Пожалуй, мы и правда не будем торопиться…

- Вот как ты хочешь? – глаза Вадима горели, его рука под водой неторопливо прошлась по моей ноге, от лодыжки до бедра. – Ну ладно… посмотрим, кто кого.

Мы нежились в теплой воде, передавая друг другу бокал, из которого отпивали по крошечному глотку, смотрели в упор, словно играя в гляделки. Легко прикасались друг к другу – как будто случайно. Это было похоже на «Болеро» Равеля, когда ритм, сначала такой неспешный, почти ленивый, постепенно нарастает с каждым тактом, и плавная мелодия превращается в гимн экстаза.

Все вокруг плыло в мерцании, тихий плеск воды напоминал о море. Напряжение желания становилось все сильнее, почти невыносимым, но мы ждали – кто не выдержит первым. Я кусала губы, еще крепче сжимая ногами талию Вадима, он смотрел на меня из-под прикрытых век, тяжело дыша. Это была та игра, в которой поражение ничем не хуже победы, потому что приз достается обоим.

Наконец я сдалась – закрыла глаза и покачала головой. Вадим рывком притянул меня к себе, наклонился, целуя грудь. Обхватив ее ладонями, он по очереди захватывал губами соски и обводил их по кругу языком. Мне казалось, что от меня летят тысячи искр, и вода, наверно, должна была светиться.

Нет, еще не сейчас!

Я протянула руку и нащупала пробку, вода с шумом начала вытекать из ванны.

- А жаль, - заметил Вадим, встал и снял с крючка полотенце.

- Здесь слишком темно, - я опустила глаза, якобы смущенно. – И тесно.

Он помог мне выбраться из ванны, мы стояли на коврике, закутавшись в полотенце, и целовались. Поднырнув под его руку, я выскользнула в холл и села на диван. Достала из вазы одну розу, оборвала листья, сломала шипы.

Диванчик этот для занятий любовью подходил еще меньше, чем ванна – узкий, короткий, скользкий. Но для меня он имел особое значение, поскольку пять лет назад внес свою весомую лепту в то, что мы помирились. Жаль, что я не могла рассказать об этом Вадиму.

Он встал перед диваном на колени, взял у меня розу, медленно провел ею по моему телу: по груди, животу, внутренней стороне бедер. Бархатистые лепестки ласкали кожу, от густого, маслянистого аромата кружилась голова. А еще больше – от слов, которые Вадим, наклонившись, шептал мне на ухо.

Я провела ладонями по его спине, задержавшись на ягодицах и бедрах, потянула к себе. И когда он вошел, сильно и глубоко, мне показалось, что я заполнена им до самых краев. Что мы растворяемся друг в друге, превращаемся в фантастическое существо с общей кровью, одним сердцем и одним дыханием. Каждое его движение отзывалось во мне эхом, рождая невыносимо острое наслаждение.

А потом все исчезло – осталось только золотое сияние, которое со звоном осыпалось тысячами звезд.

- Я думал, так никогда уже не будет, - тихо сказал Вадим, убирая волосы, упавшие мне на лицо. – Я люблю тебя!

- И я тебя люблю! – мои губы на секунду задержались на мочке его уха, опустились ниже по шее. – И никогда не переставала.